Рассказы Ю. Цыганкова-Серебрякова

ПОВОРОТНЫЙ КРУГ

Военные и послевоенные сороковые годы довелось мне жить в тихом провинциальном городке Поволжья. Городок расположен на левом берегу реки Хопер, на правом берегу – лес, лес без конца и края, как мне тогда казалось – дремучий. И не знать, и не ведать, где, в каком краю заканчивается он, да и заканчивается ли?
Городок этот долгое время был излюбленным местом проведения поволжскими купцами большой осенней ярмарки. Она пользовалась такой популярностью, что на нее съезжались не только из окрестных губерний, но и калмыки, чуваши, татары.
После гражданской войны, унесшей тысячи человеческих жизней, и с приходом новой власти ярмарки постепенно сошли на нет.
Тогда, в сороковые годы, мы жили на улице имени Декабристов. Я не понимал значения этого слова, но оно мне почему-то нравилось.
Улица широкая, какие в российских городах не редкость. Ее разделяет дорога, по которой изредка проезжает грузовик. Ближе ко дворам улица зарастала травой. Здесь с наступлением весеннего тепла и до ненастных дней осени мы устраивали свои нехитрые, но шумные увлекательные игры.
Напротив нас, через дорогу, жила одинокая женщина. Ее знали по всей округе – от мала до велика. Она была незлобива и никому не причиняла вреда. Но наступали периоды, когда ее ум помрачался, и босая, растрепанная, выбегала она на улицу и металась, стеная и плача, то протягивая худые длинные руки вверх, то прижимая их к груди. Она кого-то звала, кого-то искала, с кем-то говорила, кого-то проклинала. Она громко кричала: «Сталин! Сталин!» – и осыпала его грубой бранью российских мужиков.
Мы прекращали игры и стайками жались к своим дворам, ожидая, когда «это» у нее пройдет. Мы не трогали ее, взрослые сочувствовали ей. На нее за Сталина не доносили. То ли доносчики к тому времени перевелись, то ли стукачам доносить уже не о чем было.
В самом деле, что с нее взять? И так все взяли. Сперва мужа увели, осудили без права переписки, а это значит – расстрел! Потом сына взяли, сгинул где-то в мордовских лагерях. За что брали-то? Да так! План сверху был…
Как-то летней теплой ночью мы почти всей семьей легли спать в своем палисаде. К нам прибежал и улегся с нами соседский щенок Тузик.
Наше возбуждение постепенно прошло, разговоры окончились и наступила такая тишина, от которой на душе и легко, и тепло.
Со стороны железнодорожной станции до нас доносились короткие приглушенные паровозные гудки. Они особенные ночью. Они пробуждают какие-то неясные чувства, какую-то тревожную щемящую тоску и все зовут, зовут куда-то.
Однажды я увязался следом за теткой на железнодорожный вокзал. Она до фанатизма верила в возвращение своего мужа с войны. Каждое утро она толковала виденные ее сны так, что именно сегодня Николай Иванович, – так звали ее мужа, – непременно сегодня вернется. И она снова, и снова шла на вокзал…
Тогда-то я и видел, как возвращаются победители с войны, в донельзя переполненных вагонах.
Меня совершенно приворожили паровозы. С того дня я часто самостоятельно прибегал на вокзал. Мне нравилось наблюдать, как открывается семафор, гудит и выпускает клубы белого пара паровоз, как его большие колеса начинают медленно вращаться и как зеленые пассажирские вагоны вслед за паровозом отправляются куда-то далеко-далеко. С завистью глядел я вслед уходящему поезду.
Слева от вокзала находилось депо с поворотным кругом.
Вот это зрелище!
Паровоз, и, почему-то мне запомнилось, непременно «ФД», – а колес-то у него сколько! –осторожно вползает на поворотный круг, и…вот это да-а-а! Круг начинает вращаться вокруг своей оси, а «ФД», присмиревший на круге красавец, поблескивает на солнце своими черными лакированными боками.
Тогда и мысль в голову не могла прийти, что где-то есть такой город, в котором есть такой завод, на котором делают эти самые паровозы, а уж то, что мне самому в этом городе доведется жить всю свою оставшуюся жизнь, а на этом заводе доведется непосредственно участвовать в производстве…поворотных кругов и – подавно!

 В ЛОДКЕ

Андрей осторожно открыл калитку, выглянул на улицу, нет ли где поблизости оккупантов, и, убедившись, что улица пуста, стремглав пом-чался на Молдаванскую, а там, на Веселогоровскую, и прямо во двор к другу своему Павлику. Двор этот с небольшим флигельком находился несколько в стороне от людного места и был не особенно приметен.
– Привет! – выдохнул Андрей, едва вскочив во двор.
– Привет! – негромко ответил Павлик.
Шуметь в оккупированном городе не полагалось. И друзья, чтобы не привлечь внимание полицаев, объяснялись почти шепотом.
– Готово? – оглянулся Андрей по сторонам.
– Готово!
– Пойдем?
– Пойдем.
Двор Павлика заканчивался у берега неширокой, но полноводной реки Лугани, густо поросшего кустарником, в зарослях которого друзья делали ходы и выходы, и даже соорудили зеленый грот, укрываясь в нем от жаркого солнца или внезапно налетевшего дождя.
В этот раз в кустах была спрятана дощатая плоскодонная лодка. Лодку друзья сделали сами. Ее оставалось опробовать, но город оказался оккупированным, и друзьям стало не до лодки. Жизнь в городе замерла. Закрылись магазины, перестали ходить трамваи. Горожане старались лишний раз не выходить из своих дворов, и от этого некогда шумные улицы заросли травой.
Друзья двором Павлика вышли к берегу реки, побежали, высоко поднимая ноги, и скрылись в кустарнике, откуда вскоре выволокли свою лодку. Подталкиваемая ими, она скользнула по илистому берегу и слег-ка закачалась на тихой водной глади.
Андрей собрался было войти в лодку, как вдруг за спиной услышал:
– Стой!
– Кто это? – обомлел Андрей и испуганно посмотрел на Павлика.
– Итальяшка! – прошептал Павлик.
– Откуда он взялся?
-- У соседей поселился. По-нашему гад понимает, – также шепотом
ответил Павлик.
-- Лодка куда? – спросил итальяшка, внимательно рассматривая са-
модельное плавучее средство.
-- Куда-куда? Никуда! – шмыгнув носом и опустив руки, глухо от-
ветил Павлик.
– Никуда? – усмехнулся итальянец и карабином подтолкнул Павли-
ка к лодке. – Давай-давай! – Андрей не заставил себя ждать. Как же это
друга в беде оставить? Ни за что!
Туда! – итальянец указал на нос лодки. Друзья подчинились и, съе-
жившись, сели рядышком.
Итальянец сел посередине лодки, взмахнул самодельными веслами
и направил лодку на быстрину. Мальчики затаили дыхание. Лодка ими
еще не была опробована, и, если вдруг что-то случится, тогда им несдоб-
ровать. Но лодка уверенно держалась на воде и слушалась весел. Италья-
нец, казалось, забыл о мальчиках и то налегал на весла, то предоставлял
лодке самой свободно двигаться по течению. Так они оказались у взор-
ванного бетонного моста. Мосту этому стоять бы не одну сотню лет, да
наши, временно оставляя город, все мосты за собой взорвали, и этот, бе-
тонный.
Итальянец долго и внимательно разглядывал искореженный взры-
вом мост, покачал головой, не спеша, развернул лодку и так же, находясь
в каком-то раздумье, заработал веслами.
– А, что? – неожиданно обратился он к мальчикам, – Сталин карош?
Мальчики онемели! Лица их вытянулись, нервы напряглись, кончи-
ки пальцев ладошек, которыми они вцепились в скамью лодки, побелели.
Кинуться бы на этого итальяшку, показать ему, кто такой Сталин! Сталин
– вождь всех народов! Сталин в Москве! Сталин вам еще покажет!
Мальчики задыхались от ненависти. А итальянец, посмеиваясь, нас-
лаждался их беспомощностью.
– А, Гитлер карош?
Мальчики не шевелились. А лодка, с трудом преодолевая течение,
медленно продвигалась вверх по реке. Итальянец не сводил глаз с дру-
зей.
– А, Муссолини карош?
Мальчики уже ничего не слышали и не видели. От нервного напряже-
ния звенело в ушах, на глаза наворачивались слезы. Время для них остано-
вилось. Они не заметили, как итальянец повернул лодку к берегу и как она
с шумом врезалась в песок. Резкий толчок вывел их из оцепенения. Они
подняли головы и в упор смотрели на итальянца. А он вышел из лодки, по-
вернулся к ним, наклонился к их лицам и негромко, но довольно отчетливо
по слогам произнес, – Все они ду-ра-ки!

СЛУЧАЙ В ВАГОНЕ

Время приближалось к полуночи. Я шел открытой степью, осторожно нащупывая подошвами видавших виды туфлей протоптанную местными жителями тропинку. Со всех сторон меня окружала липкая непроглядная темень поздней осени, поэтому тропинку видеть я не мог. Где-то впереди на моем пути должен находиться никогда не освещаемый железнодорожный полустанок.
Мне казалось, что я иду уже довольно долго, и в моей душе зародилась тревога: выйду ли я вообще когда-нибудь к желанному полустанку.
"Не повернуть ли назад?" – начал было подумывать я, как вдруг услышал приглушенный говор ожидающих поезд. Подоспел вовремя. К платформе медленно подкатывала пригородная электричка.
Я вошел в заполненный полусонными пассажирами салон вагона, не без труда отыскал свободное место, сел, откинулся на жесткую деревянную спинку сидения, расслабился и закрыл глаза.
Не знаю, сколько времени так прошло, как вдруг я почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Почему-то я резко открыл глаза. Сидящий передо мной пассажир спокойно посапывал, слева от меня о чем-то негромко беседовали старички, пассажирам справа до меня не было никакого дела.
Постепенно мной стало овладевать какое-то непонятное беспокойство. Вглядываясь в глубину салона вагона, я не сразу увидел за стеклянной двустворчатой раздвижной дверью, ведущей в тамбур, необыкновенной красоты молодую женщину. Ее цепкий острый взгляд был устремлен на меня и когда наши взгляды встретились, я увидел, как она раз и другой призывно и настойчиво кивнула мне.
Мысленно я отмахнулся от нее и закрыл глаза. Но не тут-то было. Дремота моя начисто пропала, и я снова и снова, поеживаясь от какого-то непонятного охватившего меня чувства, открывал глаза и пристально всматривался в сторону двери. Все повторялось в точности, как и в первый раз.
Наконец я, убежденный реалист, не верящий ни в какую мистику, поднялся и сделал пару неуверенных шагов по направлению к манящей меня женщине, все еще сомневаясь, а меня ли она зовет, именно я ли нужен ей? Она же не сводила с меня своих фосфорического блеска глаз. "Почему они такие холодные?" – подумалось мне, и я, как загипнотизированный шагнул вперед раз и еще раз.
И тут, к своему ужасу, я увидел, как по мере моего приближения к двери нежно-розовый цвет женского неземной красоты лица поблек, а на его месте проступила восковая желтизна, как вместо глаз на меня пялились пустые глазницы, а вместо волны густых вьющихся волос появился обезображенный временем, с провалившимся носом, череп. Страх сковал меня и сдавил мою грудь.
"Ну, что ты, в самом деле? – сказал я сам себе, – Какая чушь!" Я овладел собой и вернулся назад, на свое место. Однако по мере моего удаления от двери облик красивой женщины восстанавливался и она, а в этом я уже не сомневался, манила к себе именно меня.
"Что за чертовщина!" – почти вслух произнес я и снова направился к двери, и снова все повторилось так, как и в первый раз. Мое хождение по салону вагона не привлекало ничьего внимания. Будто и в самом деле ничего не происходило, и будто меня в нем вовсе не было.
"Ну, погоди!" – вспомнил я ходовое изречение и, преодолевая робость, устремился к двери. В это самое мгновение электричка резко затормозила, да так резко, будто кто сорвал стоп-кран. Меня отбросило назад, я едва удержался на ногах. Не замечая боли от полученных ушибов я кинулся к двери и рывком распахнул ее!
Тамбур был пуст!
Электричка набирала скорость.