Владимир Береснев

Криворожский писатель-романист Владимир Береснев.

После окончания военного училища служил на Тихоокеанском флоте. Воинское звание – подполковник. Имеет правительственные награды. После окончания университета

возглавляет юридическую службу в райисполкоме Кривого Рога.

В Криворожском издании выпустил пять романов. Член Регионального

Союза писателей Приднепровья, Международного сообщества писательских

союзов Украины. Лауреат литературной премии им. Владимира Даля.

Волга

Разморенная летней жарой и послеобеденным отдыхом, муха с сине-желтым отливом своего безмерного пуза, лениво пыталась выползти из-под газетки, накинутой на остатки пищи. Массивный стол, сбитый из сосновых досок, являл собой непрезентабельное зрелище после трапезы на одной из станций технического обслуживания, где работники, разомлевшие под июльским солнцем, отдыхали от трудов праведных, рассматривая пригнанную вчера, старинную по меркам житейского времени, белую «Волгу». Удивление и даже изумление, откуда взялся такой раритет у деда-хозяина, было написано на лице практически всех мастеров, оторвавшихся от работы и вышедших посмотреть на это чудо советского «автопрома» середины двадцатого столетия.

Сам старик был подстать своему автомобилю, такой же древний и такой же изношенный жизнью. Приобретенные со временем морщины, веером разлетелись по всему лицу. Глаза, нос и губы прятались в них, как в глубоких оврагах, давая о себе знать по мере необходимости их использования. Его седая бородка клинышком напоминала застывшего в беге оленя, умостившегося на газоновском капоте. Блестящий хром давно слетел с автомобиля, точно так же, как и лоск с её хозяина, видать, лет пятьдесят назад блиставших глянцем перед менее престижными «запорожцами» да «москвичами» с их небогатыми хозяевами.

Директор станции, многоуважаемый товарищ Харунов, с обычным «чапаевским» именем-отчеством Василия Ивановича, действительно немного напоминал киношного героя, не только внешне, но и внутренне. Его решительные действия по ремонту различных марок автомобилей, казалось бы, давно годящихся для утилизации на металлолом, возрождали эпоху советского автомобилестроения отдававшей дань классическим канонам того времени, чем снискал и уважение и почет среди рабочего люда мастерской.

Не было такого агрегата, который, по его стойкому убеждению, нельзя было бы отремонтировать. Если человек создал какой-либо механизм, то он, естественно, может его и починить, в случае поломки. Как ни странно, но этой тезе он следовал уже много лет, и всё у него получалось как нельзя удачно.

Вчера он не мог созерцать сей старинный раритет, был занят другой работой. Сегодня же на его ясные очи предстала «Волга» - во всей своей роскошной красе и былом величии. Обойдя вокруг машины, как бы прицениваясь к объему предстоящей работы, Василий Иванович удовлетворенно покачал головой, подтверждая, что и этот раритет уйдет из его мастерской в лучшем виде.

- Ну и что у неё за проблемы? – оборачиваясь к молодому помощнику, поинтересовался Василий Иванович.

- Как сказал дед, - ходовая барахлит.

- Ходовая говоришь? Да она, в принципе-то, не убиваемая, - и подумав, добавил:

- Конечно, если своевременно осуществлять техосмотр. И, уже обращаясь ко всем работникам, спросил: - Ну, и кто возьмется за этот шедевр?

Как и следовало ожидать, за ремонт этого «произведения искусства» никто браться не захотел.

- Ну, что же, дело житейское. Придётся добровольно-принудительно просить кое-кого из вас привести до ума эту «Волжанку» - за двойной тариф, - тихо, очень даже тихо произнес заведующий своё предложение, которое, как ни странно, услышали все.

- Ага, если, конечно, постараться, то можно, в принципе, сделать ходовую дней за десять, - тут же выразил свою готовность к ремонту машины один из пожилых автомехаников, прекрасно понимая, что двойной тариф он и в Африке - двойной. Было немного не понятно, как Василий Иванович будет договариваться с дедом об оплате по двойному размеру, но это уже было, как говорится, делом техники самого директора.

- Три дня, максимум, - тут же отреагировал Василий Иванович, давая понять механику, что надо управиться именно за это время и тогда можно говорить о двойном тарифе. Почему так? Да потому, что десять дней двойной оплаты, было не позволительной роскошью, как для заказчика, так и для самой станции техобслуживания, если расходы, вдруг, ложились на её «хрупкие плечи».

Механик, почесав затылок и поняв, что попал, как говорится, «на любовь» за своё чрезмерное пристрастие к денежным знакам, залез в салон автомобиля, попытался завести движок, который, пару раз чихнув, замурлыкал своими мощными семьюдесятью лошадками.

Заглушив мотор, механик ещё пару минут сидел и любовался доисторической приборной доской, где, кроме радио с двумя ручками настройки, были ещё и огромные круглые часы, отсчитывающие земной ход машины.

- Надо же, двигатель работает как новенький - с восхищением выговорил механик.

- Хозяин, видать, следит как надо, потому и работает как часики. Чего тут странного-то? – как-то по-своему интерпретировал ответ механика завгар, продолжив: - Насколько я помню, на этой марке передняя подвеска независимая, на двойных поперечных рычагах.

- А задняя подвеска - зависимая, рессорная, - тут же добавил механик.

- Хм, приятно слышать, Петрович, что ещё остались такие знающие мастера, как ты, уважаемый, - в шутку высказал свою мысль Василий Иванович:

- Ну что, как говорится, Бог в помощь. Время пошло. Три дня и ни минуты больше.

Механик нырнул в салон, плавно заехал на смотровую яму гаража и с этого момента время действительно начало отсчитывать свой трехдневный срок.

Как оно там ни было, но механик не столько находился под машиной, сколько на токарном станке вытачивал детали, шлифовал, доводил до ума рычаги, шарниры и всякие подшипниковые принадлежности ходовой части, в результате чего, автомобиль действительно, после обкатки его на пересеченной местности, показал удивительную мягкость движения.

- Надо же! – восхищенно вымолвил Василий Иванович, вылезая из машины вместе с дедом-заказчиком и направляясь в сторону гаражного бокса, продолжил:

- Ну и как Вам, уважаемый, ремонт? Оправдали надежды?

- Очень даже впечатляюще. Бежит, как, вроде, только с конвейера сошедшая, - восхищенно промолвил дед: - Был бы жив Юрий Алексеевич, порадовался бы вместе со мною.

- Конечно, порадовался бы. Это надо сказать спасибо нашему мастеру, Петровичу. Без него машина ещё долго бы стояла на «приколе». И, как бы спохватившись некоторым неуважением к некому Юрию Алексеевичу, спросил:

- Юрий Алексеевич, это Ваш хороший знакомый?

- Да он, знаете ли, не только мой хороший знакомый, но и Вам знаком, и всему бывшему «Союзу» - также знакомый, - как-то с горечью в голосе вымолвил старик:

- Я в своё время был прикомандирован водителем в «Звездный городок». Помните такой?

- Конечно, помню. Там летчиков готовили к полетам в космос.

- Верно. Ну и получилось так, что возил я первого космонавта в мире. На этой самой «Волге», которая после развала «Союза» и досталась мне, так сказать, по наследству. Выкупил за копейки. Слава Богу, что хоть на металл не пустили «демократы» проклятые.

- Так Вы хотите сказать, что на этом автомобиле ездил сам Юрий Алексеевич Гагарин?

- Ну, да. Что здесь такого?

Разговор двух мужчин слышал практически весь честной народ ремонтной мастерской.

- Ничего себе, - что здесь такого? – так и читалось на лице каждого. И они уже совсем по-другому смотрели на этот исторический автомобиль.

Да ведь он соприкасался с самим Гагариным! Возил самого Гагарина!

Да и старик заслуживал не меньшего внимания, чем сама машина, - ведь он определенное время был рядом с Первым космонавтом мира!

От платы за ремонт автомобиля механик Петрович наотрез отказался.

Sembra lasciare tua nonna da sola

Шланг, извиваясь между кустами смородины и крыжовника, уткнувшись в большую деревянную кадушку, укромно пристроившуюся возле стены небольшого из бруса сложенного домика, медленно наполнял живительной влагой рукотворный сосуд, который обещал в скором времени, до краев наполниться и перелиться через край. Давление в водопроводе было не ахти какое, и максимум на что можно было рассчитывать к концу летнего дня, что трехсотлитровая кадка будет наполнена под самую завязку.

Плетенное из ивовых прутьев кресло-качалка, уныло стояло возле беседки, увитой виноградным плющом, легонько покачиваясь от изредка набегавшего ветерка, несшего небольшое облегчение дачникам от давно застоявшейся во всей округе жары.

Если посмотреть с высоты птичьего полета на раскинувшиеся недалеко от реки дачи, можно было с полной уверенностью сказать, что место для них было выбрано идеальное. Как-то само собой разумеющимся, в своё время, было непреклонное решение партии и правительства о выделении самых лучших угодий для советских дачников. Увы, те застойно-пристойные времена канули в Лету, и теперь «новых русских», желающих отхватить кусок пожирней от дачного сообщества, становилось всё больше и больше. А дачники-то были простыми обработчиками земли, людьми не богатыми. Они довольствовались теми сельскохозяйственными результатами, которые оказывались у них в начале, в середине или в самом конце летнего сезона.

Зимой, понятное дело, в домиках никто не проживал, и хозяевам такой скудной недвижимости оставалось только уповать на господа Бога, чтобы их пенаты не посетили представители крайне обнищавшего или опустившегося людского рода, не успевшие своевременно или не пожелавшие вообще перебраться поближе к морю, чтобы оказаться в более теплых краях, где была возможность переждать хоть и не большие, но всё же зимние морозы. Их посещения, как правило, заканчивались вызовом пожарных машин только и успевавших, что погасить остатки «фазенды» да не дать возможности огню оприходовать рядом стоявшие хозяйственные постройки - небольшие сарайчики для хранения инвентаря или навесы укрытые сбитой соломой от нестерпимых лучей летнего солнца.

Немолодой мужчина, лет семидесяти от роду, свободно передвигался по участку, внимательно присматриваясь к каждому кустику у забора, каждой веточке на дереве или к созревающим огурцам с помидорами на ухоженных грядках. Большая штыковая лопата в руках не оставляла сомнений о предстоящих земляных работах.

Первый урожай черешни был собран ещё в июне месяце, и аккуратно закатанные банки с ягодами уже надежно хранились в подполье его небольшого домика. После дачного сезона все собранные и переработанные фруктово-ягодные «богачества» будут перевезены в город, где долгими зимними вечерами можно будет наслаждаться недостающими организму витаминами и вспоминать прошедшее лето.

- Агапыч, - послышался окрик немолодой женщины с соседнего участка, старающейся держать себя в прекрасной физической форме, что вызывало уважение среди её подруг, опустивших руки в борьбе со своими лишними килограммами на животе и бедрах.

Мужчина медленно разогнулся, поставил ногу на штык лопаты, удобно облокотившись о черенок, посмотрел в сторону соседнего участка в ожидании продолжения общения.

- Агапыч, доброго здоровья, - послышался приветливый голос женщины.

- И вам не хворать, - откликнулся мужчина.

- Как думаешь, соседушка, сегодня городские приедут за помидорами и огурцами?

- Дак вчерась была целая армада спекулянтов. Практически всё подчистую подмели, - удивленно ответил Агапыч, не понимая, как такое событие могла пропустить его соседка, Татьяна Васильевна, всегда успевающая первой сдать свою продукцию оптовикам-перекупщикам.

Увидав удивленный взгляд соседа, Татьяна Васильевна, с каким-то победоносным выражением лица, проговорила:

- Не могла я вчера. На вокзале дочку свою встречала. В отпуск она приехала с внучкой, - и, поделившись такой важной информацией с Агапычем, умолкла, всё ещё сияя от произнесенного предложения.

Практически весь дачный поселок знал, что у Татьяны Васильевны есть дочка, которая давным-давно живет в Италии и которую никто никогда не видел. А по рассказам дачницы, краше её дочки и внучки никого на свете больше то и не было.

Так кто бы спорил? Для матери и впрямь лучше и красивше своих детей никого никогда не бывает. Как-то так сложилось, что Елизавета, как звали её дочь, вначале девяностых отправилась на солнечный Апеннинский полуостров в поисках счастливой жизни. Нашла она её или нет - сей факт никому не был известен. Ведь счастье, оно по-разному воспринимается. Но то, что у неё появился итальянский муж, от которого и была рождена Лючия, было бесспорным.

- Поздравляю, - всё, что смог ответить Агапыч, прекрасно понимая состояние женщины наконец-то встретившейся с дочкой и впервые увидевшей свою внучку:

- Сколько внучке-то уже стукнуло?

- В этом году будет одиннадцать, - и, не останавливаясь, продолжила:

- Такая красивая девочка. Да сегодня увидите. Они должны с Елизаветой приехать на дачу. И почувствовав, как немой вопрос Агапыча повис в воздухе, быстро добавила:

- Ну, так получилось, что я на дачу, а они дома остались - отдохнуть с дороги. Чай не близкий свет из Италии добираться.

- Оно-то, конечно. Не близкий, - больше для проформы, чем от удовлетворения полученным ответом, произнес Агапыч. Как-то не по-людски получается. Сколько не видеть дочку, а тем более внучку и взять да оставить их дома в городе, чтобы встречать затем на даче.

Не прошло и получаса, как, действительно, к воротам Татьяны Васильевны подъехала желтая «Волга» с шашечками на дверях, и из машины показалась очень эффектная и красивая женщина в большой белополой шляпе и таком же белом глубоко декольтированном платье. Огромная плетеная корзина, аккуратно выставленная водителем из багажника и накрытая оранжевым полотенцем, была подхвачена Татьяной Васильевной, вышедшей встречать дорогих гостей. Маленькая девочка с черными кучерявыми волосами до самых плеч, пронзительными карими глазами и глубокими ямочками на щеках, показавшихся от улыбки при встрече с бабушкой, действительно была хороша собой. Чувствовалась, что итальянская кровь отца сделала своё чудное дело, наделив Лючию смуглой кожей, небольшим римским носиком и пухлыми, алыми губами, не тронутыми ещё губной помадой.

Такая неописуемая красота, обняла ручонками Татьяну Васильевну, уткнувшись головой в её фартук и после таковского необычного приветствия, что-то затараторила на своем итальянском диалекте.

Ну, это и понятно. Как ни как - итальянка. Но ведь мама-то русская. Язык в таких случаях ребенок учит напополам с родителями и знает итальянский не хуже русского. Татьяна Васильевна, улыбаясь и, радуясь встрече с внучкой, что-то шептала на её маленькое ушко, от чего девочка задорно смеялась. Можно было подумать, что девочка знала так же хорошо русский язык, как и итальянский.

- Лючия, sembra lasciare tua nonna da sola, *- мило проговорила Елизавета, и девочка, всё так же искренне улыбаясь, держа Татьяну Васильевну за руку, прошла за ней в калитку.

Агапычу не надо было два раза повторять, чтобы не понять, что внучка абсолютно не знала русского языка.

Обидно!

------------------------

*Оставь бабушку в покое.(итал.).