Леонид ПОДОЛЬСКИЙ

Мы продолжаем публикацию отдельных глав из эпического романа писателя Леонида Подольского «Финансист». Роман посвящён бурным событиям российской истории 1992-1994 годов, когда начинались российский капитализм и российский авторитаризм. Публикация романа ожидается в течение 2023- 2024 годов.  

Глава 28 

 
С началом осени рэкетиры обложили Игоря, как медведя в берлоге, со всех сторон – он мог чувствовать себя в безопасности лишь в квартире за железной дверью. Едва только про их визит сообщил Марущак, так тут же, на следующий же день, доложила и бухгалтер Людмила: Михаил непонятно зачем – рассчитывал встретить Игоря, что ли? – приехал в налоговую инспекцию. Людмилу он не заметил, да может и не знал.
- «Приехал на вашей машине, - сообщила Людмила, - только с вмятиной на левом боку. Успел отметиться». 
В тот же день Игорь позвонил Виктору – собирался забрать документы, которые отвезли на склад и узнать про «Газель», - рэкетиры побывали и у него.
- Предлагали работать под их крышей, - не без легкого сарказма сообщил Виктор, жуя, как всегда, сигарету. За неполный год Игорь хорошо изучил эту его манеру: жевать сигарету, пуская через нос дым. Виктор, похоже, не расставался с сигаретой даже во сне.
- Человек шесть-семь. Михаил, Сашка с выпученными глазами и еще несколько, вроде новые. Один дылда, метра два, другой – весь черный, страшный, бывший афганец, говорит, горел в танке, еще один – блатной, наколка – черный перстень, значит, оттрубил от звонка до звонка. Только вышел, говорит на фене, да еще без зубов, выбили, его  пока не привыкнешь, не поймешь.
- Что он говорил?
- Про вас, что «сели на колеса»[1], что распетушит, как поймают. Вообще рассказывал про зону. Можно сказать, целую лекцию прочитал. Что особенно малолетки лютуют.
- Интересно?
- Рассказывал про касты на зоне. Как там из всех гомиков делают. Знаете, один большой бордель. Только одни мужики. От фраеров до охраны, все повязаны. От безбабья сходят с ума. Насилуют, молодых ребят особенно.
Я много чего знал, ребята рассказывали, у меня много кто из знакомых побывал, но честно сказать, такое  услышал в первый раз.
- Пугали? – с волнением спросил Игорь. «Это быдло не стоит жалеть. Не заслужили, - подумал он со злостью. – Сволочи. Не люди. Хотя, с другой стороны, там их окончательно превращают в зверей. Наше любимое государство». 
- Я отказался, - говорил между тем Виктор. – На хрен они мне нужны. У меня есть свои. Ребята с завода. С песочницы знакомые.
- И ничего? Не обиделись?
- Стали просить деньги. Хоть самую малость. Это такой тюремный прием старый: кто им хоть раз даст, тот считается под ними. Должен на них пахать. Хоть деньги, хоть секс. Как на зоне.
Очень злы на вас, - продолжал Виктор. – Говорят, вы им много должны.
- Быдло, - сказал Игорь.
- Хотели забрать «Газель», - сообщил Виктор. – Но не стали без документов. Только имейте в виду, Толя перед ними шавкой бегает. Дурачок. Дождется, пока его положат и оттрахают. На всякий случай держитесь от него подальше.
После разговора с Виктором Игорь снова позвонил из автомата Диме: решил срочно переоформить машину на себя. Но Диму он опять не застал: Димина сожительница сообщила, что он третью неделю в запое. Пьют с Володей, бывшим помощником Лохова, все как в прошлый раз, по-прежнему обретаются в Люберцах. 
- Надоел, - доверительно сообщила она. – Я скорее всего его брошу. А у вас никого нет на замену?
- Нет, -  растерялся Игорь.
Все же следовало попытаться спрятать машину от рэкетиров. Игорь из автомата позвонил Толе, других вариантов у него не оставалось, но тот вышел из повиновения. Голосом, полным едва скрываемого злорадства, он сообщил, что машина сломалась, и что чинить ее ему некогда, он теперь работает у Михаила.
Через день Игорь снова позвонил Виктору. 
- Опоздали, - сообщил тот. – Хоть может и к лучшему. Они нашли Диму и повезли его переоформлять. А машину еще вчера угнал Толя.
- И Диму нашел он?
- С его помощью, - подтвердил Виктор.
Игорь, странное дело, почувствовал облегчение. Он устал от борьбы и не очень знал, что делать с «Газелью». Теперь не придется просить Андрея, чтобы Гена или Яша вывезли машину со склада. Оборвалась еще одна нить, связывающая его с прошлым, за которую могли уцепиться рэкетиры.
Но «Газель» - мелочь, предстояло решать куда более важные вопросы.
… Во-первых, профессор Федоров. За прошедшие месяцы его семьдесят миллионов обесценились во много раз, однако и эти деньги Игорь не мог вернуть. И о совместных планах, которые обсуждали в начале года, теперь предстояло забыть. Пузырь сдулся, Игорь снова стал никем, даже меньше, чем раньше, а о нефти могли мечтать только крупные хищники. Нефть пахла кровью.
Игорю было стыдно, он вовсе не хотел предстать перед Александром Ильичем  в виде обманщика или очень несерьезного человека, он смутно представлял, что скажет Федорову, о чем вообще они станут разговаривать, поверит ли тот ему, но не звонить профессору, просто исчезнуть, казалось еще хуже. Ему предстояла Голгофа. Он на нее взойдет. Добровольно.
После нелегкой борьбы с собой, потому что причин отложить разговор с Федоровым находилось множество, Полтавский заставил себя снять трубку, позвонить Александру Ильичу и договориться о встрече.
Офис Федорова находился на Тверской-Ямской, в обыкновенном старом доме. Александр Ильич был один.
- Заходите, заходите, Игорь Григорьевич, присаживайтесь, я сейчас кофе заварю, - продолжая разговаривать, профессор включил кофемолку. – Я работаю в институте, там у нас режим, секретность, хотя, честно сказать, скрывать совершенно нечего. Науки практически больше нет. Все секреты, если это, конечно, секреты, сами же и продали за копейки. А режим остался. Следят, чтобы исключительно дирекция продавала секреты. Вместо лабораторий, а были очень даже неплохие, мирового уровня, теперь сидят арендаторы. Торгуют всякой всячиной. Американцы предложили совместную работу – их  деньги и оборудование, наши мозги,  это было бы спасением для института, - нельзя. Секретность. Директор боится. Как собаки на сене. А здесь я так, бываю иногда, переговоры, коммерческие дела. Хотя предполагаю их заканчивать.
Разрабатывать малые месторождения тяжко. Налогообложение не продумано, или, наоборот, очень даже хитро продумано: душить всех, никакой конкуренции, это на руку только крупняку, тот налоги не платит, прячется в оффшорах. Трудозатраты у нас намного выше, препятствий больше. Не оставляет эта коммерция времени на науку. Выматывает полностью. Да и возраст не тот. Но, главное, не той породы. Не бизнесмен. Нет у меня желания разбогатеть. Толкаться локтями. Думаю все продать. Уже и покупатель нашелся. За полцены, даже за четверть. Ну да ладно, не в деньгах счастье. Приглашают лекции читать за границей.
Это было как раз то, что хотел услышать Полтавский. Он почувствовал некоторое облегчение.
- Ну-с, с чем пожаловали, акула капитализма? – чуть насмешливо, но и ласково, показалось Игорю, спросил профессор. 
- Александр Ильич, я хотел просить вас продлить срок нашего договора до весны, - не очень решительно сказал Игорь и почувствовал биение своего сердца. – У меня… некоторые сложности. Бандиты, суды, - закончил он совсем нерешительно.
Но Федоров тут же согласился.
- Можно и до весны. И даже до лета. Коммерческие дела я ликвидирую. По очень серьезному размышлению. Деньги мне не к спеху. Наоборот, от продажи начатых скважин и оборудования я кое-что получу.
А что касается бандитов…
Представляете, приходит к моему директору, это там, в Сибири, - пояснил он, - некто гражданин Подколзин из Москвы, полковник КГБ в отставке от имени некоего ООО «Триумф» и предлагает все сдать в аренду за сущие гроши сроком на пятьдесят лет. Директор мой, естественно, отказался. Так уже на следующий день приходят бандиты. Хорошо, что я в этом деле не новичок. Десятки лет стажа. Обратился к Бардельникову, тот очень крутой нефтяной генерал, сразу вытряхнул из рукава своего покупателя. Тот с виду приличный человек – ну, насколько может быть приличный в нынешней ситуации – пообещал сам решить все вопросы. Цена невысокая, зато без головной боли. И без стрельбы.
- Уже продали? – заинтересовался Игорь.
- Вот-вот, - таинственно сообщил Александр Ильич. – Я навел справки. Следы ведут в администрацию президента. Бардельников там кое с кем заодно. Ловкие люди, спешат.
- А как ваш приятель нефтехимик, о котором вы рассказывали в прошлый раз? – полюбопытствовал Игорь.
- Еле сводит концы с концами. Стоит производство. Представляете, не может добыть нефть. Это все равно, что снег зимой. Есть предположение, да что там, уверенность, что преднамеренная блокада. Разорить и скупить по дешевке.
Всюду посредники. Между государственными промыслами и государственными же заводами. Им, посредникам, и идет львиная доля. Вот он, наш новый капитализм! Вот они, наши новые миллиардеры!
Слышали про толлинг? Доводят до ручки алюминиевые заводы, потом поставляют сырье и платят только за переработку. А деньги идут в оффшоры. Чистый грабеж. В нефтехимии до этого еще не додумались, но все к тому идет.
- Говорят, у Ельцина уже готов указ о роспуске Верховного Совета. Едва ли депутаты разойдутся мирно, - сказал Игорь.
- Вполне вероятно, - согласился Александр Ильич. – До сих пор обходились без большой крови. Но вот, уперлись. Долго так продолжаться не могло. Наука гибнет, ученые уезжают. Только вчера провожал коллегу. Каждый день теряем людей. По философскому пароходу в неделю. Цвет нации. Никому ничего не нужно. Одни слова… 
Чиновники из Москвы не видят Россию. А Россия – в бедствии. Деиндустриализация, деинтеллектуализация, утеря нравственности – вот что с нами происходит. Который раз в двадцатом веке. Я не знаю, может ли такое выдержать хоть какой-нибудь народ. Хотя он, народ, и творит; одни творят, другие терпят, третьи карабкаются. Не только там, наверху. Это лишь красивые слова, будто народ ни при чем. Народ, это все мы…
Там, - он посмотрел наверх,  -   такие же люди. Вчера еще они были народом… 
В девяносто первом я, знаете, ходил на баррикады. Теперь это смешно, но ходил. Знал, против чего. А сейчас не пойду, буду сидеть дома.
- А если бы решили идти, то за кого? – спросил Игорь.
- В последнее время стали писать, что русскому народу, мол, нужен царь. Внушают людям унизительную мысль, что они не могут думать сами, что кто-то будет думать за них. Профанация это, ложь, дикость. Я, сознаюсь, недолюбливаю Ельцина: неискренний человек. Но что мне кажется абсолютно верным, не подходит нам парламентская республика. Передерутся. Менталитет наш не знает компромиссов. Порядок – не наше достоинство. Помните, как к Рюрику ходили просить: «Страна наша богата и обильна, а порядка в ней нет». И что? Многое ли изменилось за тысячу лет? Посмотрите на наших депутатов. На спикера. Стыдно!
Да разве только у нас так? Вы еще молоды, наверное не помните четвертую республику во Франции. До де Голля. А Франция тогда низко пала, каждые полгода новое правительство. А у нас еще и партий настоящих  нет, и образованных по-европейски людей мало, зато крикунов сверх всякой меры. Так что и выбора у нас нет. Между плохим и очень плохим. Вот они, семьдесят лет, вот они, философские пароходы. Остается только президентская республика. Со всеми очевидными минусами. Конституцию нужно принимать соответственно, но без рабства, с чувством самоуважения и меры. Баланс нужен. И, я так думаю, принимать на время.
Вот вы спрашиваете, за кого бы я пошел, - вспомнил Александр Ильич. -   Ни за кого! Все они тащат одеяло на себя. Думаю, нам нужно Учредительное собрание. То самое, которое разогнал матрос Железняк.
Профессор Федоров сделал паузу. Потом спросил: 
- Вы случайно не слышали про такого человека: Василий Сысоев?
- Встречался даже, еще при Горбачеве, - стал вспоминать Игорь. – Оригинальный человек с ультрарадикальными взглядами. Очень любил выступать, на всех собраниях, во всех партиях. Вроде бы говорил правильные вещи, но … нереальные. Подозревали, что агент КГБ. Хотя, не исключаю, просто сумасшедший, таких тоже было немало, настоящий демшиза.   Он везде успевал, его везде знали: и в кадетах, и в Демпартии, и в Демсоюзе. В некотором роде служил достопримечательностью, вроде Жириновского, тот всегда успевал выскочить первым и послать проклятия коммунистам. У него даже образ такой был, про ночную партию и про русскую ночь. В то время Жириновский только начинал входить в амплуа защитника русских и имперца. Так вот, и Василий Сысоев что-то в этом роде: бывший лектор общества «Знание» и бывший коммунист, он в одну ночь превратился в воинственного антикоммуниста и либерала с целым комплексом совершенно радикальных идей: суд над КПСС, запрет КГБ, роспуск колхозов, реституция, люстрации, перезахоронение Ленина.  И еще у него был конек  -  теория двух фашизмов: один немецкий, гитлеровский, другой советский, сталинский, которые тесно дружили между собой, а потом рассорились. И якобы вместе разожгли войну. Даже, помнится, цитировал Маяковского[2].
Товарищи фашисты, милости просим.
Вместе власть буржуев сбросим!
Фашисты и большевики – пролетарии – братья!
Крепите над миром красные объятия.
Пролетарии, стройтесь в единую линию!
Сегодня командуют Ленин и Муссолини!
Красное знамя борьбы пролетариев
Ныне развернуто от России до Италии.
Иногда он даже утверждал, что сталинский фашизм много хуже гитлеровского, а уж если с Муссолини сравнивать, то и подавно. Но среди многих экстравагантных идей самой навязчивой у Сысоева был суд над КПСС. О суде он всегда говорил, даже, бывало, случайно встретив на улице – ухватит за пуговицу и начнет… Ленин со Сталиным его  никогда не оставляли…
То есть суд – идея в самом деле замечательная, что-то вроде Нюрнберга, партия-то действительно преступная, один Октябрьский переворот чего стоил, и Гражданская война[3], и коллективизация[4], и голодомор[5], и террор[6],  а под каждым расстрельным списком аккуратненько стояли фамилии-подписи членов Политбюро, и местных тоже, уж кого-кого, но палачей в партии хватало. И позже, в гуманные почти времена – психушки и  депортации, андроповщина[7]. В конце восьмидесятых про психушки много чего вышло наружу. Не только документы, стали выходить на волю и жертвы, живые свидетели.
И Будапешт[8], и Прага[9], и Берлин[10], и Афганистан[11], и Новочеркасск[12].
Все так. Суд был действительно нужен; но – государственный, международный, легитимный, суд ООН, с тысячами свидетелей, с десятками тысяч томов; в самом деле, не перегибы, не ошибки,   система.   Страшная система, империя зла.
Да, новый Нюрнберг требовался. Но кто же его устроит? Горбачев? Ельцин? Прагматичный президент Буш? Главные палачи давно мертвы. Казалось, никогда больше. Казалось, наступило выздоровление. И – не до того. И вот, - вместо настоящего суда – сысоевщина. Человек пятнадцать в маленьком зальчике. Говорильня. Фарс. Двое явно были из психушки, по-настоящему сумасшедшие, не андроповские. Хотя, бог весть, могли действительно довести, были и такие, что в их психушках теряли разум по-настоящему. Аминазин[13]. - Игорь не раз слышал, как в больницах садисты издевались над заключенными. 
Похоже, специально для журналистов устроен был этот фарс. Дискредитировать идею. Показать невменяемых демократов.  Демшизу – так это называлось. Они и старались, высмеивали. На телевидении состряпали передачу, в околопартийных газетах. Каких-то спецов, экспертов, возмущенных трудящихся, как всегда. Год был девяностый, или девяносто первый. Советская власть трещала, но еще огрызалась. Впрочем, не слишком сильно. Через неделю, максимум через две, все забылось. Не до того. Как раз Шеварднадзе подал в отставку[14] и говорил про заговор. С весны назревал ГКЧП. 
Словом, из всей этой дурной затеи очень явственно торчала рука КГБ. Маленькая провокация. Как модно стало тогда говорить: «Их оружие – подкуп, шантаж, провокации». Игорь на самом представлении не был, но  - наслышан от Юры Чернышова. Тот, наивный человек, весь этот спектакль принял за чистую монету. 
Сумасшедшее время, безбашенное, веселое: перестройка. Рассказывали про Ельцина, как, выступая на митинге, он закатывал брючину и демонстрировал: вот, фабрика «Большевичка». И порывался снять ботинки, чтобы доказать свой патриотизм. Ездил в троллейбусе, ходил в районную поликлинику…
Василий Сысоев – с его судом над КПСС и антифашистским конгрессом, который так и не состоялся – на время вошел в моду, правда, в исключительно узких кругах. Даже создал партию, человек десять-пятнадцать, кажется, Демолиберальную.
Пена. Время и КГБ взбивали демократическую пену: Скурлатов[15], Жириновский, Сысоев. Но все промелькнуло и отошло, разве что Жирик остался плавать на поверхности. Союз рухнул. Сысоев на время исчез.
Игорь, естественно, не стал подробно рассказывать Федорову про Сысоева.
- Действительно оригинальный, - подтвердил Федоров. – Получил от него письмо: «Фонд помощи российским ученым». Красиво. Помогают находить места, устраиваться за границей, устанавливать нужные связи. Или здесь получать гранты. Требуется всего лишь заполнить анкету. Вопросы, однако, на грани фола.
Я сразу заподозрил неладное. Но находились люди, отвечали. Дошли до ручки, вот и результат. И списки откуда-то взял.
В итоге помощи никакой. Зато большая, пасквильная статья в газете. А кого-то вызвали. Якобы проблема с гостайной. Профилактируют.
Видно, кого-то очень беспокоит Сорос…
- Это на него похоже, - подтвердил Игорь. – Агент.
- Да, наверное. Но вот ведь, в свое время после войны американцы, англичане и мы, грешные, вывозили бедствующих немецких ученых. Атомщиков, ракетчиков, химиков, бактериологов, кого-то еще. Это называлось «охота за головами». В нашей атомной бомбе есть немалый немецкий вклад. Целые институты сформировали из немцев. В основном в Абхазии разместили. Время было голодное, но – науку ценили. И вот как обернулось. Спасают российских ученых…
Игорь покинул профессора Федорова в приподнятом настроении. Кредитный договор они с профессором продлили на целый год и на очень выгодных условиях. За это время Полтавский рассчитывал выиграть суды и получить свои деньги. А если не выиграет, или если «Гарант» окажется банкротом, что же, они с профессором больше не встретятся. Профессор – не жадный человек, для него главное – наука. В любом случае, год –  это огромный срок, а в такое страшное время  целая вечность. За двенадцать месяцев все, что угодно может произойти.
Еще недавно мысль о том, что можно не вернуть долг, не выполнить обязательства, присвоить чужие деньги, просто сбежать, не приходила Игорю в голову. Но в последнее время он сталкивался с этим повсеместно. Заемщики прятались, страховщики отказывались платить, фирмы банкротились и исчезали, рабочим на заводах не платили зарплату, по телевизору рассказывали про кризис неплатежей. И пирамиды: объявления встречались на каждом углу. Люди тоже сильно изменились, стали грубее, хуже, проявляли далеко не лучшие черты. Жизнь менялась, и он тоже: начинал думать, что в этом – не вернуть деньги, исчезнуть, - и есть выход. Деньги все равно сожрет инфляция. 
Рыба гниет с головы. Разве он виноват в том, что так происходит? Что всем заправляют уголовники, коррупционеры, воры. Послушать хоть Руцкого, хоть МВК.  Если государство бросило его на произвол судьбы, если милиция не защищает, если судьи берут взятки, арбитраж не работает, а чиновники связаны с криминалом, глупо оставаться честным. Нельзя быть святее Римского Папы. С волками жить, по-волчьи выть. Мысль эта пока была слаба, Игорь не позволял ей взять над собой верх, но с каждым днем она становилась сильнее. Кто смел и нагл, тот и взял.
- «В сущности, - размышлял он, - так было всегда. И при Советах. Только тогда маскировались. Тогда нельзя было не врать, не притворяться. А сейчас свинское нутро лезет наружу. Голое, жлобское, торчит и слова его больше не скрывают. Слова обесценились. Сейчас – момент истины.
Но как же во время войны? Не жалели себя, бросались на амбразуры, рвались на фронт, молчали на допросах в Гестапо. Неужели это те же самые люди, их дети и внуки? Все тот же народ? Что должно было произойти, чтобы внуки героев стали рэкетирами, ворами? Почему тогда готовы были отдать жизнь, а сейчас разворовывают то же самое государство? Не платят налоги, и это считается доблестью? Но, с другой стороны, разве стоит платить этому государству? Этим ворам-чиновникам? Так что же произошло: страну разве только в последние годы поразила порча? Или: так было всегда? Расстрельные команды, террор и – массовый        героизм? Те же самые люди, которые вчера еще сидели? Или массовый героизм – миф? Пропаганда? Позади героев стояли заградотряды? Нет, так не может быть. Но как же тогда понять то, что происходит?
Если заглянуть дальше, была ведь и Гражданская война. Один и тот же народ, и такой разный. Или – только формально один и тот же народ? За семьдесят лет вырос другой народ? Или – мифы? Не было другого народа?!
- «Те же рэкетиры, - думал иногда Игорь,  - сволочня, воры, но и они… Тоже могли стать героями? Умирать: «За Родину, за Сталина»?»
В самом начале, когда у Игоря были с ними еще нормальные отношения, как-то состоялся доверительный разговор.
- Вот вы, - спросил Игорь, - ну, покрышуете несколько лет, соберете деньги, а потом что? Не всю же жизнь заниматься рэкетом.
- Еще дожить нужно, - отвечал Лупоглазый (в это время другие молчали, но, кажется, они мыслили так же).  – Пожалуй, потом займусь бизнесом.
- Каким?
- Пока не знаю, - Лупоглазый пожал плечами, - поживем, увидим. Может, автосервис. Или машины из Германии. 
- Вы ведь не захотите, чтобы над вами крыша? Делиться. Лучше работать честно?
- Не знаю, - задумчиво сказал Сашка, - лет через пятьдесят может и в самом деле будут работать честно. Другие люди, не мы.
- «Это как вера в коммунизм, - подумал Игорь. – Счастливое будущее после нас. Другие люди».
На следующий день после встречи  с профессором Федоровым Игорь позвонил в «Росалмаззолото» Стародубу. С тем тоже нужно было продлить кредитный договор.
- Валерий Иванович, - Игорь слегка запинался от волнения, - у меня несчастье. Рэкет. Меня едва не убили. Пришлось временно закрыть фирму. Рэкет наслала страховая компания. Они оказались мошенниками, подослали ко мне нечестных заемщиков. Теперь ни те, ни другие не возвращают деньги. Я обратился в арбитраж, а сам вынужден прятаться, - Игорь рассказывал долго, Стародуб вздыхал, слушал.
- Совсем не сможете вернуть деньги? Может, хотя бы частично? – сочувственно спросил он, когда Полтавский закончил свой рассказ.
- Нет, Валерий Иванович, не смогу. Я хотел бы продлить наш договор. Может быть, сумею вернуть деньги через арбитраж.
- Дай-то бог, - снова вздохнул Валерий Иванович. – Я все понимаю. Сочувствую. Что кругом-то творится. Но вчера меня вызвал к себе генеральный. Он, я вам рассказывал, не простой человек, бывший замминистра, депутат, пришел с партийной работы, поднялся с самого низа, от разнорабочего. Сам в экспедициях пахал. Спрашивал про деньги. Хочет с вами встретиться.
Еще недавно Валерий Иванович прочил Игоря директором «Золото-банка», вел об этом переговоры с генеральным. «Росалмаззолото» учредило этот банк около года назад. Естественно, в банке имелся директор, некий очень молодой, сразу после института, человек, «студент», как характеризовал его Стародуб, протеже известного чиновника из «Центробанка». Но и Стародуб, и сам генеральный, были им сильно недовольны. Этот молодой человек, недавний меняла – учась в институте, он, как дознался Валерий Иванович, открыл целую сеть подпольных обменных пунктов; «из молодых, да ранних», с сарказмом говорил о нем Стародуб, - так вот, этот молодой человек занимался межбанковским кредитованием, спекуляциями на “Forex”, где играл против рубля, и на рынке ценных бумаг, операциями с векселями, обналичкой, выдавал кредиты сомнительным бизнесменам («Я их видел, - рассказывал Стародуб, - чистые пройдохи с рынка, наверняка за хорошие откаты, сто процентов, что ничего не вернут»), да бог еще чем занимался этот блатной, не до всего мог докопаться Стародуб,  и сам генеральный тоже, только этот молодой человек ни в какую не хотел кредитовать входящие в холдинг предприятия.
- Хочет нас обанкротить и скупить по дешевке, - догадывался Стародуб. – Золотодобыча падает, все идет кувырком, рабочие месяцами не получают зарплату, а ему хоть бы хны. Ему чем хуже, тем лучше. – Но, пожалуй, больше всего доброго Валерия Ивановича печалило, что сотрудники его отдела, плановики и экономисты, из-за этого директора в очередной раз останутся без квартальной премии.
Со слов Валерия Ивановича, - разговор этот происходил в самом начале июня, - вопрос о месте для Игоря он уже почти решил. Но… по несчастливому стечению обстоятельств он позвонил, чтобы договориться о встрече с генеральным именно тридцать первого мая, в тот самый день, когда Игоря похитили рэкетиры. Встречу пришлось отложить и доложить обо всем генеральному. Тот снова начал сомневаться.
А дальше, уже после доклада, - сначала Игорь приходил в себя, потом ездил в Хабаровск, да и он, Стародуб, не спешил: нужно было дать генеральному, Армякову, отойти от шока. Шок же произошел не столько из-за Полтавского, он генеральному чужой человек, но чуть ли не в те же самые дни убили начальника «золотого» департамента в министерстве. Это могло означать немалые перестановки, между тем, как прежний числился у Армякова в приятелях. Стародуб все еще не терял надежду, но в июле он  ушел в отпуск, затем в отпуске был  генеральный и вопрос почти отпал сам собой, тем более, что нынешнего директора банка решительно поддерживали в Центробанке и даже выдали ему крупный кредит, который ушел неизвестно куда.
Игорь уже почти не надеялся, но все же – на деньги «Золото-банка» он мог бы нанять себе хорошую охрану, или выйти на нужных людей в МВД. Увы… В августе минул срок возврата первого транша и вот теперь Армяков, генеральный директор «Росалмаззолота», снова хотел его видеть. На сей раз, однако, встреча едва ли будет особенно   приятной. Игорь хотел было отложить встречу, но чуткий Валерий Иванович, уловив его настроение, мягко посоветовал:
 - Не все еще потеряно. Деньги деньгами, но, главное, чтобы вы ему понравились. Наш Игорь Андреевич человек хороший. Постарайтесь все объяснить, чтобы он поверил.
На следующий день, как договорились, Игорь прибыл в высотку на Арбате, где верхние этажи занимал холдинг. Пропуск был заказан, Игорь прошел мимо охраны и вошел в лифт. Одновременно с ним вошел  крупный мужчина с грубоватыми, скорее даже простонародными чертами лица – мужчина был в костюме и в галстуке, но с черными от грязи руками. Вероятно, он только что возился с автомобилем. Особенное  внимание Игоря привлекли его обломанные, с черными полосками грязи под ними, ногти.
- «Это точно не генеральный, - отчего-то подумал Игорь. -  Шофер, или какой-нибудь работяга».
Вышли они на одном этаже. Игорь отправился искать Валерия Ивановича, потом вместе, миновав немолодую секретаршу, они  зашли в кабинет.
В обширном кабинете за громоздким письменным столом под портретом Ельцина сидел тот самый мужчина, которого Игорь принял за водителя. Он приподнялся, улыбнулся, обнажив крупные, лошадиные зубы и протянул из-за стола большую, сильную, волосатую руку. Руки он успел вымыть, но под ногтями по-прежнему оставались широкие, жирные полоски грязи.
- Валерий Иванович вас очень хвалил, - заговорил генеральный, - но меня беспокоит просрочка кредита. У нас, скажу откровенно, серьезное положение. Как во всей стране. Хре-но-вое, - с некоторым даже смакованием, показалось Игорю, произнес он.
- Я знаю, Игорь Андреевич, - заговорил Игорь и, как советовал Стародуб, принялся рассказывать генеральному директору о своих мытарствах. Тот слушал вроде бы сочувственно, по крайней мере, ни разу не перебил. 
- Интеллигентный вы человек, сразу видно, - заговорил он с легкой усмешкой, когда Полтавский закончил. – Складно говорите, хорошо. А в морду дать умеете? Отматить, как у нас говорят на Северах? Может быть, где-нибудь в Европе вы бы могли развернуться или лет так через пятьдесят. Не сейчас…
У нас сейчас видите, что творится.
Я знаете, как начинал? Ложились спать в артели и не знали, доживем ли до завтра? Или не доживем? И это время было советское, тихое, мирное. Потому что золото. Бандиты были всегда.
Это потом я пошел в гору. А начинал, как обычный деревенский паренек. Учился заочно. Что ни говорите, а Советская власть нам кое-что дала. И даже не мало дала. Нас обвиняли, что выдвигаем из простых, из деревенских. А другие бы не справились. Интеллигенты…
Сталин, он умел держать народ. Потому что сам из простых. Понимал людей, как никто. На сталинском страхе все и держалось. Индустриализация. Победа. А Горбачев – нет, не понимал. Прекраснодушие нас и сгубило. Общечеловеческое мышление… Мы тут корячимся, добываем золото для державы за копейки, а   Роскомдрагмет вывозит это золото из Гохрана в Америку. За просто так, или по карманам…
Зря вы влезли в это дело, и мы тоже зря. Вы говорите, рэкетиры…  Вы хотите в одиночку воевать против рэкета?
Генеральный повернулся к Стародубу.
- Вы, Валерий Иванович, добрый человек, но, как я понимаю, ваши люди снова останутся без квартальной премии. Это, понятно, не так уж и страшно по сравнению с рабочими и инженерами, которые четвертый месяц сидят без зарплаты. Причем, в Магадане, не в Москве.
Стародуб втянул лысую голову в плечи и тяжело вздохнул. Генеральный посмотрел на Игоря.
- Кто вы по профессии, молодой человек? Банкир?
- Врач, - смущенно сказал Игорь.
- Вот то-то и оно, - снова усмехнулся генеральный. – Назначил бы вас главным врачом, цены бы вам не было. Инициативный. Только сейчас не  до медицины. Время такое, что все занимаются не своим делом. – Игорю показалось, что Игорь Андреевич хочет еще что-то сказать, но нет, тот молча поднялся. Стоя боком, он искоса взглянул на висящий над ним портрет, но ничего не сказал, просто протянул руку.
Стародуб молча подписал подготовленный заранее договор и так же молча проводил Игоря до лифта. Пока ожидали лифт, Валерий Иванович сообщил:
- Игорь Андреевич был союзным депутатом. А в российские не пошел. «Устал, - говорит, - от политики. Противно. Не хочу участвовать в загублении страны». Говорильня эта не по нему.
Вы, если нужна помощь, обращайтесь. Юристы у нас есть. Сможете, отдадите.
Игорь растроганно пожал Стародубу руку.
От разговора с директором «Росалмаззолота» оставался осадок: действительно влез, не учтя обстановку, глупо, по-мальчишески, вот и влип, не мог не влипнуть, тот все разложил по полочкам: дилетант, интеллигент, и все же это была победа. Можно сказать, отсрочка навсегда. «Росалмаззолото» не станет подавать в суд. Остальным он напишет письма с обещанием вернуть деньги в ближайшем будущем, как только закончатся суды с «Гарантом». Письма отпечатает и разошлет Ольга Ивановна.
Оставалось выиграть суды. Судами занимался Дима. Он направил письмо прокурору с просьбой опротестовать решение Басманного суда. Ему обещали. Теперь приходилось ждать.
На этом хорошие новости заканчивались и  начинались плохие. Андрей сообщил, что  Михаил со своими приезжали к Виталию на Садовую-Кудринскую.
- Посидели на твоем диване, никого там не нашли, побазарили с женщинами и уехали, - Андрей рассказывал весело, но Игорь заволновался. Кольцо сжималось. Рэкетиры явно не собирались оставить его в покое.
- «Это Толя», - больше он не сомневался. Хуже того, Игорь не был уверен в Андрее. Неизвестно, как он себя поведет, если что. Все же на всякий случай он обсудил с Андреем, что делать, если они, то есть Михаил со своими бандитами, найдут его. Андрей оставил телефон, по которому его всегда можно найти, - передадут в несколько минут и обещал через пятнадцать-двадцать минут приехать.
- Хоть от бабы, все равно, только брюки застегнуть, - заверил он.  -Только больше никого не вызывай, никаких ментов. Сами справимся. У нас все отлажено.
Игорь не догадывался, что вызвать Андрея придется через два дня.
На Шипиловской улице рэкетиры пока не появлялись и оттого он расслабился и решился в субботу поехать домой. В выходные рэкетиры обычно отдыхали. Вечером, как он любил, Игорь сел за стол в свое любимое кресло и стал разбирать оставленные бумаги. В этот момент раздался телефонный звонок. Игорь хотел позвать Юдифь, но передумал. А если звонит Изольда? Обнаружила, что его нет на Чертановской улице.
Голос, однако, оказался мужской, неприятный, грубый.
- Игорь? – от этого голоса у Игоря тотчас сильно забилось сердце. Он молчал. – Ты что в молчанку играешь? Выйди на минуту. Надо поговорить.
- Хорошо, - пообещал Игорь. – Только оденусь. – Выходить  он не собирался, но нужно было выиграть время. Как и договорились, Игорь сразу же позвонил по оставленному Андреем номеру, попросил, чтобы тот немедленно перезвонил, затем плотно задернул во всех комнатах шторы – квартира располагалась на первом этаже – и велел всем домашним держаться подальше от окон: могли стрелять. Не успел он все это сделать, как позвонили снова.
- Игорь, выходи! Не дрейфь. Надо поговорить. Никуда ты от нас не сбежишь. Не прячься. – Голос был наглый, настойчивый. Игорю стало страшно. Он не знал, когда перезвонит Андрей и перезвонит ли вообще, можно ли на него рассчитывать. И сколько где-то поблизости рэкетиров. Он ничего не знал, только, что окружен и что вот-вот начнут ломиться в дверь. Окна, к счастью, защищали решетки. Не раздумывая больше, он позвонил в милицию. И тут же последовал звонок от Андрея, тот обещал приехать через несколько минут.
Первыми приехали милиционеры. Они пришли вдвоем, в бронежилетах и в касках, с автоматами на изготовку.
- Мы обошли вокруг дома. Никого нет. Только какой-то  дылда стоит ближе к остановке у соседнего дома. Вы их знаете в лицо?
- Нет. Голос был незнакомый. Вы проверьте этого дылду на всякий случай. Я знаю, среди них есть один такой.
- Хорошо. Мы сейчас пройдемся и зайдем, - согласились милиционеры.
Едва они ушли, постучали в окно. Игорь испуганно прижался к стене.
- «Будут  стрелять», - подумал он.
- Игорь, это мы, Виталий, Андрей, - донеслось через стекло.
- У меня только что была милиция. Подождите пока, - прокричал он в ответ.
Милиционеры постучались минут через десять. 
- Никого нет. Дылды этого тоже. Ушел, - сообщили они. – Если хотите, можете поехать с нами.  
- Нет, я останусь. Если что, я вызову вас снова, - Игорь сунул им деньги. Довольные милиционеры попрощались.
Едва они уехали, появился рассвирепевший Андрей.
- Игорь, ты что? – почти кричал он. – Мы с оружием, а навстречу мусора с автоматами. Виталия чуть не зацапали.
- Я не знал, что вы приедете так быстро, - оправдывался Игорь. – Не думал, что тебя сразу разыщут. Я перепугался. – Это, конечно, была оплошность. Вообще не нужно было их вызывать. Но возмущение Андрея явно было наигранное. «Набивают себе цену». Игорь их предупредил, когда они стучались в окно.
- Ладно, давай быстрей собирайся, - примирительно сказал Андрей.
Они вышли во двор. Было совсем темно. Фонари отчего-то не горели. 
- Быстрее к машинам, - скомандовал Андрей. – Здесь опасно.
Но Игорю совсем не казалось, что опасно. Вечер был тихий, пасмурный, свежий; очень даже хорошо после сидения взаперти.
Машины стояли у торца дома на пустыре рядом со школьными воротами.
- Смотрите, вон он. Какой огромный дылда, - испуганной скороговоркой зашептали Гена и Яша, нарушив элегическое спокойствие Игоря.  – Быстрее за машины. 
- Эй ты, что тебе надо? – крикнул в темноту Андрей.
Игорь, сколько ни вглядывался в ту сторону, где должен был находиться дылда, никого не видел. Вообще ничего не видел, кроме темноты. Был ли там дылда? Он бы, пожалуй, не поверил, если бы не милиционеры.
Неожиданно раздался громкий звук. Будто эхо покатилось в сторону школьного двора, где совсем недавно Игорь бегал по выходным, иногда вместе с соседом-доцентом – в перестройку тот сорвался с места и правдами-неправдами перебрался в Канаду.
- Он стреляет. Нахрен нам это надо. Давай быстрее по машинам, - Гена и Яша, матерясь, бросились к своей «Вольво». Что «Вольво», этого Игорь не знал, он не мог разглядеть в темноте, это позже сказал Андрей. Виталий, тоже матерясь, последовал за ними. Андрей, спрятавшись за свой «Сааб», несколько раз выстрелил в темноту. Один Игорь оставался спокоен. Все происходящее казалось ему похожим на игру, будто стреляют далеко в сторону  и разыгрывают перед ним спектакль. Звуки вообще не похожи были на выстрелы, как он их представлял. И Дылду он не видел. И не слышал близко свист пуль. Страх Гены и Яши, их матерщина и чуть ли не истерика казались ему странными. Если они так перепугались из-за какого-то дылды, который зачем-то стреляет непонятно куда, то чего от них ждать, если все произойдет по-настоящему? Сам он ни на каплю не чувствовал опасность. Он нужен бандитам живым, им нужны деньги, а не труп. Тем более казалось странным стрелять в других бандитов. В чем смысл? К тому же выходило, что Дылда был один. 
Спокойно – он сам удивлялся своему спокойствию – Игорь подбежал к «Саабу» Андрея. Едва он сел, Андрей стремительно рванул машину с места. За ним устремились   Гена с Яшей и Виталием. Не снижая скорости, они домчались до «Каширской». Здесь, пожалуй, Игорю стоило попрощаться, сесть в метро и ехать к себе на Чертановскую. Или, еще лучше, к Изольде. Но его обуял страх. Вдруг  на Чертановской его ждут. У страха глаза велики: пока ехали, он вообразил, что бандиты легко могут узнать про чертановскую квартиру. Стоит им лишь догадаться и навести справки в «Мосприватизации». А там – это Игорь знал по собственному опыту – стоило лишь заплатить регистраторам. Деньги в «Мосприватизации» брали все, к тому же существовало множество посредников. Но и где живет Изольда тоже могли узнать. Его подвозил туда Толя.  А потому на всякий случай Игорь решил поехать переночевать в Перово, к отцу Юдифи.
Между тем, пока Игорь лихорадочно размышлял куда ему податься, Андрей собрал свою команду на короткое совещание, после чего Гена с Яшей неожиданно развернулись и поехали в обратную сторону. Виталий и Андрей подошли к Игорю.
- Поехали посмотреть, что там, - сообщил Андрей. – Я в него, кажется, попал.
- Тогда нужно уезжать подальше. Гена с Яшей могут напороться на милицию, - логично возразил Игорь. 
- Они ребята ловкие. И не в такие переделки попадали, - заверил Андрей. – Тебя куда отвезти?
- В Перово. Прямо рядом с метро, - Игорь сказал и тут же пожалел: не стоило сообщать это Андрею. Чем меньше тот знает, тем спокойней.
- Хорошо, - тотчас согласился Андрей, - сейчас ребята вернутся и поедем.
- Я могу и на метро, - предложил Игорь.
- Нет, зачем на метро? – возразил Андрей. – Они могут как раз возвращаться. Мы же не знаем, сколько их было.
Игорь не стал возражать. Ему,  вопреки всякой логике, - увы, в такие моменты с логикой обычно что-то происходит, - в самом деле страшно было спуститься в метро и остаться одному.
Гена с Яшей вернулись очень скоро. Даже слишком скоро.
- Там осталась кровь, - доложил Яша. – Его самого уже не было. И мусора уехали.
Как можно так быстро найти следы крови в полной темноте, было удивительно. Ясное дело, ребята разыгрывали его, набивали себе цену. Игорь уже знал эту их манеру.
Андрей отвез Игоря в Перово. Игорь поблагодарил и вышел. Андрей тотчас развернулся и уехал. Это очень понравилось Игорю.
Через пару минут он вошел в подъезд и позвонил в квартиру. Но, увы, на этом его приключения в тот день не закончились. Игорь звонил и стучался минут десять-пятнадцать, казалось бы, мертвых должен был разбудить, - но в квартире стола гробовая тишина. Мало того, и соседи не выглядывали, дом, казалось, полностью вымер.
- «Боятся», - подумал Игорь. Он постучал снова, и с тем же эффектом. Тесть был глуховат, но ведь не настолько же.
Было уже начало первого, когда Игорь снова вышел на улицу. К его удивлению, народа вокруг оказалось даже больше, чем днем. Обнимались парочки, люди курили и, кажется, не только сигареты, пили водку и пиво, кто-то пел, стайками, с сигаретами в руках, призывно стояли ночные бабочки, на газонах валялись пьяные, в кустах ширялись наркоманы – всюду кишела лихорадочная ночная жизнь, о которой днем в этом спальном районе нельзя было даже заподозрить. Но Игорь был здесь чужой. Куда деваться? Он почувствовал себя бездомным.
Странно, но мысль ехать в Чертаново так и не пришла ему в голову.
Много позже, вспоминая это время, Игорь пришел к мысли, что страх лишает человека разума и заставляет действовать иррационально, – человеку кажется, что он бежит от опасности, а на самом деле идет ей навстречу, или, наоборот, боится неизвестно чего, когда ему ничто не угрожает.  Но в том-то и дело, что страх Игорь сейчас не испытывал, скорее возбуждение, или отчаяние, или острое чувство одиночества – настолько, что едва не подошел к стоявшим у входа в метро бабочкам с сигаретами в руках. Они, наверное, так же были одиноки и несчастны, как он, и так же нуждались в нежности и в жалости. Возможно, им так же некуда было пойти, разве что в чужую, бесприютную квартиру, в чужую постель. И у них к тому же нет денег…
Все же он преодолел острый приступ жалости  и прошел мимо, остановил машину и поехал в обратном направлении, к Изольде:
- «А ведь Толя знает этот адрес. Он меня как-то подвозил сюда», - вспомнил Игорь, но тотчас забыл. Острое чувство одиночества было сильнее страха.
Пока ехали, Игорь совсем успокоился. Изольда не спала. Она жутко волновалась и ждала его. Оказалось, что Изольда – Игорь всегда поражался ее сверхчувствительности, даже опасался ее – так и в этот раз, она позвонила на Шипиловскую в тот самый момент, когда он только вышел с Андреем из дома. И разговаривала с Юдифию. Это был единственный раз, когда, объединенные общей опасностью, они общались между собой.
Теперь, слегка успокоившись, она передразнивала Юдифь, давая выход своей непримиримой ревности. Игорь никогда не мог понять это ее чувство, оно казалось ему иррациональным, диким, но он не в силах был повлиять на нее. И потому смирился. А сейчас ему просто было не до того…
… Он шагнул к Изольде, обнял ее, ощутил ее родное, теплое, упругое тело, ее груди, ее губы, ее живот, ноги, почувствовал острое, непреодолимое желание и – что страх покидает его, испаряется, уходит. Совсем. Он больше не думал о бандитах, о дылде, об Андрее, о предателе Толе. Ни о чем не думал. Только о ней…
На следующий день Игорь ушел от Изольды только после обеда. На Чертановской он   заперся на все засовы, но, несмотря на это, снова почувствовал беспокойство. Со вчерашнего дня он ни разу не вспомнил о Юдифи. Он бросился к телефону и стал звонить. Но телефон не отвечал, только длинные, пустые гудки. Он начал волноваться. Что там могло произойти? Он попытался звонить снова, много раз, бесполезно. Через некоторое время Игорь сообразил, что нужно позвонить сестре Юдифи, Инне, на отца он все еще был зол. Инна сообщила, что ночью  отец спал и ничего не слышал – Игорь в это так и не поверил, - а Юдифь, напуганная вчерашним, на время переселилась с детьми к соседям на втором этаже. И он может туда позвонить. 
Соседями на втором этаже были Карина с сыном Вадиком, армяне. Последние три с лишним года вместе с ними жили и родители Карины, которые, оставив вещи, уехали из  Баку через год после Сумгаита – они успели вовремя, за несколько месяцев до бакинских погромов, продать свою квартиру в том же доме, где раньше жила Изольда.
Отец Карины, бывший военный летчик, полковник в отставке, в теплые месяцы часами курил во дворе. Он был общительный старик и любил рассказывать, как в молодости воевал с фашистами: в семнадцать лет сбежал из дома и прошел весь путь до Берлина; и о своем родном Баку, - что раньше город был совсем другой, интернациональный и дружный, где все национальности жили в согласии и в мире: и русские, и евреи, и армяне, и азербайджанцы, татары, немцы, курды. И еще   он рассказывал про своего отца – тот был красным офицером, во время Большого террора его, как и многих, арестовали и расстреляли при Багирове[16] в месте массовых расстрелов в Баилово под Баку. Позже Багирова судили, после ХХ съезда. «Я помню, - вспоминал он, - что после процесса все газеты писали про Багирова, что во время войны ему домой каждый день привозили цистерну молока. Это молоко заливали в ванну, в нем купалась жена Багирова, потом молоко сливали обратно и развозили по детским домам. Говорили, что он из беков, чуть ли не потомок пророка Мухаммеда. А всего в Азербайджане во время Большого террора погибло то ли сто, то ли сто двадцать тысяч человек. Точно никто не считал. И это в республике с населением всего в три миллиона двести тысяч. Вот такие страшные были времена. – Отец Карины затягивался сигаретой и добавлял, – и вот опять. Тюрки…»
До недавнего времени у Карины жила еще и семья брата. Они тоже были беженцы и, так и не устроившись в Москве, продали свою квартиру в Баку – жена брата была русская, ей можно было поехать, и она нашла там хороших покупателей,  –  получили вид на жительство в США и уехали в Калифорнию в Силиконовую долину. Вслед за семьей брата собирались в Америку и Карина с Вадиком и родителями: все тронулось в последнее время, это была уже пятая семья, уехавшая из дома на Шипиловской за границу.
Игорь был тронут. Он начинал замечать, что люди шарахаются от него, едва услышав про рэкет, а Каринина семья протянула руку, хотя наверняка им тоже было страшно. Но, конечно, никакого смысла в этом переселении не было. Рэкетиры, если бы они искали семью, легко нашли бы и на втором этаже. Игорь настаивал, чтобы Юдифь с детьми переселялись к отцу в Перово. Но все хвосты обрубить было невозможно: дочка училась в школе рядом с домом.
В этот день, сидя в относительной безопасности за железной дверью, Игорь особенно ясно осознал – он понимал это и раньше, но все же моментами надеялся на лучшее, - что обложен со всех сторон. С одной стороны: рэкетиры. Что они станут с ним делать? Убьют? Или только ограбят до конца? Не исключалось, что  всю оставшуюся жизнь придется провести в подполье. Хотя, наверное, лет через пять или десять они прекратят охоту. Чем тише он будет сидеть, тем больше у него шансов. Правда, и с бандитами что-то могло произойти. Перестреляют друг друга или сядут. Но как он узнает об этом?
А с другой стороны, милиция. Если он закроет фирму, или просто бросит, вкладчики начнут жаловаться, писать, и неизвестно, как поведет себя государство. Оно не помогает, не защищает, ему, государству – милиции, прокуратуре – нет до него никакого дел. И, если что, оно не станет разбираться, жалеть, зато ему, государству, ничего не стоит обвинить в мошенничестве и возбудить уголовное дело. Или так же, как бандиты, потребовать взятку. В самом деле, как он докажет, что его ограбили бандиты? Бандиты расписок не дают. Их правоохранители боятся, а против него…
 Или налоговая: по счетам в «Конторе» проходили немаленькие деньги.
Бросить все и уехать за границу? В Израиль? Но он был связан тысячами нитей. Не мог среди года сорвать семью, он вообще плохо представлял переезд, не мог оставить Изольду, это было выше его сил. И денег оставалось немного (он слишком аккуратно обращался с деньгами в «Кредитной конторе»),  да и те он не знал как, не умел перевести за границу. Не обращаться же к Хвоинскому. И с чертановской квартирой не все было в порядке, требовалось срочно заниматься судом, выписывать Степную и Травкина.   И  –  скоро возобновятся арбитражные суды. Он не мог себе позволить надолго уехать. Оставалось только работать. В подполье, под постоянной угрозой, но работать.
Игорь давно собирался, но сейчас назрело: разобраться с документами. Скоро сдавать баланс. Часть документов необходимо было передать Людмиле и Нине Ивановне. А значит, нужно ехать на склад к Виктору в Сокольники. Но рэкетиры знали это место, мало того, несколько дней назад побывали у Виктора. И Толя… Но и без Толи кто-нибудь мог выдать. Хотя, конечно, маловероятно. Но…  Нина Ивановна живет в одном доме  с Людмилой, матерью Толи, стоит ей лишь невзначай сказать лишнее слово…
Игорь очень не хотел ехать. Но и не ехать было нельзя. Встретиться в другом месте? Но где? И что это даст? Если выдадут, место не имеет значения. Игорь решил заранее договориться с Виктором – ему он доверял, - попросить, чтобы Виктор пока молчал. А Людмилу Викторовну и Нину Ивановну пригласить в самый последний момент. И, главное, попросить Андрея и его команду поехать с ним. На складе Игорь останется недолго. Только передаст документы и кое-что обсудит.
Игорь почувствовал прилив энергии. Он позвонил Виктору и договорился на завтра. Затем – Андрею. Но Андрей не стал договариваться по телефону. Вместо этого он предложил  встретиться вечером. Как всегда, на Октябрьской.
- Зайдем в ресторан, там поговорим, - предложил Андрей. – Я угощаю.
В ресторане все было как обычно: перед Андреем лебезили официанты, сразу двое, появился и сам директор, толстый мужчина в блестящем костюме, принес от себя какой-то особый, из Франции, коньяк, и все та же компания: Андрей, Виталий, Гена и Яша. Андрей заказал свиные антрекоты с жареным картофелем и овощным рагу и тотчас приступил к разговору.
- Мы тебе поможем, - пообещал он, - даже не беспокойся, не бросим. Все доведем до конца. Эти твои уроды нас боятся. Наведут справки, кто мы и больше не сунутся. По крайней мере не скоро. У нас знаешь сколько ребят: все Румянцево, Матвеевское, Кунцево. Если понадобится, позовем из Подольска. У нас везде свои. Авторитеты, законники, ты сам видел. За нас Солнцевские, ребята из Можайска. А эти, ты рассказывал, приехали на «Таврии», уроды? 
- В первый раз. Теперь у них моя девяносто девятка. 
- Отберем, - заверил Андрей. – Уроды. Только чуть подожди, - Андрей замялся, - сейчас самый сезон… Жена требует отправить ее с ребенком во Флориду. Там у нас свой отель, в смысле у наших ребят, - пояснил он. – Мы их, америкосов, знаешь как вышколили. Черненькие. Негритяночки. Кубиночки. Наши знаешь как любят черненьких. Темперамент как у чертей –   Андрей яростно причмокнул. И сразу же посерьезнел. – Мы у тебя уже кое-что заработали. Сейчас нас будут искать менты. Дай мне четыре тысячи долларов. А сам пока спрячься, заляг на дно. Я вернусь через месяц и мы начнем твои дела. Поставим раком этих уродов. 
- За что четыре тысячи долларов? – не выдержал Игорь. - Мы договаривались, что у нас общее дело. За вчерашнее, что ли? Если так пойдет, мне никаких денег не хватит. Меня просто посадят за то, что я обманул людей. 
- Да ты что? – в свою очередь возмутился Андрей. -  Неужели ты бабушкам-дедушкам собираешься отдавать деньги? Ты лучше отдай мне.  Мне они нужней.
Гена и Яша вторили Андрею:
- Нам, знаешь, сколько нужно денег на оружие. Гранатометы, пистолеты, гранаты, патроны, - перечисляли они.  –  Тысячи штук. Нам знаешь сколько надо штыков, какую армию!
- Ракеты вам не нужны? – не удержался Игорь. Он повернулся к Андрею. – Хочешь отправить жену, или поедешь с ней сам?
- Да как же я ее одну отпущу? – удивился Андрей. – Она же блядовать станет.
- Нам наркоту предлагают. Надо раскрутиться, - ляпнул Гена.
Игорь не обратил на него внимания.
- Я отблагодарю за вчерашнее, - сказал Андрею. – Дам тысячу долларов, не больше. Вы еще ничего не заработали.
Они стали торговаться. Терпение у Игоря скоро лопнуло, он согласился дать две тысячи, вынул из кармана деньги и отдал Андрею. Аппетит у него пропал, антрекот так и остался стоять на столе вместе с рагу и салатом. Игорь поспешно попрощался, взял свой портфель – к этому времени Игорь купил новый; он боялся, не отдадут, но они не мешали – и вышел на улицу.
Игорь перешел на другую сторону Ленинского  проспекта, убедился, что никто за ним не бежит, и почувствовал себя лучше. Он, как колобок, ушел от рэкетиров, теперь он так же уйдет и от этих. До него, наконец, дошло, кто такой Андрей. Кидала. Игорь по-прежнему не знал, чем он занимается – автомобилями, наркотиками, или чем-то еще, и какое место занимает в криминальном мире,  но – кидала. По психологии кидала, ему ни на грамм нельзя доверять! Уж лучше чеченцы от Бейлина. Александр Наумович хоть ручается за них. На днях он наконец-то вернулся в Москву. В Госкомстате Бейлин встретил Татьяну Катренко, которая все еще продавала стулья, а заодно развернулась с шампунем и метандростенолоном. В бывшем кабинете Игоря располагался теперь фондовый магазин, где торговали билетиками «МММ» и акциями «Телемаркета», вот к ним и пристроилась Татьяна. – Ей и оставил Бейлин номер  своего нового телефона.
«Купил квартиру в Москве» - передал он. 
 Игорь с опозданием вспомнил, что собирался попросить Андрея поехать с ним в Сокольники, но возвращаться назад было глупо. Придется ехать одному, без охраны.
Тем же вечером в очередной раз перебирая в памяти разговор с Андреем, Игорь едва не задохнулся от ярости: «Во Флориду – за мой счет! Все хотят за мой счет! А я – ишачить за них!»  -  от злости и чувства несправедливости происходящего Игорь долго не находил себе место. Успокоился лишь поздно вечером, когда пришла неожиданная мысль: «Я тоже могу. Брошу все дела и поеду. Хоть на месяц, но вырвусь из этого ада. Только не во Флориду,  а в Израиль!»
 
 
[1]На блатном жаргоне «сесть на колеса» означает сбежать, скрыться.