ЕЛЕНА МАТВЕЕВА

ПОСЛЕДНИЕ ИЗ АЙРИЗИД 
(Продолжение. Главы IX – X)

IX
Выйдя из шатра, Зерин осмотрелась. Стемнело. Охрана развела костёр - ночи были ещё холодные. С площади селения долетал смех: не спалось молодёжи. Фат стояла в стороне, выделяясь тёмной фигурой на фоне звёздного неба. Настроившись решительно выяснить отношения, девушка быстро подошла к ней.
- Фат! - старшая амазонка поспешно отвернулась. Зерин догадалась: - Ты плачешь? - она обняла женщину. - Прости меня, милая, хорошая моя, я не стою твоих слёз!
- Перестань, ты ни при чём, - амазонка вытерла глаза.
- На Сааремата тоже не держи обиды. Он сдержал слово, напал на меня, и всё бы сложилось, но я подслушала ваш сговор. Да, да, - кивнула она на изумлённый взгляд Фат, - я подслушала весь ваш разговор. Хотела поговорить с тобой, задержалась за пологом, ожидая тебя, а когда услышала, уже не могла уйти. Потом, незаметно вернувшись, спряталась. Прости, Фат, но я очень обиделась.
- Я хотела как лучше.
- Вот и Сааремат говорит так же, защищая тебя. Мириться послал.
- Сааремат... - усмехнулась Фат, - ты уже зовёшь его по имени.
- Что в этом плохого?
- Он перестал быть для тебя просто пленным. Раб не случайно не имеет имени. Когда ты коню даёшь имя, он уже выделяется тобой из табуна.
- Да, ты права, но так случилось.
- Случилось, - вздохнула амазонка. - Иди ко мне, моя девочка. - Фат обняла Зерин, и та прижалась к ней, они сели на землю.
- Фат, почему со мной это случилось? Чем я хуже других? Может, Богиня-Мать гневается на меня?
- Не хуже, милая моя, ничем ты не хуже. - Фат, обнимая, успокаивающе гладила и прижимала девушку к себе. - И не придумывай, нет никакого гнева.
- Зачем ты Сааремату говорила эти страшные вещи?
- Я правду сказала: не хочу, чтобы тебе потом было больно.
- А думать, что ты обманулась, что тебя предали, не больно?
- Больно, но всё равно легче.
- Откуда тебе знать?
- Знаю, - опустила голову женщина. - Не одна ты в ловушку попала, - едва слышно произнесла она.
- Расскажи, Фат, облегчи душу, от меня никто ничего не узнает.
- Что ж, ты первая, кому я откроюсь. Может, чем-то и помогу тебе. У меня было несколько пленников, но того, у которого я взяла мою дочурку, моего Байира, никогда не забуду.
- Он был сколот?
- Нет. Мы тогда были далеко отсюда, там, где встаёт солнце. Он не был похож ни на нас, ни на сколотов. С первого взгляда моё сердце сдавило что-то незнакомое, тревожное и нежное. Его взгляд ласкал и пеленал, я тонула в его чёрных, миндалевидных глазах. Его язык был незнакомым, и мы общались взглядами, жестами, прикосновениями и немногими словами, которые успели узнать. Я потеряла разум, забыла об осторожности. Я развязала его, потому что хотела, чтобы он обнял меня. Я, как музыку, слушала его шёпот, понимая только своё имя, но взгляд и поцелуи говорили лучше слов. Я поняла, что не смогу с ним расстаться, - Фат замолчала, сделав несколько глубоких вздохов.
- И как же ты смогла? - замирая, спросила Зерин.
- Никак. Одна из Старших Матерей поняла, что происходит, и в последний день мне его не вернули, - у Фат хлынули слёзы. - Я даже не смогла с ним проститься, не зная, когда кончается срок. Я никогда, никогда больше не видела моего Байира. Но его голос звучит в моих ушах, а колючий комок сдавливает горло, я проклинаю себя за то, что не догадалась - это последняя встреча. Я пыталась увидеть его, я просила, умоляла. Старшая Мать обещала, но дала мне настой, и я заснула. А потом было всё кончено. Как всегда, всех принесли в жертву. Может, он проклинал меня, может, звал, теперь уже никогда не узнаю. Ни одна из Старших или жриц ни слова не говорили тогда, сейчас их нет. Я долго не могла смириться. Помимо моей воли рождались видения, как я его спасаю и, мне казалось, я смогла бы сделать это, если бы, если бы.... Но мне оставалось только рыдать все дни напролёт, прячась от матери и подруг, и ни с кем не могла я поделиться своим горем, не покрыв позором свой род. Я не видела Байира мёртвым, и он для меня оставался живым. Мне представлялось, что он спасся и придёт ко мне. Я не спала, вздрагивая от каждого шороха, ожидая его возвращения, и представляла, как буду прятать его, как выведу в степь и мы вместе убежим.
- И ты бы ушла?
- Не знаю. Очень возможно. Но его не было, а я в слезах встречала рассвет. Я всех ненавидела, одинокая в своём горе. А потом первый раз под сердцем шевельнулся ребёнок. И новый ужас охватил меня: во мне жила его частичка, и если она окажется мальчиком, у меня ничего не останется в жизни. Я поклялась, что никто не заберёт у меня сына. За мной следили. Теперь я понимаю, это была забота, попытка утешить, помочь забыть, а тогда я всё воспринимала враждебно, не замечала добрых побуждений. Потом притворилась смирившейся, стала чаще бывать с подругами, смеяться. Я приучила всех, что у меня есть любимое место у реки, и там я уединялась при любой возможности, там меня всегда можно было найти. На самом деле я нашла другое место, также у реки, но дальше. Под крутым берегом было что-то вроде пещеры, я углубила её и скрыла ветвями плюща. Туда я снесла запасы пищи, воды, одежду. Я поклялась, что уйду, но не дам убить сына. Ночью я намеревалась выманить своего коня, приученного идти на мой тайный зов, и убежать в степь. Куда? Не знаю. Думала, если повезёт, буду проситься в чужое племя, степняки не отказывают в гостеприимстве. Скрою, кто я, смирюсь, только бы сохранить жизнь сыну. Если суждено умереть, умрём вместе, без Байира всё равно нет мне жизни.
- И ты смогла бы уйти?
- Смогла бы. Когда меня пронзила первая боль, я поняла: пора. Сдерживаясь, сказала, что пойду посидеть к реке. Ни у кого не вызвав подозрения, я скрылась в своём убежище, зная, что и как нужно сделать, чтобы себе помочь. Там я провела сутки, не позволяя себе кричать от накатывающейся волнами боли, потому что к ночи меня стали бы искать. Там я родила и обессиленно заснула. Богиня-Мать не оставила меня, дала мне дочурку. Мне не пришлось бежать, я вернулась домой с ребёнком и вся отдалась материнской любви, желая любить её за двоих: за отца и за себя. Она родилась смугленькая, с раскосыми глазками, и я видела сходство с Байиром. Сейчас черты её изменились, все говорят, что она на меня похожа, а я смотрю и вижу родное, любимое лицо Байира. В ней живы его взгляд, улыбка, поворот головы, смех, и даже родинка на плече напоминает о нём.
- До сих пор?
- Да, моя девочка. До сих пор рыдает моя душа. Затянувшаяся рана на сердце постоянно вскрывается и кровоточит. Ложась, я протягиваю руку и засыпаю, представляя, что обнимаю моего любимого пленника. Он снится мне, но всегда молчит. Там, во сне, я прошу его взять меня с собой, а он только качает головой, отказывая. Я устала жить с этой болью. Не желая гневить судьбу, приношу благодарность за то, что он был, за то, что оставил мне дочь, и дал глоток напитка любви. И всё же никому не пожелаю такой судьбы. До него, правда, были двое и два мертвых ребёнка, после него же я не смогла прикоснуться ни к одному пленнику. Одного взяла в плен, а потом отказалась, отдав подругам. Даже не знаю, кому он достался. Потом я решила, что даже так я предаю своего Байира и, всем на удивление, стала очень неудачливой охотницей на мужчин. Старшие Матери правильно поняли, в чём дело, и уговаривали подумать о судьбе племени, стыдили, но я упрямо твердила, что удача покинула меня. Теперь я сама - одна из Старших Матерей и должна думать о будущем племени.
- Фат, родная, прости меня, - Зерин обняла амазонку.
- За что, моя девочка? Поверь, ты не виновата, и Сааремат твой тоже. Ему не могу помочь, но хотелось уберечь хотя бы тебя от моей судьбы, от боли и отчаянья, от страшного слова "никогда".
- Фат, ты была подругой моей мамы, скажи: с ней было подобное?
- Не знаю. Кто будет говорить о таком? Я тоже молчала. Уверена только, что она догадывалась о моих намерениях, возможно, и видела что-то. По крайней мере, в тот день, когда я уходила, она догнала меня и, пристально посмотрев в глаза, сказала: "Какая бы помощь тебе ни понадобилась, дай знать, помогу не спрашивая". Но я вернулась, и мы никогда не говорили об этом, просто дружили.
- А если такое случается, почему все молчат? Сколько таких, как ты, положивших на жертвенник вместе с пленником своё сердце? Сколько будет ещё?
- Так жили наши предки, это наши обычаи, и не нам их менять.
- Почему не нам?
- Ты забываешь о покровительстве Богини. Эта жертва для неё, ты же знаешь, Зерин.
- Не знаю! - вызывающе упрямо ответила девушка. - И готова проверить.
- Хорошо, оставим обычаи, - примирительно сказала Фат. - Ты хочешь отпустить пленников? Они вернутся отомстить за боль, унижение, придут наказать женщин, посмевших встать наравне с мужчинами. Последнее воодушевит к походу и других. Часть нас погибнет в бою, часть раненых и старших вырежут, молодых и детей уведут в рабство, себе или на рынки у Понта, им уже безразлично.
- А если мы оставим их, пока не родятся дети? Отдадим им мальчиков и отпустим? Взять с них клятву. Я верю слову Сааремата. Можно, завязав глаза, вывести под охраной, а весной мы уйдём в другие места.
- Возможно, он и ещё кто-то сдержат слово. А остальные? Могла ли ты представить всё, что с тобой сейчас происходит, ещё несколько дней назад? - Зерин молча опустила голову. - Как можно ручаться за других и рисковать жизнью родных, подруг и самим существованием племени? Не думай, что все будут нам благодарны за сохранённую жизнь. Вернувшись, они будут помнить позор плена. И как, по-твоему, они должны объяснить своим родственникам и друзьям появление сыновей? Если возникнет желание мести - найдут, степь не так велика, как кажется. То, чего ты хочешь, опасно.
- Больше всего я хочу быть вместе с Саарематом, - тяжело вздохнула Зерин. - Навсегда вместе.
- Девочка моя, ты же понимаешь, это невозможно. Он может жить у нас только рабом, но не думаю, что будет благодарен за это.
- Нет, конечно, нет! Я сама не желаю ему такой судьбы.
- Значит, ты пойдёшь в его племя? Сможешь жить по их законам и обычаям?
- Сааремат не обидит и защитит меня.
- Зерин, ты ещё больше ребёнок, чем я думала! - не смогла сдержать удивления Фат. - Хочешь или нет, и ты и он будете вынуждены подчиняться общим правилам. Представь, если он останется у нас. В пределах своего шатра, как хочешь, относись к нему: хоть сама прислуживай как рабыня, - но для остальных он - раб. От него каждая будет требовать покорности и вправе наказать за непослушание. И чем ты сможешь помочь ему, если такие у нас обычаи?
- Выходит, мы сможем жить только одни?
- Сможете, если выживете в степи. Попробуйте выстоять хотя бы против набега небольшого отряда. Вспомни, изгнание страшнее смерти.
- И никто никогда не пытался изменить нашу жизнь?
- Всё не так просто. Обычаи не придумывают. Они позволяют выжить. Нужно отважиться стать отступницей, а значит, опозорить свой род.
- Ты совсем не оставляешь мне надежды.
- Не знаю, как надежда, но я не обманываю тебя.
- Фат, если я для тебя правда как дочь, обещай, что не поступишь так, как поступили с тобой.
- Обещаю. Клянусь памятью твоей матери, моей подруги. Но и тебя умоляю, не делай ничего, не подумав, спроси совета.

Зерин вернулась в шатёр. Сааремат спал. Взяв одеяло и нырнув под него, укрыла и пленника.
- Зерин, - юноша, полусонно улыбнувшись, обнял амазонку. - Тебя так долго не было. Мне показалось, ты уже не вернёшься.
- Не думай так никогда. Я обязательно вернусь. Помни: если только со мной ничего не случится, я обязательно возвращусь к тебе, - она ответила на его объятия. - Я думала, тебе холодно, а ты горячий, как камни в очаге.
- Значит, я согрею свою милую беглянку. Иди ближе ко мне, согрейся, возьми мой жар.
Юноша прильнул так близко, что Зерин показалось, будто он обнимает её со всех сторон. Голова кружилась, по телу разливалась теплая волна нежного, томящего удовольствия.
Чуть дрожало пламя светильников, пахли сухие травы, с улицы слышался шум поднявшегося ветра, долетал лай собак. В шатре было полутемно, тихо, тепло и от этого ещё уютнее. Влюблённые, потеряв ощущения времени, отдались на волю волн любви.
Неумолимо быстро летела ночь, близился рассвет. Зерин дремала на плече Сааремата, а он, любуясь ею, нежно перебирал локоны чёрных волос.
- Скоро рассвет, я чувствую его, - тихо сказала девушка.
- Я тоже. Снова за мной придут твои подруги.
- Потерпи немного, я приду и развяжу тебя.
- Возвращайся быстрей. Нам недолго быть вместе, - он поцеловал девушку.
Зерин молчала, потом, не открывая глаз, тихо сказала:
- Сааремат, я хочу освободить тебя от клятвы. Если получится, беги. Я не обижусь, если нападёшь на меня, ускользнёшь днем или вырвешься из рук охранниц. У входа за пологом есть оружие и одежда. За поляной, где мы упражнялись, тропинка к табуну. Ты свободен от клятвы. Я очень хочу, чтобы тебе повезло, буду молить за тебя Богов. Сделай это сейчас.
Сааремат задумчиво молчал, потом, склонившись, поцеловал амазонку, она ответила ему объятиями.
- Я не смогу причинить тебе вред, - шепнул юноша.
- Сааремат...- хотела возразить Зерин, но сколот закрыл ей рот поцелуем.
- Слово - моё, и только я могу освободить себя. Я никогда не обижу тебя, если встанешь на пути - опущу меч. Спасибо, уйти очень заманчиво, но тут мои друзья, я не могу не попытаться спасти их.
- Но это невозможно! Если на побег есть надежда, то...
- Знаю, - перебил юноша. - А как жить с сознанием того, что даже не попытался это сделать?
- Я так и думала... - вздохнула амазонка. - Пойми, не в моей власти помочь всем. Я хочу спасти хотя бы тебя.
- Ты знаешь, что значит в бою плечо друга, когда от тебя может зависеть жизнь всех, и твоя в чьих-то руках. Ты бы бросила своих подруг в беде? - Зерин молчала.- Вот видишь? Ты молчишь. Лучше умереть, чем друга покинуть.
Он заглянул ей в лицо. Глаза девушки были закрыты, но ресницы слиплись и по щекам ползли слёзы. Сааремат осторожно губами стал осушать их. Зерин, уворачиваясь, отвернулась.
- Не надо. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой!
- Какой? Ты милая, ласковая, и я не встречал более красивой женщины.
- Я беспомощная! Ещё день назад я ни за что не поверила бы, что со мной может такое случиться. Врагом посчитала бы подругу, скажи она мне подобное. Совсем недавно я была уверена, что всё в моих силах и я справлюсь с любыми трудностями. Я знала: если моих сил не хватит, помогут подруги, всё племя встанет на мою защиту. Если я чего-то не понимаю, Старшие Матери мне помогут советом. А теперь я осталась одна и ничего не могу с этим поделать, не могу ни спросить, ни попросить, и никто не поможет.
- Не надо, Зерин. Не терзай ни себя, ни меня. Думаешь, я смог поверить в то, что происходит? Не отворачивайся, прошу тебя, не оставляй меня наедине с мыслями.
Амазонка, быстро повернувшись, обняла Сааремата.
- Прости меня! - зашептала на ухо, обливаясь слезами. - Прости за всё, если можешь, я просто не знаю, что делать! Я не хочу твоей смерти, но как пойти против обычаев? Одна попытка сделает меня отступницей, но не это страшно. Я не жду успеха, даже если обнажу меч.
- А если ты уйдёшь со мной? Ты спрашивала, что я с тобой сделал бы, будь ты пленницей? Тогда мы оба злились, и отвечать не хотелось, но невольно пришла мысль: женой. Согласись, клянусь предками, я не обижу тебя.
- Хороший мой! - горько усмехнулась амазонка. - Между нашими племенами - кровь.
- Я не хочу мстить. Даже во время войны можно договориться о мире.
- Ты можешь отвечать только за себя. Договориться можно, но никто не знает, удастся ли? А я не смогу жить рабыней, называющейся женой, как бы ни любила тебя.
- Ты не веришь моим словам?
- Верю, Сааремат, но ты не изменишь обычаев своего племени. Ваши жёны рожают детей, шьют одежду, готовят пищу и ждут мужей из походов. Они послушны, и не только потому, что любят, они слабы телом и духом.
- Ты не хочешь детей?
- Хочу, но в это время мы беззащитны. Родные, подруги, Старшие матери заботятся о нас.
- Я буду защищать и заботиться, моя мать поможет тебе. Сейчас ты шьёшь, готовишь и, если любишь, неужели не будешь ждать мужа?
- Буду ждать, умоляя Богиню сохранить тебя, накормлю, напою, залечу раны, но сможешь ли ты ответить мне тем же? Как отнесутся к тому, что твоя жена пойдёт на охоту или с тобой в поход? И тренироваться мне надо, сам знаешь. Лишиться такой жизни для меня равносильно неволе.
- Я понимаю тебя, потому что и сам не смогу быть рабом.
- Знаю. Судьба наших рабов слишком безысходна и жестока, чтобы я обрекла тебя на такое. Да это и невозможно: раб не может дать жизнь амазонке.
- Значит, у вас всё-таки есть мужчины?
- Я сказала - рабы. Они не могут быть мужчинами - под страхом смерти. Их всего двое, не будем о них говорить.
- Как бы я хотел забрать тебя и уйти подальше от всех, и от обычаев тоже.
- Желание это заманчиво, но ты действительно веришь, что мы одни сможем защитить себя?
- А твои подруги? Может, мы не останемся в одиночестве? Если я не ошибаюсь, Уарзет и Фидар тоже любят друг друга.
- Как же ты догадался?
- Прости, ваш язык понятен. Я посоветовал ей развязать Фидара.
Зерин тихонько засмеялась:
- Так вот кто посеял разброд в рядах эорпат! Понятно, почему Уарзет вылетела отсюда!
Между тем наступило утро, и влюблённым пришлось готовиться к приходу охраны.

X

Дни летели легкокрылыми птицами, неслись табуном быстроногих кобылиц, и всё сильнее сдавливал сердце Зерин страх, а тоска охватывала душу леденящим холодом. Вместе с этим, где-то внутри упрямо крепло намерение любой ценой спасти свою любовь. Перебрав много раз различные варианты, девушка решила искать себе соратниц. Внимательно присматриваясь к подругам, она пыталась угадать истинные чувства в сердцах амазонок. Наконец, устав от неопределённости, Зерин решила действовать.
Сумерки сгустились, ночь полновластно вступила в свои права. Степь погрузилась во мрак, и только небо сияло мириадами звёзд. Один за другим гасли вечерние костры, затихал гомон и смех, люди засыпали. Только ночная стража продолжала нести свой караул. Зерин, набросив чёрный плащ, незаметно скользнула в соседний шатёр Уарзет. Амазонки не было, привязанный сколот спал. Сама не зная почему, Зерин медлила, что-то было не так. Она тихо подошла к лежанке. На ногах пленника лежало наброшенное одеяло, девушка быстро откинула его. Юноша, вздрогнув, открыл глаза. Увиденное амазонку не удивило: ноги пленника были свободны, верёвки на руках едва держались.
- Только не зови охрану! - попросил юноша.
Зерин окинула его внимательным взглядом. Он был не старше Сааремата, темноволосый, скуластый, как все его соплеменники. Он мрачно смотрел исподлобья, но амазонка не ощутила злобы.
- Надеюсь, ты стоишь такого доверия, - набросив на него одеяло, девушка вышла.
Искать Уарзет пришлось недолго. Отойдя от шатров, Зерин увидела тёмный силуэт одиноко сидящей девушки.
- Уарзет, - тихо позвала подруга, подойдя ближе. Девушка молчала. - Я заходила в твой шатёр.
- Следишь за мной? И как, много интересного увидела? - вызывающе спросила Уарзет.
- Не обижайся, - Зерин села рядом, обняв подругу. - Ты избегаешь меня, я решила выяснить причину.
- Выяснила? И что теперь? - она встала.
- Тише! - прошептала быстро Зерин. - Не злись, сядь. Может, тебя успокоит признание? Сейчас в моём шатре находится тоже развязанный пленник.
Уарзет, тяжело вздохнув, устало села. Она бессильно прижалась к обнимающей её подруге.
- Почему ты не с ним? - шепнула Зерин.
- Не могу. Душа разрывается! - её голос сорвался на всхлип. - Он мечтает о будущем со мной, не зная, что его ждёт жертвенник - и рождение новой Луны увидеть не суждено.
- Ты хочешь сохранить ему жизнь?
- Зачем говорить о невозможном? Тебе нравится рвать душу?
- Ты, айризид, готова отступить без боя?
- Что ты предлагаешь?
- Ещё не знаю, но сделаю всё, чтобы спасти моего Сааремата.
- Что ты сможешь? Я уже всё передумала.
- Одна ничего, но нас уже двое. Ты не ответила: хочешь ли спасти пленника?
- Не знаю, - опустила девушка голову.
- Жаль! Я ошиблась, ища в тебе союзницу. Я люблю Сааремата, и если нам не быть вместе, то я хотя бы спасу ему жизнь. Больше того, я не дам убить его сына, если он родится. Я прошу помощи Богини, и, если ничего не получится, сама себе на жертвеннике кишки выпущу. Прощай! - Она встала, но подруга схватила её за руку, усадив обратно.
- Подожди, Зерин, от твоих слов дух перехватывает.
- Ты боишься сама себе признаться в любви? Не можешь сделать выбор между жизнью любимого и обычаями? Делай его быстрее, время не ждёт. Совет Старших Матерей в любой момент может забрать пленников. Последний раз спрашиваю: хочешь спасти твоего...
- Да! - перебила Уарзет. - Очень хочу спасти Фидара, потому что влюбилась без памяти. Я с тобой, Зерин, и будь что будет. Но всё же, это - порыв нашего сердца, а здравый смысл твердит: нас только двое.
- Сколько мгновений назад каждая из нас считала, что она - одна? А теперь нас двое. Что будет дальше?
- Ты надеешься на союзниц? Но если не понимаешь, что с тобой происходит, и самой себе страшно признаться, будешь ли обсуждать это, даже с подругой?
- Поэтому я не говорила с тобой, не убедившись в предположениях,
поэтому мы не будем спрашивать, а узнаем всё сами. Помнишь, как в детстве выведывали, что делают с пленниками?
- Ой, Зерин! - тихонько засмеялась Уарзет. - Стыдно вспомнить.
- Ничего, покраснеем стыдливо и вспомним детство.
Завернувшись в плащи с головой, амазонки слились с ночью.

В первых трёх шатрах им не повезло: в них было тихо и темно, возможно, там спали или хозяйки ещё не вернулись. Зато в четвёртом было весело. Подруги притихли за пологом.
Изер, юная, изящная, с мелкими кудряшками коротко остриженных каштановых волос, похоже, нашла общий язык с молодым пленником, которого ей отдала Тайра. Девушка, смеясь, пыталась расчесать Гурду волосы. Пленника она отвязала от столбов, но руки и ноги оставила связанными.
- Гурд! Дай я тебя причешу, ты ужасно лохматый! - она тянулась большим деревянным гребнем, украшенным резьбой в виде лошадей, к длинным, до плеч, светлым волосам сколота.
- Не хочу я! Отстань от меня! - смеясь, уворачивался юноша.
- А я хочу! Ты должен меня слушаться!
- Кто это тут должен?! - Гурд закрывался связанными руками.
- Ты! - Изер, обхватив юношу за шею, одной рукой повалила и пыталась расчесать ему волосы. Пленник крутил головой, мешая, потом сел, потащив за собой амазонку, которая, смеясь, повисла на нём. Наконец, бросив гребень, она начала шутя бороться с юношей. Оба, смеясь, катались по лежанке. В какой-то миг Гурд, изловчившись, обхватил кольцом связанных рук Изер, крепко прижав к себе. Девушка рванулась:
- Что ты делаешь?!
- Ловлю тебя! Ты же этого хотела?
- Я?! - искренне возмутилась Изер. - Чего я хотела?
Гурд молча впился в её губы поцелуем. Девушка забилась, как рыба в сетях.
- Пусти! - закричала она, едва ей удалось, отвернувшись, освободиться от поцелуя. - Я сделаю тебе больно!
- Не сможешь! - смеялся Гурд, норовя ещё раз поцеловать её.
- Если ты меня немедленно не отпустишь, - Изер не на шутку разъярилась, - я закричу, и сюда прибежит охрана! После того, как тебя привяжут, я уже не сделаю глупости, освобождая тебя!
Гурд внимательно посмотрел девушке в глаза и, поняв, что ей не до шуток, разжал объятия. Изер, выскользнув, спрыгнула на пол, нащупав рукой своё ядовитое оружие. Но пленник сидел спокойно, опираясь руками на колени. Юная амазонка постепенно успокоилась, взяла гребешок и осторожно, подобравшись к пленнику сзади, начала расчёсывать ему волосы. Сколот не двигался.
- Гурд, - девушка тронула его за плечо, - теперь ты красивый.
Пленник молчал. Амазонка, тоже помолчав, не выдержала и присела рядом, касаясь его плеча своим:
- У тебя волосы золотистые, словно листья осенью, - тихонько сказала она, - и мягкие, как у женщины.
- Я не женщина. Я мужчина, - нахмурился юноша.
- К сожалению, это я заметила, - вздохнула юная амазонка.
- Почему "к сожалению"?
- Если бы ты был девушкой, мы могли бы стать подругами. Не знаю почему, но мне с тобой так хорошо и спокойно. Я знаю тебя совсем недавно, а кажется, всю жизнь.
Сколот молчал.
- Гурд! - девушка подтолкнула его плечом. Пленник не шевельнулся. Амазонка погладила его не покрытое бородой лицо, осторожно коснулась ещё мягкого пушка пробивающихся усов на верхней губе юноши: - Ты обиделся?
- Зачем ты дразнишь меня, Изер?
- Когда?
- Постоянно. А когда я отвечаю на твою игру, ты злишься, угрожаешь. Разве я сделал тебе больно? Чем я обидел тебя?
- Ты напал!
- Если бы я напал, ты сейчас не говорила бы со мной. Может, я противен тебе, но тогда зачем ты меня взяла? Может, я не умею целовать, прости, - ты у меня первая, я только видел, как это другие делают. Скажи, что мне делать?
- Гурд, о чём ты говоришь? Я вообще не знаю, что с тобой делать.
- Неправда. Всё, что произошло между нами, говорит о другом.
- Я делала так, как меня старшие научили, - юноша отвернулся. - Ладно, если правду скажу, перестанешь дуться?
- А ты скажешь?
- Хорошо. Мне стыдно, но я просто позорно испугалась, когда ты, напав, схватил меня.
- Я не нападал, я обнял тебя.
- А для меня это было нападением! Я поняла, что сама не справлюсь с тобой, - она опустила голову, пряча лицо. Гурд повернулся к ней и, насколько позволяли связанные руки, погладил девушку по волосам.
- Посмотри мне в глаза, - он поднял склонённую голову Изер, ловя её взгляд. - Я никогда не обижу тебя. Не бойся. Руки связаны, а мне очень хотелось тебя обнять, поэтому получилось грубо. Если снимешь верёвки, клянусь, я сделаю это очень бережно.
- Так нельзя. Я и так уже нарушила запрет.
- Неужели было лучше, когда я ничего не понимал и не мог двигаться?
- Нет. Но ты можешь убежать.
- От тебя - нет. Пока я рядом с тобой, клянусь могилами предков, не сделаю этого. Не знаю, как мои товарищи, но я с радостью стану твоим мужем, приняв обычаи вашего племени. Не бойся, я полюбил тебя и сам не хочу расстаться. Понимаю, ты пока не доверяешь, но не будешь же мужа держать связанным всю жизнь? Поверь, нам будет хорошо с тобой. Саухал хвалит меня, я молод, со временем, стану хорошим воином. Я смогу принести добычу, защитить тебя и детей. У нас будет много детей, ведь мы любим друг друга. Правда? - он заглядывал ей в глаза... А Изер не смела поднять головы, потому что правда была другая - безнадёжная и жестокая в своей неумолимости.
- Не знаю, Гурд, я ...
Зерин дала знак Уарзет, и они тихо выскользнули наружу.
- Как думаешь, она долго сомневаться будет? - шепнула Уарзет.
- Сегодня ночью он будет развязан, - так же тихо ответила Зерин.

Девушки, хихикнув, прокрались к другому шатру. Батта недавно вернулась. Наполнив чашу настоем, она протянула сидящему пленнику. Он не шевельнулся. Амазонка поднесла напиток к его губам, юноша выбил чашу у неё из рук. Девушка снова молча налила настой.
- Пей.
- Не хочу! - сколот мрачно смотрел на неё.
- Пей, тебе же легче будет.
- Не будет.
- Я знаю, будет легче.
- Мне или тебе?
- Тебе, - она усмехнулась. - Хотя ты прав, мне - тоже. Пей! Или тебе понравилось пить из рук охранниц?
- Ненавижу тебя!
- Не думай, что я от тебя в восторге.
- Будьте вы все прокляты! - прорычал пленник. - Как шакал трусливый, боишься веревки снять?!

Ничего интересного не ожидалось. Подружки-лазутчицы двинулись к другим шатрам. У нескольких им не везло, пока не прокрались к жилью Астхик. Она была самой старшей из всех получивших право на рождение ребёнка. Пленник её тоже не был юным. Чуть седеющая борода обрамляла его лицо, такие же седеющие, некогда тёмные, волосы, окружали намечающуюся лысину, а из-под нависших бровей смотрели хитровато-весёлые глаза.
- Подожди чуть-чуть, женщина! Дай телу отдых! Никогда не думал, что от лежания можно так устать, а спину ломит - аж до костей пробирает!
Астхик, стоящая рядом с лежанкой, колебалась, но потом уступила:
- Хорошо, поменяй положение, можешь сесть, - она и моргнуть не успела, как пленник, проворно вскочив, встал рядом с ней. - А не очень ли ты прыткий? - удивилась амазонка. - Это называется сесть?
- Нет. Поменять положение! - усмехнулся он и с наслаждением потянулся, расправляя занемевшее тело, при этом, лукаво прищурившись, косился на Астхик.
- Не слишком ли ты смел? - сама не зная почему, амазонка тоже улыбнулась.
- Чего ты злишься? Я не делаю ничего плохого! - сколот наклонялся, вытягивая руки, приседал, крутил головой.
- А с чего ты взял, что я злюсь? - Астхик удивлённо следила за его телодвижениями.
- Ну, сама посуди, не могу же я подумать, что ты боишься меня?
Амазонка, грозно сведя брови, шагнула к пленнику, но тут же рассмеялась. Сколот скорчил такую удивлённо-вопросительную и в то же время смешную гримасу, что удержаться было невозможно. Астхик села ближе к своему тайнику.
- Как зовут тебя, весельчак?
- Саухал.
- Как? - удивлённо переспросила амазонка.
- Саухал! - сколот, горделиво выпрямившись, тряхнул остатками волос, словно у него была грива.
- Это ты - "черноволосый"? - Астхик от смеха упала на лежанку.
- Конечно! - он притворно удивлённо округлил глаза. - А что тебя, собственно, смущает? Или у меня рыжина проступает?!
- Нет, нет! Этого пока не наблюдается.
- Ну, женщина, тебе не угодишь! Чёрный - не такой! Рыжего - не надо! - он, снова потянувшись, прогнулся назад, и мускулы заиграли под кожей. Астхик невольно восхитилась его сильным телом. Несколько шрамов пересекали его плечо и спину, на бедре покраснел след от укола.
- Болит? - спросила амазонка, кивком показывая на свежую ранку.
- Ерунда! Не такое заживало, - он снова скорчил туповатую рожу. - Хотя не понятно, откуда она?..
Встав, Астхик молча достала глиняную баночку и бросила на постель.
- Намажь, заживёт быстрее.
- Спасибо, добрая женщина, только... - Саухал усмехнулся, и его глаза хитро прищурились. - Носом ведь, сама видишь, мазать неудобно, а руки связаны.
Астхик, поколебавшись, сдалась.
- Ладно, садись, - она, пододвинувшись ближе, сама начала смазывать ранку. - У тебя тело выглядит моложе лица.
- Я, конечно, не юн, но, как видишь, не старик и повеселиться люблю.
- Это я уже поняла, правда, Изер почему-то не заметила.
- Та девочка? С ней и мне не до смеха было... - вздохнул сколот.
- Почему?
- Да не должно так быть, неправильно. Она детёныш ещё, а я дед.
- Так уж и дед? - усмехнулась амазонка.
- А что? Не веришь?
- Сомневаюсь!
Саухал весело рассмеялся:
- У меня трое сыновей и дочурка-любимица!
- Это потому, что она одна?
- И одна, и последняя, младшенькая. Но братьям носы поутёрла! Первая меня дедом сделала! - по-особому добро улыбаясь, восторженно сказал сколот.
- Так ты правда дед? - искренне удивилась амазонка.
- Я уже трижды дед! Говорю тебе, недоверчивая женщина! - воскликнул Саухал, подскочив на месте.
- Сядь! Не прыгай, дедушка! Не мешай мазать! - засмеялась Астхик, невольно заражаясь весёлостью пленника.
- А у тебя детей сколько? - неожиданно он перевёл разговор.
- Дочка.
- Всего одна? - тихо спросил сколот.
- Так получилось, - пожала плечами Астхик, испытывая непонятное смущение. Саухал задумчиво смотрел на неё:
- Ну да, понимаю. Судьба не всегда считается с нашими желаниями.
Неожиданно наступило молчание. Амазонка закончила втирать мазь, убрала баночку.
- Завтра ещё помажу.
- Спасибо, конечно, однако, пожалуй, не стоит.
- Почему? - Астхик посмотрела на пленника, он отвёл глаза. - Почему?
- Хватит, время будет - и так заживёт.
Астхик не ответила, она поняла: "Вылечить и убить - глупее не придумаешь. Но, если он понимает, почему так себя ведёт? Впрочем, какое мне дело? " Она встала и решительно наполнила чашу настоем.
- Отличная мысль! - услышала тут же весёлый голос. - Промочить горло самое время!
Амазонка вернулась к пленнику, протянув чашу.
- Нет! Так не интересно! Давай вместе пить.
- Так у меня нет второй, - нашлась Астхик.
- Ай, ай! Как ты бедно живёшь! Давай тогда по очереди. Ты - первая.
- Нет, я - хозяйка, а ты...- она запнулась.
- Гость! - тут же подсказал Саухал.
- А для гостя всё в первую очередь, - поддержала амазонка.
- Закон гостеприимства говорит: желание гостя - закон. Очень мне хочется с тобой этот напиток выпить.
Астхик посмотрела пленнику в глаза, она могла поклясться, что они не врали.
- Ты боишься яда?
- Женщина! - Саухал расхохотался. - Я усомнился в твоей мудрости! Могу ли я бояться яда? Я должен благословить отраву за избавление от того, что вы нам готовите.
В душе у Астхик что-то сжалось, более всего была невыносима весёлость пленника. Амазонка убрала чашу.
- Хорошо, пусть будет так. Знаешь, зачем ты здесь? - она села рядом.
- Было очень трудно, но я догадался, - усмехнулся сколот.
- Вот как? И что же мне теперь делать?
- Что хочешь, - он слегка подтолкнул её плечом. - Разве я возражаю?
- О чём ты? - Астхик удивлённо уставилась на него.
Саухал молча лёг на своё место, продолжая улыбаться. Астхик была в полном замешательстве. Она пересела ближе к пленнику, но не могла ни на что решиться, а он не спускал с неё глаз.
- Я не могу так! - не выдержала амазонка, отворачиваясь от него. Пленник сел и, приблизившись к её уху, шепнул:
- Если развяжешь мне руки, я помогу тебе и, клянусь, ты не пожалеешь об этом.
- Ну, уж нет! - амазонка оттолкнула пленника, а он, смеясь, откатился от неё.
- Почему ты всё время смеёшься?
- А тебе легче будет, если начну рыдать, жалуясь на несчастную судьбу, или проклинать тебя и весь твой род за то, что ты сделала?
- Нет. Но это было бы понятно. Многие себя так ведут, и напиток становится спасением. Ты не такой, как все, только за твоим смехом слышится плач.
- Перестань. Ни тебе, ни мне легче не будет от этих выяснений. Жить, конечно, хочется, не обещаю, что не воспользуюсь моментом. Но что бы я плакал - не дождёшься. И знаешь, женщина, мне повезло больше, чем тебе. Я любил и был любимым до самого последнего вдоха моей единственной милой. Наши дети рождены в любви. Я видел своих внуков. Жаль, конечно, не увижу, кого подарит младшая невестка, а ведь, могло быть хуже, я мог погибнуть раньше. Малыши хоть немного запомнят деда, бабушку они не видели никогда. Ты права, я не так стар. Рано женился, рано потерял свою любимую жену, но я сохранил ей верность, вырастив детей без мачехи. Я слышал о твоём племени и о ваших обычаях, эорпата. Догадался, что умру, что ж, тогда я встречусь со своей любимой: она ждёт меня в том мире. Я пожил, любил, вот парней наших жалко. Кого-то жёны с детьми не дождутся, кого-то - невесты, а кто-то ещё и не изведал этого чувства. Мальчишек хотя бы пожалели.
- Ты много врагов жалел, если жив до сих пор?
- Не спорю, всяко было. Вот, последнюю за юнца принял, на миг задержался - и потом ничего не помню. Давай не будем тыкать друг другу в свежие раны, раз уж так получилось. Тебе нужен ребёнок, я не знал женщин с тех пор, как умерла моя жена. Пусть это будет для меня подарком в конце жизни. Я не буду проклинать тебя в душе, и твой ребёнок родится, если не в любви, то хотя бы в согласии.
- Ты необычный, - тихо сказала Астхик. - Я не смогла бы так, окажись на твоём месте.
Саухал снова рассмеялся и, взяв за руку, потянул к себе:
- Не бойся, иди ко мне. Знаешь, мы с тобой очень неплохо ужились бы в одной кибитке, Астхик.

Зерин с Уарзет выскользнули на улицу.
- Давай возвращаться, - предложила Зерин. - Думаю, мы найдём поддержку.
- Пожалуй, ты права, - согласилась Уарзет. - И мы только начали поиск.

Подружки пошли к своим шатрам. Луна поднялась над степью. Весь посёлок спал. Шатры стояли тёмными холмами под бескрайним сияющим небом. Кое-где горели костры стражниц. Уарзет тронула Зерин за плечо, молча указывая назад. Одинокая фигура, крадучись, двигалась между шатрами. Девушки, присев, затаились.
- Не только нам не спится, - шепнула Зерин, - мне кажется, она идёт к лошадям.
- Похоже. Но что там делать среди ночи?
Не сговариваясь, подруги двинулись за фигурой, соблюдая расстояние.
На краю посёлка амазонка остановилась, осмотрелась и, убедившись в безопасности, пошла по краю поляны в сторону маленького пастушьего шатра. На пороге она, снова остановившись, оглянулась, накидка сползла с её головы. В свете Луны видно было смутно, но и этого хватило подругам, чтобы узнать Ехсар.
- Что-то подсказывает мне, что для нас полезно узнать её намерения, - шепнула Зерин.
Между тем Ехсар скрылась в шатре. Подружки, словно на охоте, бесшумно прокрались за ней.
У амазонок были рабы. Иногда среди пленников оказывались молодые мальчики, которых невозможно было использовать, как мужчин, но легко было сломить волю, превратив в молчаливых, покорных невольников. Их было немного - один, два, помогающих делать тяжёлую работу. Принадлежали они всем. На первом месте для них были приказы Старших Матерей, хотя подчиняться они должны были любой амазонке, и наказать могла каждая. К их счастью, если это можно назвать счастьем, амазонки сами обслуживали себя, и неразберихи в приказах не было. Жили они недолго, и, когда исчезали, обычно никто не замечал и не интересовался этим. В маленьком шатре находился один из невольников. Подруги не могли видеть, что происходит внутри шатра, но и того, что слышали, было достаточно.
Ехсар зажгла маленький светильник и присела рядом со спящим. Уставший за день, невольник не проснулся, пока девушка не тронула его за плечо. Открыв глаза, он хотел вскочить, но Ехсар удержала его.
- Не спеши. Ляг на живот.
Мгновение помедлив, раб подчинился. Амазонка убрала одеяло. Поперёк спины алел след от удара.
- Госпожа, - тихо сказал невольник. - Накажи за дерзость, только позволь узнать, в чём моя вина, за что будешь наказывать?
- Тансык, - амазонка положила ему на плечо руку. - Я Ехсар, ты не узнал меня? - Она откинула накидку, и невольник, повернувшись, быстро глянул на неё. - Ты же знаешь, когда ты работал со мной, я всегда позволяла говорить - и разве я была жестокой?
- Нет, - тихо ответил раб, - я действительно не узнал.
- Тогда ляг. Тебя сегодня ударили, я пришла залечить твою рану, она быстрей заживёт. - Ехсар достала мазь, осторожно намазав след от удара, слегка втерла. - Вот и всё. Можешь полежать или сесть, пока впитается.
Тансык тут же сел. Черноволосому, худому, жилистому пленнику было около восемнадцати, но неволя сделала его старше на несколько лет.
- Что я должен сделать? - не глядя на Ехсар, спросил он.
- Почему ты так думаешь? Я пришла полечить тебя.
- Сейчас ночь, можно сделать это вечером или утром. Ты всегда так делала.
- Я будущая жрица и целительница, поэтому должна учиться.
- Поэтому ничего странного нет в том, что ты сделала бы это при всех днём. Сейчас ночь, значит, госпоже что-то нужно.
- Как ты всё хитро подвёл,- усмехнулась Ехсар. - Может, скажешь, зачем я пришла?
- Не знаю, - юноша опустил глаза.
- Ладно, ты прав. Я действительно пришла с тем, чего никто знать не должен, - глубоко вздохнув, она сказала на одном дыхании: - Тансык, я хочу, чтобы ты дал жизнь амазонке.
- Прости, госпожа, не понимаю, что я должен сделать? - невольник отводил взгляд, но по дыханию, голосу было ясно, что он всё понял.
- Успокойся, Тансык, - амазонка взяла его за руки. - Ты прекрасно всё понимаешь, но, если тебе так легче собраться с мыслями, я повторю. Я хочу, чтобы ты стал отцом моей дочери.
- У тебя есть пленник, а раб не может быть мужчиной.
- Я не прикоснусь к своему пленнику, он спит опоённый сонным настоем, вместо него со мной будешь ты. Никто не узнает об этом.
Тансык сидел неподвижно, опустив голову. Молчание давящей пеленой повисло в воздухе. Амазонка не выдержала первой.
- Почему ты молчишь?
Невольник тяжело вздохнул и, не поднимая глаз, заговорил:
- Что я могу сказать? Ты дашь настой, привяжешь к столбам и сделаешь всё, что хочешь, моё тело в твоей власти. Ты - моя госпожа, я не посмею сопротивляться.
- И это всё, что ты мне можешь ответить?
- А что я могу ответить? Меня ждёт наказание в любом случае. Выбора нет, я должен ослушаться либо тебя, либо наказа Старших Матерей.
- Тансык, как ты мог так подумать обо мне? Разве я приказываю? Я не хочу видеть тебя связанного, одурманенного настоем. Ты видишь меня не первый раз, я относилась к тебе иначе, ты не мог не замечать. Мне показалось, и ты относишься ко мне не так, как к остальным. Твой взгляд, слова, жесты говорили совсем о другом.
- Чем я обидел тебя? Я выразил свою покорность.
- Мне не нужна твоя покорность! Я хотела услышать ответ твоей души.
- Ответить можно на вопрос, разве ты спрашивала?
- А разве нет?
- Нет. Госпожа сказала, что хочет сделать со своим невольником, не спрашивая его согласия.
Ехсар растерялась.
- Я думала, мои слова предполагают вопрос, - невольник молчал. - Хорошо, я спрошу прямо: ты согласен?
- Нет, - почти прошептал Тансык.
Девушка отпустила его руки.
- Но мне показалось...
- Госпоже показалось, - он ещё ниже опустил голову. - Ты не была жестокой ко мне и никогда не обрекала на наказание. Я благодарен тебе. - Ехсар медленно пошла к выходу. Когда она была уже у самого порога, юноша сказал:
- Госпожа, прости меня. В конце концов ты можешь поступать, как хочешь, и тебе не нужно моё согласие.
- Нужно! - амазонка резко обернулась. - Нужно! - она быстро вернулась: - Мне очень горько и обидно. Я пять лет, долгих пять лет ждала этой ночи. И все мои надежды рухнули в одно мгновение! - она присела рядом с юношей: - Посмотри мне в глаза, почему ты отводишь взгляд? - она за плечи развернула его к себе: - Первый раз, увидев тебя ещё мальчишкой, я подумала: "Как бы я хотела, чтобы он был со мной, когда придёт моё время". Но мы были детьми, большими, но детьми. Я ждала, когда мы вырастем, когда ты станешь юношей, а я заслужу право продлить свой род. Я поклялась себе, что только ты станешь отцом моей дочери. Наконец, это случилось, и я решила взять пленника, для соблюдения обычая, а по-настоящему быть с тобой.
- Я - раб.
- Мне всё равно! Ты - мужчина. Я не знаю, что будет дальше, но я должна каждый день видеть тебя, иначе схожу с ума от тоски.
- Твой пленник погибнет, тебе не жаль его?
- У каждого своя судьба: попав к нам, он обречён на смерть, как бы жестоко это ни выглядело. Если Богиня избрала его себе в жертву, он всё равно погибнет.
- Не всё равно. Ваши обычаи даже звериными не назовёшь: ни один зверь не убивает свою пару. Гибель ваших пленников с большим трудом можно попробовать оправдать рождением ребёнка. Твой пленник погибнет бессмысленно жестоко.
- Возможно, ты прав, но я не могу изменить обычаи, так жили наши предки.
- По обычаям, я - раб и тоже не могу изменить обычаи твоих предков. Я ненавижу всех за то, что когда-то меня, ещё слабого мальчишку, сломила неумолимая жестокость, и я не был достаточно мужественным, чтобы противостоять ей, не смог умереть, испугался пыток, а теперь позорно плачу унижением за избавление от мучений.
- Тебя пытали?
- Ты не знала? Впрочем, не удивительно: из степи, куда нас уводят, не слышно. Сильные остаются там, возвращаются сломленные, смирившиеся, искалеченные. К сожалению, я не был стоек.
- Тансык, - девушка приблизилась вплотную. - Я не собиралась заставлять тебя исполнять моё желание. Я столько лет ждала, что приняла мечту за действительность. Желая прикоснуться к тебе, искала всякого случая перевязать, лечить раны, чтобы остаться наедине, сама напрашивалась на работы, где нужен был помощник, и выбирала тебя. Мне казалось, и ты хочешь этого. Не знаю, что со мной, но я буду ждать тебя и не прикоснусь ни к одному пленнику. Последнее, что навязываю тебе, мои объятия, - это то, что я хочу, и не могу сделать при всех. - Амазонка нежно обняла юношу, коснувшись губами его щеки, шеи. - Если изменишь решение, скажи, я буду ждать. Если нужна защита, помощь, вспомни обо мне, - девушка пошла к выходу, но у самого порога её остановил голос невольника:
- Ехсар! - амазонка даже вздрогнула, оглянулась. - Подожди, Ехсар, - тихо позвал юноша.
Изумление, смешанное с радостью, захлестнуло девушку, она поспешно вернулась.
- Мне кажется, или ты действительно назвал меня по имени? Почему ты отводишь взгляд? Посмотри на меня! - она подняла его голову. Чёрные глаза юноши блестели в свете тусклого светильника. - Ты плачешь? Бедный мой! - амазонка обняла невольника, и он ответил ей своими сильными, порывистыми объятиями.
- Ехсар… - шептал он девушке.
- Тансык, твой голос, как музыка, как дивно слышать от тебя своё имя!
- Прости. Я тоже сделал то, о чём так долго мечтал. Я говорил "госпожа", а в мыслях называл по имени. Ты права, я хочу быть с тобой. Прости, я не смог, не сделав этого, расстаться с тобой.
- Зачем расставаться? Почему ты не хочешь быть со мной?
- Я не хочу, чтобы мой сын был убит, не успев родиться, и не хочу, чтобы моя дочь стала убийцей.
- Это - наши обычаи, значит, ты не оставляешь мне надежды?
- Не обижайся, Ехсар, мне тоже тяжело.
- Тансык, мы не в силах изменить обычаи, но если судьба обещает каплю счастья - быть вместе, зачем отказываться? Я готова на всё, только чтобы быть вместе с тобой.
- Хорошо. Спаси своего пленника.
- И как?
- Отпусти.
- Он погибнет в степи.
- Помоги. Дай одежду, коня, еду и оружие.
- Стать предательницей, нарушив обычаи?
- А родить от раба амазонку - не нарушение обычаев?
- Никто не будет знать, кроме нас двоих.
- Для тебя важны обычаи или видимость их соблюдения?
- Не знаю. За ним будет погоня.
- У него будет надежда, а там - как Боги решат.
- Почему ты не бежал?
- Куда? Я был не совсем малым, но ребёнком. Даже не знаю, куда шло наше племя. Тот поход был для меня первым, отец хотел меня посвятить в воинскую жизнь. Я не знаю: погиб он в том бою, попал к вам или ему удалось выжить? Я так и не стал воином. Ехсар, попробуй помочь своему пленнику, по нему тоже кто-то тоскует.
- Ты просишь невозможного, я бы и хотела, но не знаю, как обещать тебе.
- Не обещай. Подумай.

Зерин сделала знак Уарзет, и они бесшумно покинули свою засаду.
- Ты всё поняла? - шептала Зерин. - Богиня не гневается на нас.
- Да, то, что мы слышали, стоит всех вестей, вместе взятых. А что дальше?
- Подумаем. А сейчас вернёмся к своим любимым.

Зерин вернулась в тёплый уют своего шатра. Её встретили сильные, нежные руки Сааремата.
- Ты уже не боишься меня, доверяешь? - шепнул юноша, чувствуя впервые расслабленное тело амазонки.
- Я не хочу думать об этом. Я готова умереть в твоих объятиях. Я словно растворяюсь в тебе, ты - как горячее солнце в бескрайнем синем небе: так приятно нежиться в твоих лучах.
- А ты - блаженная прохлада, манящая глубина озера, волны которого ласкают, расслабляют и снимают усталость. Я тону в твоих глубинах нежного блаженства.
- Солнышко! - Зерин ласково прижалась к Сааремату. - Ты не сожжёшь меня? Твой жар может высушить озеро до дна.
- Нет, моя любимая, я просто согрею тебя, обласкаю своим теплом.
- Я хочу отдать всю свою нежность. Поцелуй меня.
(Продолжение следует)