Александр Пономарёв

  из книги "Хризантемы для Эммы"

За окном электрички пробегали перелески, луга и пашни, мелькали дачные посёлки и перроны станций. Иван рассеяно смотрел в окно, не замечая прелестей родной природы. Он шевелил губами, он разговаривал с Серёгой.
Напротив его села девушка и принялась придирчиво рассматривать его с ног до головы, словно прикидывая, – не помешает ли ей такое соседство. Дачница поставила рядом с собой корзину с продуктами и тоже взглянула в окно.
Платформа полустанка осталась позади.
– Извините, вы не курите? – девушка вывела Ивана из оцепенения своим вопросом.
– Что?
– У Вас сигаретки не будет?
– А, – Иван кивнул, – найдётся! – и он засунул руку в карман, – возьмите. Я вообще-то люблю «Беломор». Это папиросы, знаете?
– Знаю, – улыбнулась девушка.
– Так вот: друг мой, Серёга – он только «золотое руно» курит. Понимаете? А я, как назло, забыл совсем. Теперь придётся врать, что не встретил нигде.
– Да кругом же ларьков полно, ещё встретите.
– Вы думаете? Ну и хорошо, – сразу успокоился Иван. – Представляете! Мы с Серёгой в одном дворе росли. Дружили, как говорится, с младенческих ногтей. Вместе играли в снежки, а когда подросли – так и в казаков-разбойников. В одном классе учились. Мои родители на фабрике работали по сменам. Могли сутками домой не приходить. Тогда, либо я у Серёги ночевал, либо он у меня. Его мама – тётя Варя добрая такая была. Всё норовила нас чем-нибудь вкусненьким угостить.
Иван посмотрел на девушку, Та слушала, задумчиво разминая сигарету.
– Я почему-то про «золотое руно» вспомнил, – и Иван улыбнулся, он даже на войне возьмёт сигарету без фильтра. Намажет вьетнамской «Звёздочкой» и курит. Было похоже по вкусу, особенно в темноте.
– Да, выдумщик ваш Серёга, – засмеялась дачница.
– Это точно, – вслед за ней захохотал Иван. – Он такой. А когда подросли – Серёга влюбился в Тоню. Это была самая красивая девчонка в нашем дворе. И даже, наверное, на всей улице. Из-за неё у нас возле гаражей каждый день проходили рыцарские поединки. Н выбрала она, понятное дело, – моего друга. Мы даже дружили всегда втроём – всюду проводили время вместе: в кино, зоопарке, на катке.
Серёжа всегда учился хорошо. Я помню, каким ударом было для него то, что он в военное училище не поступил. Он военным лётчиком мечтал встать. По зрению не прошёл. Мы и в институт поступили все вместе: Серёга, я и Тонечка. В педагогический. После третьего курса – я тогда сессию завалил, отпуск академический взял и на военную службу собрался. И Серёга вместе со мной. Не захотел бросать меня одного. Чувствовал, что нелегко мне придётся. Кто же знал, что на нашем пути война капканы расставит.
Мы в армию вместе уходили, и в Чечню вместе попали. Нас не неволили, но Серёга рапорт написал, и я за ним. Как же его без присмотра оставлять, он и так из-за меня служить пошёл.
Вместе мы на броне ездили, вместе в окопе мёрзли. Из одного котелка щи хлебали. Да чего греха таить, иногда и одной ложкой по очереди.
Тот бой я помню очень отчётливо. Прищемили мы духов в ущелье. Они, как раненые звери, буром на нас пёрли. В полный рост, представляете? По горам карабкаются на нас, а у нас уже патроны кончаются. Один пулемётный расчёт: я, да Серёга.
По рации нам: «Отходите, отходите!» Уж и не помню, как выбрались тогда. Тащил я Серёгу на плащ-палатке. Он всё пить просил. А у меня нога отнимается. Поговорю я с ним, успокою, из фляжки пару глотков дам, и опять волоком его тащю. Я даже не сразу понял, что в ногу меня ранило.
Тут Иван постучал по правой голени.
– Протез, – ответил он на недоумённый взгляд. – Я, главное, говорю врачихе: «Что же вы меня каждый год тираните, а у меня нога не вырастет. А она мне – фантомные боли, фантомные боли… Я ей говорю: «Доктор, да как вы можете про них знать, коли у вас обе ноги на месте? Это почувствовать надо!» Эх, да чего там! – И Иван махнул рукой. – Серёга , тот бы им так загнул. Он всегда бойчее был.
Полгода мы с ним не виделись. Еду, вот, – и Иван достал из-под сидения пакет, – всё как полагается: водка, закуска. Только «Золотое руно» осталось по дороге зацепить. Эх, сколько мне ему рассказать надо. Ой, простите, телефон звонит, – и он торопливо полез рукой в карман.
– Алло, Тонечка! Всё хорошо, дорогая. Да, я к Серёге еду. Ну, не знаю. Наверное, не скоро. Ты же его знаешь. Сейчас как начнёт анекдоты травить. Хорошо-хорошо. Много не будем. А Серёнька, как? Во дворе бегает? Ну, пока. Хорошо-хорошо.
– Супруга звонила, – он опять улыбнулся, – волнуется. Опа, моя остановка. До свидания! Спасибо вам, заболтал я вас совсем, – и он, не спеша, поднялся.
– Ничего-ничего, – девушка задумчиво смотрела на этого странного разговорчивого пассажира, не замечая, что сигарета в её руках давно рассыпалась в прах.
А Иван, опираясь на палку, и, держа в другой руке пакет, медленно спускался по ступенькам перрона. Затем, долго шёл по просёлочной дороге, полной грудью вдыхая чистый загородный воздух…
На краю кладбища притаились две могилки. Одной Иван поклонился.
– Здрасте, тётя Варя! – смущённо произнёс он.
А другую плиту чёрного мрамора, с которой ему улыбался его друг, обнял и сказал: « Привет, Серёга! Как я по тебе соскучился! А «Золотого руна» нигде не встретил, извини».