Виллор ВЛАДЛЕНОВ

В этот раз добрались без каких-либо приключений, но уже глубокой ночью. Опять же теперь надо было всё выгрузить и перенести в актовый зал, но сил на это уже не было. Решили всё оставить в автобусе, а утром подключить помощников. Петрович, представляя примерную ценность оставленного в "пазике" груза, вызвался ночевать в автобусе, тем более что общественный транспорт в эту пору уже не ходил, а ему надо было добираться в другой конец. Сан Саныч пошёл ловить такси, ибо при любом раскладе должен был ночевать дома. Футляр жил неподалёку у родственников и пошёл пешком, Толю Соловья ещё по дороге высадили у высотки, где он в ту пору жил. Настрадавшегося Витю Валета тоже где-то по дороге высадили по его просьбе. Видать, пошёл к очередной своей зазнобе возникшее напряжение снимать... С недавних пор снова холостой Жора тоже, как Петрович, не захотел ночью добираться домой, а остался ночевать в своей институтской подсобке. Мы же с Элей молча побрели в общежитие, где жили на разных этажах. Дежурная вахтёрша без лишних слов пустила нас в непривычно тихое общежитие.
- Ты заходи, - начала было Эля.
- Если что? - продолжил я, вспомнив мультик про волка и пса.
- Да нет, - просто заходи, если скучно будет или за мной соскучишься. Я же виду, как ты ко мне относишься... И ты мне, малыш, нравишься. Хороший ты, правильный... Вот только меня зачем-то полюбил. Но, может, у нас с тобой всё будет хорошо. Ты только повзрослей ещё хоть немного. А я подожду. И снова поцеловала меня...

Глава V. Брызги шампанского...

...Осень в этот год выдалась тёплой и казалось, что бабье лето никогда не закончится... Наш ВИА с неизменным успехом продолжал "колхозные гастроли". Ездили через день без выходных. Горячая страда, одним словом. Я постепенно втянулся в этот привычный для старожилов ансамбля ритм. Кроме обычных клубных выступлений, мы дали ещё несколько концертов на сельских площадях - то ли на праздниках урожая, то ли ещё в честь каких-то местных дат. Сан Саныч, имея обширный и давно наработанный репертуар, легко выуживал нужное именно для каждого случая... И здесь уже вовсю солировали солидный Футляр и звонкоголосая Эля...
Ездили мы теперь на арендованном автобусе "ЛиАЗ". Видать, профсоюзы постарались. Было в нём вполне комфортно и просторно. После убогого "пазика" Петрович всё не мог нарадоваться... Особенно, наверно, тому факту, что теперь можно было загрузить гораздо больше ящиков с помидорами, огурцами и прочими дарами колхозных нив этой благодатной поры... Неутомимый Жора быстро находил с местными общий язык и они щедро затаривали автобус так, что нам самим порой было тесновато. Конечно, все эти овощи-фрукты мы сами были не в состоянии употребить, поэтому великодушно делились с институтским начальством и поварами нашей столовки... И все были довольны. Валет с ещё большей активностью продолжал "щупать" местных грудастых девчат, разгорячённых нашими концертами и особенно - вечерами танцев. Атмосфера этих вечеров была пронизана чувственностью и любовными флюидами так, что, волнами поднимаясь из залов, явственно ощущалась даже на сцене... Люсик творил чудеса... Его сольные партии на фирменной гитаре "Telecaster" вводили публику в раж... "Отель "Калифорния" в его исполнении звучал по несколько раз за вечер... Местные девчули млели в руках своих ухажёров... А одинокие восхищённо смотрели на сцену, где в ярких лучах софитов для них же в красивых концертных костюмах старались участники нашего ВИА...
Вот только Эля по-прежнему почти не участвовала в программе танцевальных вечеров и становилась всё больше задумчивой. Сидя за кулисами она всё также читала романы... Вот только я не раз замечал, что книга была открыта на одной и той же странице...
После концертов довольный Петрович уже гораздо быстрее довозил нас на базу. Эля иногда приглашала меня посидеть рядом с ней на переднем сидении. Говорили мало. Как ни крути, а полноценные концерты для артистов очень энергозатратные, особенно для солистов. Обычно наш концерт длился полтора часа. Иногда, если публика особенно тепло принимала, то и все два. А когда к этому добавлялся и вечер танцев, то ещё как минимум плюс пару часов... Между концертами и танцами принимающая сторона обязательно приглашала весь коллектив отобедать. Потчевали обильно и вкусно... Предлагали, конечно, и спиртное, но с этим в коллективе было строго: Сандалыч пресекал на корню... Чему несказанно были рады Петрович и Жорик. Они (не пропадать же добру!) сразу же сметали - "про запас" - бутылки с горячительным напитками в свои, как мы называли, бездонные закрома родины, где водка и вино с разной степенью сохранности и пребывали до поры до времени. Кое-что, конечно, перепадало в тот же вечер неугомонному Валету, который по-своему использовал эту паузу. Быстро перекусив и получив от сердобольного Петровича ("гуляй, Витёк, пока гуляется!") бутылку-другую винца, наш казанова растворялся в сельском предвечерье с очередной своей пассией... Правда, пару раз этот его сценарий таки дал осечку: один раз вернулся с большущим бланшем (таки настигла нашего гулёну тяжкая длань возмездия...), а второй раз опоздал на полчаса, запутывая следы от преследовавшего его местного ревнивца. За что, естественно, получил нагоняй от Сандалыча. А синяк в тот вечер ловко загримировала страдальцу Эля. Правда, неделю пришлось Валету ходить и выступать в солнцезащитных очках... Но что поделаешь, любовь тоже требует жертв... И это ещё легко отделался. Глядя на такую картину, я и вовсе перестал помышлять о подобных приключениях. Хотя поводов для соблазна было таки изрядно... Местные девчули с аппетитными формами нередко сами проявляли инициативу... Но мне нравилась Эля. А она, хоть по-доброму ко мне относилась, больше меня, увы, уже не целовала. А я робел, находясь с нею рядом. Видать, и впрямь надо было ещё подрасти... И я рос. Находясь на одной сцене с такими профи, и сам тянулся к их уровню... Сан Саныч даже доверил мне исполнять "Клён" не только на клубных танцах, но и на концертах. Витёк сходу предложил это дело "обмыть", а Эля один раз даже похвалила: "Душевно спел, малыш." Наверное, так и не поняв, кому от меня адресовалась строка "Ты любви моей не могла сберечь..." А я так старался...
Но всему, как известно, приходит конец. Наметился и финал этой моей гастрольной жизни. Коля-Кокос, которого я подменял вышел из больницы. Но Сан Саныч великодушно разрешил мне продолжать ездить с ними на шефские концерты, на которых уже играл Коля, а я - на танцах. Теперь у меня было больше времени находиться рядом с Элей. Исполнив подряд три-четыре песни, она уходила за кулисы, а на смену ей выходил Футляр. И я мог в гримёрной (если таковая была) побыть с нею наедине. Она трепала мои отросшие кудри и по привычке предлагала мне сладенькое... Её настроение часто менялось с весёлого на серьёзное и наоборот... И я не мог понять причины этого явления. Мне просто было рядом хорошо. Мы могли долго молча быть рядом и при этом не возникало никакой неловкости. Эля вообще была естественной и, как мне казалось, откровенной со мной. Она и на сцене держалась просто, без всяких нарочитых выкрутасов. За всё говорил её чистый и сильный голос, продуманный тщательно подобранный репертуар. Длинные элегантные концертные платья довершали гармоничный сценический образ яркой звёзды нашего ВИА. Вот только об одном она мне никогда не говорила. Проныра Валет как-то таки подбив меня "опрокинуть по стакашке", поведала, что есть у неё женишок, с которым у Эли сложные отношения: то сходятся, то расходятся... Одним словом - мутный парниша, заключил Валет. После этого мне стали понятными эти её качели настроения Эли.
Тем не менее мы продолжали общаться вплоть до окончания концертного периода. В этот год, пользуясь благоприятной погодой, наших студентов держали уже больше двух месяцев на сельхоз работах. И всё это время мы, соответственно, были при деле.
На следующий после концерта день мы оставались на базе, отдыхали, приводили себя в порядок. Могли сходить в кино или на концерты столичных эстрадных коллективов. Много было и зарубежных гастролёров из соцстран. Этим мы с Элей и занимались. А потом долго гуляли по тенистым аллеям старых городских парков.
В один из таких вечеров Эля вдруг предложила мне купить тортик и шампанское.
- Малыш, мы ведь всё не отметим твой день рождения, - сказала она.
А действительно, я и сам в гастрольной суматохе забыл про него. А она, надо же, вспомнила. Хотя я всего лишь раз вскользь упомянул ей об этом.
Сказано - сделано. И вскоре мы уже были в её комнате с бутылкой полусладкого и киевским тортом. Комната эта была на троих, но остальные девчата всё ещё сражались в "битве за урожай".
- Знаешь, малыш, я ведь уже была замужем, вдруг начала Эля. - Но через полгода мы развелись... Не спрашивай - почему, я и сама не знаю. И вот теперь он опять появился на горизонте. И что мне теперь делать? Я ведь любила его...
- А теперь? - простодушно спросил я.
- Теперь тебя, - улыбнулась Эля и взъерошила мои волосы. - Но ты не задавайся, сам ведь знаешь, что...
- Сердце красавиц склонно к измене... - грустно продолжил я.
- Вот-вот! Давай, открывай шампанское, а я пока переоденусь.
Пока я возился с бутылкой коварного напитка, Эля переоделась в короткий халатик, который, в отличие от длинных концертных платьев, не скрывал её стройных ног. В мягком свете настенного бра комната старого общежития казалась вполне уютной, за окном уже сгустился осенний вечер, не по календарю тёплый и безветренный. Было непривычно тихо.
- Ну и чего сидим? - улыбнулась Эля.
- Ах, да! - спохватился я, разливая по фужерам искрящийся напиток...
- За что выпьем, малыш?
Я, уже привыкнув к "малышу", задумался...
- А давай за любовь! - озорно предложила Эля.
Мы звонко чокнулись. И только я успел пригубить свой фужер, как услышал:
- Э, нет! На брудершафт, Вадим! - вдруг по-взрослому обратилась ко мне Эля.
Губы её, с ещё сохранившимся ароматом уже вытертой помады, были мягкими и податливыми... Длинные шелковистые волосы Эли хранили тонкий аромат незнакомых мне духов... Эти запахи и близость столь желанного тела, дурманили больше выпитого шампанского...
Я не заметил как мы, всё ещё целуясь, оказались на нерастеленной постели, где потом долго и увлечённо целовались...
- Смотри, не оставь на мне следов, - шептала Эля...
А дальше случилось то, что бывает с неопытными любовниками...
- Ну ты чего, малыш? Не волнуйся, мне сегодня можно... - пыталась подбодрить меня Эля, видимо, не осознав вдруг возникшую паузу.
Это вообще сбило меня с толку: что можно? И почему именно сегодня? И только потом я узнал значение этих слов...
- Ааа, я у тебя, наверное, первая. Жаль, ты у меня... - вздохнула Эля, не закончив.
- Ладно, успокойся. Значит, в другой раз. Давай спать, раз такое дело. Поздно уже... - мирно заключила она, видимо, всё наконец-то поняв.
Лежать вдвоём на узкой скрипучей кровати (они в общежитии все были скрипучими) было неудобно, да и неловко.
- Пойду я, Эля, - смущённо пробормотал я.
- Спасибо тебе, малыш. Ты славный... Но всё же ещё такой маленький... Захлопни дверь и разбуди меня завтра, - сонно проворковала Эля своим чарующим голосом.
А я ещё долго ворочался под впечатлением этого дивного вечера...
Надо ли говорить, что утром я всё проспал и проснулся от насмешливого голоса Эли, которая не дождавшись меня, успела привести себя в порядок и теперь пришла за мной.
- Вставай, соня! Наши, поди, все уже в автобусе, - с напускной строгостью прощебетала она, - догоняй, лежебока!
Я мигом вскочил и вскоре вприпрыжку навёрстывал упущенное. Сан Саныч не любил опоздания. Благо, мне в те годы можно было бриться раз в два-три дня, ибо мужская растительность ещё не сменила юношескую.
В автобусе действительно уже были почти все, кроме самого Сан Саныча. Как оказалось, незадолго до отъезда в профком пришла ещё одна заявка на наше выступление и он пошёл уточнять детали нашего сегодняшнего маршрута.
Я хотел было проследовать на своё обычное место в глубине салона, но Эля жестом пригласила сесть рядом с ней. Вскоре появился и Сандалыч, убедившись что все на месте, дал Петровичу вводную и мы двинулись в путь навстречу нашему новому дню...

Глава Vl. Зелёный концерт

Эля заботливо прихватила с собой наш вчерашний почти целый тортик и теперь угощала им не только меня, но и всех желающих. А их, на радость мне, сладкоежке, оказалось совсем мало: всеядный Валет, да вежливый с дамами Жорик. Остальные, поблагодарив, отказались, сославшись - кто на диету, кто на другие вкусовые предпочтения...
Как оказалось, сегодняшний день был заключительным в нашей гастрольной эпопее. Областные метеорологи предупредили, что через неделю погода резко изменится, начнутся затяжные дожди и, стало быть, пришла пора возвращать студентов на учёбу.
Нам же заказали ещё один концерт. На этот раз в недавно построенном Доме культуры, где именно в этот день собиралось областное и районное начальство по случаю успешного завершения уборочной страды. Поэтому, наскоро отработав в сельском клубе первый концерт, мы уже через час прибыли в этот новый ДК, где всё сверкало, сияло и пахло дорогими красками...
Сцена была просторной, зал на пятьсот мест, многочисленные светлые и чистые гримёрки позволяли комфортно работать и отдыхать артистам. Технические сотрудники Дома культуры перенесли и расставили аппаратуру. Жоре оставалось только руководить процессом, да подключить свои многочисленные шнуры и пульт звукооператора.
В фойе для нас уже были накрыты два стола, где теснились холодные и горячие закуски, бутылки с марочным вином и коньяком. До начала концерта оставалось ещё два часа. Вполне хватало на всё. Петрович было привычно метнул убирать спиртное со стола, но Сан Саныч, по случаю завершения концертного тура, распорядился всем налить по 50 граммов коньяка, даме - бокал вина..
Умеренно отведав яства и напитки, для ознакомления прошлись по ДК, а затем отправились на сцену настраивать инструменты и распеваться... Но меня это уже не касалось, ведь Коля к тому времени полностью восстановился после болезни и занял своё законное место бас-гитариста. Я же вышел наружу, чтобы подробней рассмотреть и внешнюю отделку Дома культуры. Она тоже была примечательной, весь фасад украшало тематическое мозаичное панно на актуальные в то время темы. Вокруг были высажены деревца и разбиты клумбы. Правда, всё это было ещё в зачаточном состоянии. Больше не найдя окрест ничего интересного, я вернулся в фойе, где Петрович наконец-то занялся своим привычным делом...
- Чего стоишь, Вадька? Помогай сгребать! Вишь, сколько добра сегодня... - деловито распорядился Петрович.
И мы всё успели вовремя.
...Вскоре фойе театра начала заполнять разношёрстная публика... Здесь были и солидные дядьки в строгих костюмах со своими дородными жёнами, и публика попроще, и активная молодёжь...
После на удивление краткой вступительной речи какого-то местного товарища, в строго назначенное время начался концерт. Открывал его особо напыщенный Футляр. Это была его стихия. "Танцульки" и связанные с ними, как он говорил, - "всякие там шуры-муры", он не любил и даже презирал. А вот торжественные мероприятия просто обожал. Эля же наоборот не любила официоз, поэтому легко отдавала Футляру своё время. И исполнив несколько песен, уходила в свою гримёрку. Так было и в этот раз. Но всё же не так, как обычно.
Надо сказать, что есть у артистов такой обычай: в конце гастролей во время последнего концерта (который почему-то называется "зелёным") прикалываться друг над другом, но так чтобы зрители особо того не замечали. В этот раз о том, кто концерт последний, узнали слишком поздно. Поэтому развернуться как следует не успели. Но всё же кто-то умудрился проникнуть в гримёрку, где расположился Футляр. И пока он трапезничал в фойе (причём, вроде как со всеми) чьи-то проворные руки подшили брючины его концертного костюма. Немного, сантиметров на десять... Благо, хоть на рукава времени, видать, не хватило. Но хватило времени, чтобы плотно набить газетной бумагой носки его концертных туфель...
Надо ли говорить, что Футляр, любивший плотно поесть, уже не имел времени, оставшееся на переодевание, разбираться со всеми этими каверзами. И если с одной туфли он кое-как всё же смог выковырять часть набитой в носок газеты, то с другим уже не успевал, ибо уже был его выход. А подшитые бирючины в этой суматохе и вовсе не заметил. Он кое-как доковылял до сцены и, стойко превозмогая неудобство, почти не шкандыбая вышел с гордо поднятой головой к своему микрофону, на котором чьей-то шаловливой рукой был натянут... презерватив. Любой бы на его месте стушевался, но не таков был наш Футляр. Он с мужественным лицом, которое несколько контрастировало с его изрядно укороченными штанинами, громко пропел первый цикл своих песен про БАМ, Комсомол и весну, заслуженно вызвав уважительные аплодисменты солидной публики в первых рядах... И только Сан Саныч, видевший сбоку всю эту картину, из последних сил сдерживал себя, в кровь кусая свои то и дело не к месту растягивающиеся в улыбку губы... По лицу его уже текли слёзы, плечи предательски подёргивание от накатывающихся приступов смеха... Он то и дело наклонял лицо к клавишам, пытаясь скрыть неуместную мимику... Но со стороны могло показаться, что человек просто сильно распереживался, проникнувшись словами комсомольских песен... Да Валет то мотал головой, то задирал лицо к верхним софитам, пытаясь сбить накатывающиеся волны хохота и всё громче колотил по своим барабанам и латунным тарелкам...
И среди зрителей тоже нашёлся один особо "распереживавшийся". Это был наш Жорик, чей пульт в этот раз был установлен в зрительном зале. Знал бы он, чем это для него обернётся, нашёл бы любой другой вариант... Но в этот раз и его накрыла беспощадная волна зелёного концерта. Первые пару песен он просто старался не смотреть на сцену, но потом не удержался и, глядя на бившихся в конвульсиях Сан Саныча с Валетом и подшитый прикид Футляра с его "дизайнерски украшенным" микрофоном, сам забился в беззвучных конвульсиях. Ему было труднее всех, ведь вокруг были зрители... Он закрыл побагровевшее лицо руками и молча трясся, приводя в недоумение сидевших рядом селян. И только близорукий Люсик ничего этого не видел и привычно перебирал струны своей гитары... К счастью для всех первая часть концертной программы закончилась и несчастный Футляр, перемещаясь как лыжник, кое-как сместился за кулисы. На смену ему выпорхнула ничего не подозревающая Эля и звонкоголосо заполнила зал своим чувственным сопрано... Её длинное платье, украшенное множеством блёсток, ярко переливалось в свете софитов... Все наконец-то успокоились. Кроме Валета, который ещё больше начал мотать головой и вздымать лицо... Ведь только он, будучи со своей ударной установкой позади всех, видел пышный белый бант на том пикантном месте голубого платья нашей солистки, где его крепили дореволюционные гувернантки...
Остаётся только гадать: кто и главное - когда успел провернуть все эти манипуляции... Не иначе как озорной театральный бог решил пошутить...
Но и это было не всё. Правда, тут уже дело было сугубо земное. Надо сказать, что пару недель назад нашему Футляру надоело бегать по местами щедро унавоженным задворкам селений, скрываясь от хмельной агрессии задиристого Соловья. Вот наш солист и пожаловался на дебошира в деканат. Наказанием было отстранение на пятнадцать суток нашего Соловья-Разбойника от концертной деятельности. А они-то как раз в этот день истекли. Но про это все как-то забыли (включая и самого инициатора наказания). Зато хорошо помнил Соловей. Вот он и попросил Люсика, который приезжал на своём авто, прихватить и его. И об этом никто из наших не знал. Но коварный Соловей до поры до времени не светился. Аж до тех пор, пока Футляр, уже вернувший своим штанинам и туфлям первоначальный вид, не вышел снова на сцену. Аккурат после первой же песни воспрянувшего духом Футляра, в дальнем конце зрительного зала как из ниоткуда появился Соловей со своим саксофоном и под его бравурные звуки марша "Прощание славянки" двинулся строевым шагом по проходу к сцене. Надо ли говорить, какой эффект это произвело не только на зрителей, но и на всех наших. Особенно, конечно, на сразу поникшего Футляра.