Борис К.ФИЛАНОВСКИЙ

Традиционно электрохимия - это аккумуляторы, гальванические покрытия, в крайнем случае топливные элементы. И водородная энергетика. В наше время в СССР была школа академика Фрумкина. Он создал и руководил исследовательским институтом электрохимии, известном в мире под аббревиатурой ИЭЛ АН. Постепенно этот институт стал одним из мировых (без преувеличения) центров электрохимической науки. А.Н. Фрумкин не был Нобелевским лауреатом. Его много раз (в википедии пишут – не менее 11 раз) был представлен на премию Нобеля. В отличие от его коллеги Ярослава Гейровского, открывшего полярографию, он премию Нобеля так и не получил. Тем не менее вклад Фрумкина в химию был весьма и весьма. Именно Фрумкин является автором учения о кинетике электродных процессов. (И первого в мире руководства по этой дисциплине, которое нам доставалось в фотокопиях – такой научный самиздат). И не только. Идеи Фрумкина лежат в основе водородной энергетики, топливных элементов и многих других научных прорывных направлений. 
Но существует и другая электрохимия. Это сенсоры. Дело в том, что у нас с вами довольно мало органов чувств. Да и те не очень-то совершенны. Возьмём к примеру вкусовые клеточки на языке. Конечно, это не самый выдающийся пример. Но суп-то всё любят. И котлеты. А даже тут не всё ладно. Мы с вами даже соль-то чувствуем, только если суп пересолили.  Скажем, кислотность среды (pH) тоже ведь не очень хорошо различаем. Разве что поморщишься, когда уж очень кисло. А если многокомпонентная система. Тут уж человеческие сенсоры полностью буксуют.   Согласен, всё это всем и без меня известно. Мы почему напоминаем об общеизвестных вещах, т.к. нам хочется оправдаться. 
   Наша лаборатория была нацелена на разработку сенсоров. Меня взяли в 1962 году, потому что это была шарашкина контора. Такое себе ОКБ. Может ещё и потому, что был тогда у власти добрый барин. Была тогда попытка народу дать малость вздохнуть. После тех ещё времён. Хрущёвское время. Разгул «либерализьма». Даже евреев брали на работу.   
Я только-только отбыл ссылку в северном Кузбассе. Нет, упаси боже, никаких уголовных дел за мной не числилось. Просто я закончил институт. Тогда с этим было строго. Тоже за такое по головке не погладят. Распределение. Вполне добровольное. Ты сам должен расписаться. Секрет был не такой чересчур уж сложный. Обучает тебя Родина практически бесплатно. Но за бесплатное надо платить. Расплачивались как в доброе старое время. Натурой. Это была такая барщина. 
Но не такая, как при царе. Тогда ты хоть и крепостной, но отбываешь барщину по месту жительства. И то половину недели. А сейчас - хрясть, и в Сибирь. На перевоспитание. Там меня и перевоспитали. На севере Кузбасса. Послали лопуха в Анжерку. Вообще-то это был такой город под названием Анжеро-Судженск. В народе этот райцентр всё равно звали Анжеркой. На Анжеро-Судженском химзаводе почти все работники были после лагерей. Их простили. Всё-таки невинные жертвы культа личности. Но у всех был минус тридцать. Или минус сорок.
2.
Для тех, кто не знает о чём речь (а я тоже не знал тогда) это значило запрет жить в 30-ти, а то и 40-ка городах СССР. Практически это был запрет русским жить в России. Даже главный инженер, суровый профессор химии, не ушёл от общей судьбы. Он получил восемь лет за покушение на товарища Сталина. Ему удалось доказать, что он был во время покушения в Риге, а товарищ Сталин был в Москве. Суд учёл это смягчающее обстоятельство. Профессора приговорили всего к восьми годам лишения свободы вместо положенным по 58 статье двадцати пяти годам. Потом в 1956 году реабилитировали. Как жертву культа личности. Но минус тридцать остались. Как говорится, бережённого бог бережёт. Никто ведь не знает, что бы такого учудил злодей, появись он в Риге.
Профессор не был исключением. Там был и мой земляк, Алексей П., бригадир слесарей. Леша жил на Петроградской в большой коммунальной квартире. У них в квартире жил троцкист. Посадили всех мужчин. Одного старика Погольского, такого вшивого интеллигента, не тронули. - Может и зря –говорил мне Лёша, когда мы малость с ним отдыхали. – Может он и был связан с этим, как его, Кацманом -.   Женщин не стали сажать. В целях гуманизма. 
Завод был большой. По территории примерно пол Милана. Хотя навряд Милан хотел бы поменяться местами с Анжеркой. Но это так, к слову. 
Разный народ трудился на химии. Была целая команда чеченцев. Этих даже урки обходили стороной. Были и бандеровцы. С одним таким я как-то столкнулся, когда нас послали на уборку урожая в село Кайла. Здоровенный такой хохол, забыл уже, вроде Богдан. От звонка до звонка отсидел своё. Он работал у нас аппаратчиком. 
Бывало и отдыхали. Так хохол, вылитый Тарас Бульба, как-то поддавши заявил изумлённой публике. –Коммунист вин строгый, а як на мушку его возьмэ – вин станэ ласькивий--. Не думаю, что хохла перевоспитали. Такой если упрётся, то хоть кол на голове теши. Бесполезно.
Был даже сионист. Голубоглазый красавец Серёжа Ройтберг заведовал самодеятельностью. Ранняя седина очень красила его запоминающуюся физию. Правду сказать, Сергей не был сионистом. Он учился на медицинском в Одессе. Он был марксист. И в 1952 году его угораздило организовать кружок по изучению марксизма. Их быстро разоблачили, понятно, что добрая половина кружковцев была стукачами. 
Тогда в СССР органы вели непримиримую борьбу с безродными космополитами. Так вполне официально назывались евреи (ну неудобно же в «Правде» так прямо писать слово «еврей»). Поскольку у Карла Маркса, у самого-то, анкета хромала на все четыре копыта, сам бог велел молодому следователю тов. Савченко разоблачить сионистский заговор. Понятно, дали двадцать пять (25) лет. Время было строгое.    
Пока суд да дело - тут наступил март 1953 года. Сталин умер. Сталина похоронили в Мавзолее. По соседству с Лениным.
 -- Нас везли по этапу, везли долго—, рассказывал Сергей, -- и примерно в конце мая 53 года охрана внезапно стала сама бегать за кипятком. Такого чуда даже бывалые зеки не видели. Весь эшелон всполошился. Не к добру это, ох не к добру. А оказалось, что и ничего. В 1956 году меня выпустили, реабилитировали как жертву сталинского произвола, судимость сняли, но минус 30 оставили.
Зачем я это всё вспоминаю, может спросить меня иной дотошный человек. И какое отношение все эти дела имеет к химии? На это можно честно ответить – не знаю. Только я знаю, что химия и жизнь так крепко связаны, что и не разорвёшь. И такая жизнь была на Анжеро-Судженском химическом заводе при добром царе Никите, что не позавидуешь.
3. 
В Питере молодому инженеру пришлось столкнуться с другой химией. Это была химия сенсоров. Правда в русском языке ещё не было такого слова. Как и слова экология, впрочем. Мы разрабатывали датчики. Это потом выяснилось, что мы разрабатывали сенсоры экологического мониторинга. А тогда мы, как один из героев Мольера, даже не знали, что говорим прозой. Что датчик на самом деле называется сенсором. И советское слово «охрана окружающей среды» в переводе на русский значит экология. 
В те времена был всеобщий дефицит. В числе прочего в СССР не было даже простых солемеров. Прекрасный русский инженер Всеволод Макушенко воспользовался хрущёвской оттепелью и году в 1958 году убедил московских шишек организовать ОКБ. Там был и маленький завод. Мы разрабатывали и выпускали приборы для измерения электропроводности (содержания солей). В 60-х наш неказистый прибор, предназначенный для обучения студентов-химиков, нашёл неожиданное (для нас) применение. Он стал одним из основных приборов контроля в технологии. Технологи стояли в очереди за дефицитом. Да и для контроля солей в природных водах прибор использовался. 
Для сравнения в США дела обстояли (по нашей части) ненамного лучше. Их великая фирма Хьюлет Паккард (HP) выпускала солемер вроде нашего. Только внешний вид (по-русски - дизайн) был поприличнее.
3-1. 
Лиха беда начало. Мы получили заказ на разработку прецизионного прибора (прошу простить за жаргонные словечки). От этого кондуктометра КД-1 требовалась высочайшая точность. Пять значащих цифр – таковы были требования к прибору (0.01%). Для чего требовалась такая немыслимая точность нам никто не объяснил. Зачем? Только смутные слухи просочились к нам от заказчика. Нашим заказчиком был тогда ЦНИИ имени Крылова, известного кораблестроителя и математика . 
Похоже речь шла о подводных лодках. Когда они на глубине, их не отследить. Но субмарины создают турбулентность. Как-то нам вскользь объясняли, что наши собираются ловить микроколебания солёности морской воды. Якобы по этим флуктуациям можно поймать след лодки. Так это или нет, трудно сказать, но деньги на эту работу были отпущены. И нешуточные. Это только один пример, на какие научно-фантастические проекты тратили деньги. 
Для нас, молодых, работа была интересная. Но как взяться за дело? Тогда-то нам, молодым инженерам, был преподан урок хороших манер. Речь идёт о настоящем русском инженере – Ирине Козельской. Она научила нас профессии. В институте мы сдавали кучу экзаменов, но ничему толком не научились. А здесь нас ждала настоящая школа.
В так называемой научной работе важен не результат (тут уж как повезёт). Здесь важен метод. Сама лобастая невысокая Ирина Алексеевна владела методом (а всё-таки лет 60 поработаешь в лаборатории, кое в чём начинаешь волей-неволей разбираться). 
Первым делом литература. Необходимо знать, что сделали люди в твоей области. И только тогда начинается работа. А ведь импортные журналы дефицит. По межбибу (межбиблиотечному абонементу) ты заказываешь нужный журнал. И через пару недель ты его получаешь (если повезёт). Через секретный отдел ты заказываешь копию. Простенько и без бюрократизма. И через пару дней (опять-таки, если повезёт) ты получаешь синюю, не очень разборчиво отпечатанную копию, с пометкой секретного отдела. Что эта статья не секретная. Но это ещё не всё. 
Статья, как на грех, написана на заграничном языке. Который все мы проходили (помните, сдавали *тыщи*), но, прямо скажем, не до конца выучили. Ведь ни один нормальный человек не станет балакать по-американски. Во-первых, не с кем. А во-вторых, незачем. Разве что попадётся шпион. Да и то редкий диверсант не знает великий и могучий. Знают, собаки, не хуже любого другого советского человека. По своему опыту знаем. Имели такое счастье. Довольно сомнительное.
 *Когда-то наши друзья-филологи повадились приводить западных студентов (будущих советологов и кремлелологов) в нашу с Татой огромную коммуналку на Адмиралтейском (напротив Дворцовой). Студенты не без опаски входили к нам. На двери был приляпан десяток звонков. У нас был свой – два длинных, один короткий. В оправдание этих барбосов можно сказать, что их цель была познавательной – изучать быт и нравы туземцев. То есть нас с вами. У нас никаких оправданий не было. Только случай (да и добрые соседи) спасали нас от справедливого народного суда. Тогда это было преступлением – общение с иностранцами. 
Так вот, эти молодцеватые агенты мировой закулисы общались с нами по-русски, на хорошем московском языке, отчасти даже приблатнённом. Но это такое моё лирическое так сказать отступление.*
Так вот, статьи переводить надо. А как? Нашу руководительницу в народе звали *Ирина – мать солдатская* не зря. Она умела находить выход и не из таких положений. Талант. Она приютила двух молодых переводчиц, оформила их как инженерш. Они в благодарность, не разгибая спины, строчили переводы. 
4.
Как говорится, незнание закона не освобождает от ответственности. Не знаю, как насчёт уголовников, но в нашем деле это правильное правило. Незнание литературы не освобождает тебя от необходимости сделать работу. И толково. И в срок. 
Читать нужно. Что пишут умные люди. Тогда и твоя ленивая башка начнёт работать. Да и нужда заставит. В любой работе наступает пора, когда жареный петух клюнет тебя в одно интересное место. От этого происходит ускорение. И бывает, что и хорошие результаты. 
Но во всяком деле необходим мотор. Чтобы завести машину.  Таким мотором у нас была *Ирина-мать солдатская*. Она, как и любой двигатель, работала ровно и без сбоев. И мы все вкалывали. Несмотря на нашу вшивою зарплату, вкалывали от души.
 Только один пример. Наш параметр зависит от температуры. Конечно в финале показания прибора не будет зависеть от температуры. Но до этого дожить надо. А пока для отработки технологии температуру нужно поддерживать точно. И даже очень. Для этого не пожалели валюты. Из Германии (западной) был выписан специальный супер-пупер ультра-термостат с точностью 0,01 градуса Цельсия. Его тожественно установили, включили и никак. 
Нет, он работает, но температуру не держит. То есть, держит, но плохо. Не лучше наших, отечественных.  И вот тогда Ирина Алексеевна предложила совершенно нелепую вещь – поставить немцу в помощь наш гроб с музыкой. Из уважения к пожилой (и умной) завлабше поставили. И что вы думаете, нежный фриц, не привыкший к нашим переплясам, заработал. И отлично. 
Это я к тому, что голова на плечах может всегда пригодиться. Если она есть. Наша Ирина редко теряла хладнокровие. С крепкими молодцами-подчинёнными она обращалась как с малыми детьми. 
5.
А народ-то попался штучный. Недаром строгая руководительница, сама долго выбирала. Взять хотя бы высоченного красавца Володю Симбирцева. Он так быстро соображал, что народ просто диву давался. Настройщик шестого разряда. Не шуточки. Это потом Владимир проговорился, что умная голова ему досталась от отца. Симбирцевы была известная в Муроме купеческая фамилия. Его отец, купец первой гильдии, был конкурентом самого Зворыкина. 
Сын купца Зворыкина, Владимир Козьмич Зворыкин, инженер, стал всемирно известным изобретателем.  Ему принадлежат патенты на кинескоп и иконоскоп. По-простому говоря, Зворыкин изобрёл телевизор. Не больше - ни меньше. Но это уже позднее, В Америке. Куда он свинтил из России. В Гражданскую. 
Володя тоже стал бы крупным инженером, если б получил диплом. Но ему, как классово чуждому элементу, был закрыт путь. Не только евреям приходилось туго в самом справедливом бесклассовом обществе. 
Или вспомним добрым словом бесшабашного Лёху Козлова. Это он поддавши окрестил нашу начальницу прозвищем *Ирина – мать солдатская*. И прижилось. Так вот Лёха был механик от бога. И шестой разряд получил играючи.
Был там у нас и толстоватый Славик Сидоров, крестьянский сын. Его отец имел лошадь, держал коров, были и овечки, курочки, ну и всё, что полагается. Одним словом, был, как говорится, справный мужик. Когда начались колхозы, его вначале не трогали. Кому-то ведь работать надо. Ну а потом всё же он попал под раздачу. Кулацкое отродье, десять лет. Так гласил приговор чрезвычайной тройки. Сибирские лагеря, лесоповал, откуда отец, здоровенный мужик, так и не выбрался. Лагерная баланда не пошла ему впрок. 
Славик попал в детдом, армия, лимита. Работал на стройке, получил прописку. Оказался толковым. Выучился на слесаря. И пошло, и поехало. Шестой разряд. Так он оказался у нас в макетке.   
Были и стукачи. Как же без этого. Голубоглазый Игорёк М., и ещё более голубоглазый Толик Н. Простые русские парни с хорошей улыбкой. Лёха им рассказывал анекдоты про кукурузу. Стукачи щёлкали зубами, но ничего поделать не могли. Потому как пролетарий. Тогда стучательство (было ли такое слово в советском языке) на классово сознательного пролетариата не поощрялись.
Ну и мы с Семёном. С Я Шехелес был из семьи. Четвёртое, а то и пятое поколение в Питере. Искусные ремесленники, они получали вид на жительство в столицах. Его предок, Шехелес 2-й, был во времена императора Николая Первого гальваником-медальером в Монетном дворе. Работал с самим Морисом Германом (он же Борис Семёнович) Якоби. Тем самым. Великим. Который изобрёл гальванопластику. И электромотор. И много чего другого. Так вот предок Семёна изготовил первый Георгиевский крест. Тот самый. Дальше –больше. Врачи, инженеры, химики. Так что химия была у моего друга в крови.
Перед началом работы Ирина подробно расспросила каждого из нас, чем бы ты, голубь, хотел заняться. Потом начальница поручала каждому именно то, что просил. И жестоко спрашивала. Семь шкур драла. И была права. А с начальством был у этой дамы другой разговор. Короткий. И жёсткий. Сказывалась польская кровь. Свободолюбивая. И неукротимая.
6.
Ирина Козельская была из семьи польских ссыльных. Они воевали за свободу ещё со времён Костюшко. Известно, чем кончались польские волнения. Предков отправляли в Сибирь, в ссылку, может и в острог, но уж в ссылку-то наверняка. Поляк всегда сражается за свободу. Натуру не переделаешь. И вот свергли царя. Свобода. 
Отец Ирины натурально был революционер. Один из тех. И он с революционным пылом на съезде выступал против перегибов. Но как тут угадаешь. У него самого оказался левый уклон. Он же правый, кто уж сейчас разберёт. Времена были ещё либеральные. Его не посадили. Его только отправили в ссылку в Сибирь. На пять лет. Он, отбыв ссылку, перебрался в Томск - сибирския Афины (как говорили в Х1Х веке).  В конце концов старший Козельский закончил Томский Политех. 
Там, в Сибири, во времена Сталина был собран цвет нации. У НКВД был безукоризненный вкус. Во *враги народа* попадали самые достойные представители русского народа. Достаточно вспомнить отца космонавтики Королёва, авиаконструктора Туполева, конструктора легендарной *Катюши* Лангемака, академика Ландау, известнейшего в мире биолога академика Вавилова и многих, многих других. В числе прочих в Томск был сослан виднейший советский физ-химик, профессор Арвид Стромберг. Там, в Сибири, он воспитал плеяду серьёзных специалистов, в числе которых был отец нашей руководительницы Ирины Алексеевны. 
Всё меняется. Отца простили за то, что он был ни в чём не виноват. И несмотря на такое христианское всепрощение безбожной (по определению) власти, дочь оказалась в нашем вшивом КБ, куда даже евреев брали на работу. Увы, с такой анкетой она не могла и мечтать о работе в роскошном секретном научном центре, таком, как *Ленинец*, или там *Гранит*. Здесь она взялась за неподъёмную работу. За которую никто не брался. *Нэма дурных*, как заметил лукавый хохол Коля Рыбалко, не последний в нашей шараге спец по электронике. И сделала её с блеском. 
Дальше больше. Работу Козельской заметил сам академик Фрумкин, директор ИЭЛ АН. В те поры Фрумкин был одним из столпов Академии наук. Он ни в чём не получал отказа от государства. Хотя возможно и у него бывали трудности
 Химия крепко связана с жизнью. Особенно советской. Про академика его сотрудники нам (почему-то по секрету) рассказали, что он получил справку о посмертной реабилитации. Академик, который ни дня не сидел в тюрьме, был, как бы это сказать поделикатнее, удивлён. Он вызвал персональную *Волгу* и поехал разбираться. Туда, на Лубянку. Его принял очень вежливый полковник. *Вам не к нам, Вам в отдел посадок. Они Вам выдали справку, с ними и разбирайтесь. * Тем и кончилось.   Так А.Н. Фрумкин, доктор химических наук, профессор, академик АН СССР, член многих зарубежных академий, оказался наверно единственным живым обладателем справки о собственном расстреле.
Фрумкин прислал целую делегацию во главе с напористым седоватым профессором Михал Романычем. На переговоры. О результатах мы узнали от самой Ирины. – Не договорились – сверкая очень светлыми разбойничьими глазами, коротко сказала она. Что гордой полячке не понравилось, трудно сказать. Но во всяком случае не технические трудности работы. 
7.
Так бы вся эта волшебная рутина и длилась, если б в дело не вмешался перст судьбы. Вполне оперный. И страшный. Да, да, тот самой, из Бетховена.  Этот зловещий эпизод, до сих пор царапает мне душу. Поскольку поломал всю мою жизнь. 
У нас, как и у всех обитателей одной шестой, были обязательные лекции о международном положении. И вот на одной из таких лекций случилось происшествие. И не простое, а с отягчающими. На сей раз из Петроградского райкома был прислан очередной потрёпанный субъект в чёрном траурном костюмчике, в белой застиранной рубашке и галстучке в горошек. Наряд завершала чёрная шляпа, которая сползала на уши. Облик его что-то мучительно напоминал. А что именно, выяснилось через много лет. Наш лектор был одет в костюм чересчур религиозного еврея из хасидского квартала Меа-Шарим (насмотрелись мы с Татой на таких, работая в Иерусалиме).  Такой же чёрный костюм и шляпа на уши. Просто совпадение?
 Ничто не предвещало. Он бубнил своё про происки империализьма, народ мирно кемарил под монотонное жужжание. И вдруг прозвучал гром. Конечно до грома ему было далековато. Но зычный голос ещё не до конца просохшего Лёхи Козлова огласил зал.
«Довели большевики Расею-матушку» - и Лёха опять попытался заснуть. Но не тут-то было. Наступила тишина. Такую тишину не зря назвали мёртвой. Такая она и была. 
Тишина длилась, длилась, и длилась. Но вот заскрипели стулья. Это все наши стукачи, все наши Игорьки и Толики как по команде встрепенулись. И бросились не к Алексею, как мог бы подумать неопытный человек. А вежливо попросили разрешения лектора покинуть помещение, сославшись на неотложные дела. Дела действительно невозможно было отложить. Нужно было оперативно доложить куда следует о такой небывалой вылазке классового врага. Думать было некогда. Время поджимало. Пока кто-то из публики не опередил.
 Конечно лаборатория знала своих героев. Но наши добровольцы тоже ведь не лаптем щи хлебают. Они-то понимали, что в публике могут найтись и другие, ещё более секретные помощники внутренних органов. Даже больше чем наши голуби мира, хоть, казалось бы, больше некуда. Потому они и спешили.
И действительно сон оказался в руку. Когда запыхавшиеся стукачи добежали до секретной явки, и выложили свои новости, их выслушали не перебивая. И только потом, после лаконичного - *У вас всё? *, руководитель объявил усталым голосом, что им все детали противоправного деяния гражданина Козлова известны. И стандартное: *Благодарим за информацию* повисло в воздухе. *Опередили, суки* - непарламентские выражения чуть было не вырвалось из двух патриотических организмов. Но не вырвались. 
Повисла пауза. И она затянулась. Молчание нарушил руководящий голос. И начальник бархатного баритона обратился к Толику и Игорьку с упрёком. Хотя причём тут Анатолий и Игорь, зададимся мы вопросом. Они-то причём?
Ответ не заставил себя долго ждать. «Дорогие товарищи, куда же вы сами смотрели? Куда, спрашивается, девалась ваша руководящая и направляющая роль в отдельно взятой лаболатории». Тут баритон малость замялся. Казалось, он на секунду потерял темп. Как-то не так прозвучала последняя фраза. Но руководящий кадр быстро взял себя в руки. И зажурчал дальше; сквозь предлоги и прочие части речи доносились до наших добровольцев руководящие указания,
«…необходимо воспитывать пролетариат. Нельзя ни на мгновение забывать, что классово сознательный пролетарий есть основа народной власти. Вы что, не помните слова Ильича о диктатуре пролетариата».  
Дальше речь руководства потекла более плавнее, сложносочинённые предложения начали было убаюкивать наших добровольцев. Игорёк начал даже незаметно клевать носом. Но был разбужен, не смыслом, нет, но изменившейся интонацией.
«Немедленно, я повторяю, немедленно, отправляйтесь к этому, как его, Козлу вонючему. Я требую, объясните этому засранцу (просим прощения, но из песни слова не выкинешь), что за такие выходки его ждут другие меры. И спросите хорошенько, кто из очкариков надоумил козла на это дело. Нам важно знать имена». 
Последние слова руководства (анонимного, разумеется, кто ж нам с вами будет выдавать государственную тайну) наши Игорьки услышали прямо на бегу. Ноги сами несли их выполнять приказ. 
8. 
Лекция кончилась, Усталые, но довольные, трудящиеся разошлись по рабочим местам. Конечно, происки империализма – святое дело, но и работу надо делать. Не сделаешь, по головке не погладят, смотри, какая Ирина сегодня хмурая. Лёха тоже оказался за верстаком, чего-то там паял, тихонько матерясь про себя. Похмелье болезнь тяжёлая, но быстро проходит. (Все бы болезни так, добавим мы свой научный комментарий). Лёха только-только увлёкся работой, даже начал мурлыкать что-то такое, как к его верстаку подлетают Толик с Игорьком. 
И подъезжают издалека. –Алексей Иванович, а ты что, знаком с этим райкомовским лектором? Ты с ним случаем не одна компания?
-Игорь, ты чего, какой я тебе на хрен Алексей. Да ещё и батюшку вспомнил ни к селу, ни к городу. Мы с тобой чуть не десять лет душа в душу проработали. А тут здрассте, приехали. Давай выкладывай в чём дело. По-нашему, по-простому. Без булды. А то чего-то там накрутчиваешь, мудила хренов. В чём дело.
--Ну ладно, Лёха, извини. Нас тут так за тебя пропесочили. Хотя мы-то ни сном, не духом. Ты там что такое отчудил на лекции этой, такой-сякой немазаной, просто повторить, и то язык не проворачивается-.
И Игорёк горестно вздохнул. Хотя его спич не был полностью правдивым. Трудно нам в этом признаться, но не всю правду-матку открыл своему корешу наш ловец человеков. Да и то сказать, непростая миссия выпала стукачам. Попали они между молотом и наковальней. В самый тот зазор. И свобода манёвра их подкосила. 
–Да что тут такого, Игорёк, сам знаешь. Все так думают. Только говорить стесняются--. И Козёл продолжил. Довольно неожиданно. -- Ты-то сам, Игорь, хорош. Партийный – перепартийный, а туда же. Кто детей крестил? Двух дочек, Машу и Лизу. И не где-нибудь, а прямо в храме Николы Морского. Как чуть что, сам в церкву бегаешь, а людям и слова сказать нельзя. 
   Ну что тут скажешь. Алексей встал в позу. Козёл он и есть козёл. Как его не ломали, как не выкручивали руки, он твёрдо стоял на своём. А по-настоящему, по-партийному, к нему не подберёшься. Потому что, это тебе не просто какой-то Козёл, а гегемон. Классово сознательный пролетариат. Вы хоть помните, что Ильич писал о диктатуре пролетариата. Тут дело тонкое, политическое. Хоть и статья на этого Козла есть, а не тронь. Это как у волков с красными флагами. Проблема. За флаг ни-ни.
- Да что тут такого, сказал и сказал. Народ-то всё видит. Насквозь -, отбивался несознательный Лёха. Алексею предлагали разные способы покаяния. Ты, мол, только скажи, от кого ты это слышал. Ведь не мог ты сам такое придумать. Кто-то ведь надоумил. Ты только шепни нам на ушко, никто отродясь не узнает. Могила. Ничего не помогло. Козёл, а упёрся хуже барана.
И тогда наши энтузиасты вспомнили заветы Ильича. Они пошли другим путём. Другой путь оказался более лучшее. Как тут не вспомнить *верной дорогой идёте, товарищи*.  Кто во всём виноват – гнилая интеллигенция. К тому же и пархатая. Тут выбор был, прямо скажем, не так уж богат. Простой был выбор. Напрашивался. 
Тут он. Очкарик. Ходит себе как ни в чём не бывало. Ещё и изображает из себя невесть что. Кандидат вонючий. Гребёт лопатой. Получает свои 320. Когда нормальным людям еле-еле по 160 достаётся. Да и с этой зряплаты приходится платить ещё парт-взносы. 
Участь моего товарища была решена. Строго говоря, евреев было двое, Семён и Борис. Но вопрос о выборе даже не стоял. Борис был совсем слабеньким кандидатом на роль врага народа. Не тянул, прямо скажем. Да и зарплата не та. Тут нужен был человек помасштабнее. И он нашёлся.
 Я совсем не хочу рассказывать, чем кончилась эта история. Но приходится. Хотя с души воротит. И всю дорогу я себя обвиняю. Как я не углядел. Ведь всё стало понятно, увы задним числом. Ведь эти верные члены партии (ум, честь и совесть нашей эпохи) хорошо плели кружева. Была бы сеть. А муха найдётся.
Ирина пыталась вступиться за своего сотрудника. Ей нужны были обширные знания и навыки молодого учёного. Да и сам облик молодого интеллектуала вызывал неподдельную симпатию у свободолюбивой полячки. Но ей было строго указано. Как говорили в старину: «слово и дело государево». Если тебе дорога твоя голова, не вмешивайся. И даже решительная Ирина тихо отошла в сторону. Увы. Ей хватило детских воспоминаний. Как жилось дочери *врага народа*. И я буду последним человеком, который посмеет её обвинить.
Семён покончил с собой. Не выдержал. На него завели уголовное дело. Статья 58 была отменена. Не сталинское время. Но взамен была введена гуманитарная статья 70 УК СССР (Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти…). Семён не был рождён для борьбы. Он был учёным, причём выдающимся. Он не выдержал. И ушёл. Добровольно. И не оставил прощального письма. Так скверно закончилась история русских сенсоров, бессмысленных, и, как оказалось, беспощадных.
  
Но фрумкинцы оказались упорными. С подачи Института электрохимии мы получили финансы на разработку первой в мире установки диск-кольцо. Речь идёт о методе вращающегося диска с кольцом (ВДЭК). Эта машина нужна не только (и не сколько) чистым химикам. Она необходима технологам. Причём разных специальностей. Но это совсем другая история. 
Можно только добавить, что непрактичные академики даже не получили патенты на свою пионерскую работу. Они отдали людям свою работу за просто так. Это ли не государственный подход. Мы были только простыми участниками разработки прибора ВДЭК, даже такой скромной работой нельзя не гордиться.