Алевтина Евсюкова
                                     

               Он и она. Любовь вспыхнула вдруг, так неожиданно. Душа, на мгновение замирая, вспыхивала при встречном взгляде, сквозившим радостью, восторгом, или от смущения, предательски рдеющего краской лица. Взгляд, голос, слова, прикосновение заставляли трепетать всё существо, наполняя вдохновением, жизненной силой и стремлением созидать. Казалось, облик влюблённых кричал о счастье, переполнявшем их, да так, что лишь слепой не заметил бы этого явления.
               – О, не будь дурочкой! Они все, все – ловеласы, рыбаки, охотники, воины.… Лишь стоит им заполучить добычу, как они тут же теряют к ней интерес. А все твои чувства исчезнут словно мираж. И вместо восторженного мальчика ты увидишь эгоиста, который никак не будет похож на любимого и любящего. Побереги себя, дорогая… – так, или примерно так, говорили подруги.
               – О, дружище, да ты никак влюбился! Охлади свой пыл! Любовь – всего лишь игра, где каждая девица или дамочка желает заполучить «мальчика на побегушках», заманив его в супружеские сети. А дальше.… Сам знаешь – детки, капризы, упрёки, скандалы и прочее.… Держи, дружище, ухо востро!
                Он и она.… Между влюблёнными «пробежала чёрная кошка»…

            Она замкнулась в себе, избегая подруг, лишив их немалого удовольствия лицезреть горькие слёзы. Очутившись в сетях самоуничижения, она горько сожалела о многом. Перед её мысленным взором нет-нет, да и вспыхивало очертание когда-то любимого облика…. Или ещё любимого? Но горечь осознания, что все прекрасные мгновения остались в прошлом, переполняла её, вызывая судорожные содрогания от отчаянья и горячие слёзы, обжигающие глаза и душу.
          А он? Что же, с ним? Горячие чувства, так переполнявшие его, исчезли в холоде отчуждения от бесконечных сомнений. На смену им изредка (или чаще?) приходило, кратковременное, вовсе не утешительное, желание «пропустить» одну-другую баночку пива, после чего появлялось внезапное раздражение, стоило ему бросить взгляд вслед девицам, неестественно и громко смеющимся, и так похожими одна на другую, что, кажется, их невозможно отличить от девиц, увиденных им ранее. А по ночам…. А что по ночам? Лишь во сне он видел то, о чём так мечтал всю свою жизнь…
             Наверное, было бы всё иначе, если бы он и она всё своё сокровенное делили бы только друг с другом…. Разве не так?

                                                             Выбор

               Он и она. Каждый из них прожил жизнь, полную тревог и забот, взлётов и падений. Но у каждого из них есть о чём вспомнить. Да и возможно ли забыть увлечения и разочарования, первую любовь и, возможно, предательство, или стремление к тому, чтобы стереть горечь душевного одиночества как угодно, или – куда судьба выведет, едва ли не безвольно отдавшись в своей нерешительности её цепким и порой безжалостным объятиям.
               И, всё же, не смотря на все перипетии, случившимися с ними, в глубине их души таилась тёплой искоркой надежда на то, что сбудутся, наконец, мечтания о счастье быть по-настоящему любимыми и любящими, что свершится это чудо, о котором они мечтали всю свою жизнь.
           И чудо, лелеемое в глубине души, случилось! Между тлеющими искорками в душе каждого из них, как-то тихо и незаметно, и, всё-таки, неожиданно, скользнул лучик чистого ясного света и они – эти искорки – вспыхнули ярким пламенем, согревая всё пространство души, раскрепощая всё её нутро. Почувствовав свободу, их души, подхваченные горячим потоком светлых стремлений к созиданию, с наслаждением раскрыв крылья любви, взлетели над своей судьбой, над её лабиринтами. Непостижимым наитием он и она осознали, что свершившееся чувство – сама реальность, что – вот она! Эта реальность ощутима! Чудо существует! Они поверили в него!
           Но как день, достигнув апогея, склоняясь к закату, оказывается в сетях всепоглощающего сумеречного света, а затем и ночи, так и их радость полёта поглотили неуверенность в собственных силах, и сомнения, возникшие неизвестно откуда и жгучие как отрава. Крылья влюблённых дрогнули от конвульсий сомнений и страха перед неизвестностью будущего и стали ослабевать с каждым взмахом. И он, и она с ужасом осознали, что теряют высоту так же стремительно, как и набирали её.
          Опомнятся ли он и она? Поймут ли, что ещё не поздно, что ещё пока не угасло ослабевающее пламя, такое чарующее и было обещающее стать сильным и всепоглощающим? Судьба же, скрестив руки на груди, с таинственной улыбкой, наблюдая за их смущением и неуверенностью, терпеливо ожидала – какой же будет развязка. Она-то сделала всё возможное и невозможное для того, чтобы и он, и она стали, наконец, счастливыми. Но выбор надлежит сделать им – самим. Ничто не происходит само по себе.

                                                       Испытание

               Он и она. Их юность и молодость были озарены светом любви и романтическим зодчеством воздушных и хрустальных замков, искрящихся самыми радужными цветами мечтаний. Дыхание их любви было наполнено ароматами цветов: ночной фиалки, утренней зорьки, розы, лилии и хризантем. Они любили друг друга нежно и страстно. Ничто, или почти ничто, не омрачало их счастье. Мир казался им удивительным, а небо безоблачным. Как долго длилось их счастье – невозможно соизмерить ни со стремительным полётом времени, ни с необъятностью пространства.
               Внезапный порыв суховея заклубился у самого порога их мирного и уютного гнёздышка, превратив их счастье в руины и осколки. Перестроечный вихрь суховея, обжигающий всё живое, не пощадил никого. Его родителей смыли с лица земли волны произвола. Они были работниками управленческого госучреждения. Её родители были педагогами. О, как непредсказуемо закачалась твердь под их ногами. Пытаясь хотя бы как-то сохранить душевное равновесие, они не только не оставили работу ( как многие их коллеги, подавшиеся в торговлю ради выживания), но и положили на весы судьбы все силы во благо подрастающего поколения, в попытке как-то компенсировать дефицит внимания, заботы и любви своим сердечным участием к ученикам, большей частью оказавшихся без родительской опёки. Это тесное сплетение трагизма с героизмом не могло не сказаться на их здоровье – оно преждевременно сократило их жизненные сроки.
               Что же стало с нашими героями? Они, как и многие в перестроечном хаосе, лишились насиженных тёплых местечек, где были когда-то пристроены не без помощи благополучных в ту пору родителей. Выброшенные безжалостной рукой эпохи в никуда, они, в слепом отчаяньи, мытарствовали по разрушенным дорогам жизни некогда счастливого края. Их профессиональные знания и опыт, накопленные в течении ряда лет, стали невостребованными. Торговля – вот единственное средство жалкого кабального существования стало их зыбкой пристанью.
               В холодных и серых буднях, змеящихся зловещим серпантином, сгорали остатки любви, ставшие жалкими, словно увядающие, некогда прекрасные, цветы. Ничто не могло защитить их раненые чувства от острых ядовитых шипов грубости и вероломной жестокости в мире преломления эпох, где зло, кажется, стало непобедимым. Незаметно для себя он и она стали уподобляться тем, кто не щадил их душевные силы. Рассудок черствел, накаляясь жгучим холодом день ото дня, месяц за месяцем, год за годом. Когда-то искренние чувства, трепетные и горячие, покрылись панцирем спёкшейся золы и пеплом, готовым разлететься при малейшей вспышке раздражения и стремления к агрессии, всё чаще охватывающих их сознание.
               Раны, наносимые друг другу, становились всё болезненней и глубже. Острая боль, испытываемая ими, усугубляла их нетерпимость, превращая обоих в непримиримых врагов. И, в конце концов, очередная волна взрыва ярости разбросала их в разные стороны опостылевшей жизни. И если когда-то они не могли не думать друг о друге с нежностью и страстью, внезапно охватывающих всё их существо, то теперь они не могли не чувствовать всплеска слепой ненависти, доводящей их до безумия.
               Вряд ли они осознавали, что душа их через мысли, слова и чувства кричала от отчаянья и страха потери самого святого – любви друг к другу, искорки которой ещё, быть может, тлели в её глубинах. И, конечно же, он и она, наверное, не осознавали, что породили это зло они сами. Или, всё же, будучи когда-то «парниковыми растениями», не закалёнными поисками истины и созиданием жизни в неутомимых трудах, они, очутившись в открытом пространстве голой степи, с её свистящими от ярости ветрами, обжигающими их души холодом и зноем, так и не смогли прижиться в ней.

                                                             Малыш

               Он и она. Их любовь родилась с первого взгляда. Она вспыхнула при ярком предзакатном свете пылающего солнечного диска, отбрасывающего блики пламени на окрестность вдоль линии горизонта. При мягких ало-золотистых отблесках морская панорама имела продолжение из причудливых картин, создаваемых невидимым пейзажистом по имени Солнце. Он и она любовались фантомными пейзажами, состоящими из зарослей кустарников, садов, рощ и озёр. Панорама медленно меняла свои очертания, формы и цвета. Любуясь столь замысловатой феерией солнечных творений, они, в едином порыве восторга, почувствовали, что этот фантастический закат являл собой благословение их внезапно вспыхнувшей любви. Что такое – вальс Мендельсона по сравнению с этим чудом, наградившим их внезапно вспыхнувшей любовью и восторгом?

               Они любили друг друга трепетно и нежно. Да и что могло нарушить их брачные узы? Плод их любви напоминал о том чудесном вечере. Малыш доверчиво и радостно встречал мать и отца взглядом удивительно голубых, широко распахнутых глаз. Его золотистые локоны обрамляли овал лица, усеянного россыпью мелких веснушек, отчего казалось, что улыбка не покидала это задорное личико с очаровательными ямочками на щеках, то и дело меняющими облик малыша.
Но однажды, проснувшись от рыданий мамы, малыш растерялся. Рядом не было папы, который по утрам, посадив его на плечи, нёс в ванную для утренней гигиенической процедуры. Затем, весело подпрыгивая, словно игривая лошадка, нёс его на кухню, где мама уже ожидала их с ещё не остывшим завтраком. Нежно поцеловав его в щёку, она убегала на работу, а папа отвозил его в детский сад.
               Сегодня, похоже, ничего подобного не произойдёт. И что ему делать с приглушённо рыдающей мамой, он не знал…. Его душа замерла от страха. Он ничего не понимал, и не представлял – что же происходит. Наконец, малыш метнулся к маме в поисках защиты от собственного испуга. Обняв её колено, и прижавшись к бедру, он горько заплакал. Ведь сегодня мама почему-то не обняла его… Страх одиночества и незащищённости, от чего-то такого страшного, поселился в душе малыша.
               – Мама, мамочка, обними же меня! Мамочка, не плачь! Мне страшно…
               – Отстань! Видишь, нет твоего папочки! Мы ему уже не нужны…
               – Неправда! – Малыш и представить себе не мог, что они с мамой не нужны его папе, такому доброму и весёлому.    

               Ведь и мама, и папа – это его мир, его радость, его любовь. Эти чувства неотделимы от его существа, и, конечно же, он никак не может понять – что же такое случилось, отчего так страшно, словно у него отняли нечто такое, без чего ему стало так одиноко…

               Разберутся ли он и она в своих чувствах? Опомнятся ли они от случившегося? Нам не дано узнать. Но каждый из нас – хорошо знает, что испытывать чувства ребёнка предательством – нельзя. Такие поступки не остаются безнаказанными.

               Печально, если кто-то не осознаёт всю меру ответственности перед своими детьми.

                                                                    Пустота

               Он и она. Они поженились без любви. Закончив военную академию, он, по обязательствам, обусловленным военной службой непременно должен был жениться для создания имиджа порядочного советского офицера. Она вышла замуж, по всей видимости, из честолюбивых помыслов. А что? Высокий, статный, очень даже симпатичный, да ещё и выпускник военной академии…
               Родом из зажиточной мещанской семьи, она, послушно внимая маминым советам, быстро поняла все выгоды брачного союза и саму семейную жизнь построила таким образом, что его воля была подчинена её желаниям. Не было в семье таких дел, которые бы он не выполнял. Сама же она, тщательно оберегая своё здоровье, не была обременена ежедневными хлопотами. В конце концов, все заботы в семейной жизни и проблемы, связанные с ними, легли окончательно нелёгким бременем на его плечи.
               Будучи исполнительным кадровым офицером, он небезуспешно продвигался по карьерной лестнице. Казалось, он был семижильным. Но как бы там ни было, а здоровье его оставляло желать лучшего. Да и её здоровье не сулило ничего хорошего. Малоподвижный образ жизни привёл-таки к нерадостным последствиям.
               Дочери выросли, получили образование и вполне благополучно вышли замуж. Ещё бы… Её зажиточные тётушки, не обременённые потомством, прожив всю свою жизнь в крупных городах, оставили всё своё движимое и недвижимое имущество их дочерям. Но, увы, не на юге… И хотя, обе дочери со своими мужьями и дочурками нередко приезжали к
 родителям, проживающим в южном городе, но они хотели бы сами иметь столь привлекательное место жительство.
В этот период заболела почти неизлечимым недугом их бабушка, проживающая в двухкомнатной квартире. И всё же, осуществлению их меркантильных планов, как ни досадно, «помешала» именно она – их родная бабушка, – «вздумавшая», так неожиданно, пойти на поправку.

               Папа с мамой, проживая в трёхкомнатной квартире, вели довольно странный образ жизни в постоянной нетерпимости друг к другу. Обе дочери рассудили: раз так – нужно разойтись. Иначе, что же это за жизнь?! Так дальше жить нельзя! Тем более, их папе становилось всё труднее ухаживать за бабушкой, постоянно приезжая к ней, и решая все вопросы по уходу и обеспечению её всем необходимым. Ведь он ещё работает, да и на его плечах, как всегда, и их семейство, ставшее многочисленным. Да ещё и бабушка, похоже, собравшаяся с упрямым упорством пополнить армию долгожителей…
               Удар для него был неожиданным. На его рабочий адрес пришёл исполнительный лист на развод с разделом имущества, где в долевом дележе приняли участие всё его семейство. Ведь дочерям надо же позаботиться о будущем благополучии их крох-дочерей…
               – Согласись, папочка, ты ничего не теряешь – у тебя будет, вернее, есть «двушка», а это неплохое стартовое начало для новой жизни. В конце концов, тебе нужна женщина, любящая и любимая. И бабушке рядом с тобой будет лучше. Да и век её недолог.… Вот и устроится твоя личная жизнь.
               Так рассудили дочери, ни на миг не задумываясь, что у папы в душе. Каково ему, положившему на жертвенный алтарь всю свою жизнь ради их благополучия, и уже в пятьдесят с небольшим ставшему никому не нужным? Возможно, случившееся и послужит ему раскрепощением и удачей.… Но обида, поселившаяся в душе их отца горьким осадком, вряд ли принесёт пользу его дочерям и их матери. Об этом «позаботится» сама судьба, бдительно наблюдая за каждым, кто живёт на этой грешной земле, и награждая каждого по их заслугам.

                                                                    Что делать?

               Он и она. Ими было пережито трепетное чувство целомудренной первой любви. Они жили в одном дворе, учились в одном классе, сидели за одним лабораторным столом в кабинетах физики, химии и биологии. Они жили в одном доме, а их родители работали на одном заводе. И даже за город по выходным они уезжали семьями, наслаждаясь отдыхом на вольных просторах берёзового леса, собирая ягоды или грибы; или все до единого увлекались рыбалкой, соревнуясь друг с другом, а затем варили настоящую рыбацкую уху, такую восхитительную на вкус, что никак не могли ею насытиться. И почти ничего не нужно было брать с собой из продуктов. Овощи, зелень, молочные продукты и мясо – всё это местное население с радостью предлагало за символическую плату.
               – О, нет! Не может быть! Его нет ни в зале, ни в холле, ни в вестибюле! – Нервно щёлкая каблучками, она открывала одну за другой двери классных комнат.
               – О, Боже, эти проклятые двери никогда не закончатся! Что я ищу?! И зачем?! С меня хватит! И так ясно – Виталик тоже ищет… Светку. Её нет, как и Славика. Ну и что?! Разве наступил конец света?!
               Круто развернувшись, она направилась в актовый зал. Первое, что её поразило – это болезненно-грустный взгляд Голубева Коли, встрепенувшегося при её появлении. В невесть откуда взявшемся порыве сострадания к нему, безуспешно пытавшегося приударить за ней с восьмого класса, она стремительно направилась к парню, заставив себя улыбаться как можно безмятежней.
               – Я хочу пригласить тебя на этот последний школьный вальс.
               – Рад станцевать его с тобой, Ленок.

               Потом они до рассвета гуляли в парке. Когда все разбрелись – кто куда, они остались наедине.
               – А что нам делать, Коль? Будем прощаться?
               – Зачем? Будем целоваться. А через несколько дней мы поедем в Крондштат.
               – Ты шутишь?
               – Наоборот. Я абсолютно серьёзен, как никогда. Я мечтал об этом четыре года.
Ни Славика, ни Светки так никто и не увидел в эту прощальную ночь. Встречать рассвет, как заблаговременно договаривались, они не пришли.
               А через четыре дня Лена с Колей уезжали в Ленинград. Было много шума, упрёков, споров, бестолковой канители, но Ленка держалась молодцом, словно и ничего не случилось. Да нет, даже не так! Она, прямо-таки, сияла, словно отражая само солнце.
               Теперь у них два замечательных сына и крохотная дочурка – Дарьюшка. А Славик? Говорят, он женился трижды, имеет четырёх дочерей, но одинок. Да и, кажется, не стремится жениться в очередной раз. Как вы думаете, почему? Он отвечает на этот вопрос так:
               – Первая любовь – она навсегда. Ну, а я предал её. Вот, теперь, и маюсь одиночеством. А Ленка – молодец! Характер у неё твёрдый и, главное, надёжный.