ШЕЛКОВИЧНАЯ КНИГА 

Жил на белом свете один писатель. Звали его Роман Аристархович Гончарук. Жил он в не очень большом промышленном городе, работал на угольно-добычном предприятии и по вечерам кропал свои рассказики. Произведения его были немного приземлённые, околобытовые и может быть не имели бы иной ценности, как фиксация переломного времени, но он так поэтично описывал мелкие детали, так любил своих героев, иногда даже через чур, что рассказики его лучились добрым светом, а потому читателями принимались с тёплой радостью. На заре своей творческой деятельности он выпустил тоненькую книжечку прозы «Как закручивают гайки» за свой счёт, её заметили и даже похвалили в местной прессе. Причём похвалил сам Михаил Шолохов, правда не всемирно известный писатель, который к тому времени уже умер, а тёзка и однофамилец – местный журналист, пресс-атташе городского угольного треста. А через год Романа представили генеральному директору металлургического предприятия Ивану Михайловичу Ханеданову, который накануне ознакомился с его книжонкой, и «генерал», которому понравилось упоминание в одном из рассказов его родного предприятия, сам предложил финансовую помощь в издательских вопросах, и у нашего героя книги стали выходить регулярно. Так Роман Аристархович стал заметным в области автором, а чуть позднее его приняли в творческий союз, который и позволял товарищу Гончаруку именоваться писателем. И всё, казалось бы, было у Романа хорошо. Беспокоил его только бытовой вопрос, из-за одной странной привычки – он писал свои произведения на бумаге. Ретроград какой-то. Представьте себе, на дворе ХХI век, а он пишет ручкой в тетради свои тексты, которые по мере чёрканий и перечёркиваний, и неоднократных переписываний становились рассказами. Вот это и было его больным местом... И это не смотря на то, что изначально у него была трофейная пишущая машинка «Смит и Корона», которую ему в юношеские годы подарила одна из его поклонниц, потом появился нетбук, который он сентиментально величал Йориком, но никогда он не писал рассказы при помощи клавиатуры. Только ручкой или иногда карандашом, и когда он видел, что рассказ удался, только тогда набирал текст в компьютере. Скажете, и что за беда, если человеку нравится писать ручкой? А в том, что у Романа Аристарховича были домочадцы, которые никогда с ним особо не церемонились. У него была жена Яна Мирчевна, доченька Лизавета, а ещё с ними жили тёща с тестем Ирина Родионовна и Мирча Алекувич Расперезу, а также лохматый чёрный кот с розовым носом Уголёк, который в сидячем положении походил на огромную глазастую меховую сферу. Так вот, когда кому-нибудь из домочадцев нужна была ручка, как вы думаете, где они её брали? Правильно – у Романа Аристарховича на столе. Ничтоже сумняшеся, шли и брали, а назад, что ты будешь делать, приносить забывали. То ли теряли, то ли не считали нужным... Между прочим, и Уголёк от них не отставал, и очень даже запросто мог загулять лежащую на краю стола ручку. Представляете, приходит вечером писатель к своему рабочему столу, достаёт свою тетрадь, а на столе ни одной ручки! Ни в канцелярском стакане, ни под кипой бумаг, которых у людей творческого склада всегда на столе пруд пруди, ни в лотке принтера, куда его заставлял горький опыт прятать ручки. Нигде! Как вам это нравится? Вот и писателю нашему не нравилось. Он каждую неделю покупает десяток ручек, а через четыре-пять дней ни одной не остаётся. Наш писатель в сердцах и ругался, и ножками топал, но это никак горю не помогало, только портило нервы всем. Но родные не каялись. Даже не так, не просто не каялись, но и ещё в вину ему ставили жадность, мол, раз ты писатель, должен радоваться, когда кому-то ещё нужно что либо написать. Ну, конечно же, в таких условиях хотелось как-то защитить своё личное неприкосновенное пространство и свои орудия труда. Он принципиально отказался от синей пасты и покупал ручки непопулярных чёрного или зелёного цветов. Но и это не спасало. Однажды Роман купил ручки с надписью «Положи на место», и, не смотря на то, что этот отчаянный жест нашего писателя очень обидел семейного «патриарха» Мирчу Алекувича, тот ручки брать не перестал, как в принципе и остальные домашние. В конце концов, Роман начал покупать химические карандаши и писать ими. На время это помогло, так как домочадцы к карандашам относились, как придворные Короля Солнца к плебеям, но, увы, вскоре чернильные карандаши напрочь пропали из продажи. Роман пытался писать простыми карандашами, но в них не было какого-то шарма и пришлось вернуться к ручкам. И всё началось сначала. И всё-таки наш писатель нашёл выход. Но не сразу.
Прошло несколько мучительных лет, и однажды Гончарука пригласили на писательский съезд, и не куда-нибудь, а в столицу некогда общей Родины. Роман, которого впервые пригласили на мероприятие такого уровня, вернулся из поездки очень вдохновлённым. Съезд подарил ему много новых впечатлений, а так же интересные знакомства. И вот там-то ему руководитель Союза писателей Пуштунистана Баягуд Абдулла Хоссейни подарил перьевую авторучку. Роман с детства был не равнодушен к таким, но одно время они исчезли из продажи и кроме ужасно дорогих «паркеров» в культтоварах нельзя было встретить доступных аналогов. Правда, в те школьные времена, когда старшеклассник Гончарук увлекался такими авторучками, они были с капсулой-пипеткой внутри, а эта ручка, которую презентовал Баягуд Абдулла, была со специальной сменной ампулой-картриджем. К сожалению, подаренная ручка домой к Роману не доехала, при прохождении таможни она была неаккуратно вынута из чемодана дотошным таможенником, и у неё лопнул корпус. Но это подтолкнуло Романа к тому, что он загорелся купить себе подобную чернильную авторучку, как только доберётся в родной город. 
На следующий же день по приезду он отправился в канцелярский магазин «Коллегия» и после череды расспросов и поисков товара на базах через интернет-каталоги сделал заказ. И вот ему привезли три ручки и две упаковки картриджей с фиолетовыми и синими чернилами, и в писательской судьбе Романа Аристарховича начался благодатный период. Шариковые ручки, которые ему всё равно приходилось покупать, чтобы они были в запасе в каждом пиджаке, кейсе, сумке, рюкзаке, периодически исчезали. Но на рабочем столе неизменно стояли три авторучки, и момент начала работы не омрачался несколько лет. Родные не просто были равнодушны к чернильным авторучкам, но даже как будто побаивались их брать, поглядывая на них с пиететом. Так светло потекли творческие будни, без психических срывов, тетрадки заполнялись строками, которые потом перекочёвывали в компьютер, а затем в книги. 
…А потом пришла война. Наш писатель всегда предусмотрительно запасался картриджами, а тут, не учёл развивающиеся события и опростоволосился. Когда спохватился, было поздно, с момента начала активных боевых действий подвоз продуктов был под вопросом, что уж говорить о капсулах для непопулярных ручек. Он попробовал раздобыть хотя бы чернила в пузырьке, чтобы шприцем наполнять пустые использованные картриджи, но когда город находится под огнём, скажи спасибо, что продуктовые лавочки открывают на час-полтора в день.  Если хлеб и овощи можно было раздобыть, то за кормом для Уголька приходилось побегать, при этом попадая под обстрелы, которые в те июльско-августовские дни были регулярными. А накопленные впечатления нужно было фиксировать. А вдохновение и писательский азарт без контакта писателя с бумагой не работали.
Как-то после очередной охоты за булкой хлеба и кошачьим кормом, пробираясь домой между обстрелами, он решил срезать угол через дворы, чтобы не рисковать, и не идти по улице, открытой добробатовским позициям. Шагая вдоль стен хрущёвок и хрустя осколками оконных стёкол под ногами, Гончарук практически был уже у цели, как тут неожиданно ему на рубаху упала ягода шелковицы. Когда он пришёл домой и осмотрел получившееся пятно, его озарило, как Ньютона. Он поискал в интернете рецепт приготовления чернил и успел до ночного артиллеристского обострения насобирать ягод шелковицы почти литровую банку. Ночью, под ярко-выраженный шум канонады, пока семья пряталась между несущих стен, он на плите готовил чернила, благо в доме, согласно рецепту нашёлся и глицерин, и чистящее средство на основе соляной кислоты. Несколько часов он колдовал: выпаривал, смешивал, сгущал, и в результате получились прекрасные чернила. Не смотря на то, что это был поздний сорт шелковицы, и он не имел такого насыщенного цвета, как июньские сорта, но заправленные через иголку шприца в б/ушные ампулы, вставленные в ручку, дали строчки приятного тёмного серо-бордового цвета. Весь остаток июля и весь август Роман Аристархович писал свои заметки, мысли, впечатления, стараясь не упускать ни одной детали, шелковичными чернилами. Когда наступило относительное осеннее перемирие, и начался подвоз товаров в город, наш писатель заказал себе фиолетовые, синие и даже чёрные капсулы-картриджи, но не притрагивался к ним, пока не использовал полностью чернила, изготовленные самостоятельно. В результате, на следующий год он подготовил к печати свою публицистическую книгу и решил её назвать «Нельзя молчать». Набрав текст, и сформировав макет книги, наш писатель отправил рукопись в издательство «Чинара», с которым начал «дружить» ещё десять лет назад. Но когда главный редактор через пару дней попросил зайти к нему обговорить детали, Роман вдруг попросил просмотреть макет и зацепился за название. Вдруг, поддавшись импульсу, попросив ручку, перечеркнул на титульной странице старое наименование и написал «Шелковичная книга». Скорее всего Роману захотелось хотя бы названием нивелировать тягостно-гнетущее содержание текстов. Несмотря на некое недоумение, редактор одобрил новое название. Получилось довольно абстрагированное поэтическое имя для книги, которая вобрала в себя ужасы войны. В этом названии вдруг задышала наивная надежда, что всё позади, что вот-вот наступит мир…