Николай ДОВГАЙ

Ст. 18-19 Три вещи непостижимы для меня, и четырех я не понимаю: пути орла на небе, пути змея на скале, пути корабля среди моря и пути мужчины к девице.

Откр. 22:11

1. Диггеры

Не думайте, что я начну рассказывать вам всякие небылицы, как это делают сочинители фантастических романов – нет, нет, я расскажу вам историю искреннюю, произошедшую с моим героем летом 2031 года, когда люди на Планете Земля уже так свыклись со всякими техническими новшествами вроде искусственного интеллекта, вживления чипов в человеческую плоть и прочими забавами изощренного ума, что и сами стали походить на некие биологические компьютеры, живущие в своих виртуальных пространствах. (И пространства эти, замечу кстати, казались им реальнее самой действительности). Генная инженерия шагнула так далеко, что людей начали выращивать в оранжереях, словно помидоры, с заданными наперед параметрами. (Добились даже и того, что могли изменять пол, облик, умственные и физические способности выращиваемого, так сказать, помидора). Большинство женщин, впрочем, пока что рожали по старинке, бабушкиными методами – однако не в муках, как повелел им Господь Бог, изгнав Еву из Рая, но безболезненно – благодаря чудодейственным медицинским препаратам. Да и болезни-то почти все были уже побеждены, а если и распространялись новые, доселе неведомые, – так ученые умы очень быстро находили им противоядия. Мечта о бессмертии человека уже здесь, на этой Земле, а не где-то там, на небеси, как учит нас святое Евангелие, еще не была реализована в полном объёме, однако ученые мужи уже добились таких ошеломляющих успехов в этом направлении, что, казалось, еще один шаг – и люди станут богами. Вера в технический прогресс была столь велика, что казалось, она способна разрешить все проблемы, стоящие перед человечеством. Как и во времена Попова и братьев Райт, люди упорно бойкотировали своего Творца, считая его пережитком прошлого, этаким, костылём, без которого немощные людишки не могут ходить, и либеральная интеллигенция (а уж она-то, конечно, не нуждалась ни в каких костылях) говорила о Нём исключительно в ироническом, и даже насмешливом ключе, ядовито кривя губу набок: мол, сидит где-то там, на облаке, ветхий старикашка, ну и пусть себе сидит, лишь бы нам не мешал тут орудовать по-своему хотению. А коль темные бабульки желают помолиться в церквах – так пусть их ходят, крестят лбы, у нас же ведь демократия! И лишь один вопрос оставался у сих закоренелых язычников без ответа: отчего же среди всех этих самодостаточных людей, уже не нуждающихся ни в каком Боге, так резко участились случаи самоубийств? И, причем, именно в самых благополучных и процветающих – в материальном смысле – странах?

И вот что примечательно: несмотря даже на семимильные шаги науки и техники, прошлое наших пращуров нет, нет, да и вторгалось в современность. Взять хотя бы и наш город. В подвалах старинных зданий вдруг обнаруживались потаенные двери, ведущие в катакомбы, а в одном из подземных ходов в районе Судомеханического техникума были найдены доспехи рыцаря 14 века! Впрочем, большинство ходов, как считали исследователи, было прорыто не так давно, в последние 250 лет, а впервые их начали прокладывать в конце 18 века, при закладке Херсонских крепостных сооружений. Ходы эти, как считалось, носили оборонительный характер, дабы в случае необходимости можно было незаметно покинуть пределы крепости. Позднее их стали использовать контрабандисты, тайком доставлявшие свои товары из порта в город. Накануне революции в 1905 году газеты пестрели заголовками о провалах, возникающих в разных частях города. Так, в газете «Югь», издававшейся на рубеже XIX-XX веков известным историком Леонидом Гошкевичем, сообщалось: «В августе 1902 года на пересечении улиц Ганнибаловская и Торговая связисты устанавливали столб, углубив его в землю. Ночью случился сильный ливень, промывший через вырытую яму ход в большие катакомбы. Размыв был настолько сильным, что стоявший рядом доходный дом стал трещать и проваливаться». И подобные известия появлялись едва ли не ежеквартально, но, тем не менее, исследований катакомб не велось, и городские власти с завидным упорством засыпали появляющиеся ямы.

В наше время ситуация не изменилась: провалы возникали то там, то сям, в них проваливались автомобили и даже целые дома, но городским властям всё это было до лампочки: они, как и их стародавние коллеги, усердно «пилили» бюджетные деньги, а если что-то и делали для своего города, то исключительно на бумаге. Но, как и двести лет назад, находились любители-энтузиасты, и они-то и исследовали катакомбы, причем не в виртуальном пространстве, а, выражаясь молодежным сленгом, в «реале» – на свой страх и риск. В числе этих смельчаков был и Виктор Иванович Конфеткин.

Ко времени нашего повествования Конфеткину исполнилось 17 лет, он окончил школу и намеревался поступать в университет на историко-юридический факультет. Вместе с двумя школьными приятелями он уже исследовал катакомбы в Розумовском переулке, подземную галерею, прорытую от улицы Решельевской и до Кузней, турецкие ходы, протянувшиеся, если верить свидетельству местной жительницы Анны Семеновны Чернявской, жившей в переулке Успенском, дом № 17, из их подвала на левый берег Днепра, а также каскад подземных ходов на территории Водоканала – одним словом, несмотря на свою молодость, он в этом деле был уже не новичок.

В конце октября 2031 в газете в «Булаве» появилось сообщение о ходе, обнаруженном в районе Забалки, который, очевидно, шел в сторону Сухарного. Конкретное место не указывалось, но товарищам удалось его установить: ведь в статье упоминалось, что ход был найден в котловане, вырытом под постройку нового дома, а таких мест на Забалке было тогда всего два.

Итак, воскресным днем, 26 октября, диггеры оправились на улицу Пушкинскую, спустились на дно котлована и проникли в катакомбы через арочный проём из желтого ракушняка, зиявший в одной из глиняных стен. Имена спутников Конфеткина я опускаю, ибо они не играют никакой роли в нашем рассказе. Замечу только, что молодые люди были одеты соответствующим для диггеров образом и имели всё необходимое снаряжение для их опасной вылазки.

Шли цепочкой – впереди Конфеткин, освещая путь фонарем, а за ним его товарищи, поскольку ход был тесным, и двигаться можно было только один за другим. Каменные глыбы потолка нависали над головами исследователей, и им приходилось смотреть в оба, дабы не подвернуть себе ногу на загромождённом камнями полу и не набить шишек на голове. Временами потолок сужался настолько, что молодые люди принуждены были пригибаться; на пути их то и дело появлялись какие-то боковые ответвления, похожие на норы. Куда они вели? Было мрачновато, как в склепе и… сказать по правде, жутковато…

Шаг за шагом сталкеры углублялись в недра земли. По пути они делали видеозаписи на смартфоны, с тем чтобы увековечить свои археологические изыскания в своём блоге «Катакомбы Херсонщины», где у них уже была собрана коллекция видеороликов и имелась своя целевая аудитория. Конфеткин, как уже признанный эксперт в этой отрасли, даже подумывал о том, чтобы написать реферат о катакомбах, но пока не решался. Ведь для этого надо было окунуться в эпоху Екатерины Второй, повелевшей основать город-крепость Херсон в низовьях Днепра как основной опорный пункт в военном противостоянии с Османской империей. А также собрать более полные сведения о генерал-губернаторе Новороссии Григории Потёмкине и генерал-поручике Иване Ганнибале (последний доводился дядей матери Александра Сергеевича Пушкина) – этих двух прославленных отцах-основателях исконно русского города Херсона. Разумеется, нельзя было умолчать и о Александре Васильевиче Суворове, ибо и он сыграл немаловажную роль в становлении этой цитадели на южных рубежах империи… Нет, нет, сперва следовало накопить побольше исторического материала, обмозговать всё как следует, и уж тогда браться за перо.

Где-то подспудно, впрочем, у Конфеткина бродила одна мыслишка… отыскать карету, на которой Екатерина Великая приезжала в Херсон 12 мая 1787 году и которая, по слухам, была припрятана в каком-то подземелье. Или, на худой конец, найти какие-нибудь сокровища контрабандистов, орудовавших в этих катакомбах не один десяток лет…

Короче сказать, Конфеткин, как истый исследователь, шел по подземному коридору за своей мечтой. За подобной же мечтой шли и его приятели. И эта мечта привела их в подземное помещение. Один за другим, смельчаки проникли в комнату почти прямоугольной формы – где-то метров двенадцать на десять, а высота потолка достигала, пожалуй, метров четырех, если не всех пяти. Убежище это было сооружено из серого неотесанного камня, и кроме коридора, который остался у них за спиной, из неё шло еще три хода. Один из них, впрочем, был завален: камни и грунт высыпались из подземного зева, подобно языку мертвого дракона. Зато два других пути были свободны. Один из них, по прикидкам Конфеткина, вёл в сторону реки Кошевой, а другой – к Киндийке. Сталкеры обшарили подземелье, надеясь отыскать какие-нибудь предметы старины, и действительно нашли их! Комиссар Конфеткин обнаружил стрелецкую секиру, а один из его товарищей – трубку, или, как её называют на Украине, люльку. Эта была редкостная удача! Возбужденно переговариваясь, приятели засняли найденные артефакты на свои мобильные телефоны и, обрадованные своими находками, решили продолжать поиски.

Впрочем, времени для этого оставалось не так уж много, ведь с тех пор, как они спустились в подземную галерею и нашли эту комнату, прошло без малого три часа. Плюс столько же уйдёт на возвращение – итого шесть часов. Еще час, максимум полтора, можно было пошарить в этих катакомбах – и для первого раза довольно. Ведь следовало учесть и то, что могут возникнуть разные непредвиденные обстоятельства, так что лучше было не рисковать.

Тот ход, что вел в сторону Киндийки, казался более надежным, ибо он был почти таким же, как и тот, по которому они проникли сюда. Другой лаз, (по всей вероятности, шедший в сторону реки Кошевой) смахивал на крысиную нору, и соваться туда не больно-то и хотелось. Поэтому товарищи Конфеткина стояли на том, чтобы идти направо, а в следующий раз исследовать и левую ветвь. Но Конфеткин с этим не согласился. Он заявил, что глупо им, словно баранам, двигаться всем вместе по одной галерее, только мешая друг другу, и предложил разделиться: пусть они отправляются направо, а он попытает своё счастье в этой норе. Сбор через час, в этой комнате. И – в обратный путь. Его товарищи, хотя и нехотя, но согласились с его доводами. Итак, сталкеры сверили часы и разошлись.

Комиссар Конфеткин ступил в левый коридор. Фонарик у него был прикреплён на лбу, как у шахтера, и освещал длинным лучом узкий проход. Каменная кладка вызывала опасения: цемент на швах осыпался, некоторые камни вывалились из стен и потолка и валялись под ногами. Возможность обвала была довольно высока, и свидетельство тому – засыпанный проход в пещере. Так что Конфеткин продвигался вперед с большой осторожностью.

Около получаса он двигался по этой каменной кишке, и ничего примечательного не случилось. Он уже собрался повернуть назад, когда луч его фонаря выхватил из темноты какую-то рукоять, торчащую из стены наподобие рубильника.

Конфеткин приблизился к этой штуковине и осветил её. Она была похожа рукоять меча… Присмотревшись, комиссар увидел в стене потемневшую от времени стальную пластину и в ней – вертикальную прорезь. В неё-то и был вонзён этот клинок почти по самую рукоять.

Что бы сие могло означать?

Возможно, эта ручка рычага, приводившего в движение какой-нибудь скрытый механизм?

Желая проверить свою догадку, Конфеткин потянул рукоять вниз… и… оказался прав. Сверху на пол упала стреловидная стальная решётка и перекрыла проход коридора. Путь к отступлению оказался отрезан. Вместе с решёткой с потолка свалился огромный камень. За ним слетел второй, третий, и тут же на землю с громким грохотом посыпались другие каменья вперемешку с землёй. Конфеткин метнулся вглубь норы, унося ноги подальше от обвала, грозившего погрести его под собой. К счастью, основная часть лавины обрушилась по другую стороны решетки, и та приняла на себя основной удар.

Однако, убегая, комиссар Конфеткин споткнулся о камень, пролетел, как ласточка, метра два в воздухе, упал и шмякнулся лбом о землю.

На какое-то время он потерял сознание, но вскоре очнулся. Он поднялся на ноги. Вокруг стояла темень. Конфеткин ощупал себя… Руки-ноги были целы, хотя саднили ушибы на лбу и коленях. Фонарь слетел с головы вместе шапочкой. Он полез в карман и достал смартфон. Загорелся экран, давая достаточно света для того, чтобы можно было осмотреться. Конфеткин подобрал с земли фонарик и шапочку – они валялись неподалёку от него, – однако фонарь оказался разбитым, и он отбросил его от себя, а шапочку сунул себе за пазуху куртки. Затем сел на землю – ибо ноги его подгибались от слабости, дождался, пока погаснет экран телефона и запрятал его в карман – следовало экономить заряд аккумулятора.

Итак, вход завален... И зачем он дергал этот рычаг?!

Он чувствовал, что близок к истерике.

Только не распускаться, приказал он себе. Только не паниковать. Ты жив – и это главное. Друзья знают, куда ты пошел. Не дождавшись тебя, они пойдут вслед за тобой, увидят завал и вызовут спасателей. Рано иди поздно, тебя откопают. Надо только набраться терпения, и ждать. Так что подотри нюни, парень. Все не так плохо…

«Да? Ждать? А сколько ждать?» – вступил в полемику другой голос внутри него.

«Сколько надо, – резко осадил его первый. – День, два… неделю…. Ты должен продержаться, раз уж сунулся сюда. И не скулить. Понятно?»

Эге, да я, кажись, уже начинаю разговаривать сам с собой, заметил Конфеткин. Видно, здорово я тюкнулся головкой…

Он знал, что звонить отсюда бессмысленно, и все-таки опять вынул телефон и стал названивать друзьям. Дохлый номер! Да и откуда взяться связи под таким слоем земли?

Он сунул телефон в карман куртки.

Он просидел в темноте с четверть часа и за это время принял решение: не сходить с этого места, пока его не откопают. Однако вскоре в нём шевельнулось сомнение.

Если тебя даже и откопают, пройдёт не менее двух-трех суток. Ведь завал-то придётся выносить в подземную комнату по длинному узкому коридору, а сверху наверняка будет ссыпаться новая земля. А это может вызвать еще один обвал, так что действовать спасателям придется крайне осторожно. И что же, всё это время ничего не делать? А если они вообще не доберутся до тебя? Не лучше ли поискать, нет ли другого выхода? Времени для этого более чем достаточно, а вернуться сюда ты успеешь всегда.

Он встал на ноги и снова достал из кармана смартфон. Экран загорелся белым светом. Было 13 часов, сорок семь минут. Да, он все решил правильно! Пока его спутники найдут этот завал, пока выберутся из катакомб, наступит вечер. Приступить к его спасению можно будет не ранее завтрашнего утра. И что же? Все это время так и торчать тут, ничего не делая?

И Конфеткин пошел по подземному коридору, освещая путь экраном смартфона. Он внимательно осматривал стены, надеясь найти какой-нибудь выход. Наконец, слева от себя, заметил небольшой лаз – в него пробраться можно было разве что на четвереньках. Он запомнил это ответвление и пошел дальше, надеясь набрести на что-то более путное. Но впереди по-прежнему тянулся узкий угрюмый коридор, и каменная кладка угрожающе нависала над его головой, грозя новыми бедами. Через час сорок минут он достиг конца галереи – дальше путь был замурован. Он ощупал сырой потемневший камень кладки с глубокими бороздами по его краям. Попробовать её разобрать? Однако кто знает, насколько крепка эта стена и какой она толщины? И что там, за этой перегородкой? Не лучше ли вернуться к боковому ответвлению, и исследовать его. И, если там не подфартит, опять вернуться сюда?

Через некоторое время он стоял у бокового отвода, похожего на зев канализационного стока. Лезть в него ему не сильно-то хотелось. Если забраться в эту кишку – развернуться в ней будет не так-то просто… Может быть, все-таки не стоит испытывать судьбу, вернуться к завалу, и ждать спасателей там? Либо попробовать разобрать замурованный проём?

Но он отогнал тягучий страх, опустился на колени и осторожно полез в эту лазейку. Он двигался на коленях и на локтях, держа смартфон со светящимся экраном в правой ладони. Постепенно нора уползала вниз, и через какое-то время она расширилась настолько, что в ней стало возможно развернуться. У него появилось искушение повернуть назад – в центральный ствол. Но он не поддался соблазну и продолжил своё движение в неизвестность.

Потом лаз начал опять сужаться... Вскоре он стал настолько тесен, что Конфеткин мог двигаться лишь только вперед – если, конечно, не пятиться назад, как рак. Голова была пуста. Ни одной мысли не шевелилось в ней. Он просто двигался вперед, словно заведенный кем-то механизм. Он уже начал терять надежду увидеть солнечный свет, траву, деревья… небо... Неужели ему суждено сгинуть в этой норе?

Наконец, он выбрался на какой-то карниз и увидел вдали море светящихся огоньков, похожих на ночных светлячков.

Что бы это ни было – но это лучше, чем та нора, из которой он выполз.

Он взглянул на экран телефона. Прошло всего тридцать семь минут с тех пор, как он начал свое движение по этому лазу, а казалось, что прошла целая вечность.

Он включил на телефоне фонарь и осветил им пространство над головой. Над ней нависала чёрная каменная глыба. Если встать на ноги, до неё, пожалуй, можно было и достать. Он пошарил фонарем по бокам… его обступали темные стены. Тогда он обследовал длинным тонким лучом пространство под собою. Внизу лежал обширный котлован, усеянный обломками камней, и до его дна было около четырех метров.

Конфеткин посветил вдаль, на море огоньков, но тонкий луч фонарика беспомощно растворился в темноте подземелья.

Комиссар попятился назад, встал на ноги и постоял немного, восстанавливая кровообращения в застывших членах. Потом он снял с плеч рюкзак, достал из него молоток, металлический костыль и моток веревки. Он положил на землю смартфон с включённым фонариком и, при его свете, вбил костыль в одну из расселин карниза. Затем привязал к костылю веревку и подергал за конец.

Он снова опустился на колени, подполз к краю обрыва и бросил веревку вниз. Затем потушил фонарик и спрятал телефон в карман куртки. С ловкостью обезьяны, комиссар спустился на дно котлована. Чуток отдышался, снова достал телефон и включил фонарик.

Что же это за море огней было впереди?

Он сделал вперед шаг, другой, третий… и тут за его спиной раздался страшный грохот. У его виска пролетел здоровенный булыжник. Обвал, понял он. Если бы он задержался в этой норе еще минут пять...

Похоже, он сегодня родился в рубашке уже во второй раз.