Ника Черкашина

Рассказ

Писатель Герман Громов весь месяц бездельничал и потому пребывал в плохом настроении. Срок сдачи рукописи в издательство через неделю, а он не написал пока ни строчки. Не писалось. Не вдохновляли его ни рыбалка в сельском пруду, ни работа на дачном участке, ни воскресные хождения по городским музеям, которых развелось, как оказалось, великое множество. Не побуждало к творчеству и почти что ежевечернее чаепитие с соседской счастливой дачной парой пенсионеров. Хоть роман «Ангелы» с них пиши. Оба седые, друг на друга похожи, как близнецы, всегда во всем белом - ну, чисто ангелы! 55 лет вместе, а сияют, будто вчера поженились. В другое время он бы впился, как пиявка, в их историю, а теперь слушал из вежливости, и ни разу его рука не схватилась за перо, а душа – за слово. Он с юности неукоснительно следовал известному всем завету Юрия Олеши: ни дня без строчки. Всякий день, когда не удавалось написать хотя бы страницу, он считал зря прожитым. Но целый месяц? Это впервые за двадцать пять лет беспрерывного служения Слову. Тридцать его романов шли у него, обгоняя друг друга.,. И вдруг этот срыв. Самое печальное и угнетающее - и писать- то не хотелось!.. То ли кризис среднего возраста нагрянул, то ли душа надорвалась в беспрерывной работе… Особенно его страшило последнее. А если он, действительно, выдохся? Неужели караван с вожделенным грузом вдохновения и новой, необычной темой погиб где-то в пути? Его друг Алхимов, которому он пожаловался на свой застой, посоветовал:
- Да напейся хоть раз до свинячьего визга!..
- И рад бы, но ты же знаешь - не моя это стихия…
- Так пойди по бабам!? Говорят, помогает.
…Алкоголь еще с юности, действительно, не был его стихией. Из удальства и по глупости он, будучи студентом первого курса Литинститута, на спор выпил, не отрываясь, бутылку водки и попал в больницу, где его едва откачали... Там известный поэт Александр Межиров, оказавшийся одновременно с ним в гастроэнтерологии, правда, по другой причине, сказал ему: «Если вы, г-голубчик, д-действительно, хот-тите стать пис-сателем, з-забудьте об алкоголе. Эт-то злейший враг м-мозга, и в-вдох-хновения…» Ханжой он не стал и держал в доме коллекцию вин и коньяков - подарки друзей и почитателей… Для тех же друзей и на случай простуды… Сам же предпочитал молоко и соки со льдом. Случалось, конечно, гусарил во время застолий, провозглашая тосты стихами Льва Жемкова. Его талантливый друг, будучи на комсомольской конференции, не слушая скучные доклады, сочинил рекламные девизы почти всем напиткам. Особенно Громову нравился этот: «Как женского тела слепящий атлас, нас возбуждает вино «Воскеваз»*… Никто не знал тогда в их компании такого вина, все решили, что Лев сочинил это для рифмы. Только приехав в Армению, Герман через много лет узнал, что такое вино, действительно, есть и названо по имени деревни, где производится…
…Женщины? Они его никогда особенно не вдохновляли. В молодости, когда бурлила кровь и неуемная фантазия встретить свою Ассоль, конечно, было… Но все его влюбленности были, да и теперь случаются только короткометражными сериями. Изощренный писательский ум по мелким деталям и двум-трем словам мгновенно схватывал весь психологический образ очередной претендентки на его сердце. И любая из них через пару встреч становится ему неинтересной. Такой дар видеть конец отношений с первой встречи когда-то тяготил его, а теперь стал незаменимым помощником в писательском ремесле. Конечно, в глубине души он все-таки на что-то надеялся и потому продлевал почти каждое общение на несколько встреч или максимум на месяц совместной жизни… Потому жил бобылем за городом и ни одной, даже самой пленительной особе, не позволял «прикарманить» свое сердце. Все его краткосрочные влюбленности и романы случались больше для физики, чем для души.
…Он всегда любил дождь. Но сегодня и дождь его угнетал. Льет с полудня, не переставая. Громыхает и булькает по водостоку, барабанит у самого крыльца по медному тазу, который он не успел перед дождем занести на веранду. «Будто кто-то к кому-то стучится, а ему не открывают», - подумал он. Да и кого в такую погоду занесет? И видеть никого не хочу, - вяло размышлял его внутренний голос,- но лучше бы, действительно, кто-то явился.. Психологи говорят, что любая, даже самая худая компания лучше, чем безделье и одиночество. Мысли, словно пузыри в лужах появлялись одна за другой, мельтешили рябью по лужам ненужных ему тем и тут же исчезали без следа.
Неожиданно взвизгнула и глухо хлопнула калитка, послышались торопливые шаги-шлепки, и из-за угла дома возник женский силуэт. Мокрые стекла веранды, затуманенные извилистыми струйками дождя, не позволяли сразу разглядеть гостью. Но вот в проеме двери возникло явление – несчастное и почти голое создание в прилипшем к телу голубом платьице. Мокрые и жидкие пряди волос цвета мокрой позапрошлогодней травы... Посиневший носик, тоненькие бровки и какие-то бездонные глазища с расплывшейся черной тушью. Ни дать, ни взять – длинноногий и синий цыпленок-бройлер.
- Извините, можно войти? – спросила, пытаясь сложить красный зонтик с торчавшими в разные стороны спицами.
- Ну, раз пришли, так и входите, что уж теперь! – разрешил Громов.
Зонт у гостьи все не закрывался и мешал ей войти. Герман через порог, не выходя на крыльцо, кое-как закрыл ненадежное китайское изделие.
Незнакомка вошла, с трудом переставив через порог довольно объемистый клетчатый чемодан. Оба молчали. Он выжидающе – кто она и зачем пожаловала?.. Она то умоляюще глядела на него снизу вверх, то виновато поглядывала на лужи, сразу же натекшие от зонта и клетчатого чемодана.
- Простите, я не хотела, - наконец сказала и надрывно закашляла.
Этот кашель и стал ее пропуском.
- Ладно, проходите. У вас есть, во что переодеться, или…
- У меня все летнее, кто же знал, что среди лета будет такая холодрыга.
«Такого слова я еще не слышал, надо будет записать» - подумал он.
- Так может вы горячий душ примете, пока я найду для вас что-нибудь подходящее? – спросил.
Она кивнула и молча пошла за ним в ванную. Он открыл ей кран и указал на махровое банное полотенце, которое успел перед дождем вместе с другим постиранным бельем занести в дом.
- Если можно, то принесите мой чемодан, у меня свое полотенце есть.
Ему это понравилось. « Замечательно!» - подумал и молча принес ее мокрый чемодан в сине-желтую клетку.
- Прогрейтесь хорошенько! – посоветовал, выходя.
Пока она принимала душ, он на журнальном столике в гостиной накрыл небольшое холостяцкое угощение – нарезал лимон, черствую краюшку хлеба, последний кусочек голландского сыра и немного «краковской» колбасы, да открыл банку маслин. И, подумав, все же выставил начатую бутылку коньяка и два бокала….Свой любимый бежевый свитер хотел было сразу же отнести гостье, но помедлил: «Больно мятый. Надо бы, наверное, утюг включить… Приглажу и немного согрею - теплое ей после душа не помешает!» О том, кем была девушка и как к нему попала, он почему-то не думал. Но где-то в глубине подсознания отметил: вот и готовое начало для какого-то рассказа… Она вышла после душа в золотистой атласной пижаме, с оранжевым полотенцем в виде чалмы на голове и казалась юным сказочным принцем… Его огромный и уже порядком растянутый свитер, в который она вся влезла, мгновенно ее преобразил. Воротник оказался по размеру чуть ли не вдвое больше ее головы. Полотенце с ее головы свалилось, а без него она стала похожа на только что вылупившегося желторотого птенца Тоненькая шейка и головенка с еще влажными и спутанными прядями торчали из растянутого ворота смешно и жалко. Если бы не золотистые пижамные брюки, то и – здрасьте вам, бомжиха!.. Но она своему преображению обрадовалась: « О-о, спасибо! Прямо мой рост! А какой теплый, почти как пальто… Я люблю все теплое. Рукава, конечно, великоваты, но, если их закатить, - и в Париж не зазорно!»
Закатывая рукава, он мысленно отметил это ее « не зазорно», и жестом пригласил к столу.
- Пару глотков коньяка выпьете? Вам надо, иначе заболеете.
- Хорошо, - сказала кротко и посмотрела на него с благодарностью.
Он отметил, что пила она коньяк не впервые, т.к. знала весь ритуал – поколебала жидкость в бокале, огненно заискрившуюся от света настольной лампы, понюхала, пронося несколько раз перед носом, слева направо и справа налево, потом пригубила, пробуя на вкус. Поискала что-то на столике глазами и, не найдя, спросила жалобно: - А конфеты нет? - Давно не пью, потому и не закусываю, - ответил он… Взяла кусочек лимона и посмаковала.
- А знаете, - сказала виновато, - я, кажется, проголодалась.
- Так, ради бога, ешьте – все перед вами.
- А нет ли у вас картошки… жареной, или хотя бы вареной? Я с детства люблю картошку. Особенно, жареную, с румяной корочкой…
- Картошка, конечно, есть,- замялся он, - но…
- А давайте поджарим сейчас? Я быстро почищу!
- Ну, давайте, - согласился он.
Ему все больше и больше нравилась эта неожиданная интрига: вот и закручивается сюжет для небольшого рассказа, а, может статься, и нового романа…
- Ой, как тут промозгло! – поежилась она, едва вышли на веранду, где у него стояли газовая плита, холодильник, пенал с посудой и нехитрым припасом продуктов.
Дождь не прекращался. Десанты капель разноцветно вспыхивали по темным стеклам, словно светлячки в ночном лесу. Водостоки громыхали, деревья под самым окном кухни то ли веселились, то ли бились в отчаянии. Дождь по медному тазу у крыльца отбивал беспорядочную дробь…
- Так идите в комнату, закутайтесь в плед и посидите там. Я сам поджарю, - предложил он неожиданно для себя.
Пока картошка жарилась, он сполоснул ее бежевые босоножки, соединил тонкой медной проволокой фрагменты спиц красного зонта и вытер пол на веранде. «Вот так нас мужчин исподволь и приручают ухаживать за ними», - подумал отстраненно, но в глубине души, чего уж лукавить перед самим собой, ему и это понравилось. Девушка явно была из хорошей семьи, но с налетом в речи современного сленга.
Окна его веранды выходили на восток. Шел восьмой час вечера. Он распахнул дверь, впуская на веранду свежий воздух. Но пахло разогретым расти тельным маслом и сырыми картофельными очистками. Дождь уже залил весь двор по самое крыльцо. «Придется-таки занести таз, а то уплывет», подумалось ему. Порывы ветра задирали юбки крон, обнажая лоснившиеся от дождя стволы. Небо еще клубилось иссеня - черными тучами. И вдруг среди туч вспыхнуло нечто!!! Обрезок разноцветной ленты… Радуга! Сначала сверкнул небольшой отрезок, который, быстро проявляясь, устремился вверх, а слева в тот же час вспыхнул второй! О, Господи, он с детства не видел такое чудо! Мгновение, и вот уже два полукруга повисли над садом! Обе радуги горели ярко и празднично. Видно, на западе вырвалось из-за туч солнце!.. Он же вечно за компьютером, и, сколько живет здесь, глядит в небо, только отрываясь от работы, отмечая чисто механически, - день на дворе или ночь…Кем бы ни оказалась эта девушка, - беспечно подумал он, - ее послали мне небеса! Сначала она, потом эта неожиданная радуга! Это же знак, что Караван, кажется, прибыл! Он бросил в кипящее и заскворчавшее масло крупно порезанный картофель и накрыл крышкой…
… Эта неожиданная радуга моментально включила его мозг в работу… Последние пять из тридцати его романов посвящены мистике и различным чудесам, происходящим с его героями… Сам же он в чудеса практически не верил, так как все они во всех его романах были плодом собственной фантазии. …От имени еще безымянного героя подумалось: «Неужто сама богиня радуги Ирида явилась к нему?» Назову роман «Ирида»! Опишу этот неожиданный визит незнакомки и, конечно, радугу!.. Интриги, правда, пока нет, но это дело наживное… А вот, кажется, и интрига!.. Пусть Герой… конечно же! - радостно вбежит в комнату позвать пришелицу полюбоваться радугой, но ее в комнате не окажется. Он обыщет весь дом… Но девушка, как сквозь землю провалится… Ему на миг покажется, что он задремал, и все происшедшее привиделась во сне, но… в ванной будет стоять ее мокрый еще чемодан!.. Опять мистика! Никак не сойду с этой темы... Интересно, как гостью зовут? Вот будет диво, если она – Ирида или хотя бы Ирина!..Он почти вбежал в комнату убедиться, что девушка не исчезла. Закутавшись в плед и свернувшись калачиком, она мирно спала. Он потряс ее за плечо:
- Девушка! Проснитесь! Это чудо нельзя проспать! Такой бесподобной радуги вы в городе не увидите!
- Где радуга? – встрепенулась та.
- Да прямо над садом висит!
Гостья босиком выбежала на веранду.
- Боже, боже! – воскликнула, задыхаясь от восторга, - двойная! И так близко! Руку протяни и достанешь! Первый раз в жизни такую вижу!.. А ведь это знак! Если верить Библии, то радуга – это завет Бога с людьми! Вот так вам! И не иначе!.. Пусть это будет вам от меня подарок за ваше гостеприимство!..
- Благодарю. А ведь вы, наверное, правы – это подарок именно от вас. Не возжелай вы жареной картошки, я бы на веранду так и не вышел... О! Картошка, картошка! – спохватился он, - кажется, сгорела!
- Так я же такую и люблю - с румяной корочкой!.
Пока они мешали картошку и снимали с огня, радуга побледнела, и во многих местах словно подтаяла. Рваные тучи, клубясь, уходили на юг, обнажая там и сям синие озерца неба.
- А соль у вас есть? – спросила гостья, попробовав картошку.
- Где-то была, сейчас найду. Я-то стараюсь все несоленым есть, потому и забыл посолить.
- Вот теперь вкуснотища! Обожаю с помидорами. Жаль, нет помидоров. Но и маслины –смак! Теперь я и коньяк свой допью! На брудершафт пить не будем, но познакомиться, наверное, не мешает. Вас-то, Герман Степанович, я знаю, а меня, вы хоть и могли видеть в издательстве, но вряд ли запомнили.
- Так вы курьер издательства?
- Можно и так сказать. Ваши телефоны не отвечали и меня послали вас проведать и напомнить о сроках.
Вот оно что! Какое простое объяснение, - разочарованно подумал Громов и скучным голосом объяснил: «У нас в поселке уже третью неделю ни телефоны, ни Интернет не работают – вырезаны кабели. А подзарядку от мобилки я умудрился забыть у друга, который уехал до понедельника. Вот и живу, как Пятница на необитаемом острове».
- Почему Пятница, а не Робинзон?
- Нет, Робинзоны – это мои соседи. Удивительная пара влюбленных пенсионеров.
- Да, приятные люди. И оба, словно ангелы, во всем белом. Я сначала к ним попала. Они мне и показали ваш дом.
Ела гостья с нескрываемым аппетитом. Не жеманясь, согласилась на добавку. Герману нравилась естественность во всем. Смущал его подсознание только объемный чемодан гостьи. Курьеры издательства с этакими «кейсами» не разъезжают.
- Извините за нескромность, но почему вы с таким большим чемоданом?
- Так в нем же весь мой гардероб,.. На всякий случай!
- Какой, простите, случай?
- В издательстве сказали, чтобы я без вашего романа не возвращалась, а поскольку вы - одинокий холостяк, то я смогу пожить у вас всю эту неделю, пока вы допишите, если еще не дописали, свой роман.
- Хм!..- хмыкнул Громов, - а вы что же, не боитесь остаться на целую неделю наедине с одиноким холостяком?
- А чего мне бояться? Вы – интеллигентный человек и насиловать меня вряд ли сподобитесь, а если, в случае чего, между нами что-либо и произойдет, так только с моего согласия.
- И вы бы согласились «в случае чего»? – не преминул передразнить гостью Герман, но подсознанием отметил это ее несовременное «вряд ли сподобитесь»
Девушка повернула настольную лампу так, чтобы видеть давно небритое его лицо. Он сейчас был больше похоже на таежного охотника, чем на столичного писателя.
- А почему бы и нет?.. - спросила, глядя ему прямо в глаза, - если это могло бы вас как-то вдохновить, и вы бы посвятили мне потом свой роман?
- Вы что, мечтаете о славе Лилии Брик?
- Нет, я не так порочна, как Брик. Я… бескорыстно мечтаю …выйти за вас замуж!- сказала, смеясь...
Громов, молча, встал и направился в ванную. Там он сорвал со змеевика развешенные гостьей вещи, бросил в чемодан…
- Юная леди, собирайтесь! Маршрутки еще ходят!.. Вы как раз успеете на последнюю! Ваш зонт я починил.
- Герман Степанович! – вскочила гостья. – Я же пошутила! Думала - вы понимаете юмор. Вы мне в отцы годитесь, зачем вы мне? Дурацкая шутка, извините… Я же не только к вам, я к бабушке с дедушкой ехала на целую неделю, они живут неподалеку - на Кирпичной. Их телефон тоже не отвечал, мы беспокоились… Я сначала – к ним, а дом закрыт, ключа в условленном месте нет. Они к нам, наверное, уехали. Тогда я к вам, извините… Куда же мне деваться? Надеюсь, они завтра вернутся.
- Теперь все понятно. Так как вас зовут?
- Вася.
- Простите?
- Василиса. Но меня так величает только бабушка. У деда я - Василий Иванович, у папы Васюта, а у всех остальных - просто Вася.
… Постелив гостье в гостиной, Громов устроился в кабинете. Не спалось. Компьютер и телефон «мертвели» на рабочем столе. Он включил – а вдруг?!… Увы, нет!.. А он бы сию же минуту засел за работу - мысли неслись уже, обгоняя друг друга. Ну, ничего, это и к лучшему, размышлял он, отфильтрую в уме так, что потом сразу набело все пойдет, как по маслу … Не спалось. Одна неотвязная мысль окончательно лишила его сна. Он долго боролся с собой, но ни лежать, ни сидеть уже не мог… Нет, думал он, столько чудес в од ин вечер не бывает… Ну, а вдруг?!. Войдя в гостиную, зажег свет. Василиса тут же испуганно села, натянув плед под самый подбородок.
- Герман Степанович?
- Разбудил? Извините, Василиса, ради бога…
- Я еще не спала… Вам, надо полагать, что-то нужно?
- Да, очень, очень нужно! Мне важнее жизни сейчас одно ваше слово «Да»!
- Простите, что… что вы имеете в виду? - испугалась Василиса.
- Вы, случайно, не захватили с собой ноутбук?
- Случайно захватила.
- Он с модемом?
-Да, конечно. Я без него, как без головы, - никуда!..
- Вы разрешите мне…
- Да, да, конечно же! Буду самым счастливым человеком, если он вам пригодится!
Она вскочила и бросилась к чемодану. Ее пижама под пятью лампочками люстры горела, как червонное золото. Высохшие и уже золотистые волосы, да и все лицо заливал золотой свет. И вся она с распахнутыми золотисто-рыжими глазами была в этот момент похожа на вестницу света.
- Вот, пожалуйста. Хорошо, что чемодан непромокаемый…
- Спасибо! Вы меня очень выручите. Извините, что потревожил…
- И хорошо сделали! Я как раз ужасно хотела в туалет, но боялась искать его в темноте. И вас боялась разбудить. Кстати, вы не знаете, когда появились у людей чемоданы, и кто их придумал?
- Не знаю, - буркнул Громов, - не интересовался.
- А я думала, что такой писатель, как Вы, все знает.
Герман молча ушел к себе, непроизвольно отметив и это, уже нездешнее «надо полагать», и детскую прямолинейность Василисы . Писал всю ночь, не вставая, свою «Ириду». Мистика переплелась у него с детективом. Его герой писатель Алмазов не может смириться с пропажей незнакомки. Он дает объявления в газеты, обещая вознаграждение, обращается к экстрасенсам, те проводят расследование, как оказалось, в тесном контакте с милицией. И хотя дождь размыл все следы, находят в его саду свежее захоронение трупа какой-то девушки. Алмазова долго допрашивают. Ему, понятное дело, не верят, а он понятия не имеет, как могила появилась в его саду. К тому же мертвая девушка совершенно не похожа на ту, которая пропала из его дома. Его подвергают не только допросам, но и всяким экспертизам. Одна из них показала, что он здоров, а другая нашла у него цветущую шизофрению. Единственное доказательство, что у него была в гостях девушка - ее чемодан с летними женскими вещами. Чемодан изымают в качестве улики. Однако, из милиции… он вдруг таинственным образом исчезает. Труп девушки из морга также таинственно исчезает. Герой находится под наблюдением в психиатрической больнице и никуда оттуда не отлучается, а чемодан снова оказывается в его доме. Труп девушки обнаруживает в своей постели, проснувшись, его сосед... Он опять закапывает его в саду Алмазова. Но установленные камеры наблюдения все фиксируют, и с Алмазова снимается подозрение в убийстве... Уже милиция и экстрасенсы верят в мистику. Во время очередного следственного эксперимента, который проводят в его доме, вдруг из другой комнаты выходит…да, да – исчезнувшая девушка! Она, не обращая ни на кого внимания, подходит к герою.
- Извините, я за своим чемоданом. Дождь, кажется, кончился… Спасибо вам за все, а особенно за жареную картошку и за вчерашнюю потрясающую радугу!
Милиция, экстрасенсы и привлеченные по этому случаю уфологи переключаются на девушку, составляют протокол, допрашивают, куда она исчезала и что делала все это время в течение месяца. Девушка недоумевает: «Но я же только утром на пять минут вышла в туалет, а потом, кажется, заблудилась в этих комнатах».
- Герман Степанович, Герман Степанович! - появилась на пороге Василиса. – Доброе утро! Завтрак готов! Жареная картошка с румяной корочкой к Вашим услугам!
- А у меня роман почти готов. Остался только конец. Ладно, пойдемте!
Умывался он под яблоней, где у него стоял старенький умывальник. Солнце еще не поднялось над садом, а гнездилось, на восточной меже в кустахвьющихся алых роз, про свечиваяя их насквозь веером лучей.
- Василиса, если вам не трудно, принесите мне из ванны мое полотенце.
- Пожалуйста! С радостью! – сказала гостья, быстро исполнив его просьбу. - А вы, Герман Степанович, случайно не знаете, - боже как жасмин! Пахнет, вы слышите? - когда, где и у кого впервые появились такие чудно пушистые полотенца?
- Не знаю, не интересовался пока! – засмеялся Громов.
Позавтракав, он быстро дописал конец романа. Солнце уже высоко полыхало над садом, но на цветах и кустах смородины, на нижних ветках яблонь с зелеными яблоками еще сверкали россыпи алмазов. Василиса в бирюзовом купальнике у самого забора рыхлила землю вокруг кустов вьющихся роз.
- Девушка! – подошел к ней Громов, - вы, кажется, основательно подгорели.
Василиса оттянула бретельку лифчика и заглянула под нее
- Кажется, есть немного…Герман Степанович! А вы не знаете, когда впервые появились такие вот купальники? Вроде до революции купались все в одежде… Но мне, кажется… -прервала она себя, увидев его нахмуренный лоб, - мне пора снова проверить, не вернулись ли бабушка с дедом. Утром их еще не было.
Через пару минут Василиса с чемоданом уже стояла на крыльце.
- Если мои старики еще не вернулись, то, извините, приду опять.
- Так зачем же вы тащите чемодан, оставьте пока - вдруг еще не приехали?
- Ваша правда! Сбегаю налегке!
Громов засел вычитывать роман и забыл о Василисе и о времени. Вдруг кто-то тронул его за плечо, как раз в тот момент, когда его сосед-убийца просыпается от леденящего душу прикосновения к своему лицу чьей-то холодной руки, и видит рядом с собой труп убитой им девушки,.. Герман резко обернулся. Нельзя сказать, чтобы испугался до смерти, но холодок пробежал по загривку.
- Фух-х, Василиса!
- Герман Степанович! Я принесла вам ужин , мои приехали, бабушка сварила превкуснотящный борщ! И я забираю свой чемодан. Спасибо за зонт! Кстати, вы случайно не знаете, кто и когда придумал зонт и где он впервые появился?
Герман встал, почти вырвал из рук Василисы чемодан и, рванув молнию, распахнул его…
- Василиса, ради бога, покажите мне все, что у вас тут есть!
- Зачем? – растерялась та.
- Чтобы я знал, чем набивают чемоданы такие девушки, как вы, - Герман перевернул чемодан и вытряс все вещи, - и выяснил одним махом в Интернете - что, где и когда и как это все появилось, раз вы сами не удосужились полюбопытствовать!
Девушка молча стала поспешно бросать в чемодан свои вещи.
- Не спешите! – командовал Громов, - я должен все запомнить.
Не сказав ни слова, Василиса ушла. Он же, мысленно извинился за свой нечаянный взрыв, да так и не поужинав, сел снова за правку романа. Вдруг ни с того, ни с чего ему послышался голос Василисы с новым дурацким вопросом: «А вы не знаете, кто придумал борщ?». Засмеявшись, Громов отправился на веранду. Борщ был еще теплым. Он с удовольствием прямо из судка похлебал его и вышел на крыльцо. Было тихо и благостно. И на душе, и во всей вселенной.Над темным притихшим садом восходил молодой месяц. Вроде совсем тоненький, тоньше белобрысой Василисиной бровки, а так здорово светит. Герман сошел с крыльца и ахнул - прямо над его головой, над домом и над всем ми ром вовсю сиял Млечный путь. Господи, он и Млечный путь-то вроде впервые увидел... Хотел закурить, но так и не чиркнул зажигалкой. Подумал, что Василиса бы непременно спросила: «А вы не знаете, кто придумал зажигалку?» Всю ночь, не вставая, он просидел в Яндексе и Гугле. Оказалось, так все интересно… И он с увлечением прочел и скачал историю не только самого чемодана, но и всего, что он мог бы содержать… Словом, к утру, отобрав все самые интересные факты и истории, он набросал уже вчерне свой самый необычный роман. Из озорства. В пику Василисе. Все три последующих дня он доводил до ума не «Ириду», а «Чемодан». Его герою – следователю по фамилии Гриф пришлось потрудиться, разыскивая исчезнувшую хозяйку брошенного на вокзале чемодана. Его помощницей была молодая практикантка Василиса, которая без устали задавала ему свои дурацкие вопросы…
…Договор с издательством был составлен жестко. Нарушение авторами срока сдачи рукописей каралось большими штрафами. Дотянув до последней дозволенной минуты, Громов послал в издательство оба романа. Уверен был, что «Чемодан» отвергнут. Однако, к его удивлению, редактор Ангелина Киреевна, влюбленная в него и во все его романы дама «после пятидесяти», к «Ириде» отнеслась прохладно – мол, снова мистика с трупами - сколько можно?.. Зато соловьем разливалась, восхваляя «Чемодан»:
- Вы не представляете сами, какую необычную и нужную всем книгу вы написали! Она же станет настольной для любого любознательного человека. Все мы привыкли пользоваться вещами, не задумываясь об их истории и их творцах. А вы сумели в занимательной форме собрать и рассказать столько интригующе интересных фактов! Ваш следователь с редкой фамилией Гриф разбил всю информацию, то есть всё содержимое забытого на вокзале чемодана на отдельные темы: одежда, обувь, аксессуары, оргтехника, бытовые и дорожные приборы. Как-то он умудрился увлекательно дать классификацию размеров одежды и обуви в разных странах и даже высветил самые известные фирмы, производящие эти товары. Он, то есть вы охватили все – от джинсов до кружевных плавок, от бигудей до фенов и утюгов. Так интересно!.. Я, например, всю жизнь собираю мини-утюги и думала, что знаю о них все, а тут столько открыла для себя!...Словом, я в бешеном восторге! «Как всегда, - подумал не без юмора Герман, - только в «бешеном восторге» и не иначе!».
- А вот посвящение Ваше я не одобряю, - высказала и критику редакторша, - как-то странно и даже обидно это звучит: «Бесконечно любопытной и надоедливой Василисе с благодарностью автор». Подумайте!
- Вы, Ангелина, Киреевна, как всегда, мудры и бесценны! – похвалил он редакторшу. – Согласен с Вами. Меня самого это как-то царапало.
- А давайте оставим только одно слово. Пусть будет просто: «Василисе».
С таким коротким посвящением роман «Чемодан» вскоре и вышел. Неожиданно он принес Громову не только небывалую известность, но и серию заказов. Спонсоры, которых он с трудом находил для своих мистических романов, теперь сами обрывали ему телефон. Знакомые виноделы из Армении привезли ему в подарок огромный чемодан с коллекционными винами и заказали роман «Вино». Он сразу же эту тему поставил в список будущих книг на второе место. Заказ на роман «Бритва» производителей механических и электрических бритв отверг сразу, не раздумывая. А вот предложение отечественных мастеров-краснодеревщиков итальянской мебельной фабрики «N», пожелавших отдать ему и всему миру свои некоторые профессиональные секреты обработки различных пород деревьев под красное дерево, его заинтересовало. Он давно собирался в Италию…
Была и критика. Обычно он ее никогда не читал, но Василиса привезла ему из издательства довольно резкое письмо бывшего однокурсника по Литинституту, а ныне священника отца Ерофея. Это нельзя было не прочесть. Бывший друг писал: «Совершенно пуст твой «Чемодан!.. Молодому человеку я бы не ставил это в вину, но ты, друг мой, когда восплачешь и возрыдаешь о Душе своей? До сорока лет, как и всяк земной человек, ты жил страстями. Хвала Господу, что в здравии перешел ты этот рубеж. Когда же вознамеришься направить стопы свои к Богу?! Почему ты в свой «Чемодан» не вложил самое главное для души человеческой - «Библию» или хотя бы читаемое сейчас всеми откровение Святителя Николая Сербского «Молитвы на озере»? Просто положил бы сверху всех этих вещей, безо всяких нравоучений. Грешный наш мир не любит поучений. В твоей власти было, собираясь в дорогу, подумать не только об одеянии и ублажении грешных телес, но о пище для душ своих читателей!» Возможно, именно благодаря этой критике, первое место в своем списке Громов отвел предложению соседской пары влюбленных стариков – написать роман «Облака».
«Герман Степанович!- уверяли его старики. - Облака - это не только скучная метеорология, и классификация различных видов облаков из 10 пунктов со множеством подпунктов, но такое увлекательное и бесконечное разнообразие и переплетение наук и чудных мгновений!,, Электричество во всех видах - это же энергия! А облака - это же вода, которая и есть наша Жизнь. Она все запоминает, а всех, кто с ней работает, одаряет бесконечным знанием, прозрением и вдохновением!..» Не раздумывая, он взялся сразу же за «Облака». Главным для него была любовь стариков… Возобновив ежевечерние чаепития с ними, он уже сердцем слушал все их рассказы…Однако непонятный внутренний метроном тикал, перебивая «Облака» какой-то другой мелодией и другим ритмом… В подсознании бродило и стучало днем и ночью только одно слово… «брит-ва, брит-ва». «Вот привязался репей! - негодовал и отмахивался он от темы, которую категорически поначалу отверг, - достает уже хуже, чем та Василиса…»
Но «бритва» не отпускала. Пришлось засесть за компьютер. Через два месяца он принес в издательство роман «Бритва Оккама». Главный герой священник Ерофей в многострадальной борьбе за чистоту своей души учился всю жизнь отсекать методом «бритвы Оккама» все мирское. Его редактор Ангелина Киреевна была «в бешеном восторге». А он с легким и просветленным сердцем засел за «Облака», где в необъятном чемодане Неба царили электричество, радиация и живая вода Жизни по имени Любовь.
ЧЕМОДАН. Ника Черкашина