В ночь перед отъездом в Киев мне приснился странный сон. Будто меня возвращают на Землю в каком-то инопланетном корабле. Мужчины в серебристых комбинезонах стоят у экрана, женщина в таком же костюме сидит за пультом. Они показывают мне Землю с высоты и спрашивают, где именно меня приземлить... Я будто сразу узнала свой Днепр, но в какой именно точке на длинной и извилистой нитке реки находится мой город, к своему ужасу не могла определить. Проснулась в холодном поту и сразу же бросилась к атласу – на всякий случай!.. В то время только и писали о похищении людей НЛО.
Скоростные экспрессы в Киев ходят от нас только последние несколько лет... А в 2010 году мы о них и понятия не имели. Вагон у меня был общий. Слева были купе без дверей. Каждое купе состояло из двух верхних и двух нижних полок. Между нижними у окна полагался столик... С правой стороны вагона, напротив каждого купе две боковые полки. Та, что внизу, состояла из двух сидений и столика. На ночь они раскладывалась, и можно было, взяв постель, спать всю ночь до самого Киева... Мне досталось именно такое место. Хоть и боковое, но нижнее.

Отъезжающих и провожающих набилось, бог знает сколько. Несмотря на вечер, духота страшная. В открытое окно проникал с перрона горячий воздух расплавленного асфальта. Пышнотелая и распаренная жарой проводница уже дважды отрешенно-казенным голосом приказывала провожающим покинуть вагон. Родители мои, обливаясь потом, все не уходили и отдавали мне последние указания:
- Не смей ни с кем знакомиться!.. В своем стремлении изучать людей ты скоро дойдешь до глупости… И не вздумай свое нижнее место кому-нибудь уступать!.. Будешь выходить в туалет, бери с собой сумку!..
- Хорошо, хорошо! Идите уже, ради бога! И так тут дышать нечем!.. С кем тут знакомиться?!.
Проводив родителей и, помахав им на прощанье, я наконец-то села. Поезд тронулся. В открытое окно подул свежий ветер, и стало легче дышать. В купе напротив семья: три толстушки одной чеканки - бабушка, мать и дочь, - и щупленький лысоватый мужичонка с выпученными глазами - готовились к ужину, выкладывая на столик свои припас ы...
Второе место за моим столиком оставалось свободным. «Интересно, кто это опоздал или кого подсадят по дороге?» - подумала я. Высунувшись из окна, я глядела на вечерний Днепр, весь залитый прибрежными огнями.
- Вот бы сейчас окунуться, не правда ли? – вдруг спросил кто-то у меня за спиной. Я повернулась. Напротив, на свободном только что месте, сидела моя ровесница - зеленоглазая шатенка лет двадцати двух и обмахивалась, как веером, журналом «Сталкер». Когда она вошла, как села, я не слышала. Неужели так засмотрелась? Чудеса, да и только!..
- О да! Сейчас бы в самый раз освежиться, а то от жары не только асфальты плавятся, – поддержала я разговор. - А вы чуть не опоздали?
- Да я не люблю приходить заранее. Пришла за пять минут до отправления. Чем тут задыхаться, стояла на перроне до самого отправления. А вы – в Киев?

- В Киев. А вы?
- И я.
Слово - за слово – разговорились. И проговорили всю ночь. Так и просидели, не раскладывая полки. Постель брали обе, но комплекты так и остались лежать на столике не распакованными. Познакомились. Зеленоглазая оказалась учительницей музыки. И имя с фамилией у нее звучали, как музыка, - Соловьева Эльвира Анатольевна. Музыкантами были ее взрослые дети – сын Дмитрий, дочь Лариса, зять Андрей. Училась музыке и десятилетняя внучка Оля. Все они живут и работают в Санкт-Петербурге. Отдыхали по путевке в Закарпатье, и Эльвира Анатольевна ехала в Киев их встречать.
Просматривая ее журнал «Сталкер», я рассказала попутчице о своем странном сне и о том, как поспешно бросилась, проснувшись, изучать место расположения нашего города на карте.
- Вдруг и вправду когда-нибудь похитят! – сказала, смеясь.
- Все может быть, – совершенно серьезно согласилась попутчица. - Хотите - верьте, хотите - нет, но мне в детстве вместе со старшим братом Александром довелось спасать инопланетянина…
При дневном свете моя попутчица уже не казалась юной, но поверить, что у нее такие взрослые дети, было трудно. Стройная, элегантная, слегка загорелая, в светло-зеленом брючном костюме она выглядела не старше тридцати лет. Ни единой морщинки вокруг ее изумрудных глаз, опушенных густыми ресницами. Ни единой седой волосинки в густых, аккуратно подстриженных волосах. Кожа на лице, шее и на руках нежная, упругая.
Еще труднее было поверить в те две истории, которые она мне рассказала. Мы, выйдя из вагона, еще часа два простояли на перроне, не в силах расстаться. Верить – не верить?!.. Если бы не предостережение родителей и не «Сталкер» в ее руках, поверила бы, не задумываясь. Но этот журнал с невероятными рассказами об инопланетянах…Может, начиталась?.. Ладно, время покажет. Расстались мы, обменявшись телефонами.
…Мои дела в Киеве сложились неожиданно удачно. В издательстве, куда я почти год назад отправила рукопись своей первой в жизни книги «Несоленый суп в Звездном бору», меня встретили приветливо, предложили подписать договор, напоили чаем с лавандой и посоветовали участвовать в ежегодном конкурсе «Моя первая книжка». На радостях я рассказала о своей попутчице и ее историях.
- Запишите немедленно и сбросьте мне электронной почтой! – оживился, сверкнув очками, доселе невозмутимый сухопарый редактор. – Это очень и очень интересно!.. Читатель любит такие истории! И обязательно встретьтесь со всей их семьей, расспросите обо всем, присмотритесь к ним. Уверен, на вас обрушится ливень подробностей...
Ливень - не ливень, верить - не верить – решать, как говорится, каждому.

«ЧЕРТОВО ПОДАРЕНЬЕ»
(Рассказ Эльвиры Соловьевой)
Выросла я в Сибири, в Красноярском крае. В наших местах к концу сентября частенько бывает снега по колено. А в этот год до начала ноября такая осень играла, что душа и во сне пела. Весь лес с восходом солнца горел и шуршал своей золоченой парчой. Между деревьями, над кустами, в еще зеленой траве, в гамаках паутины, весело поблескивая, плясали первые упавшие огненные листья.
Брату Александру исполнялось пятнадцать. За неделю до этого отец привез его на каникулы из Петушков. Там Асант, как я его называла до пяти своих лет, учился и жил у маминой сестры тети Ани. Это в 280 километрах от нас. Ближе школы не водились - мы жили в лесу.

Участок леса, подконтрольный нашему отцу, не был обременен ни браконьерами, ни другими беззакониями. Однако это место в миру окрестили «чертово подаренье». Даже молодые и крепкие лесники, которым, казалось, и сносу не будет, больше пяти лет тут не держались. Если не умирали от инфарктов, то теряли рассудок или, бросив все, срывались в самую, что ни на есть, глухомань.
Только наш отец держался за «Чертово подаренье».
- Уж лучше черт, чем начальствующий браконьер, - коротко отвечал он на все расспросы.
Его и перевели сюда за то, что значился слишком ретивым борцом с браконьерами. В свои тридцать девять лет отец был сутулым, совершенно седым и очень нервным. Синие его глаза с белесыми ресницами глядели всегда так тоскливо и пронзительно, что становилось не по себе. Какие-то нездешние были глаза.
Тетя Аня, мамина сестра из Петушков, которую отец называл «сорокой», всегда восхищалась им:
- Золотой у тебя, Варка, мужик. Не пьет, не буянит, тебя не дерёт, а когда-никогда возгорится в сердцах, так брызни в него словом добрым, он и охолонет.
Тетя Аня каждую осень приезжала к нам на заготовки. Целые дни мы все, кроме отца, бродили с ней по лесу и болотам, собирали грибы и ягоды.
- Ну, Варка, - приставала она к маме, - показывай, где тут ваши чудеса, про которые у нас страсти рассказывают.
- Да сколько живу тут, - смеялась мама, - никакой дьявол мне не попадался, хоть бы один какой, для разводу завелся.
Весь день пятого ноября брат помогал отцу конопатить и смолить старенькую моторку «Варю». Он надеялся, что утром шестого отец подбросит нас вверх по течению Лушки к тому месту, где она сужалась меж двух сопок до ручья. Там отец соорудил над ней мостик шириной в два бревна... Мама посылала нас на ту сторону реки в дальний лес за ягодами для именинного пирога брату. Засыпая, я услышала сердитый шепот отца:
- Твоей жадности, Варвара, нету предела. Хоть по крышу тебя этими ягодами засыпь, скажешь: «Мало!»
- Ну, Толя, - оправдывалась мать, - с какой нужды кадку сейчас починать, когда такая даровая осень? Не понимаю, чего ты боишься…
- А я тебе говорю, нечего им в большой ягодник шастать! Хочешь их заиками на всю жизнь оставить?!
- Ну, ну, Толя! – мать говорила тихо, ласково и наверно гладила отца по голове, как гладила меня, когда и мне случалось быть при характере или при слезах. – У тебя просто нервы расстроены, вот и кажется, бог знает что. Слава богу, сколько живем здесь, я ничего такого не видела.
- Ты и не увидишь, в твое сердце трактором просеку надо ломить.
- А Александр, почему не видел?
Ответа я уже не услышала. В эту ночь мне снился удивительный сон. Будто какой-то высокий человек или робот в ослепительном комбинезоне с золотыми пластинками на рукавах и на груди водит меня по удивительному дворцу. В каждой комнате, едва мы заходили, потолок раскрывался, как огромный тюльпан, и в небе сияли бесчисленные звезды. Одна из них вдруг, приближаясь к нам, становясь все ярче и ярче. И оттуда звучала какая-то непостижимая музыка. Серебряный человек указывал на нее и говорил мне что-то. Во сне я все его слова помнила, но, проснувшись, почему-то забыла. Помнила только, как посреди одной из комнат росло золотое дерево и на нем - видимо-невидимо яблок. До сих пор я видела яблоки только в букваре. В наших краях они не растут. Я, было, бросилась к дереву, но хозяин удержал меня.
- Сначала, - сказал он,- ты должна будешь прочесть все это! - и показал на книги, что стояли на полках вдоль всех стен.

- Я только хотела понюхать! Я еще никогда не видела живых яблок!.. А столько-то книг и за всю жизнь не осилишь!
Почти проснувшись, я слышала, как отец наказывал маме не отпускать нас далеко от дома и ягоды искать на ближних болотах.
Конечно, мы ослушались. По тропинке, протоптанной отцом вдоль речки, заросшей по берегам сиреневым Иван-чаем, мы тем же утром дошли до самого узкого места. Два берега соединял мостик из крепких сосновых бревен в два ряда без перил.
- Пойдем на тот берег? – спросил Александр.
- Но папа же не велел!
- Боишься, трусишка?!
- Сам боишься!. Я могу пелвая и быстлей тебя!- возмутилась я и невольно выпалила целую фразу с непроизносимой буквой «Р».
Обычно я избегала употреблять слова со злополучной буквой, так как брат постоянно дразнил меня и заставлял без конца повторять «рыбу». Я, было, ринулась вперед, но брат успел шагнуть первым.
- Эля, ты – неисправимая. А ну скажи: «Р-р-рыба! Пер-р-р-вая!»
- Уже не пел-л-л-вая! Ты пел-л- вый! – сказала я и остановилась.
Вода в речке была чистая-чистая, все камешки и отраженные верхушки сосен лежали на дне. Казалось, эти разноцветные камешки украшали кроны сосен, как новогодние елки. Все они были с зелеными хвостами, и как бы плыли. Это текущая вода выпрямляла прилипшие к ним водоросли и те, извиваясь, будто призывали камешки течь вниз по течению. Я засмотрелась.
Вдруг у меня за спиной что-то хлюпнуло. Я оглянулась. Над водой поднялась серебристо-серая лысая голова и глядела на меня раскосыми черными глазами без всяких бровей и ресниц. Носа тоже не было, только две дырочки. Рот был как рот, но губы тонкие и бледные. Вместо ушей – какие-то пупырышки.
- Привет! – поздоровалась я и помахала пустой корзинкой. – Купаешься? А мы с братом – на тот берег за морошкой. Хочешь с нами?
Могу и сейчас поклясться, что странное существо тоже помахало мне в ответ. Но рука была, наверное, в перчатке, так как на пальцах не было ногтей, и выглядели они слипшимися.
- Ты с кем это разговариваешь? – повернулся ко мне брат и замер с раскрытым ртом. - Боже, кто это?!

Существо почти в полный рост – метра этак на полтора – выпрыгнуло из воды, развернулось в воздухе, потом шумно плюхнулось и, нырнув, поплыло вверх по течению, прижав руки к бокам. А ноги его, мне показалось, были обуты в ботинки, и из подошв вырывались то ли струи воздуха, то ли воды.
- Эля! – спросил Александр почему-то шепотом, - это ты с ним разговаривала? Тебе не страшно?
- Совсем не страшно, а страшно интересно!
Брат таращил на меня синие глазища и не двигался. Мне стало так весело, что я засмеялась. Мой смех эхом отозвался в глубине леса.
- Ты что, струсил? – спросила я.
- Эля! Ты же говоришь «эР»! А ну скажи: «Рыба»!
- Р-р-рыба, р-р-рыба! Р-рыба!.. Кажется, говорю, - удивилась я.
- Вот это да! Это, как пить дать, ты с испугу…. Может, домой вернемся? Тут не до морошки!
- Столько шли!.. Давай хоть немного наберем, мама, знаешь, как обрадуется!
- Тебе точно не страшно?
- Нет, а тебе?
- А мне как-то не по себе. Я такого чудовища еще никогда не видел. Видно, потому отец и не хотел нас сюда пускать. Он-то наверняка не раз его видел. Я сначала подумал – сом. А когда увидел руки и ноги – совсем растерялся.
- У сома всегда усы, а у этого чуда – ботинки. Видел?
- То-то и оно! Может, домой?..
- Да ведь оно в воде, чего нам бояться? Оно мне даже улыбалось и рукой помахало.
- Выдумаешь тоже!
На том берегу, в так называемых дальних болотах, морошки оказалось видимо-невидимо. Мы быстро набрали обе корзинки и почти вышли уже из болота на пригорок, как вдруг за нашей спиной что-то громко чявкнуло. Обернувшись, мы замерли: справа от того места, по которому мы, прыгая с кочки на кочку, только что, прошли, барахталось серебристое существо с лысой головой. Оно, смешно взмахивало руками, пытаясь схватиться за кустики, но болото уже схватывало его и затягивало. Чудо барахталось, пытаясь вырваться. Вокруг него, чмокая, вскипали и лопались пузыри, обдавая его серебристое тело грязью.
- Саша! – закричала я, - что ты стоишь, помоги ему! Он же тонет!
- А кто это? – спросил брат.
- Да какая разница! Скорее!
- А что я могу сделать?
- Придумай что-нибудь! Ты же мужчина! Может, наломаем веток и бросим ему? – предложила я и бросилась к ближайшему кусту орешника ломать ветки.
У брата получалось лучше и быстрее. Он охапками бросал ветки. Но они не помогали. Разве что защищали голову и плечи тонущего от грязных брызг. Болото довольно быстро засмоктывало его и брошенные нами ветки. Существо отчаянно барахталось.
- Саша! – рыдала я, - скорее думай!
Брат метнулся на пригорок, вскарабкался на ближайшую березку и наклонил ее над несчастным. Тот догадался и попытался схватиться за ветки, нависшие над ним. Но беспалым его рукам удержать их не удалось. Саша изо всех сил наклонял ствол. Береза треснула и переломилась. Брат бросил обломанный ствол несчастному кроной к себе. Тот, согнув руки в локтях, обхватил ствол, и это ему помогало держаться наплаву. Мы же схватились вдвоем за крону и пытались тащить ее к себе. Но болото было сильнее нас. Тогда брат выскочил на островок, где росло несколько берез, и вскарабкался почти до самой верхушки на одну из них - самую высокую. Он снял свой пояс, сделал петлю, примотал свою руку к нескольким веткам и прыгнул прямо на куст лещины. Видно, хотел схватиться за него и удержать березу, но она спружинила и почти выпрямилась. Саша повис в воздухе. Его ноги не доставали до земли.
-Эля! – закричал он, - скорей поставь корзинки друг на друга и поймай какую-нибудь мою ногу!
Я быстро выполнила приказ, но брат раскачивался, и я никак не могла схватить его. Наконец, поймала, но дотянуть ноги брата до земли не получалось.
- Эля! Ленты, ленты свои свяжи! Обвяжи мне ногу. Умница! А теперь тяни, тяни и обходи, обходи куст! Молодец!..
Наконец, брат стоял на земле, и мы оба, держась за пояс, все ближе и ближе наклоняли березу к барахтавшемуся изо всех сил существу. Сломленный тот ствол березы помогал ему держаться. Несколько веток березовой кроны брат привязал моими лентами к кусту, а сам все ближе и ближе подбирался к тонущему. Я не понимала, что он хочет, и замерла.
Вдруг брат снял петлю с руки, растянул ее, изловчился и бросил на шею тонущему. Потом отступил назад и отпустил березу. Вернее, береза сама вырвалась у него из рук. Болото громко всхдипнуло, и взлетевший вверх незнакомец, разбрызгивая во все стороны болотную жижу, повис над нами. Весь куст орешника счесало моими лентами подчистую, и они вместе со спасенным болтались в воздухе. Саша снова забрался на березу и добрался почти до самой верхушки. На этот раз береза не выдержала и обломилась. Оба шлепнулись на рассыпанные и растоптанные мной ягоды и лежали недвижимо…

- Саш! Ты его случайно не задушил?.. Он весь холодный и не шевелится.
Я нарвала травы и стала вытирать грязь с тела спасенного. Он лежал, закрыв глаза.
Брат, совершенно обессиленный, лежал, как упал, вверх лицом.
- Не знаю. Хотел, как лучше.
Вытирая грудь незнакомца, я вдруг увидела четырехугольную золотистую пластинку, разделенную на несколько квадратиков. Я хорошенько протерла и ее… Существо вдруг приоткрыло свои раскосые черные глаза и в упор посмотрело на меня. Сейчас мне кажется, что зрачков у него не было. Только в черной глубине светились какие-то яркие точки.
- Привет! – обрадовалась я, продолжая трудиться. – Ты, что оступился или пошел между кочками? Между кочками нельзя ходить! Надо прыгать с кочки на кочку! Теперь понял? Мы еле-еле спасли тебя. А твоя корзинка, наверное, утонула?.. Ладно, не переживай - у нас две. Мы тебе одну дадим. И ягод снова быстро насобираем. Их тут – на всех хватит. Ты полежи, отдохни. Сильно испугался? Вон и Саша лежит...
Незнакомец приподнял голову и обеими руками пошарил у себя на груди. Не успела я счистить грязь с его ботинок, как над нами что-то вдруг ярко, как солнце, вспыхнуло и невыносимо больно резануло по глазам…

Очнулась я в кромешной темноте. Рядом с собой нащупала две корзинки, полные ягод и чье-то неподвижное тело. Два охрипших голоса – мужской и женский – совсем неподалеку выкрикивали наши имена: «Са- ша!: Э- ля!»
- Мама, папа! – закричала и я, - Мы здесь, мы здесь!
Луч их фонарика больно резанул меня по глазам.
- Выключите! Больно! – заплакала я.
- Господи! Что с вами? Почему вы заснули тут?
- А где мы?
- Как где? – У самого дома! Мы с папой весь лес обшарили, когда вы к обеду не вернулись, все болота обошли, а вы себе спите за пожарной будкой. Что с вами случилось? Саша, сынок! Ты живой?
- Он очень устал. И мне спать сильно хочется.
Спали мы почти двое суток. Но, и отоспавшись, не смогли внятно рассказать, что пережили. С неделю мы не могли смотреть на свет и выходили из дома только ночью.
Однажды поздним вечером упросили отца взять нас с собой на вышку «проверить лес». Металлическая вышка состояла из шести пролетов по пять метров каждый и пяти площадок. Поднявшись раньше отца на третью площадку, мы с братом закричали в один голос: «Папа! Скорее, скорее! Кажется, горит!»
Сразу же за нашей речкой Лушкой, огибавшей наш дом и петлявшей по лесу, как огромный мерцающий удав, весь лес пламенел каким-то голубым огнем. Мы бегом поднялись еще на одну площадку. И вдруг из этого, широко разлившегося синего пламени, выплыл и стал подниматься, отражаясь в речке и разбрасывая вокруг себя снопы лучей, какой-то голубой шар.
- Вот вам и «чертово подаренье!» - совсем запыхавшись, поднялся к нам отец.
Он быстро настроил рацию и стал кому-то докладывать: «Алло, алло! Я – седьмой! На мой участок опять гости наведались. Наблюдаю. Со мной двое детей. Да, они тоже видят. Голубой, яркий шар диаметром этак метров десять. Плывет из-за речки над лесом в сторону моего дома… медленно и низко… Нет, страха нет. Очень красивый, переливается разными оттенками. Нет, сознание ясное. Дети? Нет, не боятся. Даже наоборот, в восторге… Остановился... Алло! Алло!.. Не слышу вас!..»
Неожиданно в небе застрекотал вертолет. Шар, немного не доплыв до нашей вышки, остановился и стоял некоторое время неподвижно, потом вдруг резко уменьшился до размера обыкновенной лампочки и, повисев над вертолетом какое-то мгновенье, растворился прямо в воздухе. Снова заработала рация.
- Что это было, папа?! – бросился к отцу Александр.
- Откуда ж мне знать, когда и ученые люди не знают, что оно за чудо такое... Прилетает время от времени. Но раньше только над дальними болотами зависало, а здесь первый раз засветилось…
- Ты не боишься?
- Да уж давно перебоялся. Мне оно ничего плохого не делает… Других вроде чем-то пугало…
Утром мы уже смотрели на свет и, главное, смогли вспомнить все подробности нашего приключения. Отец с мамой нас внимательно выслушали, долго молчали, а потом отец сказал:
- Ну, что ж, сын, ты повел себя, как настоящий мужик. Не каждый и взрослый бы додумался до такого.
- А я, что ж, по-твоему, - не как настоящий мужик была?- не выдержала моя душа.
- А ты, Эля, чует мое сердце, еще и не то увидишь, раз страху в тебе нет.

Продолжение следует