Александр Пономарев


На горы опустился молочный туман, солнце уже скрылось за кручами, и прохлада обволакивала верхушки деревьев.
С перевала шла красивая горянка, она несла на плече серебряный кумган с ледяной водой. Девушка улыбалась Шамилю и приветливо махала рукой. Вот сейчас она подойдёт и даст ему напиться ключевой, холодной как смерть воды…
- Командир, проснись командир, - Шамиля настойчиво трясли за плечо.
- Я не сплю, что случилось, - полевой командир открыл глаза и посмотрел на воина в зелёной повязке с арабской вязью, который сразу же смутился и потупил взгляд, - я спрашиваю, что случилось. Или ты проглотил язык, Ваха?
- Командир, час назад наш передовой отряд нос к носу столкнулся с разведкой русских.
- Потери?
- Нет, наши почти все целы. Русские вышли на поляну неожиданно. Они сразу сами попали под перекрёстный огонь. Мы перестреляли всех этих шакалов, и даже их командир попал к нам в плен.
- Он что, сдался сам? – Шамиль поднял брови.
- Нет, Шамиль, он ранен. Мы взяли его без сознания. Он здесь. Поговоришь с ним или сразу в расход?
- Веди, надо расспросить - где основные силы противника. Вдруг они готовятся взять нас в кольцо. Они стали очень хитрыми в последнее время – эти русские.
Ваха вышел, затем втолкнул в землянку полевого командира молодого бойца в камуфляже болотного цвета типа «Шелест» и с непокрытой головой.
Шамиль строго оглядел его с ног до головы.
Скольких пленённых врагов он видел за эти четыре года войны. Каждый из них вёл себя по-разному: кто-то падал на колени, кто-то рыдал и молил о пощаде, кто-то начинал сдавать своих, хотя его никто не спрашивал. Встречались и настоящие воины: они молча стояли, опустив голову, и ждали своего смертного часа. Таких Шамиль уважал и просил своих людей убить их быстро.
Но никто, никто и никогда из них не смотрел в глаза своего победителя.
Этот командир разведвзвода держал себя совсем по-другому. Он стоял, слегка согнув одну ногу в колене. Правое плечо и левая нога были неумело перевязаны бинтами. Шуршун местами был вымазан коричневой глиной и кровью, на берцах комьями прилипла земля. Светлые, немного рыжеватые волосы растрёпаны. Видно было, что боль мешает ему сосредоточиться и всё же – он смотрел в глаза Шамиля. Смотрел своими зелёными очами и не отводил взгляда.
- Что смотришь? – усмехнулся бандит, - не видел никогда?
- Нет, - просто ответил юноша, - только на фотографиях.
- Похож?
- Да, - улыбнулся он, - похож.
- Твоё звание, подразделение, задачи.
- Лейтенант Иванов. Командир взвода полковой разведки. Больше ничего не скажу.
- Если я захочу - скажешь. Ты же не хочешь, чтобы тебе перерезали горло, как овце.
- Нет, Шамиль, я ничего не скажу. Во-первых: практически ничего не знаю такого, что тебе может быть полезным. А во-вторых: я давал присягу и, конечно же, понимаю, что в живых ты меня всё равно не оставишь.
- Понятливый. Но только я всё и так знаю. В то время как ты, как крот, ползаешь по лесам и ущельям – твои начальники за деньги разболтали все секреты. Я знаю перегруппировку ваших войск, где и когда намечены войсковые операции, где выставлены кордоны и пройдут воинские колонны. Просто я хочу подарить тебе несколько минут жизни.
- Зачем мне они, эти несколько минут, - перебил его Иванов, - если они сделают меня трусом.
Лейтенант продолжал смело смотреть на Шамиля своими зелёными глазами.
- Я хотел попросить тебя об одной услуге, - продолжал он.
- А почему ты решил, что я окажу тебе – своему врагу какую-то услугу.
- Потому, что она не будет тебе стоить ровным счётом ничего, и ещё в память о наших дедах.
- Дедах?
- Да, Шамиль, наши деды воевали против одного и того же врага. Чеченцы и русские хорошие воины, может быть лучшие в мире, они должны воевать вместе, плечом-к-плечу против общего врага: как это делали наши деды, побеждая фашизм, наши отцы, выполняя интернациональный долг в Афгане. Они и нам завещали то же самое, но мы не поняли и не услышали, мы наплевали на их наказ.
- Хорошо, о чём ты меня хотел просить, - поморщился Шамиль.
- Мои оба деда воевали в Отечественную, отец был военным лётчиком и погиб в Египте, я офицер и воин в третьем поколении и я прошу тебя, Шамиль, не пожалей для меня пули и не режь горло, как барану.
- Это всё?
- Да, это всё.
- Ты смелый человек. Как тебя зовут?
- Володей.
- Я выполню твою просьбу, Володя. Только у меня к тебе есть предложение: сам знаешь, как нелегко сейчас найти хорошего воина. И эти, - Шамиль махнул рукой в сторону, - стоит только эмиссарам не привезти вовремя денег - они разбегаются по горам как крысы. Переходи на мою сторону, лейтенант. Поступишь в мой отряд – сделаю тебя полковником. Будешь командовать разведкой, и получать приличные деньги, вчетверо больше, чем платило тебе твоё командование.
- Нет, Шамиль, я говорил тебе, что давал присягу…
- Присяга – это слова…
- Не всегда. Кроме того, мне пришлось бы принять ислам.
- И что тебя в этом останавливает? Станешь нашим братом, перестанешь быть неверным!
- Я родился неверным. Все мои предки были православными. Я не считаю себя умнее или правильнее их. И колокольный перезвон, и треск восковых свечей, и запах ладана – всё моё и без этого нет жизни для меня. Самое страшное – предать память своих отцов. Да и нужен ли тебе такой брат, который мечется, и с лёгкостью меняет религию, друзей и Родину. Предав один раз, он предаст и в другой. Я не хочу умирать трусом и предателем. Как ты думаешь, не это ли самое страшное?
Шамиль посмотрел в глаза лейтенанту и вздрогнул. Он что, читает его мысли – этот русский? Много раз Шамиль думал о том же. Самое страшное, что может быть в жизни – это умереть предателем и трусом. Он прав – этот, совсем ещё юный, лейтенант. Он твёрд, как скала, несмотря на свою молодость. Да полно! Человек ли это? Человек должен бояться смерти, а он улыбается. Может быть это ангел, которого послал ему во искушение русский Бог Исса?
Шамиль долго молчал, он думал: вспоминал свою безоблачную юность, как учился в педагогическом техникуме в Твери, любил русскую девушку Люду, вспомнил о своих родителях, погибших при бомбёжке в первую кампанию, о своих братьях и сёстрах, о жене и детях, которых война разбросала по городам и весям.
Русский лейтенант разбередил ему сердце.
Шамиль резко поднялся.
- Пойдём, - только и сказал он,
Володя молча последовал за ним. Они шли по тропе среди раскидистых платанов к скале, которая возвышалась на краю леса и уходила своей кручей высоко вверх.
- Я сам застрелю тебя, - Шамиль шёл первым, - боюсь, что мои джигиты не выполнят мою просьбу и перережут тебе горло. Слишком уж они злы на вас.
Они подошли к скале. Володя встал впереди, по пальцам его левой руки стекала кровь и тяжёлыми каплями падала на сырую от росы землю, он расправил плечи, поднял голову и вновь посмотрел в глаза полевому командиру. И вновь дрожь пробежала по телу Шамиля, и он потупил взгляд.
- Отвернись!
- Я не хочу получить пулю в затылок. Стреляй так, - и он, взявшись пальцами за медный нательный крестик, поднял свои зелёные глаза вверх, любуясь небом, покрытым тучами, где высоко и свободно, расправив крылья, парил орёл.
Шамиль долго тряс головой, как будто в мозгу засела заноза, затем спрятал «Стечкин» в кобуру и, неуверенной походкой, не оглядываясь, двинулся назад в лагерь. Таким полевого командира Шамиля Дадаева не видел никто. Он шёл так, как будто на плечи ему опустили непомерный груз. Может быть ту скалу, под которой, широко раскинув руки, лежал и смотрел в небо зеленоглазый ангел по имени Володя.