Ольга Воробьёва


Ксения Степановна, подоив в обед бурёнку, всматривалась в тёмный гори-зонт. Не нравилось ей небо. Иссиня-чёрные тучи плыли на деревню быстро, неся в себе страх и тревогу.
– Господи! Пусть пройдёт обильный, но спокойный дождик, без ветра, без грозы, – подумала женщина и перекрестилась. – Давно не было дождя, но и ливня не надо.
Она подняла глаза и пристально посмотрела на небо. То, что увидела, испу-гало. Над ней висел большой оранжевый круг с чёрной дырой посредине. Эта чёрная дыра зловеще смотрела на неё своим единственным глазом и, кажется, уг-рожала, предупреждая об опасности. Замычала Зоренька, дали о себе знать утки и гуси. Переваливаясь, с шумом заспешили в деревню, за ними, задрав хвосты, по-бежали бычки, коровы.
– Неужели беду чувствуют? – мелькнуло в голове женщины. – Надо и себе собираться.
Она наклонилась, чтобы взять подойник, и вздрогнула. Полутораметровый уж пил из ведра молоко. Ксения Степановна не боялась пресмыкающихся. Схва-тив его, отбросила в высокую траву, сердито закричав:
– Вот ещё, бестия такая, испортил молоко. Ты смотри, какую моду взял. Не успеешь отвернуться, он уже здесь. Когда-то я тебя проучу.
Но ужа и след простыл. Взяв ведро, женщина пошла по извилистой тропинке в деревню.
А тучи ползли и ползли. Совсем рядом ударил гром, сверкнула молния, ра-зорвав пополам небо. Ксения Степановна побежала, её перегоняли коровы, козы, бычки.
Вот и деревня, но к дому ещё далеко. Поднялся ветер и погнал сухой бурьян, солому, пыль. Первые капли дождя не остановили женщину.
– Господи! Быстрей бы домой добежать, там буду в безопасности, – уже вслух размышляла она.
Вот и дом. Шарик заскулил, увидев хозяйку, но из конуры не вылез. Утки и Зоренька были в сарае.
– Ты смотри, сами зашли, – недоумевала она. – Шарик, иди ко мне, сниму ошейник.
Дождь полил, словно из ведра. Женщина схватив подойник, побежала в дом, за ней увязался пёсик. На диване мирно спал чёрный кот. Увидев хозяйку, мяук-нул, но с ударом грома спрятался под подушку.
– Что? Боишься? Мы же теперь втроём. Иди, молочка попей. Уж чуть всё не выпил.
Но кот и не думал вылезать.
– Как знаешь, – снимая мокрую одежду, сказала Ксения. – Ты только посмот-ри: не дождь, а ливень. Беды б какой не было.
В эту минуту забарабанил по крыше град.
– Вот тебе и беда, – перекрестилась она и пошла к двери, чтобы выглянуть во двор, но, приоткрыв её, тут же захлопнула.
Дождь не шёл, а, казалось, лился нескончаемой рекой. С голубиное яйцо град устлал толстым слоем землю. Гром так гремел, что закладывало уши.
Кот выскочил из-под подушки и прыгнул на сервант, зацепив стеклянную ва-зу, та упала на пол и разбилась.
Ксения подбежала к окну, чтобы посмотреть на непогоду, но, кроме сплош-ной водной стены, ничего не было видно.
– Вот тебе и потоп, – подумала она. – Что же делать?
Из-под двери тоненьким ручейком побежала вода. Шарик заскулил.
– Что же делать? Надо забрать документы, деньги и лезть на чердак. Если в доме вода, на улицу страшно выходить. Хорошо, что в коридоре есть лаз. Вася, иди ко мне, полезем на чердак, – позвала она кота.
Но кот боялся.
– Как знаешь.
Ксения Степановна, забрав из письменного стола документы, деньги, напра-вилась к двери и открыла её. Вода стеною полилась в комнату, едва не сбив её. Кот дико мяукнул и прыгнул на плечо, вцепившись когтями в блузку.
Добредя к лестнице, она вспомнила, что не взяла альбом. Не раздумывая, возвратилась в комнату, подошла к серванту. Открыв нижнюю дверцу, увидела уже намокший альбом.
– Всё равно возьму. Потом подсушу. Надо бы взять подушку, одеяло, под-стилочку. Возможно, и ночь придётся куковать на чердаке.
Кот больно царапал плечо, мяукал, дрожал – боялся бедный.
– Кажется, всё. Документы взяла, деньги при мне, альбом тоже. Ну, Василий, полезли. Шарик, где ты?
Но пёсика нигде не было.
То, что увидела на чердаке, перепугало. Крыша, была как решето.
– Что с крышей? Почему льётся вода? Господи, это же град побил шифер, – промелькнуло в голове.
Нашла в углу сухое место, постелила подстилочку. Положив подушку, отру-гала кота:
– Слезай, бестия такая. Все плечи содрал. В добрую минуту я бы тебя наказа-ла.
Кот спрыгнул и лёг на подушку. В уголочке сидел Шарик.
– Что же делать? Затечет весь потолок. Дождь всё льёт, не перестает. Бабуш-ка не зря говорила: «Не проси дождя, а проси урожая».
Слышит: на соседском дворе дети плачут: «Мама, спасите! Копна поплыла. Ой, тонем, мама!»
Не выдержала Ксения, метнулась к лестнице и отворила входные двери. Но-гами нащупала ступеньки на крылечке и теперь уже поплыла к соседнему подво-рью. К счастью, копна сена зацепилась за забор. Дети, словно воробьи, испуганно смотрели на Ксению, готовые в эту же минуту соскочить.
– Держитесь, но не прыгайте, не то – утонем. Я вас на чердак свой снесу. Ко-ленька, ты меньшенький, давай ручку.
– Я боюсь.
– Не бойся. Я поймаю тебя. А где папа, мама?
– Они с поля ещё не пришли, – дрожащим голоском сказал старшенький, Ан-дрейка.
– Вот так, молодец, Коленька. Ты уже совсем близко.
Женщина приняла на руки малыша.
– Андрейка, ты плавать умеешь?
– Да.
– Тогда потихоньку съезжай. Вода здесь не бурлит, плавно течёт. Молодец.
Мальчишка присел и сполз.
– Ложись мне на спину и держись за плечи. Только не берись за шею.
– Я и сам доплыву. Сидел на копне, потому что Коленьку не хотел бросать одного. Поросят очень жаль, вода их понесла. Я хотел, было, спасти их, но Ко-ленька вцепился. Гусям что, плавают себе. Ваших уток тоже погнала вода.
Ксения только теперь вспомнила о Зорьке:
– Как она там в сарае? Хорошо, что не привязанная.
Доплыв к дому и подсадив ребят на чердак, сказала:
– Садитесь или ложитесь на подстилку, укройтесь одеялом, я к бурёнке наве-даюсь.
Дети не заставили себя долго ждать. Мигом побежали к лежанке.
Женщина поплыла к сараю. Уток, действительно, не было, куры взобрались на жерди под потолком, Зорька по шею стояла в воде и смотрела на хозяйку.
– Что же нам делать, Зоренька? Дождь, кажется, перестаёт. Если не спадёт вода, выбирайся из сарая и плыви к холму, только там найдёшь спасение. Хоро-шо, что поросят продала. Мне, родная, надо на чердак, боюсь: соседские детишки ещё перепугаются.
Она поплыла назад, но встретила чью-то плывущую курицу. Поймав её, воз-вратилась назад и, посадив на жердь, сказала:
– Принимайте утопающую. Не обижайте её, видите, какая мокрая.
Развернувшись, направилась к дому.
Дети, укрывшись одеялом, мирно спали, обнявшись с котом и пёсиком.
– Устали, бедненькие. Пусть поспят, а я посижу возле них. Дождь, наверное, тоже устал, лишь капает. Слава Богу, прошла страсть. До вечера вода сойдёт. Хо-рошо, что детей спасла, – думала про себя женщина.
Ливень прошёл, оставив после себя одну беду. Вода сошла быстро.
Ксения Степановна спустилась с чердака и вышла во двор. То, что увидела, больно сжало сердце: забора, ворот как и не было, сарай накренился, но выстоял. Везде валялись колоды, принесённые невесть откуда, ближе к порогу увидела чей-то узел с одеждой, улей.
– Какие же мы бессильные перед природой. А лезем в космос. Вот нам и космос…
Послышался плач на соседнем дворе. Она не пошла – побежала. Увидев со-седку, крикнула:
– Не плач, Марфуша, дети у меня на чердаке спят. Поросята, правда, поплы-ли, возможно, где-то и вылезли, спаслись, но теперь их не найти. У меня утки где-то плавают. Ищи теперь ветра в поле. Пойду на Зорьку посмотрю. Видишь: сарай перекосился. Не придавило ли там её? А дети пусть спят до утра.
Ксения Степановна пошла к сараю. Осторожно зашла и, увидев, что бурёнка жива, облегчённо вздохнула.
– Натерпелась и ты, милая. Переспим, а там увидим, что дальше делать. Пой-ду, посмотрю, что в доме делается. Ты ложись, пожевать бы тебе чего-нибудь, да всё вода забрала. Жди до утра. Утро вечера мудренее.
Поцеловав Зорьку в лоб и смахнув набежавшую слезу, побрела в дом. Пере-ступив порог, едва устояла на ногах. Везде было сыро, мокро, воняло грязью. По-душки, плававшие в воде, теперь лежали на полу. С потолка всё ещё капало.
– Как же быть? Денег нет, чтобы починить крышу. Когда же это всё просох-нет? Одна беда не ходит. Небо предвещало, что будет беда. И что из того? Как те-перь зиму пережить? Огород вода забрала. Да что это я раскисла!? Не у меня од-ной такое. Всё село подтопило, – рассердилась сама на себя женщина.
Послышались отдалённые голоса:
– Дождь дождём, а дамбу на плотине разорвало, вот вода и пошла. Сколько раз говорили Охрименко, что приведёт халатность к беде. Ему что? Ему рыба нужна, деньги лопатой загребал, – басил кто-то.
– Даже сейчас рыбу по деревне собирает. Завтра на рынок повезёт. Детишек, антихрист, гоняет, чтобы карася какого не подобрали, – не унималась толстая Матрёна.
– Вот взять бы, да и подать в суд.
– И что? Подкупит всех, мы еще и виноватыми останемся, – вставил слово дед Карп. – Сейчас все судьи продажные. Мы же к нему пойдём денег занимать, чтобы починить крыши.
– Возможно, сельсовет поможет, – несмело пролепетала женщина лет три-дцати пяти.
– Раскрывай карман шире, – не унимался дед. – Пока из Киева дойдут деньги, их в области, в районе и в том же сельском совете переполовинят. В первую оче-редь своё хозяйство приведут в порядок, родственникам, кумовьям, сватам. Вспомните, как по 1000 гривен из советских сберкнижек давали. Кто получил? Кум, сват, брат. И всё. Закончилась «гоп кампания». Крику было на весь мир. А у нас лишь кукиш в кармане осел.
– Что же нам, горемыкам, делать? – заплакала баба Настя. – Природа против нас и власть против нас.
– Ты что, старая? – засмеялся дед Карп. – Она, родная, с нами, вот выборы на носу. Кандидатов в деревне столько будет, хоть пруд пруди. Вот я и предлагаю: давайте подсчитаем все партии, всех кандидатов наших и закрепим за ними дво-ры. Приедут в деревню господа, а мы к ним не с пустыми руками, с заявлением на ремонт крыши, заборчика, сарайчика. Только смотрите, совесть имейте, друг су-против друга не идите. Вот Ксения Степановна идёт. Она женщина образованная, интеллигентная, поможет нам в этом вопросе.
– Ксения Степановна, – заговорили люди, – вот послушайте наше решение.
– Слышала я всё, не надо пересказывать… Решение схода верное. Я – только за. Вот управимся после наводнения и примемся за дело.
– До выборов ещё четыре месяца, – заметила Марфа.
– Подмажем покудова шифер глиной с соломой, тряпьём заткнём дыры, – вставила своё слово и баба Анастасия. – Пошли по домам, пора отдыхать. Только где, не знаю. На чердак придётся лезть на старости лет. Зачем от воды спасалась? Не пойму? Заставь сейчас на грушу залезть – не слезу. А когда вода пошла, залез-ла. Лучше бы меня вода унесла. Не видела бы такого горя.
– Вы что, бабушка, на груше сидели? – засмеялся один из мужиков.
– На ней, родимый, на ней, своей спасительнице. Столько страха натерпе-лась, не приведи Господи.
– Никогда бы не поверил. Как же вы туда забрались?
– Вот так и забралась. Страх заставил. Зато всё видела и всё слышала. Чуть-чуть не свалилась, когда увидела, как Манькин телок плыл. Плывёт, его вода кру-тит, вертит, а он, бедный, головёнку кверху задрал, барахтается. Пёс Ивана Кочу-бея увидел с кучи дров, прыгнул в воду и – к нему. Подплывёт, нырнёт под него, выбросит вверх и снова рядышком плывёт. Так и подбил к холму.
– Скажите, какой умный, – вмешался в разговор дед Анисим. – А ещё что ви-дела?
– Видела, как пес поросёнка спас, гусей, уток выгнал на холм. Понимает, значит, что свое, деревенское. Если бы мы, люди, так понимали и помогали друг другу.
– Не все одинаковы. Ксения Степановна, рискуя жизнью, спасла моих детей. Если бы не она, я бы своих сыночков не увидела, – вытерев слезы, сказала Марфа.
– Будь все такие, как наша учительница, – поддержал разговор Анисим, – вот бы кого народным депутатом избрать.
– Почему бы и нет, – понеслось со всех сторон. – Пойдете, Ксения Степанов-на.
– Куда мне? Денег нет, чтобы внести в избирательную кампанию. Да и воз-раст не тот, уже под пятьдесят.
– Мы всем селом сбросимся, – зашумел народ.
– Что даст мой голос в Верховной раде?
– Вы со временем свою партию зарегистрируете. Они у нас растут, как грибы после дождя, правда, все гнилые, червивые, – махнул рукою дед Карп.
– Режьте меня на кусочки, не пойму я наших народных народолюбцев. Они больше бьются на заседаниях, чем государственные дела решают, – вставила сло-во миловидная женщина.
– Хе, милая, энергию надо куда-то девать. Засиделись, бедненькие, ножень-ки, рученьки, кулачки отекли, надо же их размять, – засмеялся дед Карп. – Да и людям надо себя показать, что не сидят без дела в креслах, а с кулаками идут «за правду-матку».
– Какую правду?
– Свою, конечно. Твою, что ли?
– А, по-моему, есть Президент, Кабинет Министров, и пусть они управляют страной. Нечего брюки и юбки протирать.
– Как нечего? Они льготы, законы под себя пропихивают, неприкосновен-ные, как каста какая-то, квартиры в Киеве получают. В отпуска едут, им на оздо-ровление по закону положено. А оклады какие! А пенсии! Если бы хоть один из них с годик посидел на нашей пенсии. Вот выборы на носу. Что-то изме-нится? Нет, ничего. Потасуются, как карты в колоде. Одна карта выпадет, на сме-ну придет другая, та, что на предыдущей кампании не прошла, – не то с болью, не то со злостью сказала Галина Ивановна Поддубенко. – У них рука руку моет.
– Правду говоришь, Галька, – не унимались односельчане. – Вы же посмот-рите: не только наши народные – неприкосновенные, а и их отпрыски. Сколько на дорогих иномарках посбивали людей, сколько изнасиловали девчат! Посадили ко-го-нибудь? Дудки. Порою, после судебных тяжб потерпевшие остались еще и ви-новатыми.
– Ой, людоньки, посмотрите: живность наша идет домой, – вскрикнула бабка Анастасия и захлопала в худенькие костлявые ладоши.
Гуси, важно переваливаясь на красных лапах, шли впереди. Гусаки, вытянув длинные шеи, следили, чтобы в стадо не прибились чужаки и шипели во все сто-роны, давая знать, кто в стаде хозяин. Утки, что-то подбирая на ходу, не отстава-ли и шлёпали по грязи за ними.
– Натерпелись бедные страха, как и люди, – прошептала Ксения Степановна.
Сзади шёл чей-то телок и, похрюкивая, бежал поросёнок. Замыкал колонну Байкал, гордо повиливая хвостом. Когда стадо подошло к людям, Байкал сел на задние лапы и три раза дал о себе знать, мол: «Принимайте своих заброд».
Вся живность сбилась вокруг людей и не хотела идти по домам. Первым опомнился телёнок и, подойдя к своей хозяйке, ткнулся мордочкой ей в бок.
– Что? Натерпелся? – сказала женщина, поглаживая его голову.
Байкал сорвался с места и тоже подбежал к Марии, лая и виляя хвостом.
– Спасибо тебе, Байкал, спас моего Борюню. А что на ножку прихрамывает, не беда, заживёт. Ты герой у нас сегодня.
И тут страшный крик-плач послышался на другом конце улицы. Все замерли. Даже гуси притихли. Байкал сорвался с места и побежал на причитания.
– Это у Елены Прокопенко какая-то беда, – заволновались люди.
Плач становился всё сильнее. Он, казалось, рвал на части душу, сердце. Все онемели, не в силах сдвинуться с места.
Первым опомнился дед Карп:
– Что же там такое? Пошли, посмотрим. Возможно, помощь какая-то нужна? Что-то серьёзное случилось.
Все бросились на другой конец улицы, за ними побежали телёнок и поросё-нок. Гуси и утки, не зная, что делать, сели на мокрую землю.
Когда односельчане подошли к дому Елены Прокопенко, страх сковал их. Елена стояла на коленях в грязи над какой-то грязной куклой, завёрнутой в оде-яльце.
– Господи, это же её четырёхмесячная дочурка, – заплакав, прошептала тётка Мария. – Как же это случилось?
Ксения Степановна подошла к Елене и погладила ее плечо:
– Возьми, родная, дочурку, возьми. Вставай из земли. Надо же маленькую искупать, убрать.
Но та тужила над мёртвым тельцем ребёнка. Вдруг резко встала, схватив свёрток, побежала на другую улицу.
– Куда бежишь? Стой! – кричали люди.
Женщина ничего не слышала, она падала, поднималась и снова бежала, кого-то ругая и проклиная, нарекая на половодье. Её догнал высокий Андрей Потапен-ко и хотел было забрать мёртвого ребёнка, но она с такой силой оттолкнула его, что все поняли: женщина бежит к арендатору плотины. Забежав на его подворье, люди увидели среди двора большую кучу рыбы.
– Иван, где ты? Выходи. Разговор к тебе есть, – кричали люди.
– Он с детишками рыбу по улицам собирает, – отозвался через забор сосед. – Ночью на рынок повезёт.
Елена обвела присутствующих тупым взглядом и еле слышно сказала:
– Люди, разбирайте рыбу, мы с дочуркой вам разрешаем.
– Ты что? Она нам в горло не полезет, – вытирая слёзы, ответила Марфа.
– Байкал, – натравил дед Карп собаку, – растягивай её по двору и рви, разди-рай.
Пёс, кажется, этого и ждал. Со всей злостью бросился на кучу, рычал, стас-кивал рыбу, волок по двору, топтал лапами.
Елена, передавая из рук в руки мёртвую девочку, горько плакала, причитая:
– Боже! Это я виновата в её смерти. Хотела, было, на сарайный чердак вы-лезть, но подскользнулась и выронила доченьку из рук. Волна подхватила мой цветочек и понесла. Я осталась живой, а она… О! Господи! Что я Андрею скажу, когда он из города приедет?
Тут все услышали скрип брички и грозный крик хозяина двора:
– Что собрались? Расступись. Я, кажется, никого не приглашал.
– Это моя доченька пригласила односельчан, – закричала Елена, бросаясь под колёса брички.
– Ты что, стерва, с ума сошла? Что вы сделали с рыбой?
Охрименко, угрожая людям, развернул лошадь на них и, размахивая кнутом направо и налево, разрезал со свистом воздух. Конь испуганно раздувал ноздри, грыз удила и, не слушая хозяина, понёс бричку с ездовым в поле, сметая всё на своём пути.
Люди, ещё немного постояв, уговорили Елену идти домой и, не бросая пла-чущей женщины, пошли с ней, чтобы подготовить двор, дом, маленького анге-лочка в последний путь.
Дед Карп, отстав от толпы, свернул в сельский совет. Он так думал:
– Надо же в милицию позвонить, чтобы констатировать смерть ребёнка. В морг тельце заберут. Нельзя без судмедэкспертизы хоронить, так как к ответст-венности Елену привлекут.
Через четыре дня, после оформления всяких бумаг, дали разрешение на по-хороны. Вся деревня гудела, перемывая «кости» арендатору плотины, но он, как ни странно, тоже без дела не сидел – подал иск в суд за то, что рыбу Байкал рас-кидал и погрыз. И таки нашли господа-судьи «виноватых», штраф на невинных людей наложили.
Елена после похорон так и не пришла в себя – ходила деревней, звала свой цветочек, искала дочурку в траве, в кустах, под заборами, но тщетно. Через месяц наложила на себя руки – повесилась.
Прошёл год. Когда вся семья Охрименко была в городе, загорелся его дом и все постройки. Горело так, что пожарные машины не смогли залить огонь. И сколько ни велось следствие, у всех жителей было алиби.
Односельчане говорили:
– Бог наказал за грех, за маленького ангелочка. Взял в аренду плотину, укре-пи насыпь. Детям купаться, окаянный, не даёт, не то, чтобы с удочкой в свобод-ное время посидеть. Поделом ему.
Долго Охрименко обивал порог следователя, но тот только руками разводил и говорил:
– Давайте доказательства.
Умеет простой люд терпеть, но умеет и «благодарить».