Ирина Горбань


Женщина, привыкшая следить за своей внешностью, и при высокой температуре будет пытаться лишний раз заглянуть в зеркало – не слишком ли зеленые щеки. Она видит, что скулы горят румянцем, но как плохо она выглядит.
То же происходит и с маникюром. Всякая уважающая себя леди держит руки в чистоте и порядке. Слава косметологам, парикмахерам, маникюрщицам! По первому звонку девочки хватают записную книжку и судорожно листают страницы, чтобы записать очередной заказ. Это их жизнь, деньги, достаток, стакан молока, не разбавленного водой.
- Леночка, добрый вечер. Мне рекомендовали вас как прекрасного мастера, - соврала я, зная, что эта незнакомка меня устраивает только потому, что приходит на дом.
- Здравствуйте ээээ…
- Инна Васильевна.
- Здравствуйте, Инна Васильевна. Рада знакомству. Называйте адрес.
В среду утром, в назначенный час со второго этажа квартиры я увидела у подъезда милую кучерявую головку. Хотела было позвать, но незнакомка спряталась под навес. Похоже, она курила. Ну чем еще может заниматься девушка в чужом микрорайоне у чужого подъезда?
Выйдя из укрытия, девочка стала набирать номер моего телефона. Она совершенно не знала, что я за ней пристально наблюдаю. Мне надо к ней привыкнуть. Впуская в квартиру незнакомого человека, всегда надо быть осторожной. В моем случае я поступила опрометчиво, но назад дороги не было.
Леночка оказалась совсем не девочкой. Милые рыжие кудри, распластанные по плечам, она ловко собрала в узел, посмотрела мне в глаза и улыбнулась:
- Французский вы говорили?
- Французский. Надоело все яркое. Пусть снова будет классика.
Рука мастера чувствовалась во всем. Совсем пропало желание контролировать процесс работы. Отдавшись полностью в руки молодой воспитанной девушки, я слушала ее, автоматически улавливая, что к моей жизни она была абсолютно равнодушна. Обычно маникюрщицы много и азартно расспрашивают клиенток о личной жизни, а этой было не интересно. Да и что я могла поведать девочке, по возрасту годившейся мне в дочери? Между нами был целый жизненный пласт.
В разговоре я назвала причину домоседства. Недавно перенесенный инсульт сковал мои планы и мечты серьезными кандалами. Но даже испытав некоторый паралич конечностей, я не забывала о своем внешнем виде. Это уже было в крови.
- А кем вы работаете, что получили инсульт?
- Не знаю, как в таких случаях говорят, - замялась я, - пишу.
- Не поняла? – отвлеклась от пальцев Леночка.
- Пишу рассказы о погибших воинах и детках.
- У вас тема двухсотых?
- Нет. Тема горя и беспросветной потери близких. Глаза матери, потерявшей дитятко любого возраста, молча кричат небесам и, не дождавшись ответа, учат себя жить в полной пустоте.
- Простите. Я тоже видела страх и ужас. Много ужаса.
***
- Когда на железнодорожном вокзале в Макеевке началась бомбежка, я схватила в охапку дочь и побежала вглубь комнаты, подальше от стекол. Разве знали мы тогда, что снаряд не спросит, где мы в это время прячемся. Он будет разламывать наши стены, кромсать мебель, уничтожать нас, людей, - начала свой рассказ Леночка. – Мне было очень страшно за дочь и за мужа. Он недавно перенес операцию на позвоночнике, и если предстоит бежать в подвал, он останется в комнате. Я истерически соображала, что делать. Недавно приобрели квартиру, самостоятельно сделали ремонт. Есть машина. Жить бы да радоваться. Мы к зиме припасли овощей, заготовили консервы и крупы. Люди начали бросать свои квартиры, а я стою посреди комнаты и рыдаю - не могу расстаться. Не могу предать свой милый и теплый уголок. Он даже по-особому пахнет.
По телевизору показали гибель макеевчан. Разрывы снарядов продолжали сотрясать наши многоэтажные дома. Побросав вещи в багажник машины, мы уехали к родным под Днепропетровск.
Мне казалось, что вот здесь мы успокоимся, отдохнем, уедем от родственников в другую квартиру, которую снимем на время. На какое время? Мы не знали, сколько придется здесь сидеть. Первый ужас пришел, когда мы с дочкой шли по городу, а мимо нас на огромной скорости промчал огромный джип, из окон которого торчали стволы каких-то орудий. Таких машин было множество. Крики молодчиков в камуфляже, зигание в разные стороны, жутких смех и гогот. Мы не знали, чего от них ожидать. Потом по городу пошли колонны с бронетехникой. Люди начали перешептываться, что в застенках СБУ происходит что-то страшное. Надо было срочно бежать.
Собрав свои пожитки, мы отправились с нашими друзьями, которых случайно встретили на трассе, куда глаза глядят. Было странно видеть друзей из Макеевки, но судьба нас свела для того, чтобы всем случайно остаться в живых. Они уговорили нас поехать не в Макеевку, а в Волноваху. Не помню, как нам удалось проскочить блокпосты. Знаю только, что на каждом нас гнали подальше, ведь позади уже слышны были разрывы снарядов. Позади горела Марьинка, впереди горели поля.
Дорога к Волновахе была забита колонной военной техники и «Уралов» с солдатами. Мы отстали от друзей и попали под обстрел. Спасибо мужу, не слушал мои истеричные мольбы и крики, и гнал по трассе.
В Волновахе думали успокоиться. Но не тут-то было. Война нас преследовала по пятам. Пробыв всего несколько дней, мы собрались домой.
Леночка больше не могла спокойно рассказывать. Слезы градом катились по щекам, губам, падали на грудь. Пальчики на руках подрагивали.
- Инна Васильевна, это было страшно. Я не хотела пугать дочурку, но она и без меня понимала весь ужас происходящего. Когда мы выехали из Волновахи, позади нас начался обстрел. Пули были таких огромных размеров, что я не знаю, из каких орудий их выпускали. Возможно, это были минометы. Я видела, как они пролетали мимо машины. Я аккуратно уложила дочь на пол салона машины позади мужа и прикрыла ее подушкой, а сверху прикрыла своим телом. На спидометр никто не смотрел.
Очнулась я только на Чайкинском повороте на въезде в Макеевку. Мы и по Донецку ехали, не поднимая голов. Только здесь поняли, что никто не стреляет. Дома!
А дома нас уже ждали. Наварили борща. Инна Васильевна, как вкусно пахнет дом! Здесь мои стены, кровать, коридор, посуда…

***
Леночка плакала, а я не пыталась ее успокоить. Молодая женщина, убегая от войны и увозя своего маленького ребенка, попала в гущу ужаса и страха. Пожалуй, она, убегая из Макеевки, больше ощутила войну, чем все мы, местные.
Под рукой оказалась кухонная салфетка. Лена вытирала глаза, забыв о косметике, и собирала инструменты в огромную переносную косметичку. Чем я могла ее утешить? Здесь слова не нужны.
Лена ушла, а я осталась сидеть за столом, собирая в комок, а потом разравнивая влажную салфетку. Сколько еще невыплаканных слез носят в себе женщины, познавшие войну?
Я машинально взглянула на аккуратно сделанный маникюр и заметила, что один ноготь так и остался на стадии наращивания.
Не буду звонить Леночке. Буду ходить так. Месяц памяти, которую незнакомая молодая женщина взвалила на мои плечи, я постараюсь выдержать.

Ирина Горбань