Юрий Цыганков-Серебряков (1938-2018)


Намаявшись по чужим углам да по чужим дворам, в которых шагнуть да ступнуть лишний раз – упаси Бог!, а уж стукнуть да грюкнуть и подавно! – наша большая семья наконец-то обрела собственный угол. Это был небольшой бревен-чатый домик с низким потолком, с двумя окошками на улицу, да с двумя – во двор. Вход во внутрь домика пролегал через тонкостенные холодные сени. Ближе к зиме их утеплили плотным плетнем и обмазали глиной, замешенной на соломе.
Вечерами семья собиралась за единственным столом, освещаемым керосино-вой лампой. Чтобы фитиль лампы сильно не коптил, а еще и с целью экономии керосина, его убавляли, отчего в комнате стоял полумрак.
В семье было трое взрослых да четверо детей. Взрослые – это наша бабушка Мария Васильевна да наши мамы. Дети – это я, мой малолетний родной брат Мишка; двоюродный брат – Толька, почти мой одногодок, и его родной брат Женька, старше нас лет на пять. Мишка пока еще спал в люльке, подвешенной по середине комнаты за кольцо, вделанное в потолок прежними хозяевами. Отцы наши находились на войне.
Война до городка, в котором мы жили, не дошла.
Случалось, что немцы прилетали бомбить железнодорожную станцию, одна-ко линия фронта находилась за сотню верст.
Однажды, совершенно неожиданно для нас, мы, мальчишки, шумно наблю-дали, как высоко в небе два самолета, конечно же один из них наш, а другой – не-мецкий – крутились, кувыркались, стреляли друг в друга, да так и ушли ни с чем за город.
Сразу же за нашим домиком начинался длинный огород и заканчивался у крутых обрывов оврага. Овраг был излюбленным местом многих наших игр. А по левую сторону от домика находился палисад с густыми зарослями терна – с круп-ными вкусными, созревающими к сентябрю синевато-черными плодами. Такого терна не было во всей округе. Созревающий он привлекал внимание не только мальчишек с нашей улицы.
Напротив нас жила многодетная нищая семья. Нищета вынуждала совсем ма-леньких девочек сестричек дичиться сторонних глаз, и они почти никогда и нику-да не выходили со своего двора, а братья Борис и Витька бывали у нас с утра до вечера.
Наша бабушка Мария Васильевна, пострадавшая от произвола и преследова-ния новой власти и сполна познавшая и беспокойство, и страх, и бедность, и свое бессилие перед ее беспределом, тем не менее, не ожесточилась и всем мальчиш-кам, нашим друзьям-товарищам, прибегавшим к нам каждый день, находила нуж-


ное теплое слово: если они, конечно, не озорничали. Наш двор притягивал маль-чишек еще и потому, что Женька был выдумщик на всякие игры.
К концу лета, когда терн едва начал созревать, мы стали замечать, что по но-чам его кто-то обрывает.
– Борис! Кто же еще! – решили в нашей семье. – С друзьями!
– Что же это вы нынче ночью терн у нас оборвали? – встретила Бориса таки-ми словами Мария Васильевна, едва он утром ступил на порог нашего домика.
– Не я! Ей богу, не я! – отнекивался Борис. И столько искренности было в его словах, что и впрямь можно было поверить в его невиновность.
– Ну, погодите вы у меня! Вот я вас! – грозила Мария Васильевна.
Ночные гости продолжали посещать палисад. И тогда Мария Васильевна ре-шилась однажды сторожить всю ночь.
Об этом сразу стало известно нам – детям. Мы кинулись к своим матерям просить разрешения и нам вместе с бабушкой сторожить терн. Упрашивать долго не пришлось. Мы ликовали от радости. А самый маленький, Мишка, который в то время и говорить-то как следует еще не умел, уцепился за подол бабушкиной юб-ки и ни в какую не хотел отстать от нее.
С наступлением сумерек постель под терном готовили на пятерых. Стелили шумно. Тащили какое-то старье, чтобы постелить его прямо на землю. Тащили что-то вроде простыней, что-то вроде одеял и подушек. Мы сновали туда и сюда с таким азартом, что могли бы вынести из дома весь скарб.
А Мишка крутился на одном месте, сучил босыми ножками и повизгивал от охватившего его возбуждения.
Шестым с нами оказался соседский щенок Тузик!
Укладывались долго. Постепенно возбуждение улеглось, громкий говор пе-решел на шепот и, наконец, мы смолкли. Свежесть и тишина густой темной ночи Поволжья умиротворяли и убаюкивали нас. Изредка со стороны железнодорож-ной станции доносились паровозные гудки…
Утром больше всех досталось Тузику! Ну, ладно, мы крепко спали! Но он-то должен был разбудить нас! Что ж, Тузик-то проспал? Опять ночные гости прихо-дили и, аккуратно обойдя нас, спящих, чтобы ненароком не задеть, не наступить, не разбудить, оборвали терн.
А Тузик, может быть, и не спал вовсе, но он же знал всех наших друзей, все свои!
То-то смеху было!
Впрочем, ни бабушка, ни наши мамы никогда никому на мальчишек не жало-вались. Даже за этот терн.