Светлой Памяти Александра Грина (1880-1932)

 
Великого романтика и знатока несбывшегося, решившего конфликт внешнего и внутреннего миров в пользу внутреннего.

Тень высокого мужчины, быстро спускавшегося через три ступеньки по лестнице, кружилась по ободранным стенам парадного. Несколько секунд назад этот мужчина, носивший черное затертое драповое пальто, черный костюм и крахмальный воротничок, гневно и зло кричал на другого мужчину, сидящего в серых нарукавниках поверх клетчатого пальто, в очках на резинке и химическим карандашом в прокуренных коричневых пальцах. Высокий кричал, гневно размахивая руками, его лицо заливал нездоровый румянец, от него по комнате разливался жесткий сивушный дух. После того, как высокий понял, что своей цели он не добьется, он решил – в следующий раз. В следующий раз… Он выскочил на лестницу, хлопнув, сильно хлопнув дверью, и помчался домой.
Свинцовый вечер рождал оловянные тени. Сырой, плотный воздух обхватил высокого мужчину, и тот поежился в его ледяных объятиях. Натянул ниже шляпу, зашагал быстрее в сторону проспекта. Черные тени домов, черные облака, еле тлеющие, скулящие на ветру огоньки фонарей и людей рождали в его сердце омерзение. Оскальзываясь на мокро блестящем льду, чувствуя, как снег начинает таять внутри рваного ботинка, он торопился с плохими новостями именно домой. Он мог пойти и в другое место, но клубящиеся в морозном тумане мысли вели его именно туда. Высокий взбежал по лестнице, обстучал ботинки у двери, вошел в паркий мрак и прокричал на весь коридор: «Золотко, милая! Снова мне не дали аванса! Черт бы их побрал! И я этому кретину Миловзорову чуть рожу его мерзкую не раскроил!».
Мужчина грел замерзшие длинные пальцы у печи. Глаза его то становились карими, то загорались безумным искрящимся огнем, когда новая щепка вспыхивала среди угольков. Согревшись, высокий вытащил с антресолей обувную коробку с бумагами. Снял с печи разогретую чернильницу, зажег огарок свечи. Подняв воротник пальто, которое он даже не собирался снимать, он обмакнул перо и продолжил писать монолог:
«Ты будешь большой, Ассоль. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе. Тихо будет плыть этот чудесный корабль, без криков и выстрелов; на берегу много соберется народу, удивляясь и ахая: и ты будешь стоять там. Корабль подойдет величественно к самому берегу*...»

(* А. Грин, "Алые паруса")