Костенко Геннадий (Юрий Ош)
 

 Часть I. С т а т ь я

 1. Д о л г о л е т и е

На меня печатное слово действует гораздо сильнее сказанного. Когда мне что-либо говорят, могу это запомнить, но могу и просто пропустить мимо ушей. Но если я это же самое прочитаю где-нибудь, то оно становится для меня почти законом. Иначе говоря, печатное слово оказывает на меня прямо-таки магическое влияние… Рассказывают мне о прочитанной книге – с трудом слушаю, из вежливости. Пройдёт день-два, и я из услышанного уже ничего не помню. Но стоит мне эту же самую вещь прочитать самому, как я её не то что запомню, а иногда даже долго переживаю вместе с её героями. Видно, потому никак не могу запомнить ни одного анекдота. Остроумие, как и все, люблю. Слушаю – смеюсь от души вместе со всеми. Но прослушаю три-четыре анекдота подряд и к вечеру уже с трудом могу каждый из них пересказать, а через два-три дня забываю их совершенно.
Из-за необычайного воздействия на меня печатного слова случаются временами со мной казусы… Рассказал мне как-то мой товарищ по работе о статье в журнале «Научная фантастика», в которой шла речь о долголетии человека. Я на это почти не обратил внимания. Но однажды, будучи у него дома, мы за чаркой вина, как водится обычно у мужчин в таких случаях, беседовали о политике, о жизни. Тут он снова вспомнил об этой статье, порылся в старых журналах и отыскал давно залежавшийся, пропахший молью номер «Научной фантастики». Я сунул его в карман пальто, не подозревая, какие чары для меня заложены в этой маленькой книжице.
Статья была довольно большая. В ней автор собрал такие вековые сведения о долголетии человека и всякие таинственные случаи на эту тему, что содержание её, хотя и основанное на литературных данных, граничило с фантастикой. В этом смысле статья полностью отвечала названию журнала, в котором была помещена. Оно и понятно. В природе ещё уйма необъяснимых пока явлений. Поэтому подчас нелегко чётко провести черту, где кончается наука и начинается фантастика. Многие явления ещё вчера были плодом фантастики, а уже сегодня научно обоснованы и даже порой претворены в жизнь… В статье приводились сведения о том, как в древние времена некоторым людям удавалось прожить по несколько сот лет, как многие с незапамятных времён задумывались над вопросом продления жизни человека. Один китайский император, например, желая быть бессмертным, приказал своим учёным приготовить для него такой лекарственный напиток, выпив который, он никогда бы не умер. Учёные под страхом собственной смерти долго колдовали над этим делом, пока не приготовили какой-то раствор: император выпил его и… умер. Учёных даже не подвергли наказаниям, потому что этот император замучил всех своей манией бессмертия… В статье говорилось и о загадочном французском маркизе, получившем прозвище Синяя Борода из-за своей всю его жизнь чёрной, как смоль, с синеватым оттенком бороды. Будто бы этот маркиз для продления своей жизни пил кровь детей, которых он обманным путём заполучал у своих подданных, обещая им воспитать и обеспечить благополучие этих детей, но при условии, что родители никогда их больше не увидят. Так продолжалось довольно долго, пока жена маркиза, заподозрив что-то неладное в своём доме, как всякая любопытная женщина, в отсутствие мужа не проникла в башню, куда ей было строжайше запрещено ходить, и не обнаружила там труп недавно обескровленного мальчугана. Маркиз был казнён… Несколькими годами позже я прочёл рассказ Анатоля Франса «Семь жён Синей Бороды» всё о том же маркизе. Франс писал, что было почти всё наоборот. Кровь пил не злодей маркиз, а, скорее, из него понемногу высасывали кровушку: он, будучи по характеру гордым и независимым человеком и не желая, как все, пресмыкаться перед королевским двором, вёл уединённую жизнь в своём замке. Придворная знать ненавидела его и искала способ отомстить. Долго не могли ничего придумать, так как маркиз был необычайно честным, мужественным и добрым человеком. Вскоре способ нашёлся… У маркиза был один недостаток – доброта, доходившая до простодушия, и неумение разбираться в женщинах. Поэтому в погоне за богатством его женили на себе разные женщины сомнительного поведения вплоть до авантюристок. Но, к его счастью, все они по тем или иным причинам довольно быстро умирали после замужества. Так умерли его шесть жён. Вокруг его имени плелись в связи с этим всякие слухи. И вот он женился в седьмой раз. Но очередная жена оказалась хитрее всех предыдущих. Она завела себе любовника, встречалась с ним тайно как раз в той башне, где якобы маркиз, как потом говорили, пил кровь детей, и, мало того, задумала с любовником убить мужа. Маркиз застал жену в башне с любовником и в короткой схватке убил его, то есть любовника. Тогда жена стала кричать, что он хотел её убить, друг их семьи пытался защитить её, но маркиз, мол, жестоко с ним расправился. Маркиза приговорили к смертной казни… Где тут правда, для будущих поколений осталось одной из загадок, которых в истории тьма-тьмущая.
Один факт, который приводился в статье, был совершенно фантастическим. В нём самым серьёзным тоном говорилось, что на протяжении многих и многих веков в разных странах встречали какого-то одного и того же мужчину. Последний раз его видели уже в исторически наше время. Ему устроили экзамен английские учёные, который он блестяще выдержал. Создавалось впечатление, что он был современником древнегреческих философов, слышал их речи, вёл с ними беседы. Комментариев учёных по этому поводу в статье не было… Разговор об этом фантастическом человеке меня просто ошарашил. Словом, статья чрезвычайно подействовала на меня. Я долго был сам не свой. Все мои мысли были заняты вопросом о долголетии, о бессмертии. Этот вопрос, думалось мне, волновал умы людей ещё в древности, были люди, которым удавалось продлить свою жизнь на сотни лет. Стало быть, в этом и заключается великая мудрость жизни: искать способ продлить свою жизнь, среди всех мирских забот и треволнений стараться не обращать ни на что внимания, беречь здоровье, нервы и т. д., то есть пусть все колотятся, а я, познавший высшую человеческую мудрость, буду смотреть на всё как бы со стороны. Мне не ясно было только, какой метод продления жизни выбрать. Об этом в статье приводились самые разноречивые мнения великих людей, философов и мудрецов. Одни утверждали, что они продлили свою жизнь, потому что не курили, не пили спиртного и не ели мяса… Я очень мало пил и почти совсем не курил, и выполнять эти два условия для меня было совершенно пустяковым делом. Хотя и в этом вопросе не всё было понятно. Например, я как-то читал, что в Западной Европе где-то провели анализ данных заболеваемости среди курильщиков и некурильщиков, и данные получились неожиданные: было одинаковое число тех и других, даже, по-моему, курильщиков меньше. Но, повторяю, меня это не страшило: одной сигареты мне хватало курить на год, а запаха спиртного я мог не вдыхать месяцами. А вот насчёт неупотребления мяса – тут сразу весь мой мужской организм встал на дыбы. Не есть мяса? Как это? Во-первых, например, кавказцы всю жизнь питаются в основном мясом, запивая вином, и как раз среди них у нас больше всего долгожителей. Во-вторых, я вообще весьма скептически относился к разговорам, что мясо будто бы укорачивает жизнь. А что же тогда есть, если не мясо? Скажу откровенно, я, бывало, пока не поем чего-нибудь мясного, до тех пор не замечаю бирюзы неба, зелени листьев, зарева солнца и уж, конечно, не обращаю внимания на хорошеньких женщин. Для человека вообще, а для мужчины в особенности, считал я, не есть мяса – это скучная и нудная жизнь, прямо не жизнь, а сплошное существование. Мне не раз доводилось читать, что в грибах, мол, больше калорий, чем в мясе, но я в это, признаться, не верил тогда, не верю и сейчас. То есть в общем-то калорий, может, и больше, но ведь если говорить просто о калориях, так их в угле или нефти ещё больше, по крайней мере наверняка больше, чем в мясе. Но всё дело в том, что человеческий желудок – не паровозная топка: ни нефть, ни уголь сжигать он не в состоянии…Так и насчёт грибов и прочих продуктов. Не все из них человеческий организм может усвоить. Поэтому когда слышишь разговоры, что в тех или иных, скажем, овощах больше калорий, чем в мясе или масле сливочном, мне вспоминается, как в тяжёлый послевоенный сорок седьмой взрослые на жалобы об отсутствии жиров и масла говорили друг другу иной раз: «Ничего… пей воду – ведро воды заменяет сто граммов сливочного масла.»
«Так что же мне всё-таки предпринять?» – упорно сверлила мне мозг навязчивая идея заняться продлением своей жизни. Детская кровь? Но это чересчур чудовищно и, казалось мне, навряд ли может продлить жизнь нормальному человеку: одна мысль, что он пьёт человеческую кровь, может загнать его в гроб или по меньшей мере свести с ума. Я, правда, слышал, что некоторые мясники на бойнях пьют бычью кровь, но это тоже не всякий, наверное, может проделать, судя по тому, что не любой в состоянии выпить запросто банку хотя бы рыбьего жира, не говоря уже о крови… Не нервничать, быть спокойным в любых ситуациях, немножко как бы отстраняться от жизни наших бурных дней? Да, об этом я думал в первую очередь. Я мечтал, как когда-нибудь поселюсь в своём домике в тихом, уютном уголке на окраине провинциального городка, буду дышать тишиной и чистым воздухом, а в свободное время – заниматься садом. В каком-то среднеазиатском фильме, помнилось мне, умудрённый седыми годами старик, сидя на лоне природы возле заманчиво поблёскивающей в солнечных лучах «четвертушки», говорит своему молодому собеседнику, что мужчина за свою жизнь должен обязательно построить дом, вырастить сад и детей. Но при неустроенности своей жизни всё это я отложил на более отдалённое будущее, поскольку этими делами никак не мог в это время заняться при всём моём горячем желании. Так что из этого метода продления жизни мне оставалось только – как можно лучше хранить своё ледяное спокойствие в водовороте мирных будней.
Были мудрецы, которые для продления жизни, особливо молодости, советовали как можно чаще «пить дыханье юных дев». Этот совет меня заинтересовал. Гм… юных дев… дыханье… Это, конечно, здорово… Правда, тут тоже у мудрецов были несовпадения мнений. Одни возносили это самое «дыханье», другие, наоборот, его поносили, провозглашая стимулятором молодости «воздержание». Положительные результаты, подтверждавшие справедливость того или иного мнения, приводили обе стороны. Не знаю, чью сторону я бы принял самостоятельно, если бы не вспомнил о давным-давно прочитанной в юности «Возвращённой молодости» Зощенко. В это время мне как раз представился случай ещё раз перечитать этот небольшой, своеобразный роман, который, мне кажется, интересен не содержанием самого романа, а авторскими комментариями, и я не колеблясь занял сторону древних мудрецов, предлагавших «пить дыханье юных дев».
Женщина… Вечная загадка для мужчин. Сколько о ней написано романов, поэм, песен, опер и сколько их ещё будет написано. Кажется, в ней воспето всё: глаза и косы, ланиты и губы, стан, походка, руки, её нежность, женственность, материнство – и ещё много-много прекрасного, чем природа одарила вечную спутницу нашу. Но всё равно для нас, мужчин, она не стала от этого менее желанной и загадочной. Так должно быть. Всегда, во веки веков. Как в математике: предел стремится к бесконечности, но никогда её не достигнет. И мы, мужчины, веками стремимся познать её, женщину – нашу мать, жену, нашего самого близкого, дорогого и милого друга, но никогда до конца не познаем её. В этом, очевидно, есть жизненный смысл – вечное стремление, порыв, движение. Женщина для нас – прекрасная тайна, манящая звезда, путеводный маяк…
Так вот, после прочитанной статьи я буквально заболел прекрасным полом. Каждая молодая женщина, девушка меня волновала. Чуть ли не каждой из них я заглядывал в глаза, я провожал их взглядом. Меня волновало в них всё: и разговор, и улыбка, и блеск очей, копна волос, походка. Даже видя их одежду, висящую где-либо, я мысленно отмечал про себя, что это одежда Её, женщины, и мне казалось – от неё, этой одежды, исходил нежный запах и благоухание женского тела. Увиденное мною где-либо случайно оголенное женское колено вызывало во мне трепет. На работе в разговоре со своими молодыми сотрудницами мне трудно было сосредоточиться на содержании произносимых ими слов. Я смотрел на их малиновые губы, похожие на красные ленточки, видел, как они шевелятся, вздрагивают, замечал розовый язык, животрепещущий меж рядами белых зубов, и ничего абсолютно не мог сообразить, что эти губы, этот красно-розовый рот изрекают. Пытался оторваться от них, то есть губ, переводил взгляд выше, а там меня встречал лучистый свет очей. Единственным спасением в беседе с молодыми женщинами было для меня – не смотреть на собеседницу, но сделать это не всегда удавалось… Я работал в одной комнате с четырьмя женщинами разных возрастов. Среди них были молодая мама и совсем ещё юная девушка. Ну, мама… это уже мама. А вот девушка… Когда я пришёл устраиваться туда на работу и начальник знакомил меня с коллективом, я, как заворожённый, смотрел на девушку и почти ничего не слышал, что мне говорил мой будущий «шеф». Взгляд мой был прикован к её ушам с розовыми пухленькими налитыми алой кровью мочками… И даже сейчас, когда прошло столько лет, с тех пор как я не видел той девушки, при воспоминании о ней у меня перед взором предстают именно её славные, милые маленькие девичьи ушки с розовыми мочками, к которым так и хочется прикоснуться пальцем… Когда мне приходилось иногда работать с этим юным созданием на электроподстанции – это было форменным издевательством над моим организмом. Я никак не мог видеть в ней только электромонтёра. Нечаянное соприкосновение её пальцев с моими пронизывало меня словно током. А рядом всюду на клеммниках было электрическое напряжение, тело и руки должны были быть спокойными, без порывистых движений. Оля (так звали девушку) была умной, любознательной особой, любила быстро работать. Вот она наклоняется, заглядывает на шкалу прибора, хочет видеть получше, как я подсоединяю его в цепь электросчётчика: кудрявая прядь её волос касается моей головы – и я уже не могу спокойно работать…
В городских автобусах с их постоянными давками в часы пик ездить для меня было тоже пыткой. Однажды меня придавили к какой-то белокурой девчушке… Моё встревоженное мужское достоинство упирается в её мягкую ягодицу, а мой нос трётся об её бархатные волосы. Под убаюкивающее покачивание автобуса я совсем забыл, где нахожусь и что это не волосы моей жены. Наклоняюсь к девичьей головке, слышу её сладкое, мягкое дыханье. Вот оно – это «дыханье», эликсир вечной молодости, неугасающей любви к жизни. Я пью её дыханье и, забывшись, ласково провожу своей щекой по локонам её волос. Девушка чуть вздрогнула и отстранила голову… Мы вышли на одной и той же остановке. Она вдруг резко повернулась ко мне, посмотрела на меня внимательно и с вызовом, потом в недоумении вздёрнула бровь… и ушла. Я сначала смутился, а потом подумал: «Ну и пусть. Всё-таки капельку пригубился к её дыханью».
А ведь я был женат. И жена у меня была молодая. Она не могла понять, что со мною стряслось, почему у меня к ней вдруг воспылала горячая любовь, как в первые месяцы нашей супружеской жизни. Я постоянно вертелся возле неё, затрагивал её, помогал по хозяйству на кухне, всячески ухаживал за ней, словом, был похож на по уши влюблённого в свою собственную жену. Говорят, что так оно и должно быть. Но это только говорят. На самом же деле практически, сколько я мог видеть на примере многих знакомых мне семей да и на своём личном опыте, после бурного порыва нежной, порой даже страстной любви между новобрачными, высота волны которого зависит от многих факторов, в основном от степени влюблённости и темперамента и в меньшей степени – от бытовых условий и окружающей среды, года через три теплота отношений между мужем и женой идёт на убыль по нисходящей кривой, которая спустя несколько лет в лучшем случае скользит параллельно горизонтальной оси, а небольшое расстояние между ней и этой осью как раз и есть тот незатухающий огонёк взаимной любви, который не всяким супругам удаётся пронести до конца их совместной жизни. Конечно, тут следует учесть, что часть любви, тепла и нежности переносится на детей, но это уже иная любовь… Я не удержался и рассказал жене про статью. Тогда она сразу же поняла причину моей внезапной вспышки ласковых и нежных чувств к ней. «Опять поначитался… Ну и чудила ж ты у меня! И когда только образумишься?» – говорила мне моя половина, ласково улыбаясь… По ночам я часто просыпался. Вспоминал о долголетии. Смотрю, бывало, в лицо спящей жены, белеющее в темноте: спокойное дыхание, тихо и плавно поднимается и опускается грудь, губы приоткрыты, пряди волос разметались и чернеют на фоне светлой подушки. «Спит себе и не знает, чем она обладает – эликсиром жизни, молодости, вечного неувядания», – думаю я в тишине ночи. Наклоняюсь поближе к лицу жены, из полуоткрытого рта на меня веет теплом её дыханья, чуть пахнущего парным молоком…
У каждой женщины и тело, и дыханье имеют свой запах… Я впервые поцеловал девчонку в седьмом классе. От всей её худенькой фигурки исходил горьковато-пряный запах вишнёвой коры. Губы у неё тоже пахли чем-то вишнёвым, и потому от нашего невинного первого поцелуя у меня на губах, как сейчас помню, долго оставался привкус листьев вишни… У одних женщин губы, дыханье пахнут липой, у других – спелым арбузом, у третьих – колосьями ржи… Когда-то в Красноярске купались мы с товарищем, однокашником по вузу, за городом в Енисее, рядом с тем мостом, где теперь огромный мост возведен. Вода в реке, чистая и прозрачная, быстро струилась меж красноватых камней на мелководье. Возле нас бродили по воде у берега две юные девушки, брызгались друг с дружкой прохладной водицей, поглядывали на нас и звонко смеялись. Обе были стройные, светлолицые, с румянцем на щеках. И мне казалось тогда, что они обязательно должны пахнуть чем-то таким звонко-серебристым, как их смех, с привкусом сибирских лесов, полей и прозрачного Енисея, который в лучах летнего солнца сверкал, играл и переливался золотистыми бликами… На юге же, у Чёрного моря, женщины пахнут солнцем, горами и морской синевой, от них так и пышет чем-то солоновато-жарким и терпким… Каждая женщина, как видим, пахнет по-своему. Есть женщины с таким неуловимым и тонким ароматом, что навряд ли кто мог бы передать его словами либо с чем-то сравнить. Разумеется, я имею в виду естественный запах женского тела, а не запах парфюмерии, которым иные представительницы прекрасного пола чрезмерно обволакивают себя. Не знаю, как кому, а мне, ей-богу, всегда хотелось, чтобы все женщины омывались специально для них приготовленными растворами и чтобы от них потом исходил пьянящий аромат, смешанный с запахом хвои, полевых цветов, миндаля, сиреневых… облаков и пенистых морских волн.
… А моя жена вот – пахнет парным молоком. Как только я поцеловал её первый раз, так и сказал ей: «Ты пахнешь тёплым молоком». Она тогда в ответ засмеялась… Я ещё ниже склоняюсь над ней. Жена вздрагивает, просыпается, в темноте испуганно таращит на меня глаза. Потом вздыхает, успокоившись, и ворчит ласково-сонным голосом: «Ну что ты не спишь… Вот горюшко моё. Спал бы. На работу ведь вставать рано». И тут же снова засыпает… В окно задумчиво светит золотисто-серебряный серп луны, и в таинственной бесконечности загадочно мерцают жемчужно-голубые звёзды. «И тысячи лет назад так же светили людям эти звёзды и луна… Мы превратимся в прах, в электроны, а они будут всё светить и светить…» – медленно и сонно вертится у меня в голове мысль о жизни, о космических далях вселенной, о долголетии, пока наконец глаза мои не смыкаются, и я, убаюканный шёпотом Млечного Пути, засыпаю тревожным сном.

 2. «В е ч н ы й   о б м а н щ и к»

Однажды осенью отдыхал я в доме отдыха в нескольких километрах от Геленджика, в посёлке Дивноморское. В нашем доме отдыха было больше мужчин, чем женщин. Рядом с нашим домом отдыха находился чудесный и даже шикарный дом отдыха для метерей с детьми. Там, разумеется, были в основном женщины. Как известно, мужчинам скучно без женщин, а им, в свою очередь, не весело без нас. «Ясли до коней не ходять», – говорят на Украине. Поэтому мы частенько навещали соседний, женский, дом отдыха. Там на одном из вечеров ребята, жившие со мной в одной комнате, выиграли приз – маленькую книжицу «Вечный обманщик». Ребята уехали раньше меня, а книжка осталась: то ли они её забыли, то ли она им пришлась не по вкусу, и я, уезжая, взял её с собой. Ещё в Дивноморском я полистал её, вкратце познакомился с содержанием. В книге автор вёл разговор об алкоголе – «вечном обманщике»: когда люди начали употреблять алкоголь, какие алкогольные напитки пили в древности, как тогда вообще относились к этому вопросу, вред алкоголя для человеческого организма, изречения великих людей об алкоголе, сколько выпивают за год в разных странах мира и, наконец, полезные свойства хороших вин, как и с чем их подавать на стол. И вот, когда я увлёкся мыслью о долголетии, я вспомнил об этой книге.
Мною уже было сказано, что спиртного я тогда пил очень мало и, добавлю, редко. Тяга к спиртным напиткам была мне непонятна и дика. Я верил и знал, что бывает желанье, например, придя с мороза, к тому же устав, по народному обычаю выпить рюмочку чистой водки с доброй закуской. Это желанье мне и сейчас понятно, так как оно свойственно всякому здоровому мужскому организму. Но вот желанье (при отсутствии большого горя, потрясения и разных иных обстоятельств, могущих вывести человека из равновесия) напиться «в стельку», к тому же каждую неделю, если не ежедневно, – это уж, извините, всякому нормальному человеку противоестественно. «Опьянение есть добровольное сумасшествие», – писал древнегреческий философ Аристотель. Человек, или, вернее, субъект в обличьи человека, в пьяном виде хуже свиньи. Свинья, насытившись, зарывается рылом в сено и спит, похрюкивая сонно, и её можно просто обойти. Пьяный же субъект сплошь и рядом обычно не хочет спать. Хмель будоражит ему кровь. Его распирает пьяная удаль, бахвальство и лихачество. Ему хочется «подвигов», простор ему подавай. Все жизненные неприятности и неудачи стучат в его пьяном мозгу. Всякая мелочь жизни вырастает пред ним в большое горе. Он хочет устранить все препятствия, которые, как ему кажется, мешают ему жить, и притом именно сейчас, в сию минуту. Окружающие его раздражают, в них он видит виновников его бед, а потому с ними он считает нужным немедленно расправиться, поскольку он теперь очень сильный. Его тянет на волю, «в пампасы». Если возле него в это время никого нет, он пойдёт куда-нибудь, всё равно куда, лишь бы найти кого-то и расквитаться с ним. Будете его удерживать – он станет драться, кусаться, рычать, как свирепый зверь, даже хуже зверя, потому что и самых злых зверей могут успокоить укротители. Иного же пьяного ни один укротитель не угомонит. Он будет куролесить, пока хмель не выветрится из его головы. Пьяный человек выглядит намного отвратительнее и ужаснее любого животного. И, видимо, не зря собака не кусает пьяного. Я видел однажды, как пьяный мужчина зашёл в чужой двор и стал обнимать, целовать овчарку на цепи, которая всегда признавала лишь своего хозяина. Она не тронула этого пьяного, только всё время отворачивала морду от него, очевидно, не вынося запаха смрадной сивухи. Пёс не трогал пьяного. Он его просто презирал – и это отчётливо было видно в его не по-собачьи умных глазах.
От человека в пьяном виде можно ожидать чего угодно. Он в состоянии совершить любой сумасбродный поступок. Нечаянно оброненное кем-либо безобидное слово может показаться ему кровной обидой. Он способен сделать такое, чего в трезвом виде ни за что в жизни никогда бы не сделал… Мне как-то довелось быть свидетелем неприглядной картины в поезде «Соликамск – Пермь», кажись, в году семьдесят четвёртом, когда один известный поэт в пьяном виде с газетой в руках приставал к пассажирам. Он показывал в газете свой портрет и свои стихи. Стихи были хорошие, и с трудом верилось, что это он их написал, потому что отвратительно было смотреть на него и слышать, как он всем представлялся и бахвалился: «Я поэт! Известный. Зачем вы читаете Пушкина? Я пишу лучше его». Было стыдно за поэта. Именно за поэта… И надо было видеть потом, утром, этого поэта на конечной остановке, в Перми. Он смущённо, бочком прошёл мимо своих попутчиков и постарался быстрее затеряться в вокзальной толпе… После подобных случаев человек всегда чувствует себя не только физически, но и, главное, растоптанным, раздавленным, измочаленным морально. Если же он алкоголик, то он и в трезвом виде испытывает беспочвенную злость к окружающим его людям. Белинский писал, что пьяница ко всякому порядочному человеку, пусть тот и вовсе даже не смотрит на него, уже заранее питает злую ревность за то, что тот не пьяница…
Итак, как уже было сказано, пил я очень мало и редко, но всё же, значит, выпивал. Я рассуждал так: в большинстве случаев человеку хочется съесть и выпить то, что как раз требуется его организму. Пусть у человека больной желудок, но если ему хочется чего-нибудь скушать запретного, то немножко, кусочек съесть можно. А раз иногда есть желание выпить рюмку водки, то можно, а может, и нужно выпить эту самую рюмку… Но после прочитанной статьи я решил разобраться в этом вопросе с водкой подробнее. Вспомнил о «Вечном обманщике», прочёл от корки до корки. Там нашёл много полезного для себя. В книге говорилось, что крепкие спиртные напитки в любом случае вредны, противопоказаны человеческому организму и что в древние времена, например, в Греции и Риме, пили обычно сухие виноградные вина, да и то по большей части разбавленные водой. «Часть лишь одну ты вина наливай, воды же три части», – писал древнегреческий поэт Гесиод. А кто пил всё время неразбавленные сухие вина, того тогда считали горьким пьяницей. Кстати, Александр Македонский умер в расцвете сил в возрасте тридцати трёх лет. Здоровье его было подорвано в основном якобы от злоупотребления напитками Дионисия. Об этом красноречиво писал Сенека, римский философ: «Тот самый Александр Македонский, который перенёс столько походов, битв, суровых зим, преодолел неудобства переходов, переплыл столько морей, обязан ранней смертью своей невоздержанности – пьянству»… И, прочитав всё это, я поставил себе за правило: пить только сухие вина. Я и раньше любил хорошие вина, в том числе и сухие. Мне нравился их аромат, они напоминали мне душистый запах южных фруктов, ягод, в них, казалось мне, было что-то от янтарно-золотого солнца жаркого юга. Я даже любил иногда подливать вино в чай, чуточку, одну ложку столовую на кружку, – в горячем чае вино разогревалось, и я с наслаждением вдыхал букет нежных, еле уловимых оттенков запаха. Недаром ведь женщины, тонкие ценители всего прекрасного, любят короля вин – шампанское, производству которого в России посвятил почти всю свою жизнь граф Воронцов. Сначала он долго бился, стремясь раскрыть секрет изготовления французского шампанского, но потом, убедившись в тщетности этого, решил получить русское шампанское по своему собственному рецепту. С этой задачей он блестяще справился. И с тех пор русское, а потом «советское» шампанское знаменитого на весь мир винзавода «Абрау-Дюрсо» в Краснодарском крае постоянно конкурирует на всех всемирных выставках с французским шампанским…
И вот, стало быть, я совершенно перестал употреблять крепкие спиртные напитки, в том числе и креплёные вина. Пил только сухое вино… У соседки, к примеру, день рождения. Пригласили и меня с женой отметить это ежегодное событие. Беру свою бутылку сухого, прихожу и ставлю её на праздничный стол рядом с ненавистными мне теперь бутылками кристально прозрачной «Экстры» и какого-то креплёного вина. Громогласно объявляю, что пью только сухое. Соседи и гости смеются. Никто не принимает всерьёз моих слов… Выпили по рюмке. Я – своего кисленького. Выпили по второй. Я – снова своего кисленького. За столом – оживление, все повеселели, улыбаются, поздравляют именинницу, шутят, аппетитно орудуют челюстями. Сначала по поводу моего сухого острили, потом стали недоуменно посматривать в мою сторону, пожимать плечами. Мне было скучно. Чувствовал я себя, как в народе говорят, не в своей тарелке. Знаете, так бывает, когда совершенно трезвый попадаешь в компанию, где все навеселе, здесь ты словно белая ворона среди шумной, веселящейся чёрной стаи: хочется и самому развеселиться, но нет в твоём теле импульса радости, он где-то там, на дне души, сонно дремлет, его надо разбудить, чтобы он слегка зажёг твою кровь, и тогда ты будешь свободно держаться в этом обществе под хмельком… Я откровенно завидовал людям, даже своей жене, сидящим рядом со мной. Им было просто и хорошо. А я не мог позволить себе делать то же, что и они. Надо мной, как дамоклов меч, висел и тяготил меня зарок – пить только сухое вино, вести себя сдержанно, помня всегда великую мудрость жизни.

 3. «Йог»

В период моих раздумий о долголетии и воздержании от крепких спиртных напитков одна моя сотрудница принесла на работу отпечатанные на машинке выдержки из книги какой-то англичанки, увлекающейся системой йога. Англичанка ездила в Индию, познакомилась там с йогами, училась у них по системе йога. Потом она возвратилась в Англию, но продолжала придерживаться этой системы: например, питалась в основном разными фруктовыми соками (!).
Я прочёл эти выдержки из книги англичанки, и… как всегда, печатное слово подействовало на меня магически. В самом деле, думал я, ведь система йога – плод древней восточной мудрости, она тоже продлевает жизнь человека, а если так, то почему бы мне не заняться ею?.. Англичанка писала, что система йога начинается со специальных физических упражнений, чтобы очистить и укрепить тело будущего йога, потому что, очевидно, индийцы тоже придерживаются того мнения, что в здоровом теле – здоровый дух. Англичанка также предлагала комплексы различных физических упражнений по системе йога и прежде всего – дыхательные упражнения, с которых я и начал заниматься по новой для меня системе… Ещё со школьной скамьи мне было известно, что при выполнении упражнений физзарядки самое главное – равномерное дыхание: вдох – выдох, вдох – выдох. В упражнениях по системе йога с дыханием было всё шиворот-навыворот. Посудите сами: например, вдыхаем как можно больше воздуха, закрываем рот, быстро делаем с десяток кругообразных движений руками и только тогда шумно выдыхаем. О какой равномерности дыхания тут можно говорить? Стану, бывало, посреди комнаты, вдохну, надуюсь, как бык, и машу руками, а жена мне:
– С ума спятил мужик! Что ты дуешься? Кой чёрт тебя надоумил на это?
В Приуралье гуляло лето. Мои сотрудники часто после работы шли купаться на Каму, звали и меня с собой. Я тоже очень любил купаться, плавать, но после учёбы в вузе в гриппозном Питере частенько было, как выкупаюсь, так насморк на сутки – двое одолевал меня. Прямо стыд какой-то был: лето, жарко, вода в реке сама просит, чтобы в неё сунулся, а я проплыву чуток, выйду на берег, чхну, и… понеслось – течёт из носа ручьём. Но летом как удержишься, чтобы не пойти иной раз на речку? Мужики идут после работы, меня зовут. Пойду с ними, поплаваю, потом редко какой раз было обойдётся без чиханья, а то всё больше «чих» да «чих»… В это время у нас в цехе был командировочный из Череповца. Увидел он, как я чихаю после купания, и говорит:
– Хочешь, скажу, как избавиться от насморка?
– Конечно, хочу. Замучил он меня.
– Это дело простое. Надо купаться в реке ежедневно. Понимаешь? Не от случая к случаю, а ежедневно. Не обращай внимания на насморк, купайся и купайся. И что самое главное – при любой погоде, хоть на минуту, а войди в воду. Организм твой закалится, переборет насморк, и ты через месяц избавишься от него. Верь мне, я спортсмен и в этом деле толк знаю.
«В системе йога про закаливание ничего не говорится, – подумал я. – Но если мне сочетать модное у нас закаливание с упражнениями по системе йога, то есть как бы состыковать западную мудрость с восточной, то, может, я быстрее очищу свой организм от всякой скверны, сидящей во мне внутри… а там, глядишь, и йогом скоро стану настоящим?.. И вот я каждый день стал брать с собой на работу плавки, чтобы после работы выкупаться в Каме.
Купаюсь, купаюсь, чихаю, ясное дело, как и прежде, но всё равно купаюсь. А тут вдруг погода испортилась, стало холодно. В наших краях такое часто бывает: то всё лето тёплая погода стоит, то ни с того ни с сего как понесёт холодом с севера – хоть пальто осеннее одевай. Так и в то лето случилось: небо посерело, потемнело, словно свинцом налилось, ветер закружил, завертел пыль на дорогах, изо дня в день холодало и холодало, и вот уже – как будто осень глубокая, ещё чуть-чуть – и снег пойдёт. А я всё хожу и хожу после работы на Каму. Никто из моих сотрудников не ходит, а я хожу. Насморк сильнее и сильнее одолевает меня, но я не сдаюсь, купаюсь каждый день, а дома… дышу по системе йога…И настал день (как сейчас помню, воскресенье было), когда я проснулся утром с такой тяжёлой головой, в таком болезненном состоянии, что вынужден был сказать сам себе: «Сегодня последний раз войду в Каму, и – всё. На этом с закалкой закругляюсь». Собрался днём идти купаться, вышел на улицу, а там – холодина, в свитере и пиджаке не согреешься. Что делать? Возвратился в квартиру, сел, думу думаю. Жена кричит на меня, сумасбродом обзывает, грозит лицо заплевать тому, из Череповца, что надоумил меня купаться «при любой погоде». И тут пришла мне в голову мысль, как последний раз выкупаться и не заболеть окончательно: «А не соединить ли мне всё – дыханье девы, крепкое спиртное, закалку и систему йога – в одно целое?» Сначала от этой мысли меня даже оторопь взяла, дрожь пробежала по телу. Но потом думаю: «А что, чем чёрт не шутит? Может, оно… дыханье по системе йога попрёт на дыханье девы… а водка с закалкой сцепятся… пойдёт такая кутерьма – небу жарко станет… пройдёт буря в моём организме, и вся гадость, вся скверна проклятая, все болячки мои не выдержат и сгинут, покинут меня?» И, чтоб это дело не откладывать в долгий ящик, тут же говорю своей деве, жене то есть:
– Одевайся, пойдём вместе на Каму.
Жена глаза на меня округлила, вижу, выпалит такое, чего никогда от неё не слышал.
– В последний раз, – говорю. – Честное слово!
Услышав это, а может, испугавшись, чтоб я не утопился, она согласилась… И мы пошли с ней. По пути я зашёл в магазин и, отбросив навсегда открытую для себя мудрость жизни насчёт спиртного, купил чекушку водки и кусок колбасы. Ломоть хлеба, луковицу и стакан я из дому прихватил.
Пришли мы на берег. Там трое мужиков в фуфайках рыбачили. Расстелил я на траве газету, выложил на неё еду, порезал колбасу, открыл чекушку и поставил рядом со стаканом. Рыбаки смотрят на нас, ухмыляются, подмигивают. Начал я раздеваться. Они уставились на меня, забыли про свои удочки… Я не вошёл, а вскочил в воду. Сказать, что мне было холодно, что вода была почти ледяная, нет, это совсем не то, не те слова. Вода меня буквально ошпарила холодом, вонзилась ледяными иглами в моё тело. Я кое-как махнул несколько раз руками, проплыл метров пять и – скорее на берег. Выскочил, как ужаленный.
– Давай быстрее! – кричу жене. Она протягивает мне полстакана водки. Опрокидываю хмельное в рот, выливаю из чекушки в стакан оставшуюся водку, тоже опрокидываю её в рот, бросаю стакан, хватаю колбасу с хлебом, грызу и мигом одеваюсь. Тело горит, в голове шумит. Словом, настоящая закалка огнём и холодом: холод – вода и ветер, огонь – сорокаградусная… Рыбаки во все глаза смотрели на это представление и, наверное, приняли меня за моржа-алкоголика.
В понедельник я проснулся с высокой температурой, так что дышать по системе йога уже не мог. Состояние моё было никудышным. Пришлось вызывать врача, и в тот же день меня положили в больницу с воспалением лёгких. Так закончились для меня закалка вместе с дыханьем по системе йога. Я угодил в больницу, а жена осталась дома, проклиная на чём свет стоит и систему йога, и того командировочного из Череповца…
Больница была большим грязно-серым зданием. На первом этаже мне выделили больничную одежду: синий халат с оторванными пуговицами и дыркой на животе и синие штаны, коротковатые для меня. Обуться разрешили в свои тапочки. Моя жена, увидев меня в таком облачении, попыталась что-то сказать, вроде как, не найдётся ли у них в больнице что-нибудь попригляднее этого тряпья, но дородная женщина в белом халате бросила на неё недовольный взгляд и вынесла мне окончательный приговор, не подлежащий обжалованию:
– И в этом хорош будет! Чай, не на свиданье сюда пришёл!
И я, попрощавшись с женой, запахнулся в халат и, придерживая его рукой, побрёл на четвёртый этаж.
В больнице были люди двух прямо противоположных разновидностей: здоровые и больные. Все здоровые – в белом, то есть в белых халатах и колпаках; все больные – в грязно-синем одеянии. Меня положили в палату с жёлтыми стенами и тремя уже выздоравливающими мужчинами. Я лежал в кровати и невольно слушал разную трепотню моих троих друзей по несчастью. Моя жизнь потекла по больничному режиму: завтрак, обход, уколы, обед, пилюли, дневной сон, ужин, ночной сон. И так – каждый день. В палате – жёлтые стены, трепотня и шум за дверью от беспрестанного шарканья шлёпанцев. Выйдешь в коридор, глянешь из конца в конец, а там – одни синие фигуры слоняются.
Единственным приятным оживлением в больничной жизни было время передач, перед ужином. Тогда на первом этаже у входной двери с маленьким квадратным окошечком толпились люди в синем, а через окошечко к ним тянулись руки родных и знакомых с банками, бутылками, кульками. По тому, как синие фигуры принимали передачи, можно было судить о их самочувствии: если принимали с безразличным видом, значит – болезнь ещё властвовала над их бренными телами, если принимали с радостными улыбками, значит – дело пошло на выздоровление.
В моей палате на окне между рамами всегда было полно разных банок. Перед обедом и ужином мои сокоечники доставали эти банки, откуда-то появлялась бутылка с самогоном, и начиналось «самолечение» мужской натуры. И чем больше они выздоравливали, тем «лечение» это становилось более интенсивным. Иногда предлагали и мне отведать самодельного «лекарства», я отказывался, но однажды от тоски принял угощение и выпил полстакана. Ничего более мерзкого ни до, ни после никогда не пил, но… по телу словно прошла горячая волна, настроение поднялось, и, когда медсестра принесла пилюли, я даже обратил внимание на её женские прелести, выделявшиеся под белым халатом.
Почти с первых моих больничных дней вечерами после ужина и до глубокой ночи я слышал, как из какой-то палаты на весь этаж раздавался здоровый мужской хохот из нескольких глоток. Порой хохот из палаты вырывался в коридор, и тогда слышались беготня, топот ног и женские повизгивания. Позже я узнал, что причиной хохота и суматохи перед сном были трое молодых мужчин, которые никогда ничем не болели, но регулярно каждый год ложились в больницу якобы на излечение, а на самом деле – отдохнуть от заводских трудовых будней. Вот они и гонялись по ночам за молодыми медсёстрами. Тогда мне стало ясно, что моё первоначальное деление людей в той больнице на: в белом – здоровые, в синем – больные – было обманчивым.
Только через месяц, в августе, меня выпустили на волю, то есть выписали из больницы. Дома моя жена посмотрела на своего похудевшего, осунувшегося мужа и сказала:
– Ну что, йог, перебесился?.. Возьми-ка ты отпуск да поезжай куда-нибудь, отдохни после своего сумасбродства.
– «То ли ещё будет, о-ё-ёй…» – пропел я ей в ответ, но её предложение принял всерьёз и решил съездить к дальним родственникам в леса вологодские.

(Продолжение следует.)