Когда страна отмечала двадцатилетие Великой Победы, мне едва исполнилось четыре года. Безусловно, детское восприятие не дотягивало до понимания важности события. Помню, впечатляло обилие цветов, военных песен, множество дядей (да и тётей) с какими-то круглыми значками, ленточками и звёздами. И, конечно же, праздничный салют. А ещё – запомнилась атмосфера всеобщей и неподдельной радости.
Повсюду звучали слова «победа», «воевал», «орден», «медаль» и другие, мне тогда известные и не очень. Ну а со всеми вопросами я, конечно же, - к папе, маме и бабушке. Благо, отвечали мне всегда охотно. Особенно - отец, для которого военная тема была частью души, притом основной частью. Он показывал мне боевые награды – несколько медалей. Говорил, что представили его и к ордену «Красной Звезды», да вот какая-то тыловая крыса исправила на медаль «За отвагу», будто бы по просьбе замполита-самодура, с которым у отца однажды случился конфликт (увы, не без этого даже на войне).
Но особенно увлечённо папа рассказывал о собственно боевых действиях в составе артиллерийского расчёта на 2-м Украинском фронте. Я был весь, что называется, «глаза и уши». Каждый эпизод прокручивал через воображение, представляя себе всё до мельчайших деталей. Если чего-то в картинке не доставало, просил уточнить. Например, мне казалось не логичным, что в артрасчёте, состоявшем из командира орудия, заряжающего, ящичного и наводчика, не было «стреляющего». Отец пояснил, что наводчик – он же и стреляет.
Иногда я просил отца повторить тот или иной эпизод. Особенно мне нравилась история о том, как им удалось сбить немецкий самолёт, нагло выёживавшийся неподалёку, едва не сбривая крыльями траву да кустарники. Папе не стоило труда пересказать заново, ведь говорил он о том, что сам видел и пережил. Мне же это было только на руку: «картинка» при повторном про-смотре дополнялась всё новыми и новыми деталями, что делало её более полнокровной и реалистичной.
Эти устные мемуары имели неожиданные последствия. Однажды, когда отец забирал меня из садика, к нему подошла очень встревоженная воспитательница:
– Вы знаете, Николай Максимович, по-моему, с вашим сыном что-то неладное.
– ???
– Понимаете, он рассказывает детям, что воевал с фашистами, был заря-жающим, стрелял по танкам и даже сбил самолёт. Причём говорит всё так складно и в таких подробностях, что и не придерёшься. Будто и в самом деле ... Дети слушают его с открытыми ртами! Сегодня он своими историями сорвал тихий час! Откуда у него это?!
Отец успокоил воспитательницу, мол, с ребёнком всё нормально, только вот любит фантазировать, притом на реальной основе. А вечером вся коммуналка по полу каталась над тем, как Женечка делился с подрастающим поколением «воспоминаниями о войне». Соседи просили повторить всё, что я рассказывал доверчивым однокашникам. Я, конечно, понимал, почему всем смешно, однако работа на публику мне понравилась, так что я - абсолютно серьёзно и во всех подробностях - пересказывал истории, услышанные от отца. Многие из них помню до сих пор.
Иногда мне кажется, что война не только оставила неизгладимый след в памяти современников, но и отпечаталась в генах на многие поколения вперёд. Моего отца уже нет. Многих уже нет… Но память о подвиге народа, передавившего горло фашизму, жива и будет жить. В нас, в наших детях и далее – всегда.