МОЛИТВА

Елена МОСКАЛЕНКО

Шла Страстная неделя Великого поста. Пятница. Великий Пяток. Юля стояла в Петропавловском кафедральном Соборе на вечерней службе. Вот уже вынесли Святую Плащаницу. Вот уже отпуст, пошло малое повечерие с каноном "О распятии Господни и на плач Пресвятые Богородицы". В церкви благоговейный молитвенный настрой. Юля годами не переступала порога храма, хотя  искренне считала себя человеком верующим. И вот - стоит и молится. Влетела в Церковь. Вся наполненная страстями дня, работой на теплоэлектростанции. В голове - план статьи о котлотурбинном цехе, в портфеле - еще горячий от ладоней диктофон, почему-то много денег, рукописи корреспондентов. Громадный редакторский портфель она пристроила в подсобке, к неудовольствию пожилых работниц, а сама стоит и слушает, смотрит, внимает. То ли молится, то ли плывет в унисон словам молитв в потоке своих мыслей и чувств...
Молитв она не знает. В православных праздниках ориентируется с трудом, да и слово Божие оказалось для нее большим откровением совсем недавно, лет 5 назад, уже в зрелом возрасте. Может быть, поэтому оно и оказало на нее такое сильное воздействие. 
Она начала вспоминать свой православный опыт и перед мысленным взором прошла вся ее жизнь. Ей 22 года. Весной на Пасху с группой комсомольцев она была здесь, у этого собора.  Совсем недавно она приехала сюда работать на крупное предприятие. Зачем стояла  здесь в пасхальную ночь - не понимает. Вроде бы - с группой дружинников. В соборе и на прилегающей площади такая масса народу, что невозможно шагу ступить. Она пытается протиснуться поближе к алтарю: очень интересно, что же происходит у Царских врат, но за людской стеной ничего не видно. Юля хорошо запомнила ту Пасху благодаря нежной, расцветающей весне и добродушной влюбленности в мир и во все человечество, которая была в ней и окружающих людях. Комсомольцы-дружинники не были агрессивны, не были воинствующими атеистистами, не были и верующими. Они были детьми, появившимися на свет в первое десятилетие после войны, и на них лежал отпечаток благополучия мирной жизни страны-победительницы.
Вот ей 33 года. Юля приехала с дочерью из-за границы и старушка-няня, встретив ее в своем уютном дворике, оплетенном виноградом, сказала: "Вам необходимо сходить в церковь. Исповедаться, причаститься, чтоб жилось вам на чужбине легче..." Тогда, в храме, вспомнила Юля, им с дочерью не понравилось протискиваться под епитрахиль священника в потном людском потоке. Ребенок был напуган многолюдьем, а у Юли от исповеди осталось только разочарование. Она не почувствовала ни светлой радости, о которой ей говорила набожная старушка, ни облегчения от своих житейских забот.
И еще вспомнила Юля. Ей 37 лет. Она с дочерью и мужем стоит на Крещение во дворе Николо-Преображенского храма. В руках - банка с водой. Молодой священник от всей души окропляет всех Крещенской водой, а когда доходит до этой семейной группы, со всего маху обливает ее пушистую шапку и почему-то говорит: "Не крась губы". Тогда Юлю это очень удивило и задело. Зачем он сделал ей замечание, да еще публично! А она-то с работы ушла, дела отложила, выкроила время в своей повседневной текучке, чтобы прийти в храм.  С позиции прожитых лет Юля улыбнулась своим воспоминаниям: "А вот ведь пережила все, что выпало на долю - вынесла. Бог помог. Недаром говорится: "Чего не может человек, может Бог".
Льются с хоров нежные мелодии песнопений. Такого многоголосья, высоты исполнительского мастерства Юля вообще никогда не слышала. И непонятно, кто кому вторит: архидиакон хору или хор ему. В памяти, по какой-то ассоциации, всплыл пример из классической русской литературы: в собор ходили, чтобы послушать, как архидиакон возьмет басовую ноту.
"Наш не хуже" - подумала Юля и одернула себя - о чем я думаю? Ведь сегодня - Страстная пятница. Самый страшный день в истории христианства. И она произнесла молитву-присказку, знакомую с детства: "Прости меня, Господи".
Вспомнилось ей, как она дважды крестила детей. Мальчика и девочку. Мальчика она видит довольно часто, а девочка уехала с родителями и потерялась. Ни родители, ни крестная дочь не считают нужным дать о себе знать. Духовное попечительство Юли над крестной дочерью завершилось самим фактором крещения дитя...
Кафедральный собор полнится возгласами священников. Зазвучал канон "О распятии Господни и на плач Пресвятые Богородицы". Юлины мысли концентрируются на новом предстоящем испытании: в конце службы нужно не только опуститься на колени у плащаницы, но и отдать земной поклон. - "Как же я прилюдно стану на колени посреди храма? - Думает она. - Я не могу, я, в конце концов, не умею! И вдруг, сквозь пелену возмущенных мыслей она услышала слова   плача Пресвятой Богородицы над телом убиенного сына: "Вижу Тя ныне, возлюбленное Мое чадо, и любимое на кресте висяще, и уязвляюсь горце сердцем..."
"Избавляй болезни, ныне преими Мя с Тобой Сыне Мой и Боже, да сниду Владыко во ад с тобой и аз, не остави Мне едину: уже бо нежити не терплю не видяще Тебе сладкого Моего света".
Юля была потрясена услышанным. Она смотрела на бородатых пожилых священников, которые произносили нежные, трепетные слова плача Пречистой, слушала славянскую напевность канона и что-то новое, светлое, до сих пор не испытанное открывалось в ее душе. Она почувствовала себя такой же распятой, как Сын и такой же несчастной, как Мать. Ей стало жаль себя и весь мир.
"Почему он так тяжел, крест моей жизни? Зачем нужна эта постоянная борьба за благополучие и успех? Зачем карабкаться на вершины профессионального мастерства, если можно ограничиться посредственной работой? Зачем, доходя до изнеможения помогать всем, кто просит о помощи? Зачем столько страдания выпадает на долю каждого из нас, Господи!
Сколько раз я трепетала над жизнью дочери? Сколько раз мое сердце и мое дыхание были синхронны с пульсом ее жизни? Когда врачи ей вынесли смертный приговор и сказали: не переживайте, у вас еще будут дети... Каким глубоким и страшным было мое потрясение. Но ведь дочь выжила! Слава Тебе, Господи! Все силы своей души я отдавала семье. Здесь в соборе, стоял мой муж, но распалась семья. Осталась я одна, на семи ветрах этой сложной жизни. За что мне такая доля, Господи! Почему мне с этим крестом нужно идти по жизни и нельзя остановиться, чтобы передохнуть? Зачем постоянно преодолевать себя и те житейские невзгоды, которые жалят всю жизнь? С каждым прожитым днем как древесная стружка из-под Твоего рубанка отлетают от меня суетные мысли, пустые желания, ненужные эмоции. И все равно я допускаю массу ошибок. Где брать силы, чтобы их исправлять? Как умудряюсь я вязнуть в проблемах и обстоятельствах, как иной раз барахтаюсь в гневных мыслях?!"
И Юля заплакала, не осознавая, что плачет слезами покаяния.
"Подай мне силы, Господи! Ведь бывает трудно до изнеможения. И в этот момент, когда я больше не могу нести свой крест, когда он пригибает меня к земле заботами и невзгодами, только Ты помогаешь мне. Слава тебе, Господи!"
С архиерейского амвона звучит плач Богородицы над Сыном. И Юля слушает святые слова, столетиями звучащие в Пятницу под сводами храмов, и начинает уже плакать не о себе, а над судьбой Богочеловека, Спасителя, Мессии, пришедшего в мир  с Евангелием любви, преданного и распятого людьми и исполнившего волю Отца своего - искупившего грехи человеческие...
Одной из последних Юля подошла к плащанице, неловко, без всякого изящества встала на колени и поцеловала холодные мраморные плиты пола.
И ничего особенного не произошло, мир не перевернулся, никто косо не посмотрел. Она просто пришла на зов, который прозвучал около двух тысячелетий назад из уст того, кого в Страстную пятницу оплакивает церковный клир, паства и весь православный мир: "Придите ко мне все труждающиеся и обремененные и аз упокою ны".
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.