Анна Солодкая

 (Рождественский рассказ)

«Вот, Мурчик, и все наши сбережения на Рождество! – прерывисто вздохнула Дарья Ивановна, вытряхивая на стол содержимое кошелька, – а до получения пенсии ждать еще целых десять дней»! Кот, щурясь, сочувственно глядел на хозяйку. «Что-то мы с тобой все постимся и постимся… И в будни, и в праздники. Все деньги уходят на лекарства. А тут, как назло, еще и зуб сломался! Да и как ему не сломаться на седьмом-то десятке лет? А вставить уже не придется. Цены кусаются! Хоть бы на рыбку тебе хватило – и то хорошо! Любишь рыбку? Да уж вижу, что любишь! – женщина ласково погладила кота по выгнутой спинке, – ну, ничего, как-нибудь дотянем».

В это время в дверь тихо постучали. Похрамывая, Ивановна направилась в прихожую. Она всегда открывала, не глядя, не спрашивая: «Кто там»? Красть было нечего, а за жизнь свою не опасалась.
На пороге стоял молодой человек без особых примет.
– У вас куска хлеба не найдется? – чуть слышно спросил незнакомец, опустив глаза.

«Наверно, человеку совсем плохо, если на Рождество хлеба просит», – подумала хозяйка и, оставив двери открытыми, пошла в кухню отрезать кусок булки.
Бывает, люди притягивают к себе деньги, бывает, счастье или удачу. К Дарье Ивановне липли нищие. В девяностые годы, когда с прилавков исчезло продовольствие, они ходили толпами. В подъездах всех обзванивали, но никто им не открывал. А она всегда подавала, хоть сама нуждалась до крайности. Вот и сейчас не смогла отказать. Но парень дрогнувшим голосом сказал ей вслед:
– Тетя Даша, дорогая, я пошутил. Я думал, Вы меня вспомните. Это же я, Семка! 
Дарья Ивановна всмотрелась в его лицо:
– И правда Сема! Радость-то какая! Надо же! Сколько лет, сколько зим! Ну, заходи, заходи, коль пришел. Расскажи, как живешь?
Оставив тяжелую сумку у двери, парень прошел в комнату.
– Присаживайся в свой уголок, – приглашала хозяйка, – будем обедать. Сейчас я тебя борщиком угощу. И оладьи есть ради праздника, и кутья!

Молодой человек попытался протиснуться на указанное место, но не смог:
– Кажется, я здесь уже не помещаюсь, – буркнул он, – лучше сяду у окна.
– Ну, как знаешь. Вырос, такой красивый стал! Кабы на улице встретила – ни за что бы не узнала!

Женщина подала на стол и села рядом с гостем, по-матерински поглядывая на него. Когда-то давно, вот так же, как сегодня, она открыла дверь маленькому оборванцу с красными от мороза руками и обветренным лицом. Зима была на редкость лютой. Ребенок просил милостыню. А в это время из кухни тянуло ароматным рисовым супом. Ну, как было отпускать мальчишку? «Ничего, – подумала женщина, – не объест». И, досыта накормив его, отпустила с миром. Однако на следующий день визит повторился. Дарья Ивановна удивилась, но опять впустила беднягу,
разделив с ним нехитрый ужин.

С тех пор мальчик стал приходить каждый день. Он молча стоял под дверью, а из сиротливых глаз катились крупные слезы. Да и что было говорить? Все нищие выдумывают небылицы, им никто не верит. Но отец Семки действительно уехал в Москву на заработки, да там и пропал. Который год – ни слуху, ни духу! А безработная мать, совершенно отчаявшись, впала в беспробудное пьянство и однажды морозным вечером замерзла. Помнится, в тот день сильно мело. Сын все выглядывал в окно, ждал маму. А она все не приходила и не приходила. Она и раньше, бывало, исчезала на несколько дней. Но потом появлялась с гостинцами – с пирожками из ларька, а иногда и с куском дешевой колбасы. Семка привык к ее отсутствию и по малолетству не знал, что это плохо кончится. Ему такое и в голову не приходило! Но вскоре женщину нашли окоченевшей, без пальто и обуви, на какой-то железнодорожной станции, где ее никто не знал. При ней не было никаких документов. Никто не стал выяснять, кто она и откуда. Насильственной ли была смерть или произошел несчастный случай? Всем было не до того! В рухнувшей стране рухнули и нормы морали. Тем более, заявлений о пропаже людей в милицию не поступало. Похоронили тело, как хоронят неизвестных бродяг. Позже от ее собутыльников ребенок узнал о постигшем его горе. С тех пор у него не было ни мамы, ни еды. Голодать приходилось постоянно. Ослабев, он днями не вставал с постели. Хорошо еще, что жил в собственной квартире. В пустой, холодной, но, все же, в своей.
Так однажды голод и привел его к Дарье Ивановне. Было очень стыдно просить кушать у одной и той же тети. Но никто больше не открывал, глядя на нищего в глазок. А если и открывал, то говорил, что нет ничего, а то и вовсе прогонял!
Целый месяц Семка ходил к ней, и целый месяц она кормила его, так ни разу и не отказав! А потом вдруг исчез. Дарья Ивановна по привычке продолжала ждать, но мальчик больше не появлялся.
Из-за постоянного отсутствия в школе, учителя забили тревогу и вскоре его определили в детский дом. Житье там было несладким. Заведение напоминало тюрьму для малолетних, с жесткими порядками и издевательствами. Но с тех пор он был под надзором и, по крайней мере, накормлен.
– Ну, касатик, – Ивановна заглянула ему в глаза, – рассказывай, куда ты тогда делся? Я ведь очень переживала.
И Семен поведал обо всем. О детдоме, о Витьке Черном, который постоянно бил его, о заведующей Валентине Юрьевне, которая, не разбираясь, наказывала обоих...

Невеселой была эта исповедь. Но, к счастью, жизнь не ожесточила его сердце, а только закалила. Хотя многие ровесники за воровство и драки уже успели побывать за решеткой. А его Господь миловал. Он окончил профтехучилище и теперь работал газосварщиком. Худо – бедно мог содержать себя.
– Вот и слава Богу! Как я рада! – облегченно вздохнула Ивановна, – теперь женишься, детки малые пойдут, и забудешь все, как страшный сон! Давай чай пить! Поди, остыл совсем!

Они долго еще беседовали в маленькой кухне. За окошком хлопьями падал снег, придавая вечеру сказочную таинственность.
– Ну, я наверно уже пойду, – наконец сказал гость, – и так засиделся у Вас допоздна!

Дарья Ивановна пошла его проводить. Семен простился, надел куртку и по знакомой до боли лестнице спустился вниз. Сколько раз он ходил здесь! Сколько плакал, тайком пробираясь на чердак! Много лет прошло с тех пор, а дом был прежним. Тот же, пахнущий сыростью, подъезд, те же синие облупленные стены. Только вот… спасительница его совсем постарела… «Тетя Даша, тетя Даша! Милая, добрая тетя Даша!» – благодарно повторял он.

– Ах, батюшки мои! – вдруг спохватилась Ивановна, увидев у порога забытую сумку, – голова садовая!
И, кутаясь в старенькую шаль, выскочила на балкон:
– Сема, детка, вернись! – крикнула она, – ты сумку у меня забыл!

Парень остановился и отрицательно покачал головой:
– Ничего я не забыл! Это Вам, теть Даш, на Рождество, – и, послав ей воздушный поцелуй, скрылся в снежной замети.

Женщина растерянно заглянула в сумку, до верха набитую яркими вкусно пахнущими пакетами. Там лежала и колбаса, и рыба, и сыр, и много-много чего еще... Но Дарья Ивановна уже не могла разобрать. Слезы затуманили взор.