Леонид ПОДОЛЬСКИЙ

Мы продолжаем публикацию отдельных глав из эпического романа писателя Леонида Подольского «Финансист». Роман посвящён бурным событиям российской истории 1992-1994 годов, когда начинались российский капитализм и российский авторитаризм. Публикация романа ожидается в 2023-2024годах.  

Глава 16

Неприятности начались вскоре после нового года. Поначалу мелкие – деньги по-прежнему несли, но – зачем несли? – при тысячепроцентной инфляции сто процентов годовых не спасали; обналичка приносила хороший доход и торговля метандростенолом процветала, недвижимость росла в цене и сделки – их, правда, по-прежнему было немного, - приносили все больший доход, - но, увы, нарыв назревал: начинались невозвраты.
Это Игорь потом подсчитал: примерно половина заемщиков вернули деньги в срок и беспроблемно, а ведь могли и не возвращать, он не смог бы их заставить, и никакие  государственные механизмы не работали – милиция, прокуратура, суд, все было парализовано, - но из совка пришли честные люди, другого объяснения не было.
Да, самое честное время - в конце совка, на излете застоя. Игорь помнил: в кооперативе при Горбачеве и в мыслях не было не платить налоги - сталинский страх еще висел над  страной, а потом сразу все рухнуло. Оказалось, прогнило. Разложение происходило везде и сразу. Рэкет, приватизация, откаты, бандиты. Совок стремительно превращался в крутого,  отпетого, нового русского. Рыба, как всегда, гнила с головы. Прав оказался Маркс: «бытие определяло сознание».
Но это Игорь потом так думал, что пятьдесят процентов возвратов – это очень много, а тогда наоборот. Еще непуганый был, еще наивный.
Первым не вернул вовремя кредит инвалид Трунов. Правда, до него еще – Петя Кораблев и Олег, и еще профессор, но с каждым из них случай  был особый. Про Кораблева Полтавский не знал еще, что повесился. А может, повесили. Несчастный мальчишка. И Олег тоже: дурной. Что с него взять? К тому же за Олега обещал заплатить «Роспотребрезерв». А Трунов, тот взрослый мужчина, солидный, почти пенсионного возраста. Кредит он взял, чтобы закупить лук в Волгоградской области.
Трунов с самого начала не заплатил через месяц проценты. На звонок Игоря начал жаловаться, что знакомый директор совхоза – теперь это ТОО, но один черт, директор как был там царь и бог, так и остался – его подвел. Долго мурыжил, смеялся в глаза, прятался – ждал, видно, взятки, но он, Трунов, ни в какую, он не за то отдал родине руку, чтобы каждому сукину сыну платить взятки. Наконец, пришлось объясниться и директор вроде уступил, но на станции долго не давали вагоны – то ли директор подговорил, то ли сами хотели получить, за хранение пришлось платить штраф, а лук за это время сильно погнил, перебирать было некому, на овощную базу, здесь уже, его не взяли, опять, видно, ждали отступных, продавать пришлось срочно и дешево, прямо с машин, за которые тоже нужно платить. Опять же, взятки милиции, чтобы разрешили торговать с машин – в управе он не сумел договориться. То есть разрешение на торговлю дали, но в таком глухом месте, где покупателей днем с огнем не отыскать. Наконец, его опять оштрафовали – в итоге он не только ничего не заработал, но еще и оказался в убытке. Теперь же Трунов просил скостить проценты.
Игорь, естественно, отказался. Он не благотворитель, чтобы оплачивать чужие взятки.
- Вы взрослый человек, вы знали, на что шли.
- Знал-то знал, - отвечал Трунов, - но чтобы так, в каждом месте, от управы до директора совхоза, раньше такого не было, - Трунов повздыхал по телефону и начал прятаться. То по многу дней не брал трубку, то изредка к телефону подходила жена и сообщала, что он в отъезде или в больнице, лишь изредка подходил сам и слезно просил повременить и бога ради снизить проценты. В такие моменты он очень походил на профессионального попрошайку. Его было жалко – бедный человек, без руки, но уступить Игорь не мог, он не имел права быть добрым.
В конце концов пришлось послать Луцкова с командой. Но Луцков тот еще фрукт. Он подолгу расписывал, как они разыскивают Трунова, а тот прячется, приходит только ночевать, а то и вообще не ночует дома, и что он специально отправил Евсея – у того такой бандитский вид, что жене Трунова стало плохо и к ней пришлось вызывать «скорую» («Его все пугаются, - хвастался Луцков. – Кто ни посмотрит на него, всем сразу становится плохо»), и что в доме у Трунова полная нищета.
- Мы бы кожу с него сняли, - хорохорился Луцков, - да с него взять нечего. Прямо нищий. Как только человек жил до сих пор? Один колченогий стул. Да еще кошка. И та облезлая. И жена ведьма. 
Игорь подозревал, что Луцков со товарищи никуда не ездили, а только выманивают деньги. И страшилу Евсея, бывшего афганца в шрамах и с перебитым носом – тот специально стригся под блатного и носил цепь – Луцков приводил не к Трунову, а к нему, Полтавскому. Евсей и вправду вызывал страх: огромный, рыжий, с маленькими злыми глазками и огромными кулачищами, низким лбом и устрашающей, под ежика, шевелюрой.
В конце концов, Полтавский сам застал Трунова врасплох и тот, скрипя и охая, назначил Игорю встречу. Они вместе пошли в Сбербанк, где, к огромному удивлению Игоря, Трунова хорошо знали и обращались с ним подчеркнуто уважительно. Похоже было, что Трунов у них давний клиент.
- «И ведь возвращает вовремя. Не плачется, как со мной», - с досадой подумал Игорь. – Обходится без всякой братвы».
В «Кредитную контору «Полтавский»  Трунов перечислил, однако, только сумму кредита, на проценты денег у него не хватило, так что Игорю снова пришлось посылать  Луцкова. Но тот опять врал.
- Мы были у него, привязали к стулу, два часа с ним беседовали. Евсей его пару раз стукнул, да что там стукнул, от одного его вида людей хватает кондрашка. Вы видели его кулачищи, весь в ожогах, он ведь горел в Афгане и пуля возле уха вошла, с тех пор он просто зверь.
Никакого толка. Инвалид, голь перекатная, с этого горемыки разве что кожу снять, да абажур сделать.
Игорь снова позвонил Трунову. На сей раз тот оказался дома.
- Нет у меня денег. Вы к совести не взывайте. Сами все видели. Дайте хоть обернуть остаток средств. Если Сбербанк обложит, тогда мне хана.
Трунов обещал снова закупить лук, капусту, картошку – он понял, что лучше торговать разным товаром сразу. Вот расторгуется и расплатится сполна.
- Мои бандиты к вам приезжали? – спросил Игорь.
- Нет, - после паузы отвечал Трунов. – Что им тут делать?
После этого разговора Трунов уехал за товаром, потом якобы торговал в Подмосковье. Игорь устал ему звонить. К тому же со временем и не до того стало.
Совсем не было проблем только с Ашотом Папикяном: тот держал свои сигареты на складе у Виктора. Выплатив кредит, Ашот взял новый и снова торговал сигаретами в Лужниках, а заодно и реализовывал товар, по поручению Игоря закупленный Харитоновым. Ашот был отменный работник, трудолюбивый донельзя – работал каждый день, без выходных и праздников, с раннего утра и до позднего вечера и все успевал – и закупать товар, и сам же торговал с машины. Через месяц Ашот сумел открыть вторую точку, там же в Лужниках, так что товар стал прокручиваться еще быстрее. Игорь с Виктором предложили Ашоту перейти к ним, он точно мог успешно возглавить торговлю в Лужниках, но Ашот уклонился от ответа. Как-то потом он сознался Виктору, что со временем собирается развернуться сам.
- Он сможет, - говорил Виктор, - если, конечно, рэкет не остановит. Или милиция.
- А как там с рэкетом, в Лужниках? – заинтересовался Игорь.
- С рэкетом, как везде. Но вроде бы платят дань организованно.
Напротив, за Артуром, торговавшим водкой на ярмарке в Сокольниках – тот не сам торговал, он был барин, у него работали продавцы и помощники. – Игорю пришлось немало  побегать. Вроде бы и дела у Артура шли неплохо – в любое время дня, когда Игорь приезжал в Сокольники, у его киосков толкалось немало людей. По большей части это были пьяницы, тут же, чуть в стороне, они распивали водку и валялись пьяные: охранники с брезгливыми минами вытаскивали их за забор и клали в тень: все-таки клиенты, - увы, красавчик Артур был человек легкий, но непунктуальный, мог назначить встречу и укатить на своем «Ауди». Со дня на день он обещал расплатиться, приглашал посидеть в ресторане, улыбался и – волынил. Точно так же он водил Игоря за нос, обещая договориться с Мирзаяном, своим дальним родственником – их бабушки были родные сестры. У авторитета имелась масса точек для своих людей.
Мирзаян, с гордостью рассказывал Артур, является близким приятелем Чичкова. У авторитета вообще есть масса сановных знакомств, в особенности же он коллекционирует людей искусства: Зураб Церетели, Кобзон, Винокур, Лещенко, Шуфутинский. Они, как и знаменитый Отари Квантришвили и Япончик – все его лучшие друзья.
Сам Артур в близкий круг авторитета не  входил, просить следовало мать или бабушку, а уж те по своим каналам… Но те, как назло, находились в отъезде. Да и сам авторитет не сидел безвыездно в Москве. Словом, подступиться к Мирзаяну так и не вышло, вместо него Артур вывел Игоря на представителя авторитета Кубынина.
 - Он - смотрящий, - представил Артур, - все дела решает сам.  Акоп Акопович мелочевкой не занимается. Все больше в мэрии, или там с Тайванчиком, или с дедом Хасаном[1], недавно к Япончику летал в Америку. Тот самый главный, он еще в Совдепии рэкетировал цеховиков по всему Союзу.
- Цеховики ведь были только в Закавказье? – спросил Игорь.
- Нет, везде, - гордо сказал Артур. – Они по многим городам ездили. Собирали дань. Ночные короли. Даже при Сталине.
Смотрящий Кубынин оказался невысоким человеком с бычьей шеей, мрачным взглядом   исподлобья и мощными короткими, покрытыми татуировками руками. Он долго подозрительно смотрел на Полтавского, потом спросил:
- Крыша у тебя есть? 
- Есть, - не очень смело соврал Игорь.
- Ну, пусть крыша твоя и договаривается, - буркнул Кубынин. – Это их дело.
Игорь промолчал и больше не пытался просить Артура, тем более, что кредит тот в конце концов вернул.
Зато Изотов, посоветовавший брать проценты ежемесячно,  не вернул. И через месяц, и через два он расплачивался без проблем, но когда пришло время возвращать основную сумму, его не оказалось на месте.
- Я не жена, я просто прописала его на время. Думала, порядочный, - говорила женщина на другом конце провода. – Он то у меня жил, то еще с кем-то. Он – сволочь… Что называется, поматросил и бросил…
- А где он сейчас? У вас есть его адрес и телефон?
- Есть телефон. Случайно. Только не говорите, что это я дала. А то убьет. Он, знаете, неуравновешенный. Псих.
Адрес по телефону узнал Виктор через знакомого милиционера. Оказалось, что Изотов живет недалеко.  Игорь решил поехать к нему с  охранником Сергеем. Сквозь щель в двери видно было, что в квартире горит свет, за дверью слышны были негромкие голоса, но на звонок никто не ответил.
- В глазок посмотрели. Не хотят открывать, - сделал вывод Сергей.
Игорь позвонил снова, на сей раз настойчиво и долго. Щелкнул замок и дверь распахнулась, у  порога стояла симпатичная, в одном халатике, молодая женщина.
- Я спала, - томно сказала она и для достоверности зевнула. – А вам кого?
- Сергея, - настойчиво и мрачно сказал Игорь.
- Тут нет никакого Сергея, - она снова зевнула. В это самое время из-за шкафа выскочил Изотов.
- А мы думали: муж, - искусственно и в то же время игриво засмеялся он. – Ну заходите, Игорь Григорьевич. От вас не спрячешься. – Он продолжал смеяться.  – На днях  деньги будут. Может, выпьете с нами, Игорь Григорьевич?
- Когда вернете кредит. Так и быть, отметим.
- И Олега Васильевича позовем с Аверьяновым, - Изотов продолжал куражиться.
- Если захотите, можно и Олега Васильевича с Аверьяновым. Они уже службу безопасности собирались посылать, - соврал Игорь. 
- Хоп майли[2], - пропустив намек мимо ушей, Изотов продолжал веселиться. – На днях организуем.
Вы уж извините,  Игорь Григорьевич,  что так получилось, - он посерьезнел. - Со дня на день  жду деньги. Должны перевести из Костромы.
- А сейчас? – спроси Игорь. – Хотя бы часть. Я и вексель взял.
- Сейчас шаром покати. Перебиваемся на Валечкину зарплату. С хлеба на квас, - Изотов весело улыбался, словно бравировал своим безденежьем, а скорее открыто насмешничал.
- Вы знаете, что такое вексель? Любой суд…
- Не нужно в суд, - закричал Изотов. – Давайте без суда.
- Тогда распишитесь на векселе. Я жду ровно неделю. Может быть хотите переписать вексель?
- Посмотрим, - пообещал Изотов. – Я подумаю. А вы не хотите взять в залог Валечку?
- Нет, - не принял его тон Игорь.
- А зря, - это были последние слова Изотова.
- Ничего он не вернет. Знаю я таких… придурков. Он просто смеялся, - сказал Сергей, когда они вышли.
- «Послать Луцкова?» - засомневался Игорь. 
- Я позвоню Олегу Васильевичу, - пообещал он. – Это его протеже. Пусть разбираются.   
- А вы уверены, что страховая компания заплатит? – спросил Сергей.
Игорь пожал плечами.
Ни через неделю, ни через десять дней Изотов не появился. Игорю пришлось звонить снова. К телефону подошла Валечка.
- «Интересно, сейчас она голая? – отчего-то подумал он, услышав ее голос. – Груди, попка, все на месте. Прелесть».
- Он сбежал. Альфонс проклятый, - как старому знакомому сообщила Валечка. – Прихватил мои деньги и сбежал. С меня теперь со всех сторон требуют. Не только вы. Он картежник оказался. Думаете, он торговлей занимался? В Кострому ездил? Он блядством занимался. - Она помолчала. – А вы, если хотите, приходите.
Игорь опешил от ее наглости. Пойти он не решился – мало ли что? Это вполне могла быть подстава.
Он передал этот разговор Бодрову, но тот сохранял спокойствие.
- Да не берите в голову. Мы его поймаем и вправим мозги. Он нормальный парень. Я его давно знаю. Потерпите немного.
И Игорь терпел. Дел было невпроворот и невозвраты пока некритические. Да и не хотелось портить отношения со страховой компанией.
В январе, или в феврале уже, Игорь занят был другим. Годы спустя по памяти он попытался выстроить хронологию. Сначала «Тарасов, Борисов и К^о», потом сразу же поездка в Пореченск. И тотчас вслед за этим Каноков. Или Каноков чуть позже? В сущности, хронология большого значения не имела.
Тарасова, Борисова и Витковского прислал за кредитом все тот же Олег Васильевич. Это были молодые, наверняка сразу после института, симпатичные ребята. Особенно запомнился с первого раза Витковский: интеллигентного вида, в очках, с очень тонкими и красивыми чертами лица, хрупкий, в длинном черном пальто и с во много слоев, «по-французски» обкрученным  вокруг шеи клетчатым шарфом.     Впрочем, и Тарасов с Борисовым тоже выглядели модно, все – в высоких ботинках от фирмы «Рибок», которая только-только открыла магазин в Москве на пересечении Садовой-Кудринской и Поварской, все – выгодно отличались от других, неряшливо одетых бизнесменов. И кредит – всего тридцать миллионов – эти ребята брали, чтобы закупить модную обувь в «Рибке».
- У «Рибка» одно условие: все, что мы покупаем у них, нам нельзя продавать в Москве. Так прямо в контракте и написано, - рассказывал Тарасов. – Чтобы не было конкуренции. А нам и не нужно в Москве. У нас на Севере есть знакомые ребята. И в Сибири. Оторвут с руками.
Бизнес их показался Игорю странным. Покупать дорогущую обувь и накручивать сто пятьдесят процентов? Он никогда  бы не дал деньги, если б не рекомендация и не аваль от «Гаранта». Но, к его удивлению, проценты ребята платили очень аккуратно – и через месяц, и через два. Так что со временем он в них поверил и даже стал ставить в пример. Уж от кого кого, а от них Игорь никак не ожидал подвоха. Но это потом, перед самыми майскими праздниками.
А пока – история с Олегом. Кредит Олег, конечно, не вернул. Да Игорь от него и не ждал. Он давно понял: придурок. По-своему неглупый, образованный, но – придурок. И с Олеговым бруском Игорь давно не знал, что делать. Этот брусок из неизвестного материала так и лежал в дальнем углу. В феврале за него обещал расплатиться «Роспотребрезерв» и Олега никто не тревожил, а потому, в отличие от других, Олег не прятался и никуда не сбегал. Напротив, он прибился к «Кредитной конторе». Денег Олег больше не просил, да ему бы и не дали, разве что стрелял на сигареты. Зато старался быть полезным, а может рассчитывал заработать. Вот он и пришел к Полтавскому с письмом.
- У меня родственники в Пореченске, - сообщил он. – Там алюминиевый завод, небольшой, правда, но почти новый. Его при Хрущеве строили зэки. Мой дядька двоюродный там главный инженер.  Сейчас из-за   завода драчка идет, но они держатся. Вам бы они свои акции  продали. Не хотите?
- Хочу, - еще минуту назад Игорь не собирался покупать акции, он, как небо от земли, далек был от производства, ничего не знал ни про толлинг, ни  про Яфасова[3], ни про братьев Черных, ни про измайловских и Олега Дерипаску[4], ни про «Trans Commodities», ни про Сэма Кислина и братьев Рубенов, ни про битву за «КРАЗ»[5], ни про грядущие алюминиевые войны; он не подозревал даже, что алюминий входит в сферу интересов Спивака – ничего еще не знал, ближайшее будущее пока не стало настоящим, и  маленький заводик в Пореченске казался ему вдалеке от пересечения больших интересов. Этакая патриархальная картинка, можно сказать, пастораль. Совсем небольшой заводик, а рядом   церковка и коровы на лугу.
В этот момент он вовсе не думал о прибыли и что он станет делать с акциями, он вообще не очень понимал, что сможет извлечь из убыточных, разбитых, разворованных предприятий, где рабочие по многу месяцев не получают зарплату – минуту назад он, как черт к ладану, относился к приватизации, знал – не для него, но тут вдруг почувствовал вкус к производству, подумал, что «не боги горшки обжигают», и что он станет не самым плохим для рабочих хозяином и что неплохо бы вложиться. Недаром же множество людей кинулось на аукционы, несмотря на то, что за свои чеки на этих аукционах они получат акций на сущие копейки.
Странно, но и его неожиданно захватил всеобщий ажиотаж. А может, не ажиотаж, но просто преподнесли ему эти акции на блюдечке. То есть не совсем  преподнесли, но показалось, что преподнесли. Или просто устал. Надоело сидеть в Москве и захотелось прошвырнуться. Посмотреть, чем живет провинция и как это, разгосударствление то есть, происходит. Потрогать приватизацию своими руками, сблизи. Поговорить с людьми, а может и правда купить акций. Он даже представил печи, в которых варится алюминий. Что-то такое он давно изучал в школе – доменные печи, мартеновские, еще какие-то электрические. Все это виделось ему смутно: огонь и металлическая лава.
Игорь лишь мельком бывал на бирже. Он не очень ясно представлял, как она работает. И – весь этот процесс, как тысячи гонцов разъезжают по стране, колесят по маленьким городкам, по глухим деревням – скупают чеки за водку и колбасу. Иные приезжают на машинах, другие тащатся с баулами; на тысячах заводов директора велят рабочим продавать чеки только собственным компаниям, но все равно – скупщики сбиваются у проходной. И – мордобой, ругань, пьянство; скупщиков крышуют бандиты или милиция. И вот, поезда и самолеты везут людей с баулами, иных из них грабят  и    убивают по дороге бандиты, но уцелевшие, прорвавшиеся в Москву спешат на биржи. И – разные прохиндеи сколачивают ЧИФы, от бывших космонавтов до вчерашних уголовников; и – сколько их исчезло, убежало вместе с чеками, и сколько украденных чеков перепродано на биржах? Страна, будто в чековой горячке. Чеки сотнями тысяч скупают красные директора, те самые, что в Верховном Совете клянут реформаторов. И – делят, рвут страну на части. Какие уж тут эффективные собственники, среди этого разора? Раздора? Дележ, оргия приватизации, злоба – фантасмагорические картины… 
Игорю вдруг захотелось принять участие. Как в некой мистерии…  
Через два дня они с Олегом и с охранником Сергеем садились в поезд. Поезд был старый, грязный, как в Гражданскую войну, и страна за окном – темная, убогая, бесконечная, станции, полустанки, утонувшие в снегу деревушки. Игорю почему-то представлялся Беломорканал. Из тамбура несло вонью, в купе тяжелый амбре исходил от двухнедельных нестираных Олеговых носков.
В Пореченск приехали утром. Никто их не встречал.  Взяли такси, одиноко стоявшее у вокзала, чтобы добраться до единственной в городе гостиницы.
- Что тут у вас? – спросил Игорь у таксиста. – Грязно. Темно. После Москвы, будто на том свете, хотя и Москва сейчас как развороченный гадюшник…
Не слышали, как идет приватизация на алюминиевом заводе?
- Как же, - охотно отвечал таксист, - я сам там раньше работал. Только сейчас город захватили бандиты. Везде они, у городского головы в кабинете сидят. Директор завода вчера застрелился. Застрелил Хромого – это главбандит был местный,   и сам… Не  выдержал. Беспредел полный…
Тут из Москвы приехали. Подколзин Геннадий Иванович. По радио выступал. Приглашал нести чеки. Машину поставили прямо у проходной. За каждый чек пятьсот рублей, или две бутылки водки, на выбор.
- И что, несли?
- За водку, конечно… Похороны завтра, город весь пьяный, у бандитов сходняк, будут выбирать нового, прокуроры должны приехать из Москвы, милицию нагнали…
Представляете, две процессии сразу – на одном кладбище – директор и Хромой. Страх… Я велел жене сидеть дома и детей никуда не пускать..
- А кто это, Подколзин? – заинтересовался Игорь.
- Большой человек… «Московские приватизационные технологии». Бывшие офицеры спецслужб. Они теперь хозяева…
В маленькой и грязной гостинице, где обычно было пусто, царила необычайная суета. Все перешептывались, о чем-то возбужденно рассказывали друг другу, махали руками, ссорились, прямо посреди холла стояло ведро с грязной водой, а администратор за стойкой так увлеклась разговором, что не обращала ни малейшего внимания на Игоря с Сергеем и Олегом.
- Представляешь, записка, - говорила администратор подруге. – «Полный беспредел. Сил больше нет терпеть. Все, что было святое, чему жизнь отдал… Прошу милицию и прокуратуру…» Дожили. 
- А ведь еще недавно на трибуне стоял, речи говорил. Горбачева он сильно не любил. Кто бы мог подумать, что так пойдет? – отвечала подруга.
- И опять дерутся. И этот чеченец…
В этот момент администратор заметила приехавших.
- Вы к нам? – словно проснулась она. – Тут такое. Уезжали бы поскорее.
- Очень вы гостеприимная, - попытался разговорить ее Игорь. – Вам бы радоваться гостям.
- Да какое тут радоваться, - замахала руками администратор. – Я вам искренно советую. Уезжайте. Здесь, - она понизила голос до шепота, - здесь сходняк будет. И похороны. Сразу директора завода и… - она не знала, как сказать.
- И авторитета местного, - подсказала подруга. - А вы насчет приватизации, что ли?
- Что ли, - подтвердил Игорь.
- Ой, не ко времени, не дай бог что, - стояла на своем администратор.
Когда, наконец, разместились в номерах, Игорь распорядился: 
 - Олег, сходи-ка ты к родственникам, узнай, что происходит, стоит ли нам здесь оставаться? А мы с Сергеем пока прогуляемся. Нас тут никто не знает. Это – самая надежная защита.
Через несколько часов Олег докладывал, что в городе только что закончилась война за завод. Партия бывшего директора сдалась. Приезжали гонцы и от братьев Черных, и от Спивака из Москвы. Подколзин – это его зам. Не простой человек,   бывший полковник то ли ГРУ, то ли контрразведки – он сговорился с местными бандитами, а за теми – московские. Директор был не лыком шит и тоже искал покровителей, но не успел. Хромой грозился убить семью, ну вот он, директор то есть бывший, и не выдержал. Нервы… Гордость… Чеки у него из-под носа захватили бандиты. В девяносто первом во время ГКЧП он посылал телеграмму поддержки. Ну вот, это его и подвело…
- Нам-то что теперь делать? – перебил его Игорь. – Что говорит родственник?
- Он говорит: уезжать. Сейчас не до того. Бандиты взяли верх. Подколзин их купил на корню. Это после него у директора случился срыв. Перед этим два часа кричали друг на друга. А потом вместо Подколзина пришел Хромой. Теперь все, кто был за директора, побежали к Подколзину – жопу лизать. А главбандитом будет Савкин. Этот еще хуже. Связываться с ним никак нельзя. Только недавно вышел из тюрьмы. Сидел за убийство.
Вечером того же дня, помыкавшись на заплеванном вокзале, Игорь с Сергеем садились в проходящий поезд. Олегу купейных билетов не досталось. Его отправили отдельно, в плацкартный вагон.
Попутчики показались приличного вида. В очках, с портфелями, в приличных костюмах, за ними следовал грузчик, который втащил два баула.
Едва поезд тронулся, один из них поставил на стол бутылку коньяка, а вслед за ней и водку «Смирнофф». Другой сидел, уткнувшись в газету. Игорь разглядел: он просматривал биржевые сводки.
- Коньячком побаловаться не хотите? – спросил первый.
- Нет, спасибо, - отвечал Игорь. – Мы не пьем.
- А…, - обиженно хмыкнул мужчина. – Ну, как хотите, дело ваше. А мы выпьем. Коньячок, знаете, расширяет сосуды. Напиток богов.
- И снимает стресс, - подсказал второй, не отрываясь от газеты.
Они выпили по полстакана, закусили колбасой, снова налили и, очевидно, им захотелось поговорить.
- Акции решили прикупить? Поучаствовать в приватизации? – ласково спросил первый.
- С чего вы взяли? – удивился Игорь. – На нас вроде не написано?
- Пореченск – городок маленький, - рассмеялся мужчина. – Тут все на виду. Сразу видно, что не местные. К тому же останавливались в гостинице. Вы нас не заметили, вы – собой заняты, а вас тут сразу просекли. 
И вот приехали, узнали, что директор застрелился и – назад. Да и зачем бы вам еще приезжать? Чай, не курорт. Это раньше, при царе, места тут были целебные. Маслом и сыром славились. А теперь – грязь да нищета. Все кругом болеют алюминозом. Один заводик, да и тот на ладан дышит. 
- Вот этого я не знал, что на ладан, - сознался Игорь.
- Сыр-бор из-за завода, а до производства никому нет дела. А ведь все устарело. Дымит-пыхтит-отравляет. С первого дня устаревший проект. Опять же толлинг.
- Как вы сказали? – не понял Игорь.
- Толлинг, - пояснил мужчина. – Завод сырье перерабатывает. И только. А все денежки оседают за границей. Думаете, это просто так? Здесь такие интересы сошлись.
- А вы, нужно полагать, имеете прямое отношение к приватизации? – осторожно спросил Игорь.
- Мы? – чуть пьяно ухмыльнулся мужчина. – Мы – прорабы… Этой самой приватизации. Чеки возим. Ликвидный товар, - он кивнул на свои огромные баулы. – В Москве нас встретят. Не самим же таскать. Бизнес.
Они помолчали, допили коньяк и перешли к водке. 
- Афера, - заговорил второй, молчаливый, как окрестил его Игорь, что сидел, уткнувшись в газету.
- Что афера? – не понял Игорь.
- Эта самая ваша приватизация. Обман. Вот, посмотрите. Дед мой ни за что десять лет оттрубил по лагерям. Подозреваю, что дед был ни при чем, случайно влип, как говорится, ничего личного, тенденция такая, людоедам требовалась рабсила. А дед мой или кто другой… Главное, чтоб боялись. Так вот:  Норильск строил. Горький, помню, что-то такое писал, детские письма собирал… Сукин сын пролетарский… Буревестник… Бля…. Десятки тысяч угрохали. А достанется кому-то одному. Ну, нескольким… Вот она, справедливость…
Или вот картинка. Городок вроде этого, такой же грязный, немытый, Россия, одним словом. Человек купил акций двадцать пять процентов плюс одна, все как положено, приезжает, а там такой же заводик, дымит-пыхтит, только не алюминий, черный металл, хотя все равно, какая разница, дело-то не в этом. Приехал к директору, он же акционер, а его дальше ворот не пускают. Он в милицию, в прокуратуру, он же серьезный человек, при деньгах, цеховик бывший, такие теперь в почете, и что? Везде – футбол. Нет концов. Попытался в суд – реестродержатель выписку не дает. И что делать? Идти к бандитам? Так ведь городок небольшой, главбандит – двоюродный брат директора. Словом, Данилевский, может помните, макулатурная была книга. Вот, век прошел, революция, война, опять революция, или как это там, уж и не знаю, как назвать, а – в России все то же. Нет закона. В общем, продал он свои акции и рад радешенек. Вот вам и весь сказ. Беззаконные мы…
- И куда вы чеки свои везете? На биржу? – вернулся к прерванному разговору Игорь.
- Когда как, - отвечал первый. – У нас заказчики. Много. Те же «Московские приватизационные технологии». Гэбэшно-бандитская фирма. Но – платят. А мы – возим.
Они допили водку, и он снова заговорил:
- Тут такое, без коньяка не разберешься. В крайнем случае – водки. Война. «Люди гибнут за металл», -  пропел он фальшиво. – За металл.
- Вот. Все хотят акции, чеки, - второй явно начинал хмелеть. – А для чего хотят? Зачем? Обман. Только для сильных. Для своих. Избранных… Взять власть и поделить государство.
- Тут, знаете, кланы, связи, тут такие силы сошлись,  - снова вступил в разговор первый. – «Мало какая птица долетит до середины Днепра».  Мало кто приватизирует и не поперхнется. Вот, слышали небось, Бардельников, нефтяной генерал.
- Да, слышали, - кивнул Игорь.
- А как он свою Сибирскую нефтяную компанию приватизировал, слышали? Нет? Он загодя за два дня до собрания железную дорогу перекрыл. И аэропорт тоже. Чтоб ни один чужой, ни под каким видом. Вот она, новая элита.
А вы интеллигент-одиночка, по-западному мыслите, либерально. Водку не пьете…
Они улеглись и тут же уснули. Игорь долго не мог заснуть, ворочался, думал. Ему казалось странно, что эти два человека, бывшие научные сотрудники из какого-то НИИ, могут так пить, почти не хмелея и, с таким скепсисом относясь к приватизации, не веря ни в какие реформы, в то же время торговать чеками. Вскоре Игорю стало казаться, что их не два человека было, а четыре и он заснул.
Утром чековики, как он их мысленно назвал, тяжело и долго просыпались, кряхтели, ругались и мечтали о рассоле или соленом огурчике. Игорю стало неприятно и он вышел с Сергеем в тамбур. А эти двое в самый последний момент выволокли свои баулы и, не попрощавшись, сошли с поезда. Игорь с Сергеем обогнали их. Игорь оглянулся: у них были сильно измятые, невыспавшиеся лица. К ним уже спешили грузчики.
Позже Игорь часто вспоминал их слова: «интеллигент-одиночка, по-западному мыслите, либерально, а тут, знаете, кланы, связи, тут такие силы сошлись» - это звучало, как свидетельство его профнепригодности, как роковая метка. Не только знаний не хватило, но и – характера, связей, крутизны. Из первых кооператоров, с кем Игорь начинал – это были медики, в основном интеллигентные люди – никто не преуспел. Одни уехали за границу, другие со временем ушли из бизнеса, кто-то умер или исчез неизвестно куда, на сцену вышли другие, более приспособленные, но и эти… И они не удержались. Жестокий естественный (если это можно назвать «естественным») отбор.  Побеждал мало кто из его круга: все - бывшие и нынешние чиновники, директора, силовики, спекулянты. Бизнес требовал отнюдь не лучших человеческих качеств. Требовалось принести душу в жертву русскому бизнес-богу. Жестокому, лицемерному богу. Совестливых и честных этот бог терпеть не мог. Но все это он понял потом, позже…
После Пореченска Игорь окончательно потерял интерес к приватизации, наблюдал со стороны – о приватизации регулярно писали, трещали телевидение и радио: начавшиеся аукционы неизменно сопровождались скандалами. По отзывам, аукционы похожи были на прежние совковые очереди, только вместо тряпок и колбасы выдавали красивые бумажки, не имевшие никакой реальной цены. Кто был ничем, тот ничем и оставался.
Идти следовало иным путем. Игорь давно мечтал создать банк. Но если раньше это были пустые мечты, ничем не обеспеченные, то теперь у него имелись в загашнике деньги. Много денег. Быть может, недостаточно для банка, но стоило ему захотеть, денег могло стать в несколько раз больше. Центробанк запустил станок и денежная масса множилась, переливалась через край и, стоило только включить рекламу, повернуть кран и – потоки денег текли в «Кредитную контору».
Увы, Игорь оказался не готов. Он не знал ни банковское законодательство – да его и не существовало еще, - ни рутинную банковскую работу, не умел оценивать риски, не знал, как выйти на межбанк, на валютную биржу, у него не было нужных людей, все, что он знал и умел – обналичка. Не он один, всюду множество появилось дилетантов. Фирмы, биржи, банки во множестве возникали и лопались, словно мыльные пузыри. Он был предприимчив и энергичен, но ему необходим был наставник. Он готов был учиться, хотел, но требовался человек, который научил бы его, который смог бы зарегистрировать банк и привести команду. Команду, – ведь вокруг были одни дилетанты. Через год или несколько лет, обрастя знаниями, связями, Игорь смог бы выстроить холдинг. Начать скупать активы. Но это – позже, требовалось подучиться и заработать побольше денег. 
Но где взять такого человека? Все дельные, все умелые -  все были пристроены, да и мало кому из них можно было доверять. Когда-то у Игоря был знакомый экономист Гуревич, тот в свое время интересовался Демпартией, но где он сейчас? Игорь попытался отыскать телефон, но нет, за несколько  лет все перевернулось. Встречались в прошлом и еще люди, но Игорь плохо их помнил и не знал, где найти, а главное, годятся ли они?  Пойти в Плехановский университет или в Финансовую академию? Бедствующие профессора едва ли откажутся. Но – он вспоминал Антонова и Усова. Да и не совсем удобно прийти с улицы. Словом, он пошел по линии наименьшего сопротивления: Максим. Сам Максим в учителя не годился, он даже институт не закончил, сидел в академе, вечный студент, но у Максима через газету «Коммерсант» имелись серьезные знакомые. Знакомые Максима учились в Финансовой академии, кто-то даже в аспирантуре. Вот они могли бы привести человека. Игорь к ним и обратился и через пару недель они действительно рекомендовали – Александра Канокова.
Александр Каноков оказался совсем молодым человеком лет двадцати четырех – это было время исключительно молодых и ранних, – недавний выпускник Финакадемии, симпатичный, с легкой рыжинкой, какая бывает у кавказцев, интеллигентный с виду, веселый, разбитной, в свои двадцать четыре Каноков уже заведовал департаментом в «Мосбанке». Разве это не рекомендация? И приехал на «Мерседесе». Он сразу понравился Игорю.
- «С молодым будет легче», - решил он.
Александр Каноков не собирался уходить из «Мосбанка»: там хорошая крыша от ФСБ и солидные деньги, и ребята там все свои. 
- «Я, когда зарегистрируемся, приведу своих ребят, все из академии, грамотные, надежные, - обещал Каноков. Это важно сейчас, что свои, мы ведь не всегда и не все делаем по правилам. Сейчас время такое, что главное – деньги. А свои ребята прикроют. И я их. У нас много где своя рука. Без своих людей, без связей наверху не пробьешься, - слова эти звучали для Игоря музыкой, Каноков представлялся билетом в иной мир, высший, куда раньше у Полтавского пропуска не было. Правда, изредка, еще  в бытность его кооператором, приходили люди из этого мира, предлагали кредиты, выход на Геращенко, доступ в Торговую палату, но это происходило скорее по ошибке, они принимали Игоря за миллионера, за верткого-переверткого, или, наоборот, за дурака, с которого можно было сорвать куш,  но он не был ни миллионером, ни вертким-перевертким, и деньги он тоже не любил бросать на ветер. То было странное время – перестройка, - когда все перемешалось и перепуталось, и прежде наглухо закрытые двери приоткрылись. Сейчас же все это, кажется, было действительно близко, очень близко. 
- «Да, именно такой мне и нужен человек. Деловой. У которого  есть покровители, - думал Игорь. – Только бы не кинул. За таким нужен глаз да глаз».
Однако как он станет в будущем контролировать Канокова, Игорь пока не придумал. Вместо этого он стал излагать свои планы.
- Я бы хотел создать серьезный банк, немаленький, - мечтательно говорил он. – На первом этапе я бы взял на себя обналичку. Ну и заодно подучиться, как еще можно делать деньги. Кстати, не могли бы вы порекомендовать   преподавателя – несколько лекций, бесед по основам экономики. Как все это работает? Валютные аукционы, например.
- Деньги сейчас делаются из воздуха, - засмеялся Каноков. – Тот же межбанк. Или просто уйти в доллары. Или в  недвижимость. Сейчас любой бывший двоечник умеет больше, чем серьезный профессор. Купить дешевле, продать дороже, вот и вся наука.
- Нет, я хочу знать процесс. Не только эмпирику. Но и детали, базис.
- Хорошо, - согласился Каноков. – Если потребуется, мы подыщем вам профессора. Профессорам тоже нужны деньги.
Мы много чего можем, - продолжал Каноков. – Банк, страховую компанию, ПИФ, ЧИФ. Сколько вы готовы вложить зеленых?
- А сколько нужно? Сто тысяч, пятьсот? Зеленых немного, но я знаю, где их взять.
- Ноу-хау, - это хорошо, - одобрил Каноков.
- Да какое там ноу-хау, - усмехнулся Игорь. – За управление вы получаете двадцать пять процентов. Пойдет?  
- А давайте так, - тотчас сориентировался Каноков, - нам двадцать пять процентов, как вы сказали, в пределах ста процентов годовых, а что больше, будем делить пополам.
- Но ведь инфляция больше тысячи процентов годовых, - возразил Игорь.
- Хорошо, давайте после двухсот процентов, - не стал упираться  Каноков. – Мы крысятничать не будем. Все честно.
- Хорошо. Кто не рискует, тот не пьет шампанское, - согласился Полтавский. – Только давайте не тянуть.
_ Ладушки, - обрадовался Каноков. – Банк зарегистрировать  пара пустяков. Сто тысяч баксов, вот вам и банк. Их знаете сколько налепили в последнее время? Регистрируют – и крутят бабло. Те же кредиты от Центробанка. Три с половиной триллиона только за лето. Неплохо? Надо будет прикупить акций. Какой-нибудь заводик. А под заводик – кредит. Это – дело техники. Главное, чтоб свои люди. Сейчас многие так делают.
- Кредит ведь нужно возвращать? – хотел спросить Игорь, но Каноков его опередил. 
- Возвращать не обязательно. Или через полгода-год, когда эти деньги превратятся в копеечки. Сейчас главное – связи. Или откаты. В мутной воде рыбка ловится замечательно. Весь бизнес у нас теперь – присосаться к государству.
- А как вы насчет реформ? Как вам видится перспектива?
- Пока они дерутся, - Каноков поднял глаза к потолку и засмеялся, - нам лучше всего. Вы видели последнее заседание правительства?
- Да, - кивнул Игорь.
- Люди, кто не в курсе, может и не поняли. Постановка исключительно для простого народа. Ельцин весь кипит от возмущения, надувает щеки. Втык Нечаеву[6] за эмиссию, а деньги раздавал Геракл[7]. Раньше-то где был? Спал полгода? Или только надоумили? Это как: бей своих, чтобы чужие боялись? Или – дуролом? Все делает невпопад. Экономика – это  не Ипатьевский дом снести.
А Черномырдин? Этот с утра рыночник, монетарист не хуже Гайдара, зато по вечерам раздает кредиты. Больше всего родному и любимому ТЭКу[8].
А Верховный Совет? Тот же Хасбулатов, он доктор экономических наук, дока, но у него конфликт с Гайдаром и Бурбулисом. Он не хочет стать калифом на час, ему нужно угодить директорам, они же там у него и заседают. Лебедь, рак и щука. 
Понимаете, они монетаристы, наши реформаторы, макроэкономисты. Их конек процентные ставки, денежная масса, формулы. Микроэкономика, то есть предприятия, их не интересует. В принципе. Выживут, хорошо, не выживут, ну и бог с ними. Купим за границей.  Никакой промышленной политики у них в головах нет. Да у них и сил на нее нет, и времени. Их всего-то несколько десятков на страну. Они думают, рынок все расставит по местам. Но у нас пока бардак, а не рынок.
По хорошему, нужно бы определиться, что банкротить, чем пожертвовать, что обязательно сохранить, куда привлекать иностранцев, что в первую очередь модернизировать, где поменять директоров. Реформы нужно было готовить годы, а так – случайный           отбор. Приватизация позволит запустить биржи, создать финансовую систему, внедрить частную собственность, породит несколько тысяч миллионеров, но промышленность добьет.
Реформы – это баланс интересов и взглядов. А у нас баланс кривой.
- Так вы за Верховный Совет? Против Гайдара?
- Я? Нет. Но на съезде сидели директора. Много. А перед ними человек, который на заводе никогда не был, кабинетный ученый. 
- Так кто же прав?
- У каждого своя правда. И своя неправда. Демократия – это большая драчка. Мы очень долго собирались делать реформы. А теперь – цейтнот, теперь все вкривь и вкось. Теперь спасайся кто может. Корабль идет ко дну, а пьяная команда дерется.
Нам сказали: «обогащайтесь». «Хватайте». Ну вот мы и хватаем. Не мы, так другие. А они пусть дерутся. Я вам больше скажу. Эти реформы, либеральные, готовили под патронажем КГБ. Там понимали: система идет вразнос и готовы были ухватиться за соломинку. Вы думаете, про семинары, которые организовывали Чубайс и Гайдар, в КГБ не знали? Они же, скорее всего, и отчеты писали.
- «Он умный, очень даже умный, образованный и циничный», - отметил про себя Игорь. – И – кого-то слушает. Не все сам, в своем возрасте. Но наши интересы пока совпадают».
- Интересно, кто ваши родители? – спросил Игорь.
- Отец – директор завода. В Нальчике.
- Когда вы сможете зарегистрировать банк?
- Недели две у меня горячие, а потом займусь. Или поручу ребятам, - пообещал Каноков.
Увы, на этом все и закончилось. Ни через две недели, ни через три Каноков не объявился. И телефон его не отвечал. Пришлось снова обратиться к Максиму. Тот обещал узнать. 
Между тем, наступил конец марта. Месяц минул  драматичнейший, так что не до банка – противостояние между президентом и Верховным Советом грозило обернуться Гражданской войной. Игорь, как и все, проводил вечера перед телевизором: на кону казалась судьба реформ. В считанные дни промелькнули два съезда нардепов, восьмой[9] и девятый[10] - обиженное, униженное лицо Ельцина и злые, торжествующие лица депутатов и Хасбулатова,  странный экспромт Ельцина, тотчас получивший название «ОПУС»; грандиознейший митинг демократов, последний на многие годы вперед[11], состоявшийся на Васильевском спуске и – в противовес, многочисленный митинг «Трудовой России». 
Импичмент Ельцина не удался. Все закончится референдумом, но, как оказалось, это была лишь короткая отсрочка. Двоевластие не могло разрешиться  мирно. Прошлое и будущее переплелись, как сиамские близнецы и  не могли не сойтись в кровавой схватке.
Среди этой кутерьмы Максим и принес известие: Канокова арестовали. Якобы за чеченские авизо[12].
- Вы слышали про Гайтукаева?[13] – спрашивал Максим. – Его задержали в июне прошлого года. По фальшивым авизо они вывезли в Чечню миллиарды. Вначале думали, что он наркоторговец, а оказалось – авизовщик. Самый выгодный бизнес. Им очень многие сейчас занимаются. Центробанк на этом потерял триллионы. Те же гайтукаевцы вывозили деньги грузовиками. Поставили в каком-то дворе огромный морской контейнер и складывали в него деньги. Так никто не догадался.
- А Каноков?
- Говорят, «Мосбанк» тоже оказался задействован. Там целая цепочка банков и РКЦ. Канокова заподозрили, будто он обналичивал за откаты. Но   адвокат говорит, что у следствия нет доказательств. Это в Центробанке прошляпили, или – скорее, сговорились. Рассказывают, будто эти деньги пошли на оружие и на киллеров, а больше всего на приватизацию. И будто кризис наличности произошел  из-за фальшивых авизо.  А Канокова, скорее всего, должны выпустить. 
Игорь уже ничему не удивлялся. Любого могли убить, арестовать и изувечить  и любой мог оказаться связан с криминалом.