Страница классики. Валентин Катаев (1897-1986)

 

 Товарищ лектор, в чем цель жизни?
 Г.Шенгели

На эстраду провинциального клуба вылез громадный небритый человек в
зловещем фраке.
Он громко откашлялся и затем сиплым шепотом спросил:
- А где же аккомпаниатор?
- Помилуйте, товарищ лектор, - встревожился Саша, - лекция ведь!
Самогон ведь. И борьба с ним. Какая же может быть тут музыка?
- Лекция? Гм... А может быть, спеть все-таки что-нибудь, а? Из
"Демона", а?
- Хе-хе! Лекция ведь.
- А я, ей-богу, лучше спою! Чесс... слов... Этакое что-нибудь...

Н... на земле весь р-р-род людской
Ча-тит адин кум-м-мир свящ... е-э-ээ...

- Что вы, что вы! Лекция ведь. Самогон ведь и, так сказать, борьба. Так
у нас и на афише написано.
- Разве? Ну ладно! Гм... гм...
Человек во фраке густо откашлялся, взялся руками за шею, мотнул головой
и стал в позу.
Председатель позвонил.
- Товарищи, призываю вас к порядку! Сейчас товарищ из центра будет
докладать на тему о самогоне и так и далее. Тема очень важная в общественном
смысле трудящихся, и которые, может, предпочитают танцы, то те могут
покинуть аудиторию. Слово представляется товарищу из центра.
Докладчик посмотрел вокруг голубоватыми глазами, качнулся и сказал:
- Товарищи! В этот грозный час, когда Республика Советов стонет перед
кознями наемников мирового капитализма, мы не можем оставаться
индифферентными. Все как один! Верно я говорю?
- Верно, - одобрительно подтвердили из зала.
- Да, товарищи! Мы все, как один, должны встать на борьбу с самогоном!
Тысячи людей пьют самогон, и тысячи людей отравляются ежедневно этим
злостным ядом, который разрушает организм. Верно я говорю?
- И даже слепнут, - сказал из зала деловитый бабий голос.
- В-в-верно, гражданка! Оч-чень дельное замечание! Именно - слепнут.
Бывает. И глохнут. Чесс... слово... Итак, товарищи, мы видим, что самогон -
это страшный яд, который бич. А почему?
Докладчик обвел притихшую аудиторию грозным взглядом.
- А па-а-чему?
Он выдержал эффектную паузу и, в достаточной мере насладившись тишиной,
повысил голос:
- А потому, дорогие товарищи, самогон приносит вред, что очищать его
как следует до сих пор не научились... А что может быть проще - очистить
самогон? Пара пустяков. На одно ведро самогона берется три фунта простой,
обыкновенной, ничем не замечательной соли.
- Крупной или мелкой? - быстро спросили из зала.
- Лучше всего мелкой. Но, конечно, можно и крупной. Ну-с, затем
насыпают эту соль в самогон и сверху ведро прикрывают чем-нибудь теплым.
Одеялом, например.
- А подушкой, товарищ лектор, можно?
- Можно и подушкой! Даже подушкой лучше. Да, дорогие товарищи! Затем
надо взять фунтов пять-шесть простой, примитивной клюквы...
- Клюквы! - восторженно взвизгнула баба из третьего ряда, хлопая себя
по бедрам. - Ах ты ж боже ж мой! Клю-у-квы!
- Именно - клюквы! - торжествующе воскликнул лектор. - Обыкновенной что
ни на есть клюквы. И варить вышеупомянутую клюкву на медленном огне,
подмешивая туда квасцов, мелу, соды...
- А квасцов-то много?
- А соды-то?
- Товарищ лектор, а как же, ежели...
- Тише! Тише! Дайте слушать! Не напирайте! Квасцов-то много надо
подмешивать?
В зрительном зале начался шум. Задние напирали на передних. Женщины
пищали. На кафедру летели записки.
- Товарищи, не все сразу! Прошу по порядку. Вот тут поступила записка с
вопросом: "Можно ли для крепости в самогон подмешивать перцу и табаку?"
Отвечаю: ка-а-а-нечно, нет! Перец и табак, подмешанные в самогон,
действительно создают впечатление крепости, но в действительности никакой
крепости не увеличивают, а голова потом болит как проклятая. Ну-с... Итак, я
продолжаю. А когда, дорогие товарищи, клюква уварится и пустит сок, надо
взять сито, простое, наипримитивнейшее кухонное сито, которое...
Председатель побледнел.
- Товарищ докладчик, прошу держаться ближе к теме!
Публика заревела:
- Пущай выскажет! Просим, просим! Не мешай докладчику! Соды-то сколько?
Мел толченый аль куском? Да пущай еще раз про сито скажет!
Докладчик же, склонив голову и полузакрыв глаза, продолжал говорить:
- Засим, дорогие товарищи, всю эту музыку надо протереть сквозь сито в
сосуд...
- Сосут?! Ах ты ж боже ж мой, и уже сосут? А?
- Вот как здорово!
- ...в глиняный сосуд, в который перед этим положить...
Председатель схватился за голову и бросился за кулисы. Саша стоял,
прислонившись холодным потным лбом к боковому софиту.
- Саша, - тоскливо провыл председатель, - он деморализует аудиторию! И
на доктора не похож! Может, ты ошибся, кого другого привез?
- Ничего не ошибся, - глухо сказал Саша. - Сам в гостиницу ездил, в
номер восьмой.
Председатель затрясся.
- Восемнадцатый, а не восьмой! Зарезал! Тащи его с эстрады! Не восьмой,
а восемнадцатый! Занавес! Занавес! Перепутал! В восьмом актер. Шляпа!
Саша судорожно задергал занавес.
Но было уже поздно. Лектор стоял посередине зала, окруженный
восторженной аудиторией, и отвечал на записки.
Председатель припал к щелке занавеса. Минуту его лицо выражало
отчаяние. В следующую минуту оно слегка прояснилось. Затем председатель
озабоченно покачнулся и вдруг хриплым голосом крикнул в зал:
- Товарищ лектор! Ну а как же, ежели, например, в закваску слишком
много дрожжей положишь, а она и загустеет, подлая?..
И с этими словами ринулся в самую гущу любознательной аудитории.

1923

  ВЫДЕРЖАЛ

  Всю неделю, до самой чистки, кассир Диабетов ходил с полузакрытыми
глазами и зубрил по бумажке:
  - Кто великий учитель? Маркс. Что является высшим органом? СТО. Что
такое социал-патриотизм? Служение буржуазии в маске социализма. Что
характеризует капитализм? Бешеная эксплуатация на основе частной
собственности. Как развивается плановое хозяйство? На основе электрификации.
Где участвовали разные страны? На Первом конгрессе Второго Интернационала в
тысяча восемьсот восемьдесят девятом году, в городе Париже. Какой бывает
капитал? Постоянный и переменный. Какова будет форма организации в будущем
коммунистическом строе? Неизвестно. Кто ренегат? Каутский. Кто депутат?
Пенлеве. Кто кандидат? Лафолетт. Кто, несмотря на кажущееся благополучие?..
Польша. Кто социал-предатели? Шейдеман и Носке. Кто Абрамович?
Социал-идиот...
  Усердный Диабетов лихорадочно сжимал в руках спасительную бумажку. Он
бормотал:
  - Только бы не перепутать... Только бы не перепутать!.. Кто депутат?
Пенлеве... Кто ренегат? Каутский... Кто кандидат? Лафолетт.
  Когда Диабетова пригласили в комнату, где заседала комиссия, перед его
глазами плавал розовый туман и в ушах стоял колокольный звон. Диабетов
преодолел жуткий страх, подошел к столу и зажмурился.
  - Как ваша фамилия, товарищ? - спросил председатель комиссии.
  - Маркс, - твердо ответил кассир.
  - Сколько вам лет?
  - Сто.
  - Род занятий?
  - Служение буржуазии в маске социализма.
  Председатель комиссии, который до сих пор пропускал ответы Диабетова
мимо ушей, высоко поднял левую бровь.
  - Гм... Довольно откровенное заявление... Ваше отношение к службе,
гражданин?
  - Бешеная эксплуатация на основе частной собственности.
  - Вот как!.. О-ч-ч-ч-чень приятно... Как же вы втерлись в советское
учреждение?
  - На основе электрификации.
  Члены комиссии странно переглянулись.
  - А когда вы, товарищ, в последний раз себе температуру мерили? -
осторожно осведомился секретарь.
  - На Первом конгрессе Второго Интернационала, в тысяча восемьсот
восемьдесят девятом году, в городе Париже, - твердо отчеканил главный
кассир.
  - У вас, товарищ, - мягко сказал председатель, - какой-то лихорадочный
блеск глаз...
  - Постоянный и переменный, - любезно пояснил Диабетов. Щеки его от
волнения и торжества тряслись, как у мопса. Левая нога выбивала дробь. Зубы
лязгали, а пальцы судорожно сжимали в кармане заветную бумажку.
  - Очень хорошо... Прекрасно! Прекрасно!.. Но вы, главное, не
волнуйтесь! Может быть, вы устали, товарищ? Присядьте, - придавая голосу как
можно больше задушевной теплоты, сказал председатель, который начал кое-что
соображать. И вдруг быстро и в упор спросил: - А какое сегодня число?
  - Неизвестно, - гаркнул Диабетов, обливаясь крупным потом и чувствуя,
что он наносит врагам последний удар.
  Члены комиссии тревожно зашептались. Секретарь на цыпочках вышел из
комнаты.
  - Очень хорошо, товарищ! - воскликнул председатель в фальшивом
восторге. - Вот и прекрасно! Вот и отлично! Вы, главное, не волнуйтесь!
Поедете в Крым... в Ялту, можно сказать... Там, знаете, солнышко... А
главное - не расстраивайтесь! До свидания, товарищ!
  Диабетов потоптался на месте и слегка охрипшим голосом сказал:
  - Я и дальше знаю... Кто ренегат? Каутский. Кто депутат? Пенлеве. Кто
кандидат? Лафолетт... Кто, несмотря на кажущееся благополучие...
  - Главное - не волнуйтесь, - сказал председатель, осторожно сползая со
стула, - мы вам верим на слово... До свидания, товарищ!..
  Сияющий Диабетов раскланялся и, остановившись у двери, широко
улыбнулся.
  - Кто социал-предатель? Шейдеман и Носке... А кто Абрамович? - И,
сделав эффектную паузу, отчеканил, интимно подмигивая комиссии: -
Социал-идиот!
  Встревоженные сотрудники окружили Диабетова:
  - Ну как?.. Что?..
  - Всех покрыл! Восемь вопросов как одна копейка! Остальные шесть сказал
сам. Верите ли, председатель даже попятился. Отпуск предлагал. В Крым. Как
одна копейка...

  1924

 ДВА ГУСАРА

  I

  1825 год

  Пушкин - Вяземскому

  П.А.Вяземскому (14 и 15 августа. Из Михайловского в Ревель...)

  Мой милый, поэзия твой родной язык, слышно по выговору, но кто ж
виноват, что ты столь же редко говоришь на нем, как дамы 1807-го года на
славяно-росском. И нет над тобою как бы некоего Шишкова, или Сергея Глинки,
или иной няни Василисы, чтоб на тебя прикрикнуть: извольте-де браниться в
рифмах, извольте жаловаться в стихах. Благодарю очень за "Водопад". Давай
мутить его сейчас же.

  ...с гневом
  Сердитый влаги властелин.

  Вла вла - звуки музыкальные, но можно ли, например, сказать о молнии
властительница небесного огня? Водопад сам состоит из влаги, как молния сама
огонь. Перемени как-нибудь, валяй его с каких-нибудь стремнин, вершин и тому
подобное.
  2-я строфа - прелесть! - Дождь брызжет от (такой-то) сшибки.
  Твоих междоусобных волн.
  Междоусобный значит mutuel, но не заключает в себе идеи брани, спора -
должно непременно тут дополнить смысл.
  5-я и 6-я строфы прелестны.

  Но ты, питомец тайной бури.

  Не питомец, скорее, родитель - и то не хорошо - не соперник ли? тайной,
о гремящем водопаде говоря, не годится - о буре физической также. Игралище
глухой войны - не совсем точно. Ты не зерцало и проч. Не яснее ли и не живее
ли: Ты не приемлешь их лазури... etc. (Впрочем, это придирка). Точность
требовала бы не отражаешь. Но твое повторение ты тут нужно.
  Под грозным знаменем etc. Хранишь etc., но вся строфа сбивчива. Зародыш
непогоды в водопаде: темно. Вечно бьющий огонь, тройная метафора. Не
вычеркнуть ли всю строфу?
  Ворвавшись - чудно хорошо. Как средь пустыни etc. Не должно тут двойным
сравнением развлекать внимания - да и сравнение не точно. Вихорь и пустыню
уничтожь-ка - посмотри, что выйдет из того:

  Как ты, внезапно разгорится.

  Вот видишь ли? Ты сказал о водопаде огненном метафорически, то есть
блистающий, как огонь, а здесь уж переносишь к жару страсти сей самый
водопадный пламень (выражаюсь как нельзя хуже, но ты понимаешь меня).
  Итак, не лучше ли:

  Как ты, пустынно разразится.

etc. А? или что другое - но разгорится слишком натянуто. Напиши же мне: в
чем ты со мною согласишься. Твои письма гораздо нужнее для моего ума, чем
операция для моего аневризма. Они точно оживляют меня, как умный разговор,
как музыка Россини, - как похотливое кокетство итальянки. Пиши мне, во
Пскове это для меня будет благодеянье. Я созвал нежданных гостей, прелесть -
не лучше ли еще незваных. Нет, cela serait de l'esprit.
  При сем деловая бумага, ради бога, употреби ее в дело...
  Пушкин.


  II

  1934 год

  Сашка - Петьке

  Дорогой Петька! Пишу тебе, увы, из Михайловского, так как все более или
менее приличные дома отдыха уже, гады, расхватали. В Узком - ни одной койки,
в Малеевке - ни одной, в Абрамцеве - ни одной.
  О Сочи и Гаграх я уже и не говорю. Сам понимаешь! Чуть б было не попал
в Поленово, - обещали отдельную комнатку! - буквально рвал зубами, рыл носом
землю, колбасился, как тигр, и все-таки какой-то сукин сын из горкома увел
комнату на глазах у всех прямо-таки из-под носа. Так что приходится торчать
в Михайловском.
  Вот гады! Не могу успокоиться!
  Но, впрочем, тут не так уж плохо: имею совершенно отдельную комнату,
шамовка довольно-таки приличная, можно по блату иметь за обедом два раза
сладкое. Компания тоже ни хрена себе, подходящая. Ребята свои. Ты их знаешь.
Васька-беллетрист из горкома, Володька-малоформист из месткома и
Жорка-очеркист из группкома. Конечно, бильярд, волейбол, вечером немножко
шнапса и все прочее. Одним словом, творческая атмосфера вполне подходящая.
  Кстати, о творческой атмосфере. У меня к тебе небольшое литературное
дельце. У нас тут распространился странный слух, что отменяется сухой паек.
Неужели правда? Ради бога, сообщи спешно, что и как, а то ребята сильно
беспокоятся. Лично я не верю. Какое же это искусство без сухого пайка?!
Абсурд!! Наверное, обывательская трепотня!
  Кроме того, очень прошу тебя, если будешь в центре, не поленись зайти в
издательство, к Оськину, в бухгалтерию, и позондируй там почву насчет
монеты. Они, понимаешь ты, мне должны по договору, под роман, две с
половиной косых. Полторы я уже отнял, осталась одна. Но дело в том, что
рукопись у меня еще не готова (сам понимаешь!). А дублоны нужны до зарезу.
Так вот ты этому самому Оськину там что-нибудь вкрути. Вполне полагаюсь на
твою богатую фантазию: скажи, болен, или там в творческой командировке, или
там что-нибудь в этом роде.
  Как тебе понравился последний роман Андрюшкина? Главное, с кем?! С
Катькой!! Вот уж номерок!
  Последний анекдот знаешь? Идут отец и сын мимо памятника Пушкину. И сын
спрашивает: "Папоцка, это Пуцкин?"
  По-моему, гениально! Впрочем, до тебя уже, наверное, дошло.
  Что ты скажешь насчет последнего письма в редакцию Женьки Манькина? Не
правда ли, прелесть? Вот сволочь Женька, как здорово насобачился писать
письма в редакцию!
  Каков язык! Какова композиция! Каковы ритмические ходы! Какова лексика!
Прямо Вольтер, не шутя. Аж зависть берет. Нет, надо и мне что-нибудь такое
брякнуть! Только ума не приложу, что бы такое бабахнуть, не посоветуешь ли?
  Ну, дружище, будь здоров.
  Не забудь же про сухой паек и про Оськина!
  Крепко жмаю руку! Пока! Бувай!
  Твой Сашка.

  1934