Евгений СТЕПАНОВ

 КОТЯ

Когда-то Котя был молодым и активным котом. Он жил в большой четырехкомнатной квартире в престижном районе Москвы, у доброго и богатого хозяина. Жизнь его была вполне комфортабельна. Хозяин любил и уважал Котю. За сообразительность, целебные свойства и независимый характер. Вместе с тем, Котя пользовался большим авторитетом и во дворе, среди своих диких, бездомных сородичей. Котю боялись. И если он подходил к помойке, другие коты в ужасе разбегались, зная, что вставать на пути у Коти опасно.
В молодые годы у Коти было немало поклонниц, но только одна кошка — Наташа — родила ему двух миленьких, пушистеньких котят. Кошка Наташа была из очень хорошего дома, с отличной — польско-украинско-сицилийской! — родословной.
Когда котята немножко подросли, их (вместе с кошкой Наташей) купили немецкие друзья хозяина Коти и отвезли к себе домой.
Котя остался один. Хозяин от него ничего не требовал, ну только разве иногда попеть песенки да помурлыкать.
Котя старел, на кошек смотрел печально, удивляясь, что раньше столько времени бездарно потратил в уличных битвах за представительниц прекрасного пола.
Хозяин Коти общался со своими немецкими друзьями. Иногда они приезжали в Москву и даже брали с собой кошку Наташу и котят.
Вот тогда для Коти начинался праздник. Он играл с котятами, как молодой, мурлыкал с ними, рассказывал им смешные кошачьи сказки, не больно кусал их за ушки. Котята тоже радовались. Но иногда перегибали палку, заставляя Котю играть с ними день и ночь. Он уставал, у него начинали болеть глазки, он засыпал...
Когда котята и кошка Наташа уезжали, Котя плакал и мурлыкал свою самую грустную песенку. Потом он шел на кухню, ел сосиски, запивал молочком, сворачивался калачиком и засыпал. Ему снились сны, что он опять играет с котятами и кошкой Наташей.

1995-2011

ЛЕРА

В круиз я попал на халяву, не заплатив ни рубля. Я работал тогда в солидном глянцевом журнале «Вояж», мы разместили рекламу одной фирмы, денег у нее не было — взамен денег нам по бартеру предложили путевку.
Я как один из начальничков подсуетился. Поехал.
В каюте я оказался с «юношей» тридцати восьми лет, отправившимся путешествовать тоже по бартеру и с одной ярко выраженной целью: восполнить пробел в личной жизни — отдохнуть маленько от семьи.
Публика на корабле разделилась на несколько категорий.
1. Халявщики. Их от разных рекламных агентств и всевозможных изданий набралось немало.
2. Банкиры и др. предприниматели. Как говорит тетя Шура из соседнего подъезда — шпекулянты.
3. Бандиты. Пожалуй, их на корабле находилось подавляющее большинство. Если учесть, что вместе с ними ехал и весь обслуживающий персонал, как-то: девочки, артисты и т. д. Артисты вроде бы работали для всех, но вместе с тем ни у кого не возникало сомнений относительно того, кто их, артистов, реальные хозяева. И кто заказывает музыку.
Такая, значится, тусовка.
Как постсоветские небедные граждане проводили на корабле время? Наверное, так же, как на суше. Пили, ели, танцевали, слушали песни, крутили романы, трахались, играли в рулетку, купались в бассейне... Бандиты буравили суровыми взглядами мирных людей... Банкиры опасливо озирались по сторонам. В общем, каждый играл свою роль.
Мой компаньон вел себя корректно — из каюты выгонял довольно редко, ночью куда-то уходил, то есть спать мне давал.
Стран посетили несколько. Испанию, Италию, Францию, Турцию... Под конец путешествия они плавно слились в моем сознании в одно большое красивое пятно. В какой-то единый курортный милый городишко.
А интересный случай произошел на Корсике, на родине Бонапарта.
Я, как всегда, ни на какие экскурсии не поехал — я люблю ходить в городе один, иначе просто не успеть сделать хороших фотографий (это мое хобби), посетить то, что хочу именно я.
Так вот, когда все поехали на экскурсию в некое горное селение, где мэр — коммунист (догадываюсь, какая там жизнь!), я отправился на прогулку по Аячо, столице Корсики. И едва я дошел до небольшого дома, где жил в свое время Наполеон, увидел черную красивую кошку, в зубах у которой торчал конверт. Кошка подошла ко мне и положила этот конверт прямо передо мной. Я поначалу оторопел, испугался. Оглянулся по сторонам — почему-то никого рядом не оказалось. Мы с кошкой остались наедине.
Я поднял конверт и вскрыл его. Там лежало письмо от Леры. Да, это было письмо действительно от нее. Коротенькое письмецо, написанное ее гениальным детским почерком. В письме было только несколько слов. «Приезжай скорее в Принстон — я тебя жду».
Не понимая, что все это значит, я бросился к ближайшему телефонному автомату и начал набирать номер Леры, моей былой возлюбленной, проживающей недалеко от Нью-Йорка, в небольшом студенческом городке Принстоне.
Я набрал ее номер и услышал в трубке непонятные звуки, напоминающие мяуканье. В ужасе я бросил трубку. И вернулся на корабль.
С тех пор я ездил вместе со всеми на экскурсии.
Интересно, что в Москве я еще раз решил позвонить Лере в Принстон.
На сей раз чей-то мужской голос по-английски сообщил мне, что Лера переехала в Калифорнию, а свой дом теперь сдает.
Этот мужчина попросил больше не беспокоить.

1995

ИНТЕРВЬЮЕР
Светлой памяти Сергея Довлатова

К тридцати двум годам у меня уже не было никаких сомнений относительно своей профпригодности к чему бы то ни было.
Наверное, это можно было бы перенести. Но самое ужасное, что подобных сомнений не наблюдалось и ни у кого другого.
Оказалось, что я могу только одно — делать интервью. Все остальное получалось значительно хуже. Торговать яйцами не получилось, сосками тоже, заниматься рекламой оказалось не по зубам, жить на содержании богатых американок я долго не смог, быть комсомольским работником — не хватило нахальства, стать религиозным философом — нравственности, музыкантом — слуха, боксером — здоровья, фермером — упорства.
Что же значит делать интервью? Это взять у своих приятелей-журналистов, Сашки Бултыха или Валерки Киркова, телефон той или иной «звезды», договориться с ней о встрече, задать вопрос типа «что Вы думаете о нашей сегодняшней жизни?», записать на пленку, обработать и... опубликовать. Деньги пропить вместе с товарищами по журналистскому цеху. Все.
«Звезды» сейчас разговорчивые. Так что вопроса в принципе достаточно одного. А потом можно сидеть и энергично поддакивать.
— Понимаю. Ага. Угу. Да-да! — или что-то в этом роде.
Если же «звезда» молчалива, все можно придумать самому.
Газета наша называется «Кулак — оплот капитализма». И писать нам нужно в основном о селе. Или о том, как «звезды» эстрады (я веду рубрику о популярных людях) любят село, свою малую Родину...
Малую Родину «звезды» вспоминают обычно неохотно. Охотнее говорят про дачу. И то весьма неординарно. Например, рок-гитарист Ирис Пальме (на самом деле он, кажется, не Ирис, а Коля Малинкин) хоть и признался, что любит трахаться в бане на даче, но про свои агропромышленные возможности ничего не сообщил. Скрыл. Пришлось ему помочь. В опубликованном интервью из-под моего компьютерного пера возникли, в частности, такие слова диковинного Ириса:
— Я — дачник, — сказал Ирис, — люблю выращивать огурцы в морозоустойчивых теплицах. В прошлом году вырастил два центнера с гектара. Все раздал бедным... девушкам. Я ведь сейчас создаю Фонд помощи бедным девушкам...
Редактор Костя Лохматенко одобрил этот пассаж на планерке и даже предложил выплатить мне повышенный гонорар.
Нужно, покаявшись, признаться, что работал я в огромном количестве изданий. В газетах «Тайны вселенной», «Они», «Стольный град», «Семейный очаг»...
В газете «Семейный очаг» нужно было все время писать, что «звезды» — примерные семьянины.
Они-то, может быть, и семьянины, но в определенном смысле. Семьи, как правило, однополые. Про это в добропорядочное советское время писать не полагалось. Тоже приходилось выкручиваться.
В «Семейном очаге» я получал стабильные задания от главного редактора Сергея Исакова сделать интервью с тем или иным нужным редакции человеком. Например, молодой певец Дима Наликов дал бесплатный концерт для Благотворительного фонда имени Нельсона Манделы. А «Семейный очаг» был тогда органом именно этой общественной организации. Чуткий к заботам фонда, Сергей Исаков тотчас поручил мне Диму прославить.
Он, увы, на все вопросы отвечал односложно.
Существовало только два варианта ответа.
— Да.
— Нет.
Поэтому пришлось проявить некую журналистскую изворотливость.
Например, я говорил:
— Дима, Вы, конечно, прочитали, массу книг. И я не исключаю, что тома пронзительной публицистики Альберта Анатольевича Ханова (директора Фонда) произвели на Вас неизгладимое впечатление, потому что они затронули очень серьезные вопросы морали и нравственности...
Следовал ответ:
— Да.
Меня это устраивало. И текст в печати в итоге выходил следующий:
— Если говорить предельно откровенно, — сказал Дима Наликов, — то больше всего за последние годы меня поразили книги только одного писателя, а именно тома пронзительной публицистики Альберта Анатольевича Ханова, который затрагивает очень серьезные вопросы морали и нравственности.
Впрочем, это было раньше. В милой и далекой советской газете «Семейный очаг». Сейчас врать приходится все-таки немножко поменьше.
После работы мы, печальные журналисты, не самые меткие снайперы компьютерного пера и аутсайдеры хрипящих диктофонов, как известно, выпиваем. Причем, если во всей стране, кажется, идет перестройка, то в газетном цехе перемен немного. Правда, раньше мы пользовались печатными машинками, а ныне — исключительно компьютерами. Кстати говоря, компьютеры намного удобнее. На клавиатуре запросто можно расстелить газетку, положить селедочку, на маленькой (не электрической) печатной машинке такую процедуру проделать сложнее.
По вечерам, часов с пяти, я захожу к своему другу, заместителю главного редактора нашего «Кулака» Сережке Татаровичу. У него уже идет процесс...
Самое главное, когда выпиваешь с Сережкой, — не останавливать его речь. Иначе Сережка обидится. А тост его может длится час, два, три. Сережка родился и вырос в Грузии. Это нужно учитывать.
Я выпиваю с Сережкой часов до восьми-девяти вечера, а потом ухожу домой, либо на встречу с очередной «звездой». Когда прихожу на следующий день на работу, наша коммерческая богиня Ленка, как всегда, начинает мне рассказывать:
— Серега выбил ногой дверь в кабинете Лохматенко.
— Серега набил морду Арону Дваскину, назвав его лже-русским патриотом...
И т. д.
Меня эти рассказы поражают. Мы пьем с Серегой всегда тихо и мирно. Интеллигентнее друга, чем Серега, у меня нет. Когда я спрашиваю его о том, что было вчера, он отвечает кротко и печально:
— Не помню. Кажется, день прошел прилично.
Может, Ленка все придумывает? Или преувеличивает?
Иногда к нам в гости забегает офицер налоговой полиции Санек Саньков. Он тоже раньше работал в «Кулаке» корреспондентом. А теперь успешно делает «ментовскую» карьеру. Санек получает на работе офицерский паек — консервы, колбаску... Все тащит в родную «кулачную» редакцию.
Санек, когда выпьет, произносит один и тот же монолог. Но в разных вариациях. Это зависит от количества принятого на грудь и от того, какое у него настроение. Но тема — повторю! — всегда одна.
— Идеальным я представляю следующее общество, — считает Саша, — мы, пацаны, мужики, живем на земле, радуемся, созидательно трудимся, облагораживаем своим присутствием мир, а эти твари (так, извините, Санек называет женщин) сидят в мрачных подвалах и молчат. Когда нам нужно утихомирить свою голодную похоть, мы шарим рукой в подвале, достаем за волосы этих тварей, утихомириваем похоть, а этих тварей опять опускаем в подвал.
Санек был два раза женат. Когда он вспоминает про жен, ощущение такое, что он вспоминает о двух «ходках» на зону...
Рассказывать о друзьях и работе — мое самое любимое занятие. Но сейчас я тороплюсь. Завтра должен сдать в номер интервью с очередной знаменитостью.
http://reading-hall.ru/publication.php?id=4200