Елена Матвеева
ПОСЛЕДНИЕ ИЗ АЙРИЗИД
( Продолжение. Главы V – VIII) Начало см. 9 января 2012 г.
V
Зерин не хотела и не имела сил никуда идти, просто не могла больше оставаться рядом с пленником. Возле её шатра рос куст, вот под его тенью она и скрылась, сев на землю и закутавшись в плащ, и не потому, что замерзла, – хотелось спрятаться от всего мира. Завернувшись с головой в накидку, закрыв глаза и собравшись в комочек, она замерла. Невдалеке, на маленькой полянке, расположилась группа стражниц, наблюдающих за шатрами, где находились пленники. Основной их обязанностью было выводить пленных к реке, исключив их встречи друг с другом, и быть готовыми, в случае особых обстоятельств, прийти на помощь. Обстоятельства возникали редко и незначительные. Пленники почти постоянно находились под воздействием настоев, отваров из трав, семян, цветов и кореньев, которые превращали человека в безразличного, покорного и готового отвечать на любые желания амазонок.
Одна из стражниц тихо подошла к Зерин. Она была главной над стражей и самой молодой в совете Старейших Матерей. Одежда ее мало отличалась от остальных: те же свободные штаны, заправленные в сапожки, полотняная короткая рубаха, широкий пояс, на котором крепилось оружие, и только застёжка отличалась золотыми украшениями в виде голов коней. Тёмные волосы с седыми прядками скреплял на затылке мягкий кожаный ремешок.
Внимательно посмотрев на серый комочек под кустом, она спросила:
– Зерин, тебе нужна помощь?
Девушка, вздрогнув, открыла глаза, подняла голову:
– Фат, это ты? – она вымученно улыбнулась. – У меня всё хорошо.
Фат, присев, забралась под куст и устроилась рядом с Зерин.
– Я хочу напомнить тебе, моя девочка, мы были подругами с твоей матерью. Сейчас её нет, но ты можешь рассчитывать на мою помощь и совет. Ты мне как дочь, я приму тебя такой, какая ты есть, постараюсь понять, защитить.
– Спасибо, Фат, я знаю, ты всегда была для меня как берегиня. Даже от мамы защищала, оправдывая шалости. Ты словно старшая подруга для меня.
Старшая амазонка, улыбнувшись, привлекла к себе девушку, и та с готовностью прижалась к ней.
– Всё хорошо, просто я немного устала.
– Устала, ничего не делая? – усмехнулась старшая женщина. – Неужели упражнения в поле даются легче?
– Ты права, – тихонько засмеялась Зерин. – Странно, но это так. Не знаю почему.
– Ты устала от борьбы с собой. Ты должна быть сильной, а значит, нельзя расслабляться, но это – самое простое. Ты должна быть жестокой и властной, но ты не такая, и приходится притворяться, чтобы, по крайней мере, выглядеть такой. А больше всего боишься, что он заметит это, и тогда ты не сможешь его контролировать. Настой нужен не только для пленника, он спасает и тебя.
– Почему ты мне это говоришь? - насторожилась девушка и, поднявшись, внимательно заглянула в глаза.
– Чтобы ты знала, что делаешь, особенно если будет просить развязать.
– Откуда ты знаешь? – изумилась и тут же смутилась Зерин, тем самым рассмешив Фат.
– Девочка моя! – она обняла ее, прижимая к себе. – У меня дочь, и рожала я три раза. Поверь, не все, но просят.
– И соглашались? – замирая, спросила Зерин.
– Всяко было, но ничего не облегчало и не решало. Ладно, пойду я. Настой не выливай.
– Что ты хочешь сказать? – Зерин бросило в жар.
– Не притворяйся. Во-первых, вы бы ещё громче кричали, во-вторых, как ты думаешь, зачем я здесь?
– Значит, ты всё знаешь?
– Всё не всё, а в обиду не дам.
– А Уарзет ты охраняешь?
Амазонка кивнула.
– Не подумай плохого, Фат, но не могла бы ты поговорить с ней?
Женщина, грустно улыбнувшись, погладила Зерин по волосам:
– С ней бесполезно говорить.
– Почему же? Мне кажется, ей попался колдун.
Фат звонко рассмеялась:
– С Уарзет говорить бесполезно – она влюбилась.
– В кого?
– В своего пленника.
– Но разве такое возможно? И что теперь будет?
– Всё будет как всегда.
– Да как может быть как всегда, если...
Зерин не успела договорить – из её шатра послышался странный звук.
Обе амазонки бросились туда, охрана присоединилась к ним.
VI
Сааремат закрыл глаза. На душе было тяжело, тоска и уныние неотвратимо захватывали его.
"Что со мной? – думал юноша. – Страх смерти? Так я сразу понял, что живым мне не уйти. Надежда на чудо? Нет, что-то другое давит на сердце ". Он не заметил, как сон овладел им.
Перед Саарематом степь. Туман стелется по земле, ничего не видно, но там, впереди, его дом. Он идёт, тяжело дыша, еле передвигая ноги, скованные цепями. Наконец, река, а значит, рядом уют кибитки, родные, друзья, тепло очага и нежность материнских рук. И тут на крутом обрыве появляется одинокая фигура. Сааремат всматривается в неё, и сердце наполняет трепетная радость: мама! До неё совсем близко, только подняться на холм.
"Мама", – шепчет Сааремат, и сердце наполняет радость. Но что с ней? Босая, вместо одежды – лохмотья. Её глаза заплаканы, лицо бледное, седые волосы растрёпаны, а распухшие, потрескавшиеся губы что-то шепчут.
– Мама! – в тревоге зовёт сын. Он спешит к ней, но ноги не слушаются, увязая, словно в болоте. - Мама ! - зовёт он, пытаясь бежать, и вдруг ощущает, что лежит на земле. Словно издалека, шелестом трав на ветру слышится голос, родной до боли в сердце.
– Ты обещал вернуться, сынок. Где же ты?
– Я здесь, мама! – кричит Сааремат и карабкается по склону. Ноги подкашиваются, руки – как чужие, с деревенеющими пальцами.
– Ты не сдержал слова, мой мальчик. Я не виню, знаю, ты просто не смог вернуться. Мне незачем жить там, где нет тебя. Только для тебя я жила столько лет.
– Мама! Я живой! Я здесь! Оглянись! – ноги еле движутся. Сааремат ползёт на коленях, он словно растягивается по земле, цепляясь и отталкиваясь руками.
– Прощай, мой родной, сердце изболелось, кровью изошло. Ухожу я в тот мир, где могу быть с тобой.
Её фигура скользит к краю обрыва.
– Нет! – кричит Сааремат. – Нет! Я живой! Я вернулся, мама! Оглянись, я здесь! Не умирай, я вернулся!
Он рвётся, но совсем не может сдвинуться с места. Резкая боль пронзает грудь, невозможно дышать, он хватает ртом воздух, продолжая хрипеть: «Мама! Мама, я живой, не уходи! Я вернулся...»
Свет слепит, Сааремат открывает глаза. Над ним два лица – Зерин и пожилой женщины. Грудь охватывает боль, вонзаясь десятками стрел в ребра, невозможно дышать. Старшая амазонка вливает ему что-то в рот. Жидкость течёт по подбородку, попадает в горло, и юноша невольно её глотает. Осознание реальности постепенно возвращается.
...Когда амазонки вбежали в шатёр, они увидели вырывающегося из пут пленника. Слёзы текли по щекам, он издавал сдавленные, нечеловеческие звуки, словно что-то внутри его пыталось вырваться.
– Что с ним? – испуганно спросила Зерин.
Фат быстро и внимательно осмотрела сколота.
– Он спит, и снится ему что-то кошмарное. От напряжения свело мышцы, если бы не был связан, такого не случилось бы.
Тут они услышали – через стон – более членораздельный, полный отчаяния выкрик:
– Мама, не уходи! Я вернулся живой, оглянись! Мама!
Фат достала маленький глиняный сосуд и, удерживая голову юноши, влила жидкость ему в рот.
– Это поможет, – сказала она. – Развяжите полностью, – заметив растерянные переглядывания девушек, усмехнулась – Что? Боитесь? Правильно делаете, может быть не до шуток. Поэтому, охранницы, контролируйте его, а при необходимости знаете, что делать. Зерин, мы с тобой разомнём ему мышцы груди и рёбер.
Пленник открыл глаза, постепенно, по мере отступления боли, взгляд его стал осмысленным, дыхание выровнялось.
– Ну вот, – сказала Фат, – скоро он ненадолго заснёт. Лучше, чтобы он без верёвок полежал, пока мышцы отдохнут. Потом связать и напоить. Кого тебе из охраны оставить? Но можно не рисковать.
– Зерин, – слабым голосом позвал пленник, – не надо охраны, настоя, верёвок. Я поклялся и не нарушу обещания.
Фат вопросительно глянула на Зерин.
– Рискну сама справиться, – тихо сказала девушка.
– Мы рядом, – кивнула амазонка и, уходя, шепнула: – Не пропусти момент, когда он проснётся.
Охрана вышла. Это не было легкомыслием. Амазонки знали: клятва, данная даже врагу, – священна, потому что даётся не людям, а богам или предкам, с которыми не шутят.Зерин забралась на лежанку и, обхватив колени, села рядом с пленником. Внутри у неё всё дрожало, к горлу подступил колючий комок.
– Спасибо, – прошептал Сааремат.
– Что случилось?
– Ужасный сон.
– Расскажешь?
– Мне снилась мама. Она хотела утопиться в реке, потому что я не вернулся. Я кричал, а она не слышала, я бежал, а ноги не шли, словно в болоте вязли. Я ничего не мог сделать.
– Ты её так любишь? – тихо спросила Зерин.
– Как можно не любить маму? Как может мать не любить сына? Мой отец погиб. Он был ранен в бою. Его принесли товарищи, он мучился несколько дней, не помогли ни шаман, ни знахарки. Перед смертью взял с мамы слово, что она не будет искать смерти и вырастит сына, меня. Когда я уходил, она плакала, потому что сон плохой видела. Отпускать не хотела, а я смеялся: не в первый раз уходим, - обещал обязательно вернуться.
''Берегись, сынок, – провожая, сказала, – мне не жить, если тебя не станет. Моё сердце разорвётся от боли, глаза со слезами вытекут. Не ходи в этот раз". Я утешал, обещал, смеялся, в дозор ведь, не в бой иду, но правду говорят, что сердце женщины вещун, оно беду чуяло.
Голос Сааремата стихал и, наконец, он заснул – действовал настой.
Прошло несколько часов, прежде чем он проснулся. Ещё не открывая глаз и медленно возвращаясь в реальность, он припомнил всё, что было. В сознание проникал какой-то звук, юноша сосредоточился: рядом кто-то плакал. Сааремат открыл глаза. Он лежал на боку и не был связан. Рядом, чуть поодаль, спиной к нему, свернувшись калачиком, лежала Зерин и тихонько всхлипывала. Осторожно приподнявшись, юноша слегка коснулся плеча девушки. Амазонка не вздрогнула, но c непостижимой быстротой села и одновременно повернулась к нему. Они оказались лицом друг к другу, рука девушки шарила позади себя по краю лежанки.
– Не ищи оружия, Зерин, – как можно спокойнее сказал сколот, – я не нарушу клятву.
Амазонка с напряжённым вниманием всматривалась ему в глаза. Взгляд пленника был спокойным и мягким, но главное, что Зерин не ощущала угрозы. Её жизнь была не такой уж и долгой, однако необъяснимое чувство опасности или её отсутствия было знакомо ей с детства и пока не подводило. Амазонка расслабилась.
– Позволишь, я посижу немного? – тихо спросил он.
– Сиди, – она отвела взгляд.
Они оказались совсем близко, и умом Зерин понимала риск своего положения.
– Что с тобой? – спросил сколот.
– Я вспомнила маму. Она тоже погибла, как твой отец. Её принесли подруги, и она два дня умирала у меня на руках. Никогда не забуду… С ней я потеряла всё, даже себя. Не знаю, как выжила. Потом, со временем, боль притупилась, я думала, забылось, а сейчас поняла, это – как старая рана: не болит, пока не трогаешь. Я загнала боль далеко в сердце и никому не показывала своего горя. Я должна быть сильной. Сейчас не смогла сдержаться, не знаю, что со мной.
– Чаша наполняется водой по каплям очень долго и незаметно, но наступает миг – и вода выливается. Печаль и скорбь по капле переполняли твоё сердце, ты дотронулась – и они хлынули через край. Вылей свою чашу печали, облегчи сердце. Здесь нет подруг и не перед кем держаться. Я – никто, прижмись к моему плечу и просто поплачь.
От этих слов Зерин разрыдалась безутешно, как ребёнок. Сааремат осторожно обнял ее и привлёк к себе. В первый момент девушка слегка воспротивилась, но руки юноши осторожно и крепко удержали её, она сдалась. Сааремат, нежно обнимая, шептал на ухо:
– Твоя мама хотела видеть счастливой свою дочь. Не унывай, у тебя всё будет хорошо. Она смотрит на тебя и радуется, какая ты стала красивая и сильная. У тебя родится девочка, ты назовёшь её именем мамы, и бабушка будет покровительствовать малышке.
– Ты так думаешь? – всхлипывала девушка.
– Конечно, - уверенно ответил Сааремат. – Иначе и быть не может. Сама увидишь: все будет хорошо.
Постепенно Зерин успокоилась, рыдания стихли. На душе стало легко и спокойно, девушка взглянула на сколота. Он улыбнулся.
– Тебе легче?
– Ты прав, нужно было выплакаться, – она ещё раз прерывисто вздохнула. – Только усталость странная.
– Это от слёз. – Сааремат лёг, вытянув руку. – Положи мне голову на плечо и отдохни, – он мягко потянул Зерин за руку, разрешая её сомнения, и утомление взяло верх. Девушка сдалась, прилегла рядом, склонив ему на плечо голову. – Я вытру тебе слёзы.
Сааремат осторожно другой рукой вытирал щёки Зерин. Девушка закрыла глаза и незаметно стала погружаться в дрёму. Вместе с расслаблением появилось какое-то незнакомое щекочущее приятное ощущение. Оно разливалось, словно маленький ручеёк, журча, струясь и переливаясь по телу. Зерин открыла глаза, возвращаясь в явь. Сааремат, едва касаясь, целовал её щёки.
– Что ты делаешь?
– Хочу осушить твои слёзы.
– Они уже высохли!
– Хорошо, больше не буду, – и, приподнявшись, юноша начал нежно целовать её шею, плечи.
– Зачем ты это делаешь? – она почувствовала лёгкую панику.
Зерин начала подниматься, но Сааремат мягко задержал её, осыпав нежными поцелуями грудь. Ощущая приятную слабость, она сдалась. Поцелуи и ласкающие прикосновения дарили неведомые ранее ощущения, приятно волновали тело. От прикосновения его рук она вздрогнула, открыв глаза, вся собралась в упругий комок.
– Не бойся, я буду нежен.
– Я не боюсь тебя и смогу...
– Конечно, ты сможешь сама защититься и, справившись со мной, в любой миг заставишь подчиниться, – как мог, смиренно сказал пленник. – И охрана рядом. Я всего лишь хотел быть ближе. Закрой глаза и отдохни.
"Зачем я вру себе? – подумала Зерин. – Мне давно не было так спокойно, и просто хочется верить его словам".
Девушка почувствовала тепло и мягкую, спокойную силу, исходящую от мускулистого тела пленника. Он был рядом, совсем близко, смертельно опасный, но дарящий незнакомые, головокружительно приятные ощущения.
– Что ты хочешь? – еле переводя дыхание, спросила амазонка.
– Я добровольно отдаю то, что ты берёшь силой.
– Зачем? Мне это не нужно.
– Сравни. В твоей власти в любой миг сделать так, как нужно тебе. Доверься.
Она попыталась возразить.
Сааремат, закрыв ей рот нежным поцелуем, осторожно привлек к себе, прильнув всем телом. Зерин охватили жар и неожиданная нежность; не отдавая себе отчёта, она крепко обняла пленника, проваливаясь в сияющую, искрящуюся бездну.
– Я – твой, – прошептал ей на ухо Сааремат. – Я – твой послушный невольник, как ты хотела, можешь сделать со мной, что хочешь, потому что я люблю тебя. Ты – первая и единственная моя любимая.
VII
Полог приподнялся, и в шатёр проскользнули две амазонки.
– Мы к тебе, Зе... – они осеклись на полуслове.
На постели лежал не связанный пленник, а рядом с ним, свернувшись калачиком, Зерин. Сааремат приподнялся на локте. Амазонки, как по команде, потянулись к отсутствующему оружию и обескураженно переглянулись. Юноша подавил смех.
– Изер, – сказала одна, – зови охрану и Фат.
Она двинулась к лежанке. Сааремату это не понравилось, да и в планы Зерин это вряд ли входило.
– Уарзет, – тихо позвал он амазонку, которую узнал. – Не надо охрану.
– Не слушай его, Изер. Что ты с ней сделал?
– Клянусь, ничего. Не зовите охрану.
– Что с ней?
– Спит она.
Девушки, переглянувшись, подошли ближе. У сколота отлегло от сердца: неприятностей с охраной ему не хотелось.
– Буди! – потребовала Уарзет.
''Ну, погоди'', – подумал Сааремат. Он осторожно отвёл у девушки прядь волос и нежно поцеловал в щёку, шею, губы. Зерин, просыпаясь, приоткрыла глаза и, перекатившись на спину, улыбнулась и снова закрыла глаза. Сколот, склонившись к её уху, шепнул:
– Зерин, к тебе пришли.
– Что? – не поняла девушка.
– К тебе пришли подруги.
Зерин мгновенно села. Сааремат от души потешился обескураженностью всех троих.
– Уарзет, Изер, – наконец, сказала Зерин, – вы мои самые близкие подруги. Я не хочу, чтобы кто-то узнал о том, что вы здесь видели.
– Могла бы и не просить, – ответила Уарзет. – Однако поторопись, подруга, близится ночь, сейчас сюда придет охрана. Наших уже увели.
Зерин поспешно встала, приводя в порядок волосы и ища одежду. Изер пошла за ней, и они о чём-то шептались. Сааремат не слышал их, а тем временем Уарзет, не спуская с него изумлённого взгляда, подошла совсем близко.
– Она сделала то, что я предложил тебе, – тихо сказал он амазонке.
– Какой смысл в этом?
– По крайней мере, теперь она поймёт, о чём говорила ты. А тебе смысла не узнать, пока не решишься.
Уарзет промолчала, а вскоре обе амазонки ушли. Зерин снова осталась наедине со сколотом. Она присела на лежанку рядом с юношей.
– Сейчас придет охрана за тобой. Потом принесут еду.
– Я понимаю. Ты должна связать меня, – он протянул руки.
Амазонка начала связывать пленника, но потом в нерешительности остановилась:
– У тебя растёрта кожа. Если я не буду сильно затягивать верёвки, ты вернёшься сюда?
– Я обещал. И, согласись, бежать в степь голым, без оружия – глупо.
– Я вернусь к ночи. Сядь на край.
Привязав его ноги к столбам, амазонка пошла к выходу.
– Зерин! – позвал Сааремат. Она оглянулась. – Позволь поцеловать тебя.
Амазонка стояла в нерешительности.
"Он только смотрит на меня, а его серые глаза заполняют всю душу, - подумала девушка. - И я не могу и не хочу ему отказать". Зерин вернулась, присела рядом. Юноша, нежно касаясь губами, поцеловал её. И снова приятно щекочущая нега разлилась по телу амазонки.
– Зачем всё это? – замирая от незнакомых чувств, едва произнесла девушка.
– Прошу, поцелуй меня, – шепнул на ухо юноша.
– Зачем это тебе? – так же тихо спросила она.
– Наверное, я влюбился в тебя, эорпата.
– Любят мать, ребёнка, подругу, а это что-то другое...
– И да, и нет. Любовь – одна. Она соединяет в одно души, мысли, сердца, а в любви мужчины и женщины – и тела. Она рождает новую жизнь, дети получают благословение Богов.
– У нас не так.
– Знаю. Я рассказываю, как у нас. Мы верим, что только любовь может освятить зарождение новой жизни, иначе не будет благословения и удачи ни ребёнку, ни роду.
– Ты красиво говоришь, – усмехнулась Зерин, – но я слышала, ваших женщин, как рабынь, отдают мужчинам в жёны и хоронят вместе с умершим мужем.
– Я бы соврал, сказав, что этого не бывает. Но мои родители любили друг друга. Я был достаточно большим, чтобы видеть и понимать это. Мы верим, что уходим в другой мир. Я помню, как мать плакала, говоря отцу, что уйдёт за ним. Когда он понял, что умирает, в присутствии родни взял с неё слово – жить ради сына. Нам было очень трудно, пока я не вырос, родные помогали, но лишние рты им тоже были в тягость. Особенно тяжело стало, когда мама не захотела выйти замуж во второй раз. Дядя не стал её принуждать, но предупредил, что им самим трудно, а она могла бы помочь роду, тем более, что сын скоро станет мужчиной и ему не нужна материнская забота. Мама слишком любила отца - и слышать ничего не хотела. Тогда для нас настало самое трудное время. Часто вдове легче уйти из жизни за мужем, чем бедствовать одной. Жизнь прекрасна, но трудна и опасна. Чтобы выжить, семье нужна уютная кибитка, тепло очага, где ждёт любимая жена и мать, а муж смог бы накормить и защитить. Вы живёте без мужчин, вам, должно быть, очень трудно.
– Мы не жалуемся. Мы сильные, в отличие от ваших женщин.
– Не спорю, но вам приходится выполнять обязанности и мужчины, и женщины.
– Для нас это привычно, и мы свободны. В этом мире правит сила. На правах сильного вы владеете своими женщинами. Нам тоже пришлось стать сильными, отстаивая свою свободу.
– С тобой не поспоришь. Но мы не убиваем своих женщин, использовав, мы любим и взаимно дарим друг другу ласку и нежность.
На пороге бесшумно появилась Фат, и на мгновение повисла неловкая тишина. Старшая из матерей сказала:
– Твои подруги ждут тебя, Зерин, и пленного пора вывести.
Зерин всем телом почувствовала, как напрягся сколот, и незаметно взяла его за руку.
– Фат, ты мне вместо матери, всегда оберегаешь и волнуешься за меня, – схитрила девушка, говоря для обоих. Старшая амазонка улыбнулась:
– Тебя ждут, моя хитрая лисичка.
Зерин смутилась, догадавшись, что Старшая Мать всё поняла и, улыбнувшись в ответ, вышла. Фат подошла к пленнику и, осмотрев связанные руки, усмехнулась:
– Значит, я не ошиблась, пожалела она тебя. Вот только знать бы: пожалеешь ли ты её?
– Неужели суровая эорпата, – презрительно скривился сколот, – снизошла до разговора с пленным?
– Зерин, после гибели её матери, мне действительно как дочь. Ты, надо отдать тебе должное, сумел усыпить её разум, но учти: если что – сама позабочусь о твоём питье. Я не дам её в обиду.
– Клянусь своими предками, – мрачно глядя исподлобья, сказал сколот, – я не хочу ей зла. Я полюбил Зерин, если ты понимаешь, что это значит, и сам готов защитить её от кого угодно.
– А от себя самой ты её защитишь? Знаешь, что с тобой будет?
– Знаю. – Сааремат опустил глаза. – Пусть будет, как решат Боги. По крайней мере, я благодарен судьбе за то, что я узнал любовь, и последние дни своей жизни проведу с любимой.
– А о ней ты подумал? Что будет с ней? Тебе трудно завидовать, ты платишь жизнью. А она, до конца дней своих, будет тосковать о промелькнувшей любви. Будет корить себя за то, что не смогла спасти. Если родится сын, оплакивать и его, последнюю память о тебе. Ты ведь знаешь: у эорпат рождаются только дочери, а сыновья умирают. А если родится дочь, станет всю жизнь вглядываться ей в лицо, узнавая твои черты, даже если их там и не будет. А легко ли осознавать себя предательницей, беря нового пленника, и рыдать по ночам? – Сааремат молчал, понурив голову. Амазонка наклонилась к нему. – Что притих?
– Кажется, ты права. Я не думал об этом. Но ты можешь с ней поговорить.
– И она будет меня слушать - после того, что у вас было?
– Когда меня поведут, я попытаюсь бежать, нарушу клятву, и она...
– Она простит тебя.
– Хорошо, – вздохнул юноша, – убей ты и скажи, что при побеге.
– Это какими дурами нужно быть четырём охранницам, чтобы у них сбежал связанный пленник? Двоих на тебя хватит, просто, учитывая твоё назначение и во избежание повреждений твоего ценного тела, охрана усилена. Взять тебя должны живым, и поверь, для этого у девчонок есть и сноровка, и специальное оружие. Зерин это знает.
– Но должно же быть решение.
– Должно, только пока я его не вижу, – вздохнув, амазонка пошла к выходу. Она уже отвела полог, когда сколот окликнул её.
– Постой, Фат, кажется, я придумал. Когда вы меня приведёте обратно и оставите, наблюдай за входом, вернётся Зерин, будьте готовы. Она развяжет меня, я нападу, скажу, что притворялся влюблённым, спасая жизнь. Вы спасёте её, я стану предателем, и меня она возненавидит.
– Возможно, смысл есть, но слишком опасно, – амазонка вернулась, присев на лежанку рядом со сколотом.
– Для кого? Поверь, Фат, я действительно люблю Зерин, клянусь благосклонностью Богов, я не причиню ей зла. Что бы я ни говорил, чем бы ни угрожал, не бойся, ни один волосок не упадёт с её головы. Возможно, она убьёт меня, тем лучше. Если будет борьба, ей не справиться со мной, тут уж вы появитесь и спасёте. Об одном прошу: если не убьёте, забери меня у неё, иначе моё сердце разорвётся от отчаяния.
– Почему ты помогаешь? Ты умрёшь.
– Я умру в любом случае. Люди вообще смертны. И не надо тебе понимать, доверься.
– Ты считаешь меня жестокой и бесчувственной.
– Ну что ты, старейшая из матерей! – усмехнулся Сааремат. – Ты стоишь на страже обычаев племени. Это жестокие законы, а ты – сама доброта, их когда-то придумал кто-то бесчувственный, а ты – очень нежна и ласкова.
– Сколоты не воюют, не грабят, не берут пленных, и рабов с выколотыми глазами у них нет? – ехидно спросила Фат, сверля Сааремата пронзительным взглядом чёрных глаз.
– Всё бывает, но это честный бой, борьба ума, хитрости, умений, силы. Но наши дети благословлены любовью. Вы приносите жертвы Богине-Матери? Пусть мы враги и, использовав, вы избавляетесь от нас, принося в жертву. Но неужели мать может убить своих детей? Нет, мать – не благословит на убийство новорожденных сыновей.
– Так жили наши предки.
– Предки были просто людьми, когда устанавливали правила, возможно, тогда действительно так было нужно, но всё меняется. Наши старики тоже ворчат на молодых.
– Обычаи разные бывают. Если изменить те, о которых ты говоришь, амазонки исчезнут.
– Ты, кажется, любишь Зерин как дочь? Тебе важнее, чтобы жила амазонка или просто Зерин?
– Я не хочу, чтобы мои дочери сгинули в бесславном, унизительном рабстве. Лучше погибнуть в бою.
– Если речь идёт о врагах, ты права, но мужчины и женщины не враги. Ты не сможешь понять, почему я помогаю. Ты – бездушная оболочка, а это можно только почувствовать. Как объяснить, что значит любить женщину?
– Хватит! – резко перебив, Фат встала. – Ты действительно болтлив! Пусть будет, как ты придумал. Я буду наблюдать за входом, и стража не заставит себя ждать, а ты поторопись.
Она стояла, как натянутая тетива, величаво держа голову с седеющей копной волос. Сааремат, невольно восхитившись, присмотрелся и поразился: амазонка дрожала. Сцепив зубы до подрагивания скул, она боролась с собой, но сколот заметил. Внутри у него что-то надломилось, и, поддавшись непонятному чувству, он сказал:
– Фат, мы вряд ли ещё будем наедине, я сказал много злого. Прости. Человек слаб, и нельзя его за это казнить.
Амазонка молча и гордо пошла к выходу. Но на пороге она, словно в нерешительности, повернулась и тихо сказала:
– Я никогда никому не говорила и не знаю, почему скажу тебе, – она вздохнула. – Ты – прав. Я – бездушная, потому что моя душа умерла почти двадцать лет назад, на жертвеннике, – её голос дрогнул, – а тело до сих пор корчится в агонии.
Амазонка почти выбежала из шатра.
VIII
Сааремат снова лежал, связанный, в полутьме шатра. Пламя светильников дрожало, и тени причудливо изгибались на войлочных стенах. Занятый невесёлыми мыслями, он не заметил, когда вошла Зерин, пока она не села рядом на лежанку.
– Зерин! – сердце бешено забилось. Амазонка, склонившись, нежно погладила его по волосам и щеке. Юноша, ощутив лёгкое головокружение, подумал: "Если не сейчас, я не смогу никогда". – Ты развяжешь меня? – спросил тихо. Зерин, улыбнувшись, заглянула ему в глаза:
– Ты будешь послушным и смирным?
– Конечно, – не в силах смотреть ей в глаза, Сааремат отвёл взгляд.
– Ты больше ничего не хочешь сказать?
– Прошу, развяжи меня.
Зерин положила ему на грудь голову, её волосы были заплетены тугими косичками и крепко стянуты на затылке в узел. Она ласкающе провела ладонью по щеке, шее, плечу пленника.
– У тебя сердце сейчас из груди выпрыгнет, стучит, как копыта коня, мчащегося в степи. Ты, правда, ничего не хочешь сказать?
– Хочу, но потом, – выдавил через силу сколот, пытаясь говорить спокойно.
– Когда развяжу? – тихо спросила девушка.
– Да, – в висках гудело, уши оглохли, словно залитые водой.
– Ладно, – она встала на колени, – пусть будет, как ты хочешь.
Развязав пленника, Зерин села чуть поодаль, наблюдая, как он растирает затёкшие руки.
– Так что ты хотел мне сказать? – спросила с усмешкой.
– Я? – Сааремат собрал все силы – для молниеносного броска на Зерин. Амазонка, словно ящерица, ускользнула из его рук. Оба оказались на полу стоящими друг против друга.
– Как понимать тебя, Сааремат?
Юноша молча бросился на неё, рука, скользнув по волосам, не захватила плотные косы. Девушка ловко увернулась и, использовав силу и вес противника, повалила его на пол.
– Чем дальше, тем интересней! – засмеялась она.
Напрасно. Сааремат успел схватить её за ногу и потянуть на себя, девушка упала. Они покатились по полу, пока Сааремат не подмял Зерин под себя.
– Надо понимать, это любовные игры сколотов? – ехидно спросила девушка.
– Нет. Хочу признаться, я не люблю тебя, просто решил использовать, спасая жизнь.
– Какая поразительная честность, что с тобой сегодня?
– Думай, что хочешь!
– Мужчины все одинаково подлы и трусливы! Единственно, на что они годны, - быть рабами!
– Меня это не трогает, эорпата! Главное, я буду свободен!
– Чего же ты ждёшь? Убей меня!
– Убью! Не сомневайся!
– Давай! Почему медлишь?!
– Не твоё дело!
– Как это не моё, если меня убивают? Ну, чего разлёгся? Может, тебе нож дать или придушишь?
Время шло, положение было глупое. Сааремат, изловчившись, поднялся на колени, затем, не выпуская амазонку из объятий, встал. Постоянно косясь на вход, потащил Зерин к лежанке, она вяло упиралась, тяжелея в руках Сааремата.
– Как же ты мастерски притворялся!
– Жить захочешь – сумеешь!
– Твоя жизнь может закончиться прямо сейчас. Я слышу, что сюда идёт охрана.
"Наконец-то!" – подумал Сааремат, испытывая огромное облегчение и поворачиваясь к выходу. В тот же миг непонятным образом он оказался на полу лицом вниз, а Зерин захватила его горло кольцом рук. В спину впилась острая боль.
– А теперь слушай меня! – прошипела амазонка пленнику на ухо. – Ты говорил, всегда есть выбор. Выбирай. Ты можешь сейчас сдаться мне или получить укол шипом, после которого очнёшься к середине ночи, привязанный к столбам.
– Ты слишком самонадеянна, эорпата, – прохрипел пленник, – есть ещё одна возможность, о который ты не подумала.
– Ошибаешься, сколот, третий путь меня не устраивает! Ты ждёшь охрану? Она сюда нескоро войдёт, потому что Фат не видела, как я возвращалась. Она думает, что меня тут нет. Конечно, скоро она заподозрит неладное и зайдёт проверить. Но, клянусь памятью моих предков, увидит тебя связанным и смирным!
– Не понимаю, к чему ты это говоришь?
– К тому, Сааремат! Я слышала, о чём ты договорился с Фат!
Амазонка, разжав руки, быстро откатилась в сторону. Сколот развернулся к ней, до него с трудом доходил смысл.
– Что ты сказала? – он решил, что ослышался.
– Я, – Зерин смотрела ему прямо в глаза, – слышала твой разговор с Фат, от начала до конца.
– О чём ты? – ещё притворялся юноша.
– О том, как вы сговорились предать меня!
Сааремат обессиленно сел, прислонившись к лежанке, закрыл глаза.
– Ты не поняла. Я не хотел тебя предать. Фат права, захваченный чувствами, я думал только о себе.
– Ты и сейчас о себе думаешь, желая остаться хорошим. А боль, которую ты сейчас причиняешь? А жить с раной от предательского кинжала в спину? Проклинать себя за доверчивость, тебя - за коварство и мстить каждому новому пленнику. С этим, по-твоему, жить легче, чем с тем, от чего ты решил избавить меня?
Сааремат молчал, опустив голову. Зерин подошла к нему, опустившись на колени, села рядом, взяла за руку.
– Я не отдам им тебя. Я знаю, ты делал всё ради меня, не держу обиды и благодарна тебе. Но я не хочу обмана и бессмысленной жертвы. Выбирай: либо ты на моей стороне и сейчас сам ляжешь на постель, а когда войдут, будешь всем видом выражать смирение. Либо я всажу в тебя "жало" и прикручу к столбам.
– Что ты сделаешь? – не понял пленник. Зерин на миг растерялась, потом смущённо улыбнулась и показала на пальце массивное серебряное кольцо.
– Мы называем это в шутку жалом. Если ударить или сильно нажать, выходит отравленный шип. Яд рассчитан на то, чтобы человек потерял сознание, но не умер. Так мы берем пленных живьём. В бою мы обычно убиваем, а в этом случае нужна гарантия успеха.
– А я понять не мог, – удивлённо воскликнул юноша, – что случилось?! Как вы сумели взять меня, да и не только меня – опытных воинов: Саухала, Тара, Авдана? Словно ячмень горстью загребли, ни один не ушёл!
– Да, нам повезло в этот раз, ни одной потери с обеих сторон, и всего несколько лёгких ран. – Зерин села рядом с пленником, прислонясь к лежанке. – Признаюсь, редко такое бывает.
– А мне, признаюсь, обидно. Лучше б и не знал. Тебе не кажется, что это как-то не совсем... – он в сомнении замялся.
– Честно? – усмехнулась амазонка. – А ты часто думаешь на охоте о честности, прикрывая ловушку? Для жертвы охотник всегда коварен и подл. И всё же, отдай нам должное: мы несколько дней выслеживали вас, туман грозил всё испортить, но мы сумели использовать и его. Пока вы таращились на факелы, нам удалось обойти вас и застать врасплох. Конечно, честного боя мы не вели, коварно использовав отравленное оружие, впрочем, если бы не нужно было брать вас живыми, бой закончился бы быстрее.
– Если бы не ваш яд, не сидел бы я здесь, – нахмурился сколот. – Мужчины сильней, ты не можешь отрицать это.
– Сильнее, – легко согласилась Зерин, пожав плечами. – Именно поэтому мы и не стараемся победить, а убиваем сразу, просто так легче. Ты тоже не можешь отрицать, что наше умение успешно противостоит вашей силе, раз мы не исчезли как племя. Будь справедлив: только мужское самолюбие сейчас не позволяет тебе согласиться с тем, что, не будь нужен ты мне живым, я могла бы дважды убить тебя. Твой незащищённый живот был во власти моего меча. И хватит спорить! – она, повернувшись к нему, обняла одной рукой, а другой приложила к его губам палец: – Ты должен сделать выбор.
– Я уже ничего не знаю, – грустно сказал пленник.
Зерин приблизилась и, едва касаясь его щеки своей, тихо сказала:
– Ты хотел спасти меня обманом, но он раскрыт. Рано или поздно сюда войдёт Фат, однако ваш заговор сорван. Пусть всё идёт своим чередом. Я не знаю, почему и зачем, к добру или ко злу случилось это с нами, но пока мы вместе, не будем терять время, отпущенное судьбой, – амазонка встала и за руку потянула пленника. – Иди ко мне.
Сааремат сдался. Зерин, увлекла его за собой, усадив рядом. Девушка сняла кольцо и положила на пол.
– Я правильно тебя поняла, оно мне не понадобится? – юноша кивнул, не сводя с неё глаз. – Сааремат, ты просил поцеловать тебя, я не успела, и нам помешали, за мной долг. Я хочу, чтобы ты обнял меня крепко и нежно.
– А ты ответишь мне тем же?
Амазонка обвила юношу осторожно руками и стала покрывать неуверенными поцелуями его лицо, шею, грудь. Сколот ответил на её робкие объятия своими сильными, обжигающими и ласковыми одновременно. Он поймал её губы и приник поцелуем, не выпуская девушку из объятий, а она, сначала испуганно и смущённо встрепенувшись, затихла, смирившись с ласковой силой его рук. Сааремат прилёг, увлекая её за собой.
– У тебя необычная, чарующая красота, – шептал он ей на ухо. – Ты сводишь с ума.
Зерин тихонько смеялась, обнимая юношу.
– Никогда не думала, что всякая ерунда, которую ты шепчешь, может быть так приятна.
– Отчего же ерунда? Ты правда красива, хоть и не похожа на мой народ, да и на всех остальных в этих степях. Высокие, черноволосые, большеглазые, откуда вы? Я слышал от эллинов о женщинах-воинах, амазонках, выжигающих правую грудь. Наши старики говорили об эорпатах, убивающих мужчин, я думал – это выдумки. Откуда вы пришли?
– Я родилась в степи, здесь мой дом. Я люблю эти бескрайние просторы, знойный, душистый запах трав, звёздный шатёр ночи, тепло и уют костров, дороги, ведущие к новым местам.
– А куда исчезли ваши мужчины?
Зерин, мягко освободившись от объятий, легла на спину, положив голову на плечо юноши.
– Их никогда не было, мы всегда жили одни. Мы идём за своими табунами лошадей, пасём овец, охотимся. Раз в году находим укромное место, вроде этого, разбиваем стан, в котором должны родиться новые амазонки.
– И ещё вы сами воюете, ходите в походы. Я видел утром, как ты упражнялась. Скажу без лести, внушает уважение, такая противница заставит считаться с собой.
– Понимаю, что льстишь, – улыбнулась девушка, – но не скрою – приятно слышать. Мы не воюем, но готовы защищать свою жизнь, стада и пастбища. Богиня-Мать охраняет нас, сами мы не ищем боя, правда, во время переходов случается всякое.
– Вас очень мало.
– Здесь не все, но действительно есть более многочисленные племена.
– Вам надо иметь больше детей. Я видел среди вас много молодых девушек.
– Амазонка должна заслужить право родить амазонку. Кроме ухода за стадами, нужно участвовать в битвах, уметь, даже в одиночку, выживать в степи. Девушка должна для себя взять пленника. Это - самое трудное, потому что нужно быть достаточно сильной и умелой, чтобы тебя не убили, яд помогает нам, но противника приходится подпускать очень близко.
– Вы терпите страшные трудности. Должна же быть причина такой ненависти к мужчинам.
– Нет ненависти, Сааремат. – Зерин осторожно погладила его волосы. – Мы так жили всегда. Очень давно, когда Боги жили на земле, люди были вольными и добрыми, всем хватало места для жилья и охоты. Великая Богиня Мать дарила свою любовь и покровительство своим детям. Родом правили матери, заботясь о благополучии своих детей. А потом что-то случилось, на землю пришли Зависть, Злоба, Гордость. Они поселялись в сердцах людей, делая их врагами. Боги покинули землю, наблюдая за раздором. Люди долго противились врагам, но пришла Сила; как разрушительный поток, она ломала и уродовала души людей, заполняя жаждой власти. И тогда Богиня-Мать стала Воительницей, собрав войско, она отстояла землю. Но Сила затаилась и призвала на помощь Коварство. Они прокрадывались тайком, незаметно вползая и отравляя души людей. С тех пор этот мир стал миром силы, и мужчины приняли её сторону. Мы, айризид – воины-женщины, те, кто не подчинились, оставшись свободными. Общаясь с разными племенами, которые принимают нас за отряд юношей, мы видим, как живут их женщины. Мы хотим быть свободными. Ты сказал, что любишь меня. А чтобы остаться со мной, готов стать моим рабом?
Сааремат молча теребил пряди волос амазонки. Девушка усмехнулась:
– Хорошо, что молчишь. Сказал бы "да" – считала бы вруном. Хотя, после первой ночи, я могла поверить. Насколько правдиво ты называл себя рабом, настолько же днём правдиво возмущался, когда я тебя так назвала.
– Я не лгал в обоих случаях. Когда любишь, готов на всё. Я раб своей любви к тебе, раб твоей красоты, твоих желаний, я – твой пленник, и жизнь моя принадлежит тебе. Но я не тот раб, которым помыкает хозяин и наказывает за непослушание. Лучше смерть, если нет надежды на свободу.
– Мы так же считаем. В жизни бывает голод, зимняя стужа, болезни и битва с врагом, но главное – это свобода. Лучше погибнуть в бою от меча воина, чем от его плети.
– Ты не о том говоришь, Зерин.
– О том. Ты мой раб, пока спишь, а я ласкаю тебя. Наступит утро – и проснётся властный хозяин, которому нужно угождать.
– Жена – не рабыня, поверь, Зерин.
– Хорошо, муж – не раб. Останешься со мной, только помни: моё слово – закон. Будешь следить за детьми, доить кобылиц, встречать меня с охоты или из похода, будешь послушным, и я обещаю слушать твои просьбы, дарить ласку и нежность.
– Зерин, я мужчина, зачем сильного держать у шатра?
– Вот и хорошо, сильный сделает быстрее, больше, лучше. Дети будут под надёжной защитой: если придёт враг, возьмёшься за оружие.
– Но ты вывернула шубу наизнанку, мехом вовнутрь, и говоришь: носи, так правильно! – возмутился сколот.
– Нет! Я пошила одежду сразу мехом вовнутрь, мне так удобно, тепло, а дождь стекает по дублёной коже!
– Мозги закипают с тобой, эорпата! – не выдержал юноша. – Говори что хочешь, но клянусь: если бы стала моей женой, все сложности, что ты придумала, сами собой исчезли бы, как роса под лучами солнца. – Сааремат, обняв, заглянул ей в глаза. – Я не так страшен, как кажусь с первого взгляда. – Зерин засмеялась, а он продолжал:
– Я что-то слышал о племенах, живущих в той стороне, где встаёт Солнце. Их женщины наравне с мужчинами охотятся, владеют луком и кинжалом. Может, вы из этого племени? – Он, осторожно приблизившись, поцеловал невольно напрягшуюся амазонку. – Какая беда случилась с вами?
– Нет, мы не из этого племени. Моя прабабушка родилась уже здесь, эти степи – наша родина. Правда, Старшие Матери говорят, что наши предки жили не здесь. В той стороне, где в полдень стоит Солнце, есть огромное море, там, на другом берегу, родина моего народа. Когда-то была война. Чужеземцы из-за моря напали на город, стоявший на побережье. Многие приходили помогать осаждённым, наш народ тоже прислал свои отряды. В бою часть амазонок попала в плен. Завоеватели посадили их на корабли и отплыли на свою родину. Опьянённые победой враги недооценили своих пленниц, возможно, и они сами постарались усыпить бдительность. Желая развлечений, пленниц выпустили из трюма. За удовольствие победители заплатили жизнями. Амазонки погорячились, перебив всех, и, не умея управлять кораблём, отдались на волю волн и Богов. Великая Богиня не оставила своих дочерей, им удалось высадиться с принесённых к берегу волнами и ветром судов на сушу – и выжить. Говорят, за морем много племён, объединённых в большом государстве. Они живут в городах и никого не боятся.
– Ты хотела бы попасть туда?
– Честно говоря, нет. Здесь мой дом, я люблю свободу степи. Те города, которые я видела, не привлекают меня: в них словно в клетке.
– Я тоже люблю манящий за горизонт, бескрайний простор, уют кибитки и скрип повозки, который укачивал в детстве. Люблю мчаться на коне по волнующемуся морю трав.
– Мне нравится ночью сидеть у костра, следить за пляшущими языками пламени и танцевать с подругами.
– Мы тоже танцуем у костра. Иногда одни воины, призывая удачу, иногда с девушками. Это очень интересно, можно выразить друг другу симпатию, не опасаясь строгих взглядов старших. Но самый чарующий танец – у наших женщин. Женщина вообще имеет колдовскую силу. Она заклинает злых духов и призывает добрых, магическим танцем вызывает дождь, прогоняет зиму и помогает весне вступить в свои права. Иногда наши женщины уходят далеко в степь и там совершают свои обряды, поют заклинания, приносят жертвы. Ни один мужчина не смеет увидеть, что они делают.
– Нарушителей убивают?
– Нет. Потому что никто не решается навлечь проклятье на свой род. Мы уважаем своих матерей. За неуважение они могут превратить наглеца в камень или наложить проклятие, и у него не будет детей.
Сааремат замолчал, заметив неподвижный взгляд Зерин. Нежно обняв и целуя, он привлёк амазонку к себе, ощущая её всем телом. Заглянув ей в глаза, улыбнулся.
– Ты смеёшься надо мной? - встрепенулась, отстраняясь, Зерин.
– Нет, я улыбаюсь от счастья.
– Счастья? Где оно?
– Мы могли не встретиться, но встретились. Я люблю тебя... и, – он снова улыбнулся, – ты первый раз не вздрогнула, когда я тебя обнял.
– Хитрец! – воскликнула Зерин. – Вот, значит, чему ты радуешься! Думаешь, приручил дикую кобылицу?
Сааремат расхохотался:
– Ну, уж если так, то это ты спутала жеребца, взнуздала и объездила!
Не удержавшись, Зерин рассмеялась. У обоих вдруг стало легко на душе.
Зерин, мне кажется, я знаю эту историю. У нас рассказывают, что когда-то ночью напал небольшой отряд странно одетых воинов, они отбили лошадей и ушли в степь. А один, попавшийся к нам в плен, оказался женщиной. Она была тяжело ранена, но выжила – благодаря своей силе и нашим целителям. Со временем стала женой прадедушки Цары. То, что она поведала о себе, похоже на твой рассказ.
– Она тебе рассказывала?
– Нет, конечно, она давно умерла. Рассказывала бабушка Цары, мы слушали это как сказку, хотя в их роду со страхом и уважением относятся к этой истории.
– Хотела бы я увидеть и послушать вашего Цару. Если это правда, среди нас есть ваши родственники.
– Ты можешь сама увидеть и расспросить Цару, он среди пленников.
– Сейчас?
– Да. Только вряд ли он сможет говорить после вашего напитка. Это нужно...
Зерин напряглась, приподнявшись на локте, потом, склонившись к юноше, прошептала:
– Сюда идут. Сделай вид, что спишь, и, что бы ни произошло, не смей ввязываться. Понял?
Сааремат закрыл глаза. Зерин прилегла, обняв пленника.
Полог приподнялся, и вошла Фат. Зерин, делая вид, что спала, сонно повернулась, открыла глаза и, потянувшись, села. Амазонка молча смотрела.
– Это ты, Фат? – с улыбкой сказала притворщица. – А я слышу, кто-то идёт, для охраны рановато. Что-то случилось?
– Хвала Богине, пока ничего. Я тоже слышу – не то смех, не то плач, может, думаю, спасать кого-то надо? Захожу – спят. Когда только успели?
– Наверное, почудилось тебе. Хорошо, ещё стража не вошла, было бы на что посмотреть и о чём поговорить, – усмехнулась Зерин, впиваясь в Фат взглядом.
– Хорошо, что Богиня хранит тебя. Скажу только, тяжело обманываться в том, чему веришь. Человек слаб, и обстоятельства управляют им.
– Я постараюсь быть сильной. Исходя из обстоятельств, подниму меч на любого, вставшего на моём пути.
– И на меня? – спокойно спросила Фат.
– Я не хочу верить в это, – сказала тихо Зерин, отводя взгляд.
И тут Сааремат, не выдержав, сел.
– Прости меня, Фат. Клянусь, я сделал всё, но так уж получилось.
– Я хотела как лучше! – резко повернувшись, амазонка вышла.
– Я просила молчать! – упрекнула Зерин сколота.
– Мне стыдно смотреть ей в глаза, я нарушил обещание.
– Никто не просил её вмешиваться! – вспылила Зерин, в душе переживая неожиданный раздор.
– Зерин! – Сааремат положил ей на плечо руку. – Ты сама говорила, что Фат тебе – как мать, она и хотела, по-матерински, тебе добра. Родители всегда стараются, на своё усмотрение, оградить дитя от зла и вмешиваются.
– Почему ты её защищаешь?
– Потому что каждый из нас по-своему любит тебя. Помирись, она поймёт. Её сердце ранено.
– О чём ты?
– Не знаю, догадываюсь только. Иди к ней и узнаешь.
Зерин слегка коснулась волос Сааремата, он, поняв её нерешительность, привлёк к себе, и амазонка с готовностью ответила жаркими объятиями. Юноша прошептал:
– Госпожа в любой миг может взять своего невольника и насладиться им, пленник всегда готов подчиниться твоим ласкам. Поцелуи, объятия, бархатный взгляд чёрных глаз, тепло твоего тела дурманят разум и покоряют сильнее вашего настоя.
– Ты смеёшься? Зачем ты так говоришь?
– Я играю в твою игру, мне показалось: ты, стесняясь, сдерживаешь себя, – не бойся довериться, я не обижу.
Зерин, целуя, прильнула к пленнику.
Продолжение следует.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.