Николай Спиридонов
Спиридонов Николай Алексеевич
Биохимик, молекулярный биолог, кандидат биологических наук.
Родился в Ленинграде, закончил биологический факультет Днепропетровского университета. Сотрудник Пущинского центра биологических исследований Российской Академии Наук. В настоящее время работает в Америке. Публиковался в газетах «Великая эпоха», «Керченские ведомости», «Независимая газета», «Комсомольская правда», в журналах «Молодежь и фантастика» (Днепропетровск), «Вестник» (Балтимор), «Русский писатель» (Санкт-Петербург), в альманахах и сетевых электронных изданиях.
Керосин
Керосином его прозвали сокурсники за едкий сарказм и склонность к чёрному юмору. Нескладный медлительный парень с прямыми соломенными волосами и отсутствующим сонным взглядом, он был студентом физфака в городе, носящем имя революционера. Иногда цепочка событий, переворачивающих жизнь человека, начинается с пустяка. Так камешек, скатившийся из-под ноги путника, рождает лавину, которая будит спящего дракона. В то время оккультная литература была малодоступна студентам провинциальных вузов, поэтому Керосин шёл к обрыву собственным оригинальным путём. Однажды ему в руки попала книга Мечникова, сообщавшая, между прочим, о необычайном чувстве препятствия, развивающемуся у слепых и позволяющему им ощущать предметы на расстоянии.
Будучи представителем экспериментальной науки, Керосин завязал глаза рубашкой и принялся проверять прославленного естествоиспытателя. Поначалу он бестолково топтался по комнате, натыкаясь на мебель, но скоро понимание забрезжило на кончиках его растопыренных пальцев. Керосин был зачарован разнообразием слабых ощущений, легчайших дуновений, ветерков, покалываний, распираний и трепетов. Зарождаясь в пространстве за пределами тела, усиленные дрожью подушечек пальцев, они гудели в руках и голове, отдаваясь в груди томительной сладостью. Душою, расширившейся до пределов общажной комнаты, он чувствовал каждый предмет, и стулья не ставили ему больше подножек, а шкаф не ударял в грудь острым углом, когда Кера в упоении кружил вечерами по своей пятнадцатиметровке. Мир оказался сложнее и глубже, чем учили в вузе, и Керосин учился жить в этом по-новому открывшемся мире и сам менялся, углубляясь и мудрея.
Керосин сделался прозорлив. Он стал спокойным и вальяжным. Какие-то глубинные проблемы человеческого существования разрешились для него, и посреди семестра наступили безмятежные каникулы.
Манкируя лекциями, часами просиживал он на общежитском подоконнике, созерцал транспортную развилку, и чему-то потаённо улыбался.
– Сейчас грузовик выедет, – заявлял он порой.
И точно, из-за поворота появлялся грузовик.
– А сейчас – троллейбус.
– Почему троллейбус?
Кера дарил любопытного глубоким светлым взглядом и серьёзно пояснял:
– Потому что рога.
И действительно, выползал рогатый троллейбус.
Вскоре Керосин прослыл среди студентов провидцем, угадывая число спичек в коробке или папирос в пачке "Беломора”. Впрочем, порой случались досадные конфузы. Однажды в общежитии пропала цветочная ваза. Керосин тотчас принялся за поиски.
– Вот она, вазочка, – бормотал он, водя руками в чистом воздухе, – горлышко, донышко… Что там вокруг? Какие-то стенки, ручки, так-так… Ваза стоит в кастрюле! А вокруг неё что, интересно. Ещё одна кастрюля, широкая… Нет, тазик. Под кровать засунули, мудрецы. Где эта кровать? Налево первая комната, вторая, третья… Вперед!
Через минуту, вежливо постучав, Кера просунул всклокоченную голову в комнату похитительниц и объявил:
– Девочки, а я знаю, что у вас под кроватью! Там тазик, в тазике стоит кастрюля, а в кастрюле – цветочная ваза.
После недолгих препирательств Керу запустили под кровать, и он извлёк на потеху публике тазик для мытья полов и кастрюлю с молочной бутылкой.
Между тем наступила сессия. Провалив первые экзамены, Керосин на последние не явился. Да и зачем ему нужны были костыли формул, когда тайны природы сами волшебно раскрывались прикосновениям жадного ума? Ночами, когда общага засыпала, он сидел на кровати с закрытыми глазами, устремясь в доступные лишь ему глубины мироздания. Внутренний взор его пронизывал вещество, расслаивал электронные оболочки атомов. Понемногу становились доступными и плотные ядра, шишковатые, как апельсины в авоське, покрытые рытвинами стоячих волн. А глубже начиналась уже совершенная чертовщина, и Кера подолгу водил руками в пространстве, пытаясь уловить ускользающие рельефы элементарных частиц.
Университетская администрация тоже не дремала. Завалившего сессию Керосина лишили места в общежитии, и тогда он оборудовал для жилья подсобку мужского туалета. Там, в добровольном заточении, без солнца и свежего воздуха, он паял радиосхемы при свете настольной лампы, писал стихи и предавался безудержной перцепции.
У него начались сложности в отношениях с городским транспортом. Самым удобным был кольцевой трамвайный маршрут, но ездить трамваем Керосин не мог. Задолго до звонков и стука колёс по сверкающим рельсам накатывала давящая тяжесть, и невозможно было заставить себя внести раскалывающуюся от боли голову в эту адскую грохочущую повозку. Поэтому Керосин поджидал троллейбуса. Но и с троллейбусом возникали проблемы. Ползущий поначалу черепахой лёгкий троллейбус разгонялся вскоре до безумной скорости. Улицы и переулки мелькали, непрерывно лязгали двери, и динамик визжал прямо в ухо: "Следующая остановка! Следующая!” И Керосин не успевал повернуться, как следующая остановка уже становилась предыдущей, и приходилось возвращаться пешком. По этим причинам, а также из-за склочных вахтёров, вымогавших продления пропуска, он вовсе перестал выходить из общежития.
Однажды промозглым зимним вечером распоясавшийся Керосин обмотал лохматую голову спортивной курткой и отправился гулять по этажам. Перемещался он свободно, не натыкаясь на углы и стены, и, весьма довольный собой, пропагандировал среди встречных студентов свой новый неподражаемый способ зрения без помощи глаз. Турне было в разгаре, когда на беду ему повстречались первокурсницы, прибывшие недавно в университет из сельской глубинки. Керосин всегда охотно заигрывал с барышнями. Вынырнув подобно призраку из тёмного коридора, он загородил проход и пробасил из-под слоёв чёрного трико:
– Здравствуйте, девочки!
Визг, пронзивший все девять этажей общежития, прорвал и без того уже ветхую завесу конфиденциальности Керосиновой перцепции, и в образовавшуюся брешь последовательно ворвались крепко сбитая кулакообразная баба (комендант общежития), тонконогие комсомольские активисты, неотложка, санитары и врачи. Без долгих разговоров Керосина увезли в психдиспансер, а оттуда, с диагнозом "шизофрения”, – в областную психиатрическую больницу, где его поджидали инсулин и глюкоза.
Всем известно, что инсулином лечат диабетиков, а глюкоза, как воздух, нужна ослабленным больным. Но только специалисты знают, каких эффектов можно достичь, умело сочетая эти мирные средства. Вот как проводится инсулиновая терапия больных шизофренией. Изо дня в день пациенту вводят инсулин, который снижает уровень сахара в крови. Дозу постепенно увеличивают. Наконец, после очередной инъекции, мозг, лишённый глюкозы, теряет способность поддерживать умственную деятельность. Больной бьётся и кричит, не желая даже из нынешнего сумеречного состояния переходить в полное небытие. Привычные ко всему санитары удерживают на кушетке колотящееся тело. Наступает потеря сознания, кома. Затем через рассчитанный промежуток времени страдальца возвращают на этот свет инъекцией глюкозы.
Кера вышел на волю поздней весной. Это был уже совсем другой человек. Айсберг души, раскачанный двадцатью инсулиновыми шоками, перевернулся, обретя устойчивость в новом положении. Личность прежнего рассеянного юноши ушла в глубину, а появившиеся на поверхности рельефы и формы, необкатанные и неотшлифованные ещё житейскими волнами, были неожиданно чужды и непривычны даже для него самого. Исчезли бесследно витиеватость речей, глубокомысленные паузы и зависания, вольный полёт ассоциаций и химерных фантазий. Рыхлый и располневший от усиленной кормёжки сахаром, он шёл по аллее больничного парка, пахнущего черёмухой, и хор ходячих больных женского отделения, репетируя на культплощадке праздничную программу, провожал его "Подмосковными вечерами”. Баянист растягивал меха, женщины пели, и какая-то дама в синем халате, блестя глазами из-под низкой чёлки, самозабвенно колотила в барабан.
Керосин шагал по хрустящему гравию, ощущая детское удовольствие от свободной ходьбы. Ему было легко. Полупустой чемодан не тянул руку, и не тяготил душу футляр, сковавший чувства пределами естества. Геометрическая прямая уводила его всё дальше в новую ясную жизнь, и только стук барабана ещё долго доносился из-за деревьев, за которыми скрылись белёные больничные корпуса.
Вольный сын эфира
Тот памятный год, благословенный год Белого Петуха по восточному календарю, Сергей встречал в узком кругу у Олега. Сам Олег недавно прибыл из столицы шахтёрского края и тотчас женился на местной барышне, бывшей своей наложнице в целой веренице прошлых воплощений, а нынче хозяйке двухкомнатной квартиры в Подмосковье. Из знакомых присутствовали оккультная дама средних лет и застенчивая супружеская пара, похожая на юных Рерихов. Из чужих был Ираклий. Обедали по агни-йоговски. Пили травяной чай, возжигающий Огни Сердца. Предчувствие нечаянных чудес трепетало в Олеговой двушке. Великолепный Ираклий, тёмнокудрый и смуглолицый как Врублевский Демон, полный нерастраченных сил и радости бытия, царил и расточал обаяние.
– Положить тебе ещё, Ираклий? Что ты любишь? – спрашивала раскрасневшаяся оживлённая хозяйка, раскладывая печёную тыкву и картофель.
– Больше всего я люблю солнышко, от него самая хорошая прана. Посижу на солнышке, подышу – и всё. А ем редко, иногда неделю не ем, если есть солнышко. Не хочется. Если есть просвет в тучах, можно брать прану оттуда. Можно просто от лампочки. Посидел под лампочкой – и всё.
– А если два пальца в розетку? – поинтересовался Сергей.
– На прошлой неделе я был в Комитете по делам физкультуры и спорта, – улыбнувшись, продолжал Ираклий, – Я им показал! За полчаса увеличил бицепс на десять сантиметров. Потом я поднял триста килограммов.
– Триста килограммов? – усомнился Сергей. Ираклий был спортивно сложен, но не походил на тяжеловеса.
– Ты не понимаешь. Ты на чём сидишь?
– На штанах.
Ираклий повернулся. Мышцы волнами покатились под полосатой футболкой, рисунок её узких полос зарябил и расплылся прозрачными радугами.
– Олег, ты на чём сидишь?
– На К-кундалини, Ираклий.
– Молодец! Ты слышал? Он сидит на Кундалини, а ты на штанах.
– Расскажите про Кундалини, – вежливо попросил юный Рерих.
– Кундалини – это всё. Можно летать. Можно пробить кулаком стену. Недавно накачался праной как бомба, чувствую, трону кого – убью. Я тогда ударил стену, и кулак ушел в бетон. Вот так! После этого у меня энергетика упала, – посетовал Ираклий. И добавил как бы между прочим, – Я выходил восемь раз.
– В астрал? – оживилась оккультная дама.
– Астрал – это ерунда. Бери выше!
– А куда выше, неужели на Самый Верх?
– Да, на Самый Верх. Семь раз мне говорили: "иди назад”. А потом сказали: "делай что хочешь”.
– Кто сказал?
– Ты неочищенная, не поймешь.
– П-покажи им что-нибудь, – попросил Олег.
Ираклий стянул футболку, обнажив могучую грудь. Глубоко вдохнув и взбугрившись всеми мышцами, он медленно выдохнул. Сергей невольно засмеялся. Некое дуновение, идущее из центра Ираклиевой груди, рождало пьянящее веселье, летучие мурашки побежали по всему телу. Потом Ираклий согнул кусок медной проволоки, и та завертелась в его кулаке как живая, реагируя на буйные всплески биополей. А когда погасили свет, вокруг Ираклия мерцала голубая дымка и лёгкие световые волны гуляли по его телу. Сергей был впечатлён. Овеществлялись восточные сказки о чакрах, пране, о таинственных Махатмах Востока, и ему тоже отчаянно захотелось стать посвящённым сотрудником Света, повелевающим неведомыми силами и свершающим невидимый миру подвиг в тени существующей конкретно-исторической обстановки.
Теперь Сергей просыпался с зарёй, медитировал на алое, перетекающее в золото восходящее солнце, и выполнял асаны. Рассветное ощущение праздника росло и ширилось в нём день ото дня. Ираклий свёл его с московским экстрасенсом Викентием Луниным. Невысокий, худощавый, подвижный и лёгкий, Лунин самозабвенно мотался по столице, шаманя, целительствуя и учительствуя в полуподпольных оккультных кружках. За ним волочилась свита юных искателей смысла жизни, убеждённых пожилых оккультистов, жаждущих чудес и развлечений бытовых мистиков, больных и недужных, надеющихся на исцеление от хворей. В это элитное общество был допущен и Сергей. Однажды он узнал, что гуру можно будет увидеть на очередном собрании оккультной общественности столицы, где также ожидали Ираклия. В назначенное время на вокзале у памятника Вождю его встретила лунинская соратница Алёна.
– Жаль, что тебя не было на прошлом занятии, – пропела Алёна. – Дядя Вика разошелся, он такое устроил!
– Что же он устроил?
– Ну, не знаю. Это надо было самому видеть. Мы крутили спирали, дядя Вика делал всякие штучки, а потом прокрутил меня по всем Стихиям. Такой был балдёж! Я вообще сразу выключилась. И потом ещё целый день шёл чистый кайф!
Тут подошел и сам Лунин, весёлый и лукавый. Ираклий не появился. Мистики погрузились в полупустой вагон пригородной электрички. Поезд пошёл, за окнами замелькали столбы. Алёна расслабленно прислонилась к окну и впала в обычный транс. Щёки её порозовели, губы загадочно улыбались. А Сергей принялся выспрашивать, пользуясь отсутствием обычной лунинской свиты:
– Викентий Михайлович, как вы совмещаете ваши оккультные занятия с христианством?
– Я проповедую Энергетического Христа. Христос распял себя на энергетической спирали. Понимаешь? Спираль – это и есть Христос. Он давал религию для толпы, а ученикам давал энергетику. Апостолы стали работать со спиралями, исцелять. Они были в упоении, их не интересовали концепции, – легко и твёрдо говорил Лунин. – И только потом, после ухода Христа, была дана концепция через Иоанна Богослова. Но за две тысячи лет всё было растеряно. В церкви остались одни пустые формы, священники ничего не знают об энергетике. Боятся.
– Говорят, нашёлся священник, который одобряет ваши занятия. Вы ещё ездили к нему, в Тихвинск.
– Нет, он вполне ортодоксальный. Сначала всё было нормально. Но потом он увидел, как я работаю руками, плюнул, перекрестился и заперся у себя. Всё, – лучисто улыбнулся Лунин, – запомни, ортодоксальное христианство тебе ничего не даст. Тебя скоро затошнит от ортодоксов. Работай над расширением сознания. Ты читал "Священные Арканы” Шмакова?
– Ну, Шмаков – это не Иоанн Богослов, – отмахнулся Сергей.
– Мы не знаем тех, кто работает сейчас, – строго сказал Лунин. – Шмаков в двадцатом веке сделал не меньше, чем Иоанн в первом. Надо понять своё место и стать в строй таких же скромных тружеников, как и ты. Надо быть простым сотрудником Космоса и делать работу, обыденную и черновую. А ты вместо этого занимаешься собой.
– И что же будет потом, после раскрытия чакр и овладения энергетикой?
– Ты поднимешься выше Бога и растворишься в пустоте и небытии.
– Я не хочу растворяться в пустоте! – запротестовал Сергей.
– Это сейчас ты не хочешь, а потом захочешь.
Когда, ведомые гуру, они добрались до конспиративной квартиры, уже совсем стемнело. По узкой лестнице панельного дома они поднялись на пятый этаж и сквозь незапертую дверь попали в тесную прихожую, завешанную и заваленную шубами и пальто, с россыпью ботинок и женских сапог на полу. Лунина моментально обступили, а Сергей протолкался в гостиную. Затем в прихожей хлопнула дверь и послышался голос Ираклия. Он ругался, стаскивая куртку и ботинки. По его словам, его задержали дома не ко времени прибывшие академики, желавшие прикоснуться к Учению. Опоздав на электричку и не зная адреса, он отыскал собрание, "настраиваясь” на Олега, на что ушло огромное количество праны. Последнее обстоятельство огорчало его чрезвычайно.
– Столько праны зря перевёл! – возмущался он. – Это ваша вина!
Из кухни с радостным воплем вырвался Олег. Сергей смутился и отошёл в сторону.
– Что это за тип, который откачивает наших мальчиков? – поинтересовалась белокурая Лина, с опаской обозревая Ираклия чистыми бездонными глазами.
– Откуда ты знаешь, что откачивает?
– Чувствую. Э т о я всегда чувствую.
Когда началась официальная часть форума, теософы, антропософы, гностики, Агни-йоги, спириты, астрологи, вегетарианцы и Сыроеды разместились за обширным овальным столом, расселись в креслах, на стульях, табуретах и подоконниках. Скучные вопросы легализации движения и тиражирования самиздата мало интересовали Сергея. Ему было хорошо. Гостиная купалась в густой пране. Два гуру физически ощутимо грели его, и Алёна глядела на них с благоговейным ужасом. Шалопай Сергей собрал побольше праны, раскрутил в тугой вибрирующий шнур, и запустил в неё. Алёна клюнула носом и осела, закрыв глаза. И тотчас недремлющий Лунин отплатил ему тем же. Герои развлекались. Огненные шары плыли в пространстве, разворачивались волнами света, рождали искрящиеся смерчи, распускались светоносными бутонами...
После этой московской тусовки что-то изменилось в Сергее, как будто где-то внутри, в самой сокровенной глубине его существа, распахнулась давно запертая и позабытая дверь, и из проёма брызнул волшебный свет. Казалось, источник неисчерпаемых сил, здоровья и радости, пробудился в нём. Ему снились цветные искрящиеся сны, в которых раскрывались бездны небес и глубинное устройство мироздания. И было жаль, что при переходе невесомой границы бодрствования он не мог удержать этих смыслов, а если удерживал, не умел переложить в слова. Мир вокруг сделался тугим, вибрирующим и тёплым. Окружающие, прежде отчуждённые и далёкие, потянулись к этому теплу, вахтёрши на службе улыбались ему, а коты лезли под руку. Тучи рассеивались, когда он выходил из дома в пасмурный день, и даже вечерние городские фонари, обыкновенно тлевшие вполнакала, разгорались и ярко вспыхивали, когда он проходил под ними.
Олег первым почуял эту перемену. В один из вечеров, когда Сергей заглянул к нему на огонёк, Олег, разбитый жестоким радикулитом, выполз, перебирая руками по стене и попросил:
– П-полечи меня, Серёга! Вчера работали с Л-луниным, поднимали К-кундалини. Спина болит…
И Сергей понял, что действительно может. То, что он называл праной, переполняло его и властно стремилось вовне. Он воздел и медленно опустил руки, и густое золотистое свечение прокатилось по всему телу Олега.
– Меня качает, сейчас уп-паду, – сказал тот и лёг на пол.
Трёхметровый солнечный луч повис над Олегом в воздухе. Сергей медленно водил головой, а потом просто глазами из стороны в сторону, и луч совершал широкие взмахи, как будто под потолком комнаты раскачивался невидимый фонарь. Сначала свет волнами накатывался на Олега, потом стал пронизывать его насквозь. Проступили тенями и заволоклись золотистым туманом слоистые объёмы внутренних органов. Теперь уже над Олегом стоял широкий, медленно текущий вниз жёлтый столб. Сердце Сергея билось синхронно с его сердцем, и всё пространство комнаты пульсировало в такт его ударам. Потом свечение померкло, оставив ощущение струящегося тепла. Олег пролежал час пластом, то ли заснув, то ли балдея, и встал обновлённым.
Скоро сарафанное радио разнесло вести о целебных свойствах Сергея. К нему стали обращаться, друзья с просьбами снять головную боль, за друзьями пошли знакомые, а через тех потянулись и настоящие хронические больные. Больных в этом лучшем из трёх миров оказалось неожиданно много, и Сергей очень скоро понял, что такую ношу ему не потянуть. А тут и Лунин вдруг прекратил свои шаманства и ушёл в глухое подполье. Выяснилось, что великолепный Ираклий работал на КГБ, и информаторы ведомства посещали занятия в лунинских группах. Из кругов, близких к осведомлённым, просочились сведения о том, что органы всерьёз заинтересовались оккультными делами, и даже завели собственную группу чёрных мистиков для экстрасенсорной разведки и операций в астрале.
Сергей чувствовал, что и ему самое время последовать примеру гуру. Он стал уставать от целительства, но отказать никому не мог. Смущало, что во время сеансов он узнавал о своих пациентах больше, чем ему хотелось. Граница между собственным и другими "я" размывалась. Его посещали чужие мысли, он ощущал чужие эмоции, всплывали обрывки воспоминаний ревматиков, сердечников, дам, пострадавших от абортов, и это докучливое ненужное знание тяготило его. А временами накатывало пугающее чувство, что его как личности и вовсе не существует, а есть лишь текущее через него животворящее Нечто.
Последнего пациента ему сосватали через третьих лиц, по слёзным мольбам безутешной полногрудой чиновной дамы, жены болящего. Больной был членом партии, и потому сеансы проходили в условиях строгой конспирации. Сергей приходил вечерами в больницу и ждал в назначенное время на нижней лестничной площадке подвального этажа, а пациент, угрюмый и раздраженный дядька с плохо скрываемым страхом в глазах, спускался из своего онкологического отделения. Дядька не верил в экстрасенсорные штучки и стыдился того, что связался то ли с шарлатаном, то ли сумасшедшим. Но он хотел жить, и потому терпеливо стоял в тёмном углу под лестницей, обнажив бурую кровоточащую язву, и ждал, пока сопляк закончит свои пассы. Эти сеансы выдаивали Сергея досуха. Вернувшись в свою коммуналку, он ложился на диван лицом к стене и засыпал.
Наконец, наступил день, когда волшебная дверца совсем закрылась, оставив холод и пустоту. Истощённый организм пошёл вразнос, чередой наступали болезни. Его руки потеряли чувствительность, немели и скверно пахли, а душа болела до такой степени, что в приступе чёрной тоски он вынес на улицу и сжёг на пустыре за домом Дхаммападу, Бхагавадгиту и другие любимые книги. Недавние собратья по садхане отдалились и избегали его. Рассеялись страждущие, которых он пользовал, и даже друзья, прежде искавшие его общества, перестали заходить. Иногда он встречал на улице партийного дядьку, благополучно выписанного из больницы. Завидев Сергея, тот наклонял голову, как бы кивая, отводил глаза и проходил мимо.
Произошли и другие изменения. Бесследно исчез таинственный Ираклий, а Олег переехал в Москву. По слухам, его новая московская жена была его Кармическим Астральным Двойником. Олег духовно вырос и удивлял своими подвигами. Он уже свободно ходил в астрал и левитировал. В тонком теле он совершил путешествие на Луну, которая оказалась полой и населённой изнутри, и даже проник в тщательно охраняемый Кремль, где узнал о скором тотальном подорожании, и о том, что будущее всего мира принадлежит коммунизму. Вскоре после второй женитьбы Олег улетел в Тбилиси, а затем куда-то в Сибирь, исчезнув с горизонта подобно сверкающему метеориту. Запоздалым эхом донеслись вести о том, что он лицезрел Сатану, поседел, и излечился от заикания. И ещё через несколько месяцев, что завершив круг по необъятным просторам нашей страны, он пишет в родном Шахтёрске первую из трёх книг, составляющих цель его Земной Миссии. Но всё это больше не интересовало Сергея. К тому времени он уже переболел оккультизмом и обратился в православие.
Много воды утекло с той поры, немало повыветрилось праны. Инвалиды оккультного фронта приписаны к своим диспансерам. Новые русские мальчики продолжают Садхану на берегах Оки и Москвы-реки. Неуклонно возрастает напряжение Невидимого Армагеддона и Высшие Энергии всё увереннее пронизывают плотные слои Шаданакара. Теперь уже каждый может подключаться к ним, купив абонемент в кооперативе «Венера», что рядом со станцией метро «Октябрьская». Но поздними вечерами, когда сгущается астрал и так ноют старые шрамы на тонком теле, когда гудит перед магнитной бурей застуженная Сушумна, всё чаще вспоминаются те заповедные застойные годы. То дивное время, когда изымали самиздат, воздвигали гонения, когда э т о было бесплатным, и праны ещё хватало на всех...
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.