Елена Матвеева
ПОСЛЕДНИЕ ИЗ АЙРИЗИД (продолжение)
XV – XVI глава
XV
Жизнь продолжалась. Амазонки настороженно следили за непрошеными гостями. А те словно дразнили, не приближаясь, но постоянно вдалеке показывались им на глаза.
Зерин отчаянно боролась с желанием встретиться с Саарематом. Сотни раз на день она находила причины, по которым ей просто необходимо встретиться с ним, а по другим - даже близко не приближаться. Совершенно неожиданно Уарзет разрешила её сомнения.
– Зерин, я больше не могу молчать. Сааремат просит встречи с тобой. Он очень тоскует.
– С чего ты взяла? – упрямо фыркнула Зерин.
– Он сам мне сказал, и по нему видно.
– Каким это образом? – изумилась девушка. – Когда ты его видела?
– Когда я с Фидаром встречалась.
– А когда ты встречалась?
– На второй день после их появления, – Зерин потеряла дар речи. – Не обижайся, подруга, мы с Изер думали, что ты уж точно первая будешь у сколотов. Не говоришь, значит, не хочешь расспросов. А потом...
– Так Изер тоже была у них? – перебила Зерин.
– Была и, если честно, не она одна.
– А если ещё честнее, – и не один раз? – догадалась Зерин.
– Ты права. Сначала Фидар сказал, что Сааремат места себе не находит со времени их возвращения, а сейчас совсем как больной ходит. На нем лица нет. Мы молчали, твоё дело, но смотреть жалко.
– Нечего было сюда возвращаться, не страдал бы.
– Ты злишься?
– Нет! Рыдаю от жалости! Своего, видно, ты уже пожалела! Может, ещё и уйдёшь с ним?
– Может, и уйду, – тихо сказала Уарзет, опустив глаза.
– Вдвоём? Не смеши меня!
– Почему же? Изер тоже согласна. Мы уверены были, что уж ты точно поддержишь нас.
– И снова пять сумасшедших станут причиной раздоров!
– Думаю, на этот раз нас будет гораздо больше.
– Не обольщайся, это только мы, пятеро влюблённых дур, взбесились. И то потому, что речь шла о жизни. Остальные просто по-человечески пожалели пленников. У Ехсар вообще свой интерес был. Если нет любви, и сыновья им безразличны будут. А уж Старейшие, не сомневайся, сумеют принять роды как нужно.
– Откуда ты знаешь? – испуганно спросила Уарзет.
– Догадалась! – желчно усмехнулась Зерин.
– Твои догадки страшны, а значит, я укрепляюсь в своих намерениях. Только говорила я о другом. Я знаю, не все наши подруги враждебно относятся к мужчинам. Через меня с Изер уже трое свели дружбу со сколотами. Уверена, они не одни.
– Что ты имеешь в виду? – заинтересовалась Зерин. – Расскажи подробнее.
– Фидар один раз сказал, что его друг хотел бы встретиться с амазонкой. Я, не представляя, как смогу такое предложить девчонкам, только посмеялась: пусть попробует сунуться. Дня через два ловили мы рыбу. Как ни старалась я не смотреть на Фидара – не получается, вся душа извелась.
– Постой, они с вами рыбачили? – удивилась подруга.
– Нет, Зерин! Похоже, ты действительно не притворяешься в своём неведении! Они постоянно у нас на глазах. Если мы на реке, то и они, пусть в отдалении, но там будут. Дрова собираем, купаемся, стираем, на охоту едем, они обязательно будут маячить поодаль. Вот девчонки и заметили, как я посматриваю в сторону сколотов, и подсмеиваться начали. Словом, раздразнили меня, я им и говорю: " Смеяться легко тем, кто, прикрывшись щитом, подпускает мужчину только на расстояние меча. Убить каждая может, попробуйте поговорить один на один без оружия, не в бою. Струсите?"
"Ты, – возразили мне, – говорила, связав и напоив настоем".
"В начале да, но уже на четвёртый день я не поила его и связывала только для охраны, чтобы никто ничего не заподозрил. Он был пленным врагом, ему угрожала смерть, но я рискнула! Сейчас они пришли с миром, а вам страшно встретиться с ними".
"Не страшно, просто не нужны они нам!"
"Конечно! " Не нужен", – рассказывала всем бесхвостая ящерица, отбросившая хвост, чтобы спасти голову".
Сказала я, Зерин, а самой сразу стыдно стало, извиниться хотела, а Нар говорит:
– " В трусости меня не обвинял никто! Будьте свидетелями, девчонки, сегодня, чтобы она не зазнавалась, пойду вместе с ней к сколотам. Прямо в стан! Кто со мной?"
И что ты думаешь? Смеяться смеялись, но две согласились. К полудню, в обычное время отдыха, мы и отправились. Фидар ждал меня. Увидев, что я не одна, наверное, все сколоты поприветствовали нас вместе и по очереди. Смешно выглядела суета сколотов и стойка спина к спине наших девчонок. Фидар, поклявшись в их безопасности, тихонько увёл меня. Но, самое интересное, теперь мне кажется, меня специально дразнили, чтобы иметь предлог пойти к сколотам. Изер, подруга, прямо попросила взять с собой. Я не слежу, но уверена: ночь скрывает не одну встречу.
– Кажется, Сар была права, эти дружелюбные гости могут стать хуже вражеского набега, – усмехнулась Зерин. – Придётся встретиться.
– Когда ты пойдёшь?
– Прямо сейчас, мне не надо придумывать предлога.
Зерин, подскочив, в чём была, почти побежала в стан сколотов. Она так была занята своими мыслями, что не замечала любопытных взглядов, провожающих её. Уже у последних шатров услышала, как её зовут, и, повернувшись, увидела Оалхазур.
– Зерин, ты к этим?
– К этим!
– Меня не было с вами тогда. Посмотри, мой бывший тоже пришёл?
– Оалхазур, не обижайся. Пришёл или нет – не знаю, который – не помню, и сейчас у меня другая забота. Хочешь, немедленно пойдём, и всё выяснишь.
– Как? Взять и пойти?
– Ты знаешь другой способ?
Оалхазур растерялась, и Зерин, схватив её за руку, потянула за собой.
Сколоты, издали завидя амазонок, с любопытством оставляли свои занятия. Остановившись, Зерин выискивала взглядом Сааремата. Её узнали.
К девушкам навстречу вышел средних лет сколот, рыжеватый, как большинство его соплеменников, одетый в шаровары и меховую безрукавку. Через левую половину его лица протянулся шрам.
– Это он, – тихо сказала Оалхазур.
– Я за тебя рада, – ответила Зерин.
Сколот приветствовал амазонок.
– Если Зерин ищет Сааремата, он у реки.
Зерин, кивнув, побежала к реке.
Оставшись без подруги, Оалхазур немного растерялась. Она уже не рада была, что пришла, и намеревалась уйти. Но сколот задержал её:
– Я хочу поговорить с тобой, амазонка. Не уходи.
– Вопрос, хочу ли этого я?
– Ты свободна в своих желаниях поступать, как захочешь. Я не требую, просто прошу.
Оалхазур взяла себя в руки, думая: сама ведь пришла. Сколоты вернулись к своим делам, и она окончательно успокоилась.
– Ладно, поговорим, отойдём только.
Амазонка быстро пошла к реке, но как только скрылись из виду шатры, остановилась. Она села, рядом с ней опустился и сколот. Пожелтевшая трава была тёплой. Степь источала особый запах смеси поздних цветов, сухих трав и наполнялась стрекотом кузнечиков.
– Зачем ты пришёл? – сразу спросила амазонка.
– За тем, что и все.
– Неправда. Зерин, Сааремат и ещё кое-кто – понятно, ваши юные мальчишки приключений ищут. А что ищет такой, как ты?
Эти слова заметно задели сколота. Оалхазур заметила, как его покоробило, и он невольно передёрнул плечами. Он молча хмурился и теребил сухие травинки. Наконец, спросил:
– Тебя Оалхазур зовут?
– Какое это имеет значение?
– Говорить удобнее. Меня Авдан зовут, хотя тебе это безразлично. Оалхазур, – он глубоко вздохнул, волнуясь, – я прошу тебя, если родится мальчик, сохрани ему жизнь, отдай мне.
– Меня не было, когда вы пришли, я слышала о такой просьбе, но, признаться, не верю в её искренность. Может, правду скажешь?
Авдан сидел молча, обперевшись руками о согнутые колени, мрачно уставившись в землю. Амазонка украдкой наблюдала, как от сжимающихся челюстей подрагивают мышцы на скулах. Огромные кулаки поцарапанных рук растирали в пыль сухие колоски, выдавая внутреннюю борьбу. Неожиданно сколот, опустив голову, встал перед ней на колени:
– Мне нечем доказать тебе свою правдивость. Я просто прошу, нет, заклинаю тебя именем Великой Богини-Матери: отдай мне мальчишку, вы их всё равно убиваете.
Амазонка оценила мужество сколота, и сила желания спасти ребёнка подкупила её.
– Сядь, Авдан, я верю тебе, – сменила она резкий тон. – Обещаю: сделаю всё, что смогу, но это непросто и, если не сложится, не кляни меня.
Сколот снова сел рядом, мрачно теребя сухую траву.
– Скажи, зачем это тебе? Приходишь к жене и приносишь ребёнка... Что ты ей скажешь?
– У меня нет и не будет жены, значит, не будет и сына.
– Честно говоря, я надеюсь на дочь.
– Я бы забрал и девчонку, но её ты точно не отдашь.
– Точно, – изумлённо подтвердила амазонка. Она оценивающе осмотрела мужчину, увидев его как-то иначе. – Не понимаю. Ты не стар – и воин должен быть хороший, добыча войны и охоты всегда будет в твоём шатре. Жена родит тебе и мальчиков, и девочек.
– Тебе нравится насмехаться? – кровь прилила к лицу сколота, и шрам его побагровел, окрасив половину лица в сине-красный цвет с белесой полосой огрубевшего рубца.
– Клянусь, и не думала! Хочешь говорить со мной, не злись. Если я не понимаю человека, я опасаюсь его – и иметь с ним дела не буду!
– Что ты не понимаешь? – не выдержав, повысил голос сколот, поворачиваясь к ней лицом. – Кому нужен такой красавец?! Какая женщина добровольно захочет быть со мной? Я уже молчу о молодых девушках!
Он снова отвернулся, шумно дыша. До Оалхазур медленно дошла причина переживаний сколота.
– Ты имеешь в виду это? – она ладонью коснулась изуродованной щеки мужчины. Он слегка вздрогнул, и что-то надломилось в душе амазонки. Она не поняла, да и не задумывалась над этим, но внутри что-то произошло. – Давно у тебя эти шрамы?
– Получил их ещё мальчишкой, в каком-то из первых боёв. Мать с бабкой выходили.
– У тебя никогда не было женщин?
– Почему же? – пожал плечами сколот. – Были, но... – он замялся. – Не так, как надо, не свои. Девушки сторонились и боялись меня. А после того, как невеста, которую сговаривала мне мать, в слезах умоляла не губить её, я понял, что жены у меня не будет. Может, вдова и согласится жить со мной, но она уже не родит мне детей. В походах – да, там, в угаре всемогущества победителя, у меня были женщины, но... – он снова замялся, – не знаю сказать как...
– Как есть. Ты брал пленниц силой? – спокойно спросила амазонка. – А жену ты так не можешь взять?
– Были такие мысли, но теперь нет, – он невесело усмехнулся: – Знаешь, эорпата, тем, что ты со мной сделала, ты отомстила за них за всех. Когда я, связанный, лежал в твоём шатре, не в силах сопротивляться, в видениях после настоя они все приходили. Я не помнил их лиц, но тогда они всплыли в памяти реальные и живые. Они приходили и, встав рядом, как молчаливые свидетели, смотрели на мою беспомощность и позор. Никогда я не знал такого унижения, наверное, последний раб меньше унижен.
– Мне жаль, не знала. Настой обычно расслабляет и успокаивает пленников, облегчая достижение нашей цели. Не думала, что причиняю тебе боль.
– Я тоже не думал, что делаю так уж плохо, не убивал ведь.
– Ты должен ненавидеть меня.
– Так и было. Но потом, стоя у жертвенника, я понял, что жизнь – самое дорогое. Жить хотелось, даже после всего пережитого. Я не ожидал от тебя такого подарка и, если тогда был растерян, позже, придя в себя, оценил его. То, что я не один, немного облегчало мрачные мысли, положение, в которое мы попали, сблизило нас. Никто не смог бы понять наши переживания. Если не считать угрозы смерти, то вся история, скорее, вызвала бы смех, чем сочувствие. Словом, не буду я брать жену из пленниц. Поэтому, чтобы род мой не прервался, прошу отдать мне мальчика. Он ведь мой родной будет, моя кровь. Хочешь, назначь цену.
– Я уже сказала. Ты получишь ребёнка. Выкупа мне не надо, разве что помощь понадобится.
– Ты получишь её, только дай знак, – с готовностью ответил сколот.
Оалхазур легла на траву, чтобы дать отдых спине. Растущий в ней малыш потихоньку создавал непривычные неудобства.
– Устала? – спросил Авдан.
– Это не усталость, что-то другое, – она перехватила его взгляд. – Почему ты меня так рассматриваешь?
– Глядя на тебя, не скажешь, что ты носишь ребенка. Совсем не изменилась.
– Где там! – засмеялась Оалхазур. – Я чувствую себя толстой кобылой, у которой вот-вот хребет подломится и копыта разъедутся!
– Чепуха! – усмехнулся Авдан. – Наши женщины в это время неповоротливые и капризные.
– Я не ваша женщина!
– Это точно, – он тоже лёг на спину, заложив руки под голову.
Они молча смотрели в небо, глубокое и синее, на фоне которого редкие облака выглядели слепяще-белыми. Амазонка чувствовала, что сколот хочет что-то сказать, и не ошиблась.
– Оалхазур, ответишь честно? – решился он.
– Я до сих пор не врала.
– Так, но... – он медлил и мялся.
– Что уж там, говори! – усмехнулась амазонка.
– Я тебе очень противен?
– Не поняла? – нахмурилась женщина.
– Ну, когда ты взяла меня в плен, ты очень расстроилась, что тебе такое страшилище досталось? Ночью в шлеме, конечно, не видно было, иначе просто убила бы. А потом, когда я у тебя в шатре оказался?.. Понимаю, другого не было... Очень я был тебе противен, когда, ну, ты понимаешь?..
– Не понимаю, – соврала Оалхазур. – Перед тем, как мы выходим на охоту, мы во главе со жрицами возносим хвалу и молитвы Великой Богине-Матери продлить наш род дочерьми, принося ей дары. Мы просим Богиню-Воительницу выбрать себе жертву, даровав нам силу взять её, чтобы положить на жертвенник. Не я выбираю тебя, а Богиня отдала тебя мне в руки. О чём мне жалеть? Она выбрала тебя. Твоя воля, мужская сила и, наконец, жизнь должны постепенно уйти к Ней. И ты не просто лёг на моё ложе - тебя положили на жертвенник. С момента, когда я коснулась тебя, жертвоприношение началось. Закончиться оно должно было на жертвенном камне в степи. Мы считали вас избранниками Богини и не видели в этом убийства. Но что-то пошло не так, в этот раз вам повезло.
– А дети?
– Богиня-Воительница имеет войско бесстрашных дев и юношей, сражающихся на стороне Добра. Их души очищены жертвой младенчества, и они достойны находиться с Богиней. Здесь, на земле, мы наследницы древнего войска, не склонившиеся перед новым законом Силы. Мы – айризид, воины-женщины, которых вы зовёте эорпатами, а эллины амазонками. Кровь – основа жизни земной, она даёт рождение людей земного мира. Души пленников, очищенные жертвой, принадлежат воинству Любви и Добра.
– Но тогда...
– Тогда и будем говорить, – перебила амазонка. – Всё зависящее от меня я сделаю. Предполагаю, будем не одни.
– Значит, ты была бесстрастной жрицей и не замечала моего уродства?
– Было бы очень просто, – усмехнулась Оалхазур, – будь мы бесстрастными!
– И что же ты чувствовала? Я очень отвратителен?
– Что ж ты заладил? Противен! Отвратителен! Просил честно? Отвечаю: ни одно из названных тобою чувств не возникало. Шрамы? Вот невидаль! У меня они тоже есть и тоже не красят, – амазонка села и, спустив плечико платья, показала шрам на спине. – Раскроили тебя хорошо, нечего сказать! Однако ныть всю жизнь незачем. Гордись! Ты, юнец, встретил врага грудью, у тебя там, помнится, тоже шрамы. Ты не отвернул лицо от опасности, не подставил затылок и спину! Значит, ты смел, отважен. Если после таких ран выжил, ты силён. А если ты сильный и отважный, мне нужно радоваться: родится хорошая айризид!
Сколот изумлённо и недоверчиво смотрел на Оалхазур:
– Если не считать последних слов, так же меня убеждали друзья.
– Но ты им не поверил.
– Они – мужчины.
– Ладно, зато я – женщина!
Это было подобно наваждению, мимолётному помрачению рассудка. Оалхазур не поняла сама, что делает. Она быстро склонилась к Авдану и, повернув его голову, поцеловала в изуродованную щеку. Сколот, от неожиданности вздрогнув, хотел встать, но амазонка удержала его.
– Почему ты это делаешь?
– Сейчас не ночь, твой разум светел, ты свободен. Я тоже свободна от долга перед племенем. Я сделала, потому что захотела.
– А так? – амазонка почувствовала на своей талии руку мужчины. Он не сдавливал и не тянул к себе, но она сразу ощутила силу этого осторожного объятия. Они молча смотрели друг другу в глаза. На миг Оалхазур охватило смятение, нет, не страх за себя, а испуг из-за своего поступка. Впрочем, взгляд Авдана был спокойный и мягкий, что передалось и ей. У неё возникло сравнение с охотой: ожидание, волнение, непредсказуемость поведения жертвы.
– Ты тоже свободен в своих желаниях.
– И ты знаешь, чего я хочу?
– Возможно.
– А возможность их исполнения?..
– Совсем недавно я бы сказала "никогда", сейчас – не знаю.
– Почему?
– Ты слишком много хочешь от эорпаты. Я шла сюда сказать: как ты посмел сюда явиться? Убирайся! А теперь сделала, – она усмехнулась, – то, что сделала. Не знаю, почему и зачем?
Авдан осторожно погладил её волосы, и амазонка невольно собралась в комок.
– Я не обижу, – тихо сказал он.
– Я и не позволю, – не отводя взгляда, ответила она.
– Я – не юноша, но поверь: так у меня впервые. Я просто отвечу тебе, – он не сводил мягкого взгляда. И Оалхазур сдалась.
Приподнявшись, Авдан осторожно поцеловал её.

Зерин пришлось дойти до самого берега реки, чтобы найти Сааремата. Сколот сидел спиной, но сразу услышал шаги и оглянулся. Амазонка и не таилась, она летела в коротком развевающемся платье, подпоясанная перевязью для короткого меча, а охапка чёрных волос подскакивала в такт бегу, как грива. Сааремат, замирая в восхищении,смотрел на неё. Зерин переполняли смешанные чувства возмущения, отчаяния, боли. Сколот побежал ей навстречу, уже на расстоянии он понял, что с ней творится, и сделал то, что совсем не собирался, а Зерин не ожидала. Сааремат с разбегу сгрёб амазонку в объятия, такие крепкие, что она не могла высвободиться – и сказать тоже ничего не успела.
– Я знаю, что ты сейчас хочешь сказать, Зерин! Я предатель и подлец!
Зерин бешено рванулась, пытаясь укусить его за плечо. Сааремат отклонялся, не выпуская её.
– Я нарушил обещание и подвёл тебя.
Девушка рычала, вырывалась и, как могла, старалась ударить ногами. Она попыталась перебросить его, и они, наконец, упали вместе. Сааремат, оберегая, извернувшись, подставил себя, чтобы не задавить Зерин своим телом. Падение привело её в чувство, и сопротивление немного ослабло.
– Я всё знаю, твоя обида, гнев справедливы. Но я люблю тебя! Я не знаю покоя, засыпаю – и ты мне снишься, просыпаюсь – и думаю о тебе, я, как больной, всматриваюсь в степь и жду, что ты появишься на горизонте. Понимаю, что это глупо и мне не дождаться тебя, но всё равно всматриваюсь в даль. Я извёлся совсем. Мне нет оправдания, однако же и жить я так больше не могу. Не могу! Я ухватился за хитрость толкования клятвы, как сорвавшийся с обрыва хватается за былинку. Может, сам и не решился бы прийти, но остальные так же, как и я, будто в самое сердце ранены вашими стрелами. Я говорил со всеми, никто не желает вам зла. Не вырывайся, я не хочу причинить вред жизни, поселившейся в тебе. Сейчас я тебя отпущу, и ты решишь мою судьбу, без тебя мне нет жизни.
Сааремат разжал объятия. Зерин, мгновенно откатившись, вскочила на ноги и, выхватив меч, ринулась на Сааремата.
Он сидел на коленях, опустив голову. Остриё меча упёрлось ему в грудь. Амазонка медлила, спокойная покорность сколота остудила её гнев, она не ощущала в нём врага. Сааремат поднял голову и, взяв меч за лезвие, приставил к своему горлу возле артерии.
– Так будет наверняка, сделай это быстро.
У Зерин ослабли ноги, она отвела меч и бессильно опустилась на землю.
– Ты победил... – голос срывался, она боролась с отчаяньем, грозящим пролиться слезами. В горле стоял колючий комок. – Я никогда не смогу этого сделать, хоть ты и заслужил смерть!
– За что, Зерин? В чём моя вина? В том, что, влюбившись без памяти, потерял ум и покой?
– Ты и вправду потерял ум или притворяешься, что не понимаешь! Ты решил погубить нас!
– Каким образом? – возмутился Сааремат. – Мы пришли...
– Вы пришли, – перебила Зерин, – чтобы изменить наши обычаи! Ты, Фидар, Гурд, Цара пришли вскрыть ещё не зажившие раны, кто-то пришёл за сыновьями. Всё бы ничего и вроде оправдать можно, но зачем пришли сюда остальныё? Что им нужно? Они не были у нас в плену! Зачем ты их привёл? Вы пришли уничтожить нас!
– Неправда, Зерин! – с жаром возразил сколот. – Мы всего лишь хотим любить и быть любимыми! Посмотри на тех, кого я привёл, большинство - юноши, которые не питают к вам ненависти, неприязни. Их захватил рассказ о воинственных красавицах, и всё, что они хотят, это попытаться покорить ваши сердца. Каждому племени нужна свежая кровь, тогда рождаются сильные дети. Все племена в степи имеют врагов, друзей, союзников. Мы предлагаем вам союз. За вами выбор: будет он любовный или военный, - но наша кровь уже смешана. Можно не признавать это, однако мы не чужие.
– Сааремат, наш обычай – жить без мужчин. Вы нарушаете его своим соседством. Нам нужно быть сильными, умелыми в боевом искусстве. Амазонка доказывает своё право продлить род, в бою захватив пленника. Вы предлагаете себя без боя – выбирайте! Мы приносим пленных и новорожденных в жертву, что так возмущает вас. Но вы, сколоты и другие племена, разве не приносите людей в жертву? Сколько рабов и жён засыпано в ваших курганах? Не приносят ли племена севера красавиц в жертву своему Богу воды? Не торгуют ли племена востока своими дочерьми как рабынями, не приносят их в жертву в храмах? Разница в том, что мы делаем это с мужчинами, в других племенах жизнь мужчины ценится выше женской. За это вы раздражённо зовёте нас эорпатами, эллины, держащие своих дочерей и жён как невольниц, зовут нас амазонками, придумывая о нас ужасающие несуразности. Смешно, но мы сами в общении с вами так называем себя, забывая, что мы женщины-воины, айризид. Если исчезнут наши обычаи, исчезнет и племя, – и ты считаешь, что вы не пришли нас уничтожить? – Сааремат молчал, опустив голову. – Ты сказал: выбор за нами. Что могут выбрать Уарзет и Изер? Их сердца ещё не успели залечить раны любви. Их подруги, любопытства ради, идут в ловушку и попадают в сети любви. Да, мы не чудовища, и наши сердца откликаются на ваши нежные слова и ласки. Что дальше? Вы отдали право решения Старейшим Матерям. Пока они думают, девчонки сводят дружбу с твоими соплеменниками, уверена – последние не растеряются. Хорошо придумано!
– Поэтому ты и рассердилась на меня?
– Ты считаешь, это не причина?
– Что ж, признаю, твой гнев справедлив, я не думал об этом так, как ты рассказала, – он помолчал, словно сомневаясь. – И всё же, скажи, только в этом причина? Или то, что было между нами, исчезло?
– Сааремат! Ты разрываешь меня на части! – голос Зерин дрогнул, и глаза наполнились слезами. Сааремат осторожно и нежно обнял её. – Не надо, у меня нет сил бороться с тобой!
– Со мной или с собой? – тихо шепнул ей на ухо юноша, привлекая её ещё ближе к себе. – Загляни в себя, Зерин, и ответь себе. У тебя нет сил или желания оттолкнуть меня? – Амазонка молчала, а он ещё крепче обнимал её, зарываясь в пушистую копну волнистых чёрных волос, целуя и вдыхая её аромат. Зерин снова ощутила блаженство объятий крепких рук, сильное тело, нежное прикосновение губ и приятное щекотание бороды. Она не смогла не ответить поцелуем, а руки уже сами обнимали и ласкали его, единственного на всем свете.
– Я же сказала, ты победил, Сааремат.
– Нет, это ты победила, айризид. Я навечно твой пленник. Ты освободила моё тело, а душа осталась с тобой. Скажи о своём желании.
– Больше всего мне хочется оставить тебя навсегда в моём шатре.
– Ни одна женщина не сравнится с тобой и не переступит порог моей кибитки женой.
– Мы вместе могли бы охотиться.
– И перегонять наши стада и табуны.
– Мы пошли бы на юг, я показал бы тебе беспредельное, как степь, море. Оно пугает своим рокотом волн, но оно прекрасно!
– Я была там. Мы вместе вошли бы в пену его волн, они сильны и неуправляемы, как табун необузданных диких коней. А долгими зимними вечерами можно сидеть у очага, слушая рассказы о дальних странах, и петь песни.
– Я целовал бы твои губы и плечи, дарил бы тебе любовь и нежность.
– Твои прикосновения так приятны, я тоже хочу ласкать твоё прекрасное, сильное тело, дарить тебе нежность.
– Я бы хотел, чтобы у нас были дети, похожие на тебя.
– Согласна, – улыбнулась Зерин. – Только ты один будешь их отцом, и пусть у моих дочерей будут твои глаза, я так люблю смотреть в них.
– А если родится сын? – тихо спросил сколот.
– Я буду любить его так же, как дочерей, – не задумываясь, ответила девушка.
– Зерин, если это случится зимой, а наша судьба ещё не определена? – замирая душой, спросил юноша.
– Я давно решила не отдавать его жрице. Не знаю, как и что будет, но я приложу все силы.
Сааремат, обхватив ладонями голову Зерин, посмотрел ей в глаза.
– Я восхищаюсь тобой, моя отважная, милая и родная айризид. Клянусь Богами, твоей решительности и смелости может позавидовать любой мужчина! – он нежно и крепко поцеловал её.
– Это твоя любовь творит чудеса. В твоих объятиях так спокойно, когда ты рядом, я ничего не боюсь и всё знаю. Кажется, что всё делаю правильно и будет всё хорошо.
– Зерин, если наши желания совпадают, почему мы не можем жить вместе?
– Оставь, Сааремат, мы не одни в этом мире.
– Ты права, разве не этого хотят Уарзет с Фидаром, Изер с Гурдом и остальные? Представь, сколько людей любят, страдают и хотят одного и того же, но боятся сказать всем. Сейчас меня не было бы на свете, если бы не твоя смелость у жертвенника. Кто-то должен сказать первый: мы хотим быть счастливыми – и сами решим свою судьбу.
– А остальные? Разве они не дороги? Как бросить матерей, сестёр? Предать их любовь?
– Если тебя действительно любят, то поймут, не осудят или простят. Суждения и обычаи меняют люди.
– А боги? Предки?
– Они требуют уважения, памяти, а не того, чтобы мы были несчастными. Ты боишься, что мы хотим вас уничтожить, а может, мы даём вам новую жизнь? Старое, уходя, даёт место новому. Эти деревья сбросят листья зимой, но весна возродит их к жизни. Проснутся новые почки, рождая молодые побеги. Пройдёт несколько лет, и дерево изменит свой вид, но это будет то же дерево, ещё более могучее. Нам не будет легко, одни Боги знают, что нас ждёт. А сейчас мы любим друг друга, и давайте хотя бы не отказываться от счастья, предложенного судьбой. Не гоните нас. Мы выразили уважение, обращаясь к вашим Старейшим Матерям и Жрице, как дань и условность признания обычаев. Решать должны вы, молодые: как вы хотите жить дальше? Никогда дети не жили, как их родители, что-то меняется обязательно. Мы тоже, решившись прийти к вам, испытали непонимание, насмешки, укоры старших. Но мы ушли, решив, что именно в этом наше счастье.
– Сааремат, что ты хочешь? Я не Старшая, не Жрица.
– Знаю. Я хочу любить тебя и быть любимым тобой. Я хочу растить наших детей и увидеть внуков. Ради этого я готов на всё. Если ты хочешь того же, давай жить вместе. Все, кто желает того же, присоединятся к нам.
– Очень трудный выбор. Мы не сможем так быстро решиться.
– Мы знаем и готовы ждать. Только не гоните нас.
– Я хочу поцеловать тебя, – Зерин потянувшись к Сааремату, обвила его шею руками. – Я так скучала.
Сколот склонился, обволакивая её нежностью своих объятий.

XVI
Зима не была суровой, но не радовала своим холодным дыханием, длинными ночами и серым небом. Она то проливалась дождём, и замерзающие ночью лужи покрывали землю коркой льда, то крутила метелями, засыпая снегом и пронизывая ледяными ветрами. Станы сколотов и амазонок сблизились, зима для всех была необычной. У амазонок родились дети, и новоявленные отцы протоптали тропы, бегая к своим женщинам. Не всё прошло спокойно, много волнений пришлось пережить всем в обоих станах. Началось с того, что, когда подошли сроки, Старшие и Жрица, как всегда, хотели собрать всех в один шатёр, чтобы взять рождение детей под контроль. Тут и наступил решающий момент. Зерин собрала всех и заявила:
– Старейшие Матери, и вы, мои подруги, я не пойду в шатёр Жрицы, у меня есть свой, в нём и родится мой ребёнок. Скажу сразу честно: если это будет мальчик, я не дам убить его.
– Зерин! – сказала Жрица. – Ты знаешь, у нас рождаются только девочки.
– Ты хотела сказать, остаются живыми девочки? – вызывающе спросила Зерин.
– Пусть так, но это угодно Богине!
– Я почитаю Великую Богиню-Мать и не пойду против её воли! – громко, чтобы все слышали, сказала возмутительница покоя. – Она достаточно всемогуща, чтобы проявить свою силу и в моём шатре! Если родившийся мальчик не умрёт сразу после рождения, значит, такова воля Богини, чтобы он жил. Он будет жить, и клянусь, я сумею постоять за его жизнь! Каждого, кто попробует убить, буду считать нарушителем воли Богини. Мой шатёр станет пристанищем для каждой, принявшей такое же решение.
– Мужчинам нет места среди нас! – сказала Сар. – Дети растут.
– Что ж, придётся искать другое место!
– Ты решила соединиться с этими? – возмущённая Сар указала на стан сколотов.
– К сожалению, я ничего не решила, это право у вас, Совет Старших Матерей! Я не знаю, что будет, потому как не ведаю, что решите вы! Я могу сказать о себе: если моему сыну здесь нет места, его нет и для меня! Мы уйдём искать приют в степь, и уверена: Богиня приведёт нас туда, где мы получим защиту. Я всё сказала!
Зерин правильно рассчитала. К вечеру к ней начали собираться ждущие детей амазонки. Они пришли со своими одеялами, одеждой, и в шатре стало тесно, но от шуток, смеха было весело и уютно. Устроившись на ночлег, они обсуждали предстоящие события, и всё им представлялось в радужном свете. Вдруг самая юная из них, Изер, неожиданно высказала опасение:
– Зерин, а если не будет ни Старших Матерей, ни Жрицы, кто нам поможет?
– Среди нас нет старших, но матери есть, не бойся, Изер, поможем друг другу. Не всем же одновременно придёт пора рожать.
– А я думала, мы вместе... – её заглушил дружный хохот.
– Конечно, вместе! Девчонки, главное, слушайте мою команду! – перекричала смех Оалхазур. – Как скажу: "Начали!" – не зевайте!
– Да! Смотрите, не отставайте, а то не догоните! – умирала со смеху Цара.
– Опоздавших вообще ждать не будем! – выкрикнула Уарзет.
Среди всеобщего веселья никто не заметил, как вошла Фат, остановившись, она молча наблюдала. Заговорила, когда шум немного поутих:
– Если вы доверитесь мне, то помогу.
Все оглянулись на голос, на пороге стояла Фат.
Ей дали дорогу и место у очага. Женщина, сняв одежду, села и обвела всех взглядом.
– Что скажете?
Все украдкой или в открытую посматривали на Зерин. Проследив взгляды, Фат повернулась к ней тоже. Наступила настороженная тишина.
– Вижу, ты тут самая главная? Все взоры полны надежды на тебя!
– Насмехаешься? – Зерин исподлобья наблюдала за ней. – А мне не до шуток.
– Понимаю, иначе не пришла бы.
– Ты пришла как Старшая Мать или как Фат?
Амазонка задумчиво усмехнулась:
– Это – трудный вопрос, Зерин. Сказав правду, я не получу твоего доверия, а солгав, потеряю его. Решай, – они смотрели друг другу в глаза.
– Чем ты можешь поклясться, что не принесёшь нам зла? – вмешалась Цара.
– Ты можешь поклясться именем Богини? – спросила Оалхазур.
Фат, обведя всех взглядом, торжественно сказала:
– Клянусь именем Великой Богини-Матери и Воительницы! Я принесла в своём сердце любовь и искреннее стремление помочь. Пусть меня постигнет гнев Богини, если я нарушу свои слова.
Амазонок вполне удовлетворила и успокоила клятва, и они начали укладываться спать. Только Зерин, присев напротив, у очага, неотрывно смотрела ей в глаза. Фат усмехнулась и тихо спросила:
– Тебя не устраивает моя клятва?
– Слишком много толкований клятв в последнее время. Я не могу рисковать.
– Ты решила идти до конца?
– Чего бы мне это ни стоило.
– Что ж, я тебе верю, девочка.
– Поможешь?
– Зачем я здесь?
– А Совет Старейших?
– Не я – так другая.
– Поклянись, что сохранишь жизнь сыновей.
– Я уже поклялась.
Зерин пересела ближе и приблизилась к самому уху старшей амазонки.
– Поклянись его памятью, ты знаешь кого.
Фат опустила глаза, и Зерин показалось – в них блеснули слёзы, но когда старшая амазонка подняла веки, взгляд был спокойный и решительный. Приблизившись, Фат так же тихо ответила:
– Клянусь, Зерин, своей любовью, памятью Баира, я на твоей стороне.
Амазонки обнялись.
Во второй половине зимы, один за другим, начали рождаться дети. Фат, помогая, сутками не покидала шатёр. Приходила и Сар, собрав амазонок постарше, бывала и Жрица, пытаясь увещевать отступниц. Предупреждённые Фат, мятежницы были готовы. Зерин заранее встретилась с молодыми амазонками, чьи сердца дрогнули перед юными сколотами и без лишних слов попросила помощи и защиты, пока они сами беспомощны. Когда Сар привела решительно настроенных старших амазонок, Зерин с подругами заявила:
– Прежде чем вы заберёте наших детей, вы убьёте нас.
– Нет, прежде нас! – вмешалась Нар.
Вокруг шатра Зерин встала охрана из молодых амазонок.
Мальчиков родилось немного. Сколоты, чтобы не вызывать недовольства старших, пробирались под покровом ночи - и, по молчаливому сговору, охрана их пропускала. Амазонки ждали мужчин, и даже те, кто не испытывал нежных чувств к своим бывшим пленникам, глядя на влюблённые пары, смягчались и благосклонно позволяли увидеть ребёнка. Ожидая этих встреч, даже родившие девочек не покидали шатёр, в котором становилось всё меньше места. Теснота и шум добавлялись с каждым родившимся, стоило одному малышу захныкать, как заводилась вся орава.

У Зерин родилась девочка, она ревниво следила, как Сааремат неумело, с осторожной нежностью играет с дочкой. Её раздирали сомнения, и она донимала его провокационными вопросами. Сааремат догадался, в чём дело, и в очередной раз, когда в общем гаме малышка заснула у него на руках, сказал:
– Зерин, ты сомневаешься, буду ли я любить мою дочурку? Посмотри, она каждый раз успокаивается и засыпает на моих руках. Я могу обмануть тебя, сказав что угодно, ты можешь сомневаться в правде или поверить в ложь, но ребёнка не обманешь. Она знает, что попала в любящие руки.
– А у меня она почему плачет? По-твоему, я не люблю? – ревниво прищурилась Зерин.
– Любишь, конечно, но много о других думаешь, злишься, защищаешься. Моя мать говорила, что я плакал, не спал, если она кормила меня грудью, а тяжёлые мысли владели ею.
– Ты прав, я извелась от мыслей, что дальше будет.
– Не бойся. Мы будем вас защищать. Если надо, возьмемся за оружие.
– Именно этого я больше всего боюсь, Сааремат. Это будет конец всем нашим надеждам. Заклинаю тебя жизнью нашей дочери: что бы ни случилось, не обнажайте мечи! Даже если это сделаем мы, не помогайте. Только если на вас нападут, и придётся защищать свою жизнь.


У Оалхазур родился сын. Только через несколько дней она согласилась увидеться с Авданом. Сколот прошёл в дальний угол шатра, где было немного прохладнее, чем у очага, но свободнее и уютно. Там устроилась Оалхазур с новорожденным. Сколот приветствовал амазонку, и та, ответив, кивком пригласила его сесть. Раскрыв одеяло, в котором лежал малыш, она показала его отцу.
– Можно, я его возьму?
– Твоя одежда холодная.
Сколот торопливо сбросил верхнюю одежду с нашитыми на ней полосками меха. Потом он принялся усиленно дышать на руки, растирая их и согревая, пряча в подмышки. Оалхазур с интересом и удивлением наблюдала за его суетой. Когда Авдан смущённо глянул на неё, амазонка молча протянула ребёнка. То, что она увидела в глазах мужчины, окончательно поразило её. Восхищение, умиление и детский восторг одновременно играли на его лице, смягчая суровую маску воина.
– Черноволосый, как ты, – улыбаясь, сказал Авдан, осторожно гладя головку с чёрным пушком первых волос.
Малыш крутнул головкой, сморщил носик и зевнул. Авдан расплылся в улыбке и поцеловал маленький лобик. Оалхазур, не выдержав, улыбнулась.
– Поверить не могу! – прошептал сколот. – Это – мой сын. Понимаешь, Оалхазур, мой. Я поверить не могу!
Он осторожно прижал к себе маленький комочек, но тот сразу захныкал. Авдан начал качать его, шепча всякие нежности, уверяя, что всё будет хорошо. Оалхазур было забавно и странно видеть сколота-воина в такой роли. Уютно устроившись, полулёжа, она, не мешая, наблюдала за широкоплечим мускулистым мужчиной, агукающим с капризным свёртком. Шрам, конечно, мог испугать при первом взгляде, но глаза, тёмные, особенно сейчас, в полутьме шатра, выдавали загнанную глубоко во внутрь доброту души. Изуродованная половина лица не делала его красавцем, но, без сомнения, могла вызвать симпатию не одной женщины.
" Зря он так, – подумалось амазонке, – просто он сам себя боится. Найдётся женщина, способная оценить его".
Между тем малыш разошёлся не на шутку, не принимая отцовских уговоров. Оалхазур забрала крикуна к своей груди; занявшись важным делом, и он сразу затих. Авдан умильно смотрел на сопящего сосунка, потом спросил:
– Оалхазур, ты отдашь его мне?
– И что ты с ним будешь делать? Он умрёт у тебя от голода.
– Я привёл козу. А что будет у тебя с ним, эорпата? Ты не убьёшь его? – он тревожно смотрел ей в глаза.
– Ну, я же не сделала этого. Твой сын не козленок, думаю, моё молоко ему больше подходит.
– Это так, но что будет потом? – он не отводил напряжённого взгляда. – Мы надеемся на лучшее, но не все нам тут рады. Что угодно может случиться в любой момент. Что будет потом, чего нам ждать?
– Авдан, давай не будем спешить, – улыбнулась амазонка. – Я тоже не знаю, что будет дальше, но сейчас я не отдам тебе сына. Я выкормлю его, а там будет видно. Знаю, это не то, на что ты надеялся. Если сможешь, утешься тем, что наш сын жив, и ты можешь каждый день видеть его.
– Ты позволяешь? – восторг невольно отразился на его лице.
– Да, что уж там. В нашем шатре мужчины словно караул несут, один вышел – два зашло. Почему же тебе нельзя? А сейчас уходи, он будет спать.
Воодушевлённый сколот ушёл.


Позже всех родила Цара, и это событие взбудоражило оба лагеря. У Цары родились близнецы, мальчик и девочка. Пришли Старейшие Матери и Жрица, по очереди перебывали все. Судьба словно смеялась или примиряла обоих родителей, разрешая спор, кто родится первым. Вспоминали и пророчество, передававшееся в обеих семьях: родившиеся близнецы должны принести что-то хорошее, но те ли это близнецы и что хорошее с ними связано, оставалось гадать. Чудеса продолжались, эти двое мелких не желали жить поодиночке. Цара-отец пытался взять сына, но он тут же начинал хныкать, за ним заводилась сестра, капризы обоих переходили в дикий рёв.
– Возьми обоих! - предложила Зерин. – Сестра не хочет отпускать брата.
Цара взял обоих и, на удивление всем, малыши затихли. Все, кто был в шатре, рассмеялись. Но и это было ещё не всё: сын молчал на руках у матери, а дочь мирно спала в объятиях отца, а стоило родителям поменять младенцев, начинался истеричный плач.
– Попались вы, Цары, попались! – смеялись все вокруг. – Или вам вместе их ублажать, или сколот девчонку повезёт, а мальчишку амазонкой мать растить будет!

Сын родился у Изер. Гурд был готов поселиться рядом с ней. Забравшись в дальний угол, они целыми днями просиживали вместе, тешась с малышом, привлекая умильные взгляды.

Печальна была вторая жрица Ехсар. Никто не мог понять причину её грусти. Родилась крепенькая, смуглая дочурка – только радуйся. Рождались домыслы, что она скучает по пленнику, которого не было среди сколотов. Только Зерин и Уарзет знали истинную причину переживаний молодой жрицы.

Время шло, и как ни хороши были встречи со сколотами, пора было покинуть гостеприимный шатёр Зерин, необходимость решений назревала. Одна за другой молодые матери возвращались в свои шатры. Первыми ушли родившие девочек, их дети были желанны в племени, и со сколотами они могли встречаться. Сложней приходилось родившим сыновей, они не были уверены, примут ли их родные и будут ли в безопасности их сыновья.

Первая, решившись, ушла Оалхазур. Она была молода, хоть и не юная. Родив очень рано, она имела почти взрослую дочь, которая спокойно восприняла новость о появлении в шатре брата. У Оалхазур возникли подозрения, и она легко выследила девчонку, застав её на свидании с юным сколотом. Оба смутились, но клялись в небесной любви. Попугав и разогнав влюблённых, мать с дочерью наедине довольно тихо и легко нашла общий язык. Оалхазур восхитило не по возрасту мудрое решение дочери.
– Убив врага в бою, я докажу право родить амазонку, однако я не буду брать пленника. В свой шатёр я введу только моего любимого.
– И он согласен ждать?
– А что ему остаётся делать? Я так решила.
– А как же решение Старших Матерей? Ещё не дано согласие на объединение со сколотами.
– Не знаю! – дёрнула плечом девчонка. – Пусть поторопятся, иначе весной всё решится без них!
– Что ты хочешь сказать?
– Мы объединимся без их решения.
– И много вас?
– Достаточно, чтобы вместе со сколотами иметь боеспособный отряд.
– А если не все вас поддержат, если вас окажется меньше? Не так просто пойти против обычаев.
– Что ж, право Старших устанавливать и беречь законы, устраивающие большинство. Но это не значит, что меньшинство обязательно подчинится им. Станем изгнанницами.
– Ты уверена, что с такой же лёгкостью, как говоришь, сможешь отказаться от обычаев, бросить подруг и меня?
– Все подруги со мной, – ни на миг не задумалась девушка. – Обычаи? Мы живём так же, как сколоты. Отличие, во-первых, в том, что мы сильные и свободные, не чета их женщинам. Этим мы не поступимся, никто не заберет мою волю. Во-вторых, мы эорпаты, потому что убиваем мужчин, которые дают нам детей. Я не хочу убивать, потому что он нравится мне, и я легко откажусь от обычая, чтобы сохранить ему жизнь.
– Очень трудно отказаться от того, чем жили твои предки.
– Но ты же смогла? Когда вы стояли там, у жертвенника, у меня спина холодела от страха за вас: что будет?! А сердце выпрыгивало из груди от восхищения и гордости, ведь среди мятежников была и моя мать! Те, кого вы спасали, были безразличны мне, но твоя смелость восхищала. А теперь, когда я встретила свою любовь, я поняла, что спасала Зерин, защищала Цара, – и всех вас. Я точно знаю, чего хочу, только один мой любимый мужчина будет отцом всех моих детей, и я не дам убить его.
– А как же жертва Богине? Что скажет Жрица?
– Мне всё равно, что скажет Жрица. Богине я посвящу каждого убитого мной врага, – она обняла мать. – А тебя я не думала бросать. Разве ты не поддержишь нас и не уйдёшь с нами? Конечно, ты можешь отдать сына отцу, но хочешь ли ты этого? Я видела твоего бывшего пленника, говорила с ним.
– Когда ты успела?
– У сколотов. Всё время о тебе расспрашивал. Он, конечно, не юный красавец, но он не злой, я чувствую это. Мне кажется, он не против остаться с тобой.
– Не выдумывай. Мы не говорили об этом, – почему-то смутилась Оалхазур.
– Проверь сама, – хитро засмеялась девчонка.

Одна из первых покинула временное пристанище Астхик, унося новорожденную амазонку. Ещё не войдя в шатёр, она услышала смех своей старшей дочки и подумала, что та с подружками развлекается. Каким же было её изумление, когда, переступив порог, она увидела в шатре Саухала. Сколот вместе с девчонкой сидел у очага и, что-то рассказывая, забавно жестикулировал и выпучивал глаза. Маленькая амазонка заливалась смехом. Удивление перевесило возмущение, поэтому вопросы:
– Что ты тут делаешь? Кто тебя звал? Как ты посмел сюда зайти? – прозвучали недостаточно грозно.
Дочка бросилась с радостным криком, обнимая мать. Астхик прошла к очагу, положила ребёнка. Из котелка над огнём шёл приятный запах.
– Мы тебя давно ждём! – щебетала девчонка. – Уарзет сказала, что ты сегодня придёшь, мы всё приготовили!
– Мы? – переспросила Астхик, впиваясь взглядом в сколота.
– Да! С ним вдвоём! – тыкнула в сколота пальцем девчонка. – Мама, можно...
– Он не обижал тебя? – снова перебила Астхик.
– Он? – девочка удивленно глянула на сколота. – Нет! Мама, ты же знаешь, я не позволю себя обидеть. Можно посмотреть на сестрёнку?
– Подожди! Ответь мне, зачем...
И тут Саухал, не выдержав, заговорил:
– Подожди, женщина! Хоть немного послушай свою дочку! Она третий раз на сестру взглянуть просит. Посмотри вокруг, попробуй похлёбку, которую она тебе сварила, уложи малышку в колыбель – и ты поймёшь, что всё хорошо.
Астхик от возмущения потеряла дар речи. Дочка, счастливо улыбаясь, протянула ей чашу с похлёбкой, и амазонке ничего не осталось, как приняться за еду. Маленькая хозяйка притащила деревянную колыбельку и сама уложила сестрёнку, тихонько хихикая от восторга. Астхик быстро окинув взглядом шатёр, поняла, что порядок, как и при ней, сохранился. Пока она ела, дочка без умолку тарахтела о детских новостях, и как она хорошо управлялась, и кто ей помогал. Выпалив всё, обняв мать, взглянув на сестренку, она убежала похвастаться подружкам. Взрослые остались одни. Астхик решила сдерживать гнев.
– Ну, Саухал, что теперь скажешь? Зачем пришёл? Узнал, кого родила твоя невестка?
Саухал расплылся в улыбке, показывая на редкость белые, ровные зубы.
– Внука! Внука родила моя красавица! И, знаешь, женщина, как назвали? В честь пропавшего деда, Саухалом! А тут дед-то и вернулся! Имя оставили, праздник был, все дети собрались, - неожиданно он взял амазонку за руку. Глаза его из весёлых стали какими-то мягкими, добрыми и сияющими. – Случая раньше сказать не было. Спасибо тебе, Астхик, я благодарен за это больше, чем за спасённую жизнь, – его голос дрогнул. Гнев амазонки утих, ей стало спокойно и уютно. Саухал овладел голосом. – К тебе я пришёл увидеть ребёнка, прости, не смог себя удержать.
– Что ж, порадовать мне тебя нечем, дочка у меня родилась, – миролюбиво ответила Астхик.
– Женщина! – улыбаясь, воскликнул сколот. – Ты, видно, не понимаешь?! Ты даже не можешь представить, какая у меня радость. У меня была одна дочурка, а теперь две! У меня сердце поёт от радости! Позволь посмотреть на неё!
Не выдержав такого напора, амазонка согласилась. Саухал пересел к колыбельке и весь засиял, когда Астхик приоткрыла одеяло.
– Красавица будет! – заявил он – На тебя похожа! А вот волосики мои, с рыжинкой! – малышка зевнула. – Радость моя! – умилился сколот.
– Ты не забыл, что она будущая амазонка? – с неожиданной ревностью спросила Астхик. – Она – моя радость!
– Конечно, твоя! Кто спорит, женщина? Не бойся и не жадничай, я же не забираю, прошу малости: иногда видеть её. Как ни крути, но я ведь отец.
– Что это значит: отец, видеть? – Астхик прикрыла одеяло. – Я думаю, ты получил всё, что хотел, и отправишься домой. Говори, что ты задумал?! К дочери моей зачем подбирался?!
– Не шуми, женщина, ребёнка испугаешь!
– Я сейчас тебя испугаю, мужчина! Говори или....
– Ладно, ладно! Не надо "или", – Саухал поднял руки: – Сдаюсь! Слушай. Я, правда, пришёл узнать, кого ты родишь. Если мальчика – попросить забрать, если девочка – хотя бы посмотреть. Мои дети все взрослые и живут своими кибитками. Мне в каждой рады, и я их люблю. Но судьба мне подарок преподнесла – ещё одного ребёнка. Наши парни одни к любимым шли, другие любовь искать. Будь я моложе, не упустил бы тебя. Ты, ещё тогда, мне не только руки скрутила, ты сердце моё в ловушку поймала. Хотел бы, как наши парни, позвать тебя в кибитку растить дочерей вместе, а язык деревенеет. Ты, хоть и не юная девушка, а я не старик, но всё же старше тебя буду. А к дочке твоей не подбирался я. Давно её приметил, ещё с осени. Когда ты к Зерин в шатёр ушла, грустно ей было. Один раз у реки встретил. Холодно, она сидит и плачет. Не потому, что обидел кто-то, просто по тебе скучала. Твои подруги её не оставляли вниманием и заботой, но в шатре она осталась одна, не пошла к подружкам, вот и загрустила. Боевая она у тебя, но детёныш ещё.
– Как же тебя не заметили соседки?
– Ну, женщина, тут ничего удивительного, когда за дело берутся двое. Я хотел немного отвлечь ребёнка от грустных мыслей и знал, как это сделать, у меня таких четверо внуков. Для неё я – игрушка-зверушка из леса, спрятанная, пока старшие не заметили. Вот и скоротали время, тебя дожидаясь.
– Что ж, зверушке за дочку спасибо, – усмехнулась амазонка. – Только... что дальше? По твоим словам, чудится мне, не оставишь ты нас в покое.
– Не сердись, женщина, наши парни решительно настроены, и, скажу по секрету, уверенность укрепляют ваши девчонки. Пока их не прогонят, буду с ними: старше я, где делом, где советом помогу. Что мне дома в дедах сидеть? Объединятся наши племена или рядом жить будут? Не знаю. Молодёжи решать, а ты знай: если трудно будет – и тебе, и детям твоим помогу. Прошу одно, позволь видеть дочурку. Если откажешь, я издали за ней наблюдать буду. Не спеши прогнать, подумай, я не прошу много.
– Ты думаешь, объединение действительно возможно?
– Почему нет? Будь я моложе или ты старше...
– Перестань, мужчина! – передразнила его амазонка. – Ты, хоть и дед, но далеко не стар, не об этом речь. Разные мы.
– Что тебе сказать, женщина? – усмехнулся сколот. – Никакие слова не смогут убедить неверящего или разрушить веру жаждущего. Одно скажу, Астхик: если попробуешь в одной кибитке со мной жить, видят боги, не уйдёшь, – Саухал поднялся.
Амазонка сидела молча, удивительно и странно было слышать своё имя от сколота. Повернувшись у выхода, он ещё раз сказал:
– Не спеши, Астхик.

Если у Изер с Гурдом между собой было полное взаимопонимание, то с родными возникли сложности. Родственники наотрез отказывались принять молодую мать с сыном в семью. Зерин предложила остаться у неё. Но влюблённые решили по-своему. Гурд позвал Изер в свою кибитку, она согласилась. Это потрясло даже влюблённых. Вмешалась Фат. Собрав Совет и пригласив на него мать Изер, она сказала, что возьмет к себе в шатёр под защиту Изер с сыном. Неожиданно Совет принял сторону Фат: раз уж так случилось, нельзя самим выгонять амазонку. Мать и тетка сдались. Изер вернулась домой.
Шатёр Зерин опустел.
(Окончание следует)