Александр Еремёнко
Рассогласование времён

Г Л А В А 2

Вика Хлодченко прихорашивалась у зеркала. Как все красавицы, она относилась к зеркалам двойственно. С одной стороны, ей нравилось любоваться собой, изгибать так и эдак длинную смугловатую шею, медленно поворачивать безупречный овал лица, перебирать пряди длинных прямых волос, игравших чёрным блеском, чуть прищуривать и расширять тёмно-карие глаза восточного разреза. В то же время, Вика недолюбливала и даже опасалась зеркала. И не только потому, что его серебристая поверхность рано или поздно отразит уже не красавицу восточного типа, игравшую Лейлу в сценке из школьного спектакля, а потрёпанную жизнью даму с тщетно маскируемой паутиной морщин, со злым и хищным взглядом, а затем и вообще старуху с крашеными космами и одутловатым лицом.
Когда она долго всматривалась в своё отражение, ей начинало казаться, что из омута зеркала на неё смотрит кто-то другой. Вику одновременно околдовывала и пугала игра, которую она любила устраивать с зеркалом. Она смещала фокус своего взгляда, делала взгляд расплывчатым. Глаза начинали двоиться: сначала казалось, что их четыре, затем они соединялись в один – на переносице. И из темноты зрачка этого глаза Вику начинал буравить чей-то чужой тяжёлый взгляд, и нельзя было уйти, спрятаться от него, он привязывал к себе девушку и держал почти до обморока. Она знала, что это опасно, что когда-то она не сможет вырваться, но вновь и вновь испытывала искушение расцентрировать взгляд.
Слава Богу, хлопнула входная дверь. Пришла Лиля и вырвала подругу из плена зеркала.
В последнее время любые разговоры возвращались к пропаже Наташи.
- Всё-таки непонятно. Такая домашняя девочка.
- Это Сергей накаркал, этим дурацким стихотворением.
- Ой, Лиля, ну причём тут стихотворение? Ты всегда к Сергею…
- А притом. Вот увидишь, ещё и с нами что-нибудь…
- Слушай, подруга, ты сама не накаркай.
- Между прочим, у нас многие думают, что объявился маньяк.
Слово «маньяк» Лиля выделила, но нагнетаемый страх показался Вике как бы сладковатым. Словно Лиля в глубине души была не прочь встретиться с маньяком в каком-нибудь тёмном переулке… Ну, при условии, конечно, что он окажется настоящим сексуальным, но не настоящим маньяком.
Вика и Лиля снимали квартиру на первом этаже двухэтажного дома по улице Херсонской. Дом этот Игорь и Дима прозвали «теремом». С настоящими теремами дом имел, конечно, отдалённое сходство. Просто на фоне стандартных луганских многоэтажек он выглядел несколько старомодно: окна со ставнями, в одном из окон в проёме между стёклами даже была разложена старая вата, имитируя сугробы. Первый этаж был покрашен розовой побелкой, второй – жёлтой, такой же облупленной, как и розовая. Серебристыми клинками палашей свисали сосульки с крыши. Чужеродно выглядел этот дом на луганской улице. Его фасад использовать бы как декорацию для изображения, скажем, Замоскворечья, где тоскующие героини Островского силятся отделаться от липких домогательств тяжеловесных купцов.
Игорь нажал кнопку звонка. Дверь открыла Лиля, привычно подставила щеку для поцелуя. Девушки уже знали, что он проходит практику под руководством опера, расследующего пропажу Наташи.
- Всех её знакомых мы не знаем, - сказала Вика, - мы и сами-то не можем сказать, что близко дружили.
- Я не думаю, что у неё было много подруг, а уж друзей – тем более… Сам понимаешь…
- Да не скажи, у неё по работе, думаю, много знакомых было, особенно из нашего института.
- Ну это так, шапочное знакомство. Вообще, самый прикольный из её приятелей – это Руслан.
- Не прикольный, а чокнутый на всю голову, - поправила подругу Вика.
- Так, здесь поподробнее, пожалуйста, – Игорь раскрыл специально приобретённый для практики блокнот. – Кто такой, в чём чокнутость?
- Одноклассник её, прыщавый такой парень, - брезгливо сказала Лиля, - неприятный такой тип. Что она в нём нашла? Ну, да ей, конечно, особо выбирать не приходилось.
- Ладно, не отвлекайся. В чём чокнутость?
- Чокнутость в том, что взрослый уже парень, а всё в компьютерные игры играется. Прямо фанат какой-то этих игр, особенно этой, как её, где какой-то монстр всех мочит.
- «Прототип» вроде называется, - подсказала Вика. – Да, игра не для слабонервных. Я как-то одним глазом взглянула, так оторопела: ноги, руки разлетаются, головы отрываются, кровища хлещет.
- Так он хвастался, что команду собрал таких же компьютерных психов, как он, и они будут делать игру ещё похлеще.
Игорь записал в блокноте: «Руслан – Прототип», - и подчеркнул двумя чертами: он знал, что это за игра.
- Ну это, конечно, деталь, - сказал он, - но не чокнутость. Тогда пол-Луганска чокнутые.
- Ну вот тебе ещё деталь, - сказала Вика. – Этак с месяц назад узнал, что мои родители дружат с Вайнером, ну и я его немного знаю. Как пристал: «познакомь, познакомь».
- С Вайнером?! – поразился Игорь. – А он что, ещё жив?
- Да ну тебя! Не с тем Вайнером, конечно. С Юрием Игоревичем Вайнером.
- А, это наш хирург известный, - Игорь вспомнил, что спортсмены-однокурсники, как правило, лечили травмы у Вайнера.
- Известный… Да он лучший хирург в Луганске! И травматолог, и патологоанатом. В общем, светило хирургии.
- Ладно, зачем ему светило?
- Я ж тоже ему: «зачем?». Ну мало ли, операция нужна ему или родственнику.
- Ему дерматолог, а не хирург нужен, - вставила Лиля.
- Но он ничего внятного не сказал. «Познакомь» - и всё.
- Ну и что, познакомила?
- Да познакомила. От него не отлипнешь, как пристанет.
Игорь пометил в блокноте: «Вайнер - ??». Подумал и тоже подчеркнул двумя линиями.
- Ладно, девчонки, координаты этого Руслана у вас есть?
- Да на фига он нам нужен? Мы телефоны таких психов не держим.
- Фамилия его, вроде, Фролов. А живёт, между прочим, в Камброде.
- Ну ладно, это уже кое-что, - Игорь с удовлетворением захлопнул блокнот. – Ладно, девчонки, давайте по чаю, что ли.

Несмотря на то, что Руслан Фролов неоднократно проходил «Прототип» до конца, он время от времени играл в эту игру. Разумеется, его уже не интересовали ни квесты, ни интерфейс, ни паутина интриги, - всё это он знал назубок. С точки зрения игрока, ориентированного исключительно на прохождение игры, Руслан занимался фигнестраданиями: он рассеянно мочил персонажей, встречавшихся на пути героя, любовался расчленёнкой, разлетающимися органами и фонтанами крови.
Но на самом деле Руслан был одновременно отрешён от игры и сконцентрирован на ней – в этом заключался секрет его успехов в компьютерных играх, подобный высшему искусству мастера кун-фу, который достиг такого совершенного автоматизма в исполнении приёмов, что может медитировать во время боя.
Руслан внимательно наблюдал за эпизодами схваток и расчленений, время от времени нажимая на паузу, чтобы получше рассмотреть, как именно отрывается рука или нога, как именно Прототип пожирает жертву – ведь ему нужно было перенять опыт. Будучи классным программистом, Фролов сколотил группу приятелей для разработки игры наподобие «Прототипа», но покруче. В игре, которую он задумал, персонаж не просто убивал людишек и пожирал их жизненную энергию. Он должен был постепенно собрать все органы, причём не у кого попало, а у определённых персонажей, чтобы затем из этих органов сшить идеальные тела для себя и для своей подруги.
Залаяла Бара. Тьфу, чёрт, принесло кого-то по такой холодине! Руслан нажал на паузу как раз на эпизоде, когда Прототип погружает свои шипы в тело очередного полицейского, накинул куртку и вышел во двор. Отворил калитку.
Крепкий мужик довольно высокого роста в кожаной куртке и шерстяной «бомжанке» показал удостоверение:
- Оперуполномоченный угрозыска капитан милиции Гутченко.
Руслан всё понял: он ожидал подобного визита или вызова в ментуру.
- Проходите, - упавшим голосом сказал он.
Виктор Васильевич попытался сразу огорошить подозреваемого.
- Что это за кубик? Почему кузнечик нарисован? – спросил он, сунув ему под нос яшмовый сувенир.
- Не знаю, - Руслан аж отшатнулся.
«Или врёт, или хорошо притворяется».
- А что, кубик не твой?
- Да нет, я такого и не видел никогда.
- А у Наташи не видел?
- Нет.
- А про какую Наташу я спрашиваю?
- … Про Стеблинскую.
- Правильно. Знаешь, что с ней?
- Знаю, что пропала, - сдавленно ответил Руслан.
- И больше ничего?
- Ничего.
Гутченко оценил обстановку. Над диваном висела весьма примечательная картина. На переднем плане были изображены мусорные баки. Из одного бака вылезал то ли мертвец, то ли вампир, то ли зомби, напоминавший противную слизистую личинку. Из глубины к бакам шла процессия монахов в надвинутых капюшонах. В ночном небе висела багровая луна с кровоподтёками вместо кратеров. Но на самом переднем плане, заслоняя баки с мертвецом, и, словно норовя выползти на раму, алело пятно - нет, не крови, а кровищи. Казалось, кетчуп из отборных помидоров проник на полотно прямо из навязчивого рекламного ролика.
- Это что, Дали? – решил щегольнуть познаниями опер.
- Нет, это мой приятель нарисовал.
- Однако! А он не на учёте у психиатра?
- Что вы! Он довольно известный художник – Вадим Морозов. Это я ему заказал. И сюжет, вообще-то, я придумал.
«Точно псих. Но это ещё ничего не означает».
- Во что играем? – полюбопытствовал Виктор, указав на монитор.
- «Прототипом» балуюсь, - ответил Руслан с какой-то неловкостью. Он снял паузу, и компьютерный монстр немедленно стал отрывать руки и ноги у разбегавшихся прохожих.
- Выключи эту мерзость! – потребовал Гутченко. – Господи, что у вас в голове?! Ладно, ты курсе, что в день пропажи Стеблинская поехала к тебе?
- Да, мы договаривались с ней, но в последний момент мне срочно понадобилось уехать, - Руслан мямлил явно неубедительно.
- Куда?
- Мы готовимся к турниру по “Counter strike”. Поехал к приятелям на тренировку.
- Почему так срочно?
- Новая информация пришла о турнире. Очень важная.
- Почему Наташе не позвонил, не отменил?
- Да я набирал! – вскинулся Руслан, делая большие глаза и с силой поглаживая себя по горлу, что выдавало крайнюю степень его волнения. – Я раз пять или шесть набирал, но это же Наташа! Она мобилу то забудет, то выключит, то забудет включить!
- Ладно, ладно, не грузи! К каким приятелям ты поехал?
- К Сергею Антощенко и Сане Ищуку.
- Телефоны их дай.
- Пожалуйста, - Руслан продиктовал номер Антощенко с мобильного.
«Слишком торопится. С такой готовностью. Явно уже договорился. Нужно будет потрясти».
Виктор набрал номер Антощенко. Тот, как пионер, подтвердил: да, 16-го января 2012-го года его приятель Руслан Фролов приехал к нему примерно в 18 -00, чтобы обсудить изменения в правилах турнира по “Counter strik’y”, неожиданно возникшие. На встрече геймеров присутствовал ещё один кент – Саша Ищук, можете позвонить и ему.
Ищуку Гутченко звонить не стал: либо правда, либо сговорились. Про себя отметил, что этот Кружлюк, хоть и луведешник, а толковый парень. Надо будет после практики предложить ему место в отделе.
К завершению беседы Виктор приготовил ещё один «раскольный» вопрос.
- Хорошо, зачем тебе нужно было на хирургическую операцию у Вайнера посмотреть?
Тут уж Руслан смешался. Не ожидал такой подножки. Он даже помолчал с минуту, потом понял, что пауза работает против него.
- Понимаете, товарищ капитан, - начал он мямлить, но вскоре совладал с голосом. И по его новому тону Гутченко понял, что Руслан говорит правду. – Мы с приятелями, вот с Сергеем и Сашей, решили новую игру разработать, наподобие «Прототипа». Там главный персонаж – наподобие маньяка. Ну не то, чтобы маньяк, а органы собирает. Ну, сначала расчленяет, а потом собирает. Ему нужно собрать строго определённые органы. И я хочу для того, чтобы графика…
- Да что за мерзость такая! – воскликнул Гутченко. – Что вы за бред придумываете! – видно было, что опер угрозыска далеко отстал от последних веяний в мире компьютерных игр.
- … Была реалистична, - продолжил было Руслан с упавшим энтузиазмом.
- Реалистична! – вскинулся Виктор Васильевич. – Так может, взять девчонку и расчленить для большей реалистичности?
- Нет, нет! – с отчаянием воскликнул Руслан. – Я здесь не причём! Наташа мне была очень дорогим человеком, может, самым дорогим! – он задыхался, голос зазвенел, слёзы выступили на глазах. – Я не знаю, кто это, и почему так получилось, и вообще, может быть…
- Что может быть?
Руслан тяжело сглотнул, собрался с силами и произнёс с какой-то робкой уверенностью:
- Может, она не… может, она жива.
- Дай Бог, - скептически ответил Гутченко. – Но подписку о невыезде я, пожалуй, с тебя возьму.
После ухода опера Руслан набросился на себя: «Зачем соврал? Хуже себе сделал. А если он выяснит? Раз плюнуть. Лишняя ложь – не в мою пользу. И что такого в этом перформансе? Ничего запретного, вообще-то. А органы? Этот Вадим со своим натурализмом… Нет, надо было признаться, тем более, что органы точно не наташины. А чьи? Да мне какая разница! Ну не наташины же… А он бы ещё больший кипеж поднял. Всех бы замёл. Прямо таки, «замёл». Ты уже как уголовник. Ну заподозрил бы, не один хрен! Работа у него такая – подозревать».
Приехав на работу, Гутченко заказал расшифровку звонков Фролова, начиная с 16-го января. Выяснилось, что в день пропажи Стеблинской в 16-38 Руслану поступил звонок от некоего Морозова Вадима Александровича, после чего Фролов несколько раз набирал Стеблинскую, но безуспешно. Виктор Васильевич решил поручить Кружлюку выяснить всё, что можно, о Морозове.

Несмотря на то, что руководство “Open door” нашло искомого кандидата, предназначенного, видимо, для осуществления какой-то важной миссии, фонд не свернул свою работу в Луганске. Напротив, правление фонда дало объявление в луганские газеты о наборе волонтёров для разнообразной социальной работы. Холл второго этажа офиса, где ожидали очереди откликнувшиеся на объявления, не пустовал.
Среди молодёжи выделялись две пожилые женщины, сидевшие рядом друг с другом. Молодёжь, заполнившая холл, поглядывала на них с недоумением, да и сами женщины ощущали некоторую неловкость.
Женщины разговорились, познакомились. Худощавую, в куртке на синдипоне, звали Юлией Сергеевной, а полную, в драповом пальто, - Валентиной Павловной. Юлия Сергеевна получала пенсию МВД по выслуге – почти всю жизнь проработала в отделе кадров. Пенсия была неплохой, а если возникала нужда в дополнительных деньгах, Юлия Сергеевна подрабатывала, присматривая за детьми, которых родители не хотели отдавать в садик. Валентина Павловна работала учителем в школе. Поскольку предмет она вела несколько экзотический и ни к чему не обязывающий – валеологию, то попала под сокращение в связи с демографической ямой. По крайней мере, так ей объяснил директор, что не помешало ему с нового учебного года взять в штат свою племянницу, которая стала вести гораздо более необходимый курс йогического дыхания. Валентина Павловна устроилась продавцом канцтоваров в магазине на Восточном рынке.
Из кабинета вышла эффектная дама лет тридцати с серебряным кулоном на шее. Она подошла к женщинам.
- Добрый день, - медоточивость голоса Линды Гарднер не предвещала ничего хорошего. – Администрация “Open door” приносит извинения, но мы не можем допустить вас к тестированию. В объявлении ясно сказано: «требуются юноши и девушки от 18 до 30 лет».
Юлия Сергеевна и Валентина Павловна, конечно, читали объявление, но обе решили это требование проигнорировать, надеясь, что будет принят во внимание их педагогический опыт.
- Вы знаете, это как-то странно, - с педагогической весомостью начала Валентина Павловна. – Вам что, фотомодели нужны? Сказано: «для социальной работы». Мы полагаем, что по нашему опыту работы, по жизненному опыту мы больше подходим для социальной работы, чем какие-нибудь длинноногие вертихвостки.
- Вы знаете, социальная работа очень разнопланова.
- Вот именно. Есть же работа с пожилыми людьми или, наоборот, с детьми.
- Да, конечно. Но нам по специфике нашей работы нужна молодёжь. Прошу извинить, но нужно внимательно читать объявление.
- Такое впечатление, что вы набирает работников в кордебалет, а то и в бордель, - ехидно заметила Юлия Сергеевна.
Но американского секретаря-референта трудно было вывести из себя.
- Уверяю вас, молодёжь нужна не только для этого, - доброжелательно улыбаясь, ответила Линда Гарднер.
Выйдя из офиса “Open door”, Валентина Павловна и Юлия Сергеевна прошлись до украинского драмтеатра – там их маршруты расходились. Они ругали империализм Соединённых Штатов и ностальгировали о Великом и Могучем.
- Эти фонды – рассадники шпионства, - убеждённо заявила Юлия Сергеевна. – Их всех ЦРУ содержит.
- Интересно, если бы Украина или Путин организовали какой-нибудь подобный фонд в США, как бы они на это посмотрели? – вопрос Валентины Павловны, разумеется, был риторическим. – Небось, сразу бы закричали, что это вмешательство в их внутренние дела.
- У Украины кишка тонка. А на месте Путина я бы организовала в Штатах пару каких-нибудь фондов от России.
- Да что пару! Опутать все Штаты фондами, как они нас опутали. А в случае чего сказать: «Это наши благотворительные фонды. Они призваны внедрять демократию в Соединённых Штатах Америки».
Новые подруги остались довольны своим остроумием. Они обменялись номерами мобильных телефонов и договорились встретиться в ближайшее время, чтобы перемыть косточки соседям, родственникам, поп-звёздам и ведущим политическим деятелями современности.

Валера Яровой в очередной раз досадовал, что купил коротковатую зимнюю куртку. При минус пяти в ней было терпимо, при десяти – холодновато, а когда мороз достигал пятнадцати-двадцати градусов – совсем зябко. Он жил на Левченко, а путь его лежал через Якира к трём больницам, точнее, к 10-й поликлинике. По заданию фонда “Open door” Яровой должен был встретиться с известным в Луганске хирургом Юрием Игоревичем Вайнером.
Мысли Валеры были беспорядочны. С одной стороны, вроде солидная организация; поручения, если вроде сегодняшнего, будут несложными. Правда, не по специальности, но на музыке сейчас много не заработаешь. Эх, инструмент у него неходовой – тромбон – на свадьбах и на кооперативных вечеринках не востребован. А в симфоническом оркестре такие гроши платят, что хоть на паперть иди. Валера мечтал блеснуть в финале «Шестой патетической», но дирижёр за Чайковского не брался. А теперь, после того, как он киксанул в увертюре к «Аиде», ему и не поручат ведущую партию. А киксанул он, между прочим, из-за этой стервы Ани: в последнее время был весь на взводе, губы пересохли, вот и взял не тот обертон. Особенно обидно, что в «Аиде»: Валера очень любил эту оперу. К тому же, он всегда симпатизировал древним египтянам. Он любил представлять себя Радамесом, а Аню Аидой, хотя здесь приходилось делать некоторую натяжку: не отца, а мужа Ани он воображал в роли Амонасро. Впрочем, муж ей в отцы годился.
С другой стороны, какое-то странное первое задание: проанкетировать Вайнера, да ещё именно в этот день, в это время и именно в 3-й детской. И телефон его почему-то не дали, сказали, что сами договорятся и перезванивать не надо. И анкета какая-то странная. Он, конечно, далёк от социологии, но должна ж быть какая-то логика в вопросах. А здесь: «Какие проблемы в состоянии современной украинской медицины Вы считаете наиболее актуальными?». И тут же: «Ваше любимое блюдо», «Ваш любимый напиток». Ну ладно, им виднее.
Подумалось: «Может, закреплюсь здесь, может, нормальные деньги получать буду, тогда и с Аней наладится. А с другой стороны, пусть катится, стервозная сучка! При живом муже гуляет направо и налево. Я себе получше найду… А может, и не найду. В постели она, всё же, хороша, мало кто так выкладывается… Сказано: зима. Ещё пяти нет, а уже темно. И холодно, и скользко. В общем, всё лажа».
Район Валера знал неплохо – решил идти напрямик. Он вышел к «Фавориту». На фасаде супермаркета рядом с надписью «продукты с 8-00 до 20-00» красовался транспарант с полуобнажённой красоткой – то ли японкой, то ли загримированной под японку. Красотка лежала на боку. Её прелести прикрывала тёмно-красная накидка, палец с наманикюренным ногтем она приложила к пухленьким губам, колени согнула. Казалось, что поддельная японка то ли ожидала какой-то медицинской процедуры, то ли чего-то другого.
Затем Валера прошёл довольно опасный участок между сетками, огораживавшими детский садик и какие-то подсобные помещения, и вышел на пустырь. Пустырь хорошо освещался фонарём с верхнего этажа многоэтажки, скорее даже не фонарём, а прожектором. Освещение было необычно сильным для луганских просторов. Можно было прочитать граффити на бетонных плитах ограды автомобильной стоянки. Самая крупная надпись гласила: «ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ЛОРА». Получалось не совсем ясно: то ли кто-то сообщает Лоре о своей любви, то ли Лора сообщает кому-то.
Теперь следовало пройти не менее опасное место: с одной стороны деревья, с другой – бетонные плиты ограды автостоянки. Навстречу шёл одинокий прохожий, так же, как он, зябко кутаясь. Они сближались, снег скрипел под ногами. Валера не отличался ни смелостью, ни атлетическим сложением. Почувствовал холодок в животе. «Что скажет? Банальное «закурить не найдётся?».».
Да нет, парень такого же сложения, такой же, видать, интеллигентский хлюпик. Слава Богу, мимо проходит. Яровой сделал шаг в сторону, пропуская встречного прохожего. Прохожий поравнялся с Валерой, как и он, шагнул в сторону, остановился. Что-то дёрнуло Валеру заглянуть ему в лицо. Прожектор на многоэтажке бил неумолимо. Валера оцепенел, а затем вскрикнул от ужаса.


Г Л А В А 3

Февральские морозы хоть и отпугивали покупателей, но рыночная суета не прекращалась. Можно отложить до лучшей погоды покупку телевизора или кофемолки, но кушать-то каждый день хочется.
Лена Тищенко работала в магазине «Колбасы» на Восточном рынке. Собственно, это был обычный модуль, обшитый пластиком и застеклённый, но без отопления. В связи с морозами хозяин раскошелился на электрическую батарею, но до субтропиков она воздух явно не прогревала.
Покупателей в эти дни, всё же, поубавилось, так что можно было подумать о жизни. Мысли, как обычно, лезли невесёлые. А чему веселиться, живя в этой проклятой стране, да ещё и в этом убогом городе? Пару месяцев назад Лена выгнала сожителя-алкаша, в этот раз, видимо, навсегда. Трёхлетняя дочка постоянно простуживалась в садике, но больничные Лена старалась не брать, загружала соседку – Лидию Васильевну, но та откликалась со всё меньшим энтузиазмом. Лена не обижалась: кому нужны чужие проблемы? Прошлой весной ей пришлось взять больничный по женским делам, так хозяин потом сказал, что ещё одна болячка – и увольнение; да и девчонки, хоть на словах и сочувствовали, а в душе, было видно, роптали. Тоже нельзя было осуждать: на их месте и она бы роптала. В общем, с больничными было туго, а в садике сквозняки разгуливали, а родители – далеко… Квартиру Лена снимала, приходилось постоянно унижаться перед хозяйкой из-за долгов. На свою, понятно было, и до смерти не заработать. В общем, перспектива вырисовывалась безрадостная.
Единственным шансом как-то устроиться в жизни было бы удачное замужество. Но тут так переплелись плюсы и минусы. Она была хороша собой: карие глаза в сочетании с длинными русыми волосами придавали особый шарм; правильные черты лица, да и грудью природа не обделила. С другой стороны, годы угрожающе подкрадывались к тридцатнику. Двадцать семь, с точки зрения многих мужиков, - это уже, считай, старая вешалка. Да, но характер неплохой: спокойная, общительная, не капризная. Правда, обиду помнит долго, но этого ухажёр ведь не будет знать до поры до времени. А с другой стороны: уже с ребёнком, да ещё и без своей жилплощади, да ещё и бедная. В общем, относительно замужества Лена Тищенко особенно не обольщалась.
Основной темой разговоров сегодня на рынке был маньяк, успевший за время холодов убить женщину и мужчину. То, что тела не были найдены, несомненно, подтверждало версию маньяка: тела, небось, расчленил и разбросал по посадкам или коллекторам.
Гигантский кровожадный крот вслепую тыкался в канализационные люки, вылезал на поверхность; нет, крыса-мутант, разжиревшая на генно модифицированных отходах, рыскала по вечернему Луганску; да нет же, обезумевшая от губительных технологий природа наслала на луганчан чупакабру, чтобы та выросла со слона, питаясь их кровью; человек-паук дёргал за нити улиц-паутинок, опутывая свои жертвы обрывками кабеля, разорванными мусорными пакетами и всякими полусгнившими бечёвками. Сладостный страх разогревал воображение обывателя.
Напарница Верка, делая страшные глаза, уверяла, что не маньяк, а целая банда маньяков. Конечно, из молодёжи: то ли подростки, то ли уже студенты. В общем, какие-то придурки, наигравшиеся в компьютерные игры с расчленёнкой и кровищей.
- С запада вся эта зараза пришла, с Америки, главным образом, - убеждённо заявил высокий худощавый покупатель в сером пальто, по покрою напоминавшем шинель. Казалось, своей бородкой клинышком он «косил» то ли под Ленина, то ли под Дзержинского. Но для вождя мирового пролетариата он явно перетягивал ростом, а для первого чекиста его шинель была явно коротковата. – При советской власти, согласитесь, такого не было.
- А Чекатило? – возразил коротышка в синтепоновой куртке с капюшоном, отороченным енотом.
- Ну, один Чекатило на весь Союз.
- Да не скажите. А этот, витебский маньяк, а Оноприенко? – голос у коротышки был немного гнусавым, словно простуженным.
- Оноприенко вы сюда не суньте, Оноприенко уже после распада Союза возник, в незалежной Украине, - с торжеством парировал клинобородый. Видно было, что за Советский Союз ему обидно, а слово «незалежная» он произнёс мягко, с противным москальским акцентом.
- Да всё было и при Союзе, просто ничего не сообщали, скрывали, - примирительно пробормотал гнусавый.
Он поспешно заплатил за сыр и ушёл в февральский холод, видимо почуяв, что дискуссия принимает явно не академический тон.
- Да это, небось, бандеровские прихвостни вытворяют, чтобы панику посеять, - сказал ещё один длинный в камуфляжном тулупе. В его голосе звучала не меньшая уверенность, чем у клинобородого. Неизвестно под кого «косил» он, но жёсткая щётка усов придавала ему сходство с почтальоном Печкиным.
- Господи, да причём здесь Бандера? – возразила Вера Дёмина. – Всех собак – на Бандеру. Он уже сто лет, как в земле лежит.
Она совсем не сочувствовала бандеровцам, наоборот, всегда подчёркивала свои российские корни, но её возмущали явные нелепости.
- Не сто, а пятьдесят, - поправил камуфляжный усач. - Я имею в виду «свідомих». Семибоковцы какие-нибудь или кто-то в этом роде.
- И для чего им это нужно? – упорствовала Дёмина в своём скептицизме.
- Известно для чего: Донбасс запугать хотят.
Толстяк среднего роста в нейлоновой куртке уже давно бросал сердитые взгляды на соседей по очереди. Видно было, что ему не нравились их рассуждения о луганских событиях. Наконец, он не вытерпел.
-Шановний, ну ви вже таку нісенітницю кажете! «Залякати Донбас». Якщо вже кому і потрібно посіяти паніку на сході України, то це проросійським колам.
Клинобородый и щетинноусый не ожидали услышать в луганском модуле такую бредятину. Они уставились на толстяка, как каменнобродские гопники на хрупкую и взвинченную девочку-эмо. Суровые донбасские патриоты не замедлили с отповедью:
- Это вы несёте чушь, уважаемый!
- Понаехали бандеровские прихвостни!
- Ехали б лучше в свою Галичину. Скатертью дорога!
- Шановний, я народився на Луганщині, у Сватівському районі. Так що кому звідси їхати – це ще питання. Це ви їдьте до своєї «Расєї-матушки».
- В сватовском? Оно и видно. Не из Бирюковки, случаем?
- Облиште ваші жарти. Ви краще подумали б, що це нагадує путінський сценарій.
- Какой ещё путинский сценарий? С больной головы – на здоровую!
- А такий. Як з вибухами у Москві. Залякати населення – типовий кадебістський сценарій.
Услышав поклёп на «Балтийского орла», оба российских патриота вскипели.
- Ах ты, бандеровец недобитый!
- Националюга хренов!
Дело шло к тому, что сейчас толстяку накостыляют.
- Да остыньте вы!
- Прекратите, мужчины! Драки нам ещё тут не хватало!- набросились на спорщиков обе продавщицы.
На счастье, в магазин зашли двое охранников с рынка.
- О, ребята, как вы вовремя! – воскликнула Вера.
- Что такое? – спросил старший из них, Миша, похлопывая дубинкой по раскрытой ладони. Бывший спецназовец соскучился по настоящей работе. Казалось, что не только его кулаки – дубинка чешется, вожделея опуститься на спину какого-нибудь мелкого нарушителя.
- Да вот – затеяли тут разборку!
- Ничего, ничего, всё нормально, ребята, - заверил щетинноусатый, примирительно поднимая ладони.
Единомышленник и оппонент поспешно подтвердили:
- Да это мы так, обсуждаем всякие новости. Всё нормально.
- Все гаразд. До побачення, шановні. – «Свідомий» поспешил ретироваться.
Подошла Валентина Павловна из магазина канцтоваров. Купила колбасы и сыра на обед. Лена обслуживала её с удовольствием: они симпатизировали друг другу. Валентина Павловна проявляла интерес к судьбе Лены: расспрашивала, советовала, сочувствовала. Видно было, что она не прочь опекать молодую одинокую мамашу.
-Приходи ко мне на обеденный перерыв, - предложила Валентина Павловна.
-Ой, спасибо, тётя Валя. Да мы тут с девочками пообедаем.
-Ну потом заскочи. Чайку попьём, посудачим.
-Хорошо, заскочу.
Чаем Валентина Павловна угощала, конечно, из пакетиков, но зато пили не из одноразовых стаканчиков, а из больших белых чашек в красный горошек. Лена принесла печенье, а тётя Валя предложила халву. Халва податливо крошилась, её обёртка была усеяна светло-серыми крошками, напоминавшими грифель, словно кто-то подстружил на ней простой карандаш.
Бывшая учительница в который раз уговаривала Лену поступить в какой-нибудь вуз, разумеется, на заочное. От советских времён Валентина Павловна сохранила непоколебимое убеждение о непреходящей ценности диплома о высшем образовании, всё равно каком.
- Ой, тётя Валя, не получилось у меня в своё время с вузом, так уже и не получится. Видать, всю жизнь в реализаторах прохожу.
- Нельзя, Лена, на себе крест ставить. Ты ещё молодая, надо пробовать…
- Нельзя, да приходится. А что пробовать, что пробовать? Посмотрите: у нас полрынка с дипломами стоят. И так везде. Так что диплом в наше время…
- Это верно, тут ты права. А вообще – это ужас какой-то. Разве при Союзе так было? Но я тебе скажу, что нужно пробовать разные варианты. Не обязательно вуз. Я вот недавно была в американском фонде “Open door” – по объявлению пришла. Ну я им, правда, не подошла, а вот ты, может, и подойдёшь – им молодёжь требуется.
-Что ещё за фонд такой?
- Какой-то американский миллиардер открыл в Луганске отделение своего фонда. Благотворительность какая-то и всё прочее. И им требуются волонтёры для социальной работы.
- Волонтёры – это как?
- Ну, добровольцы, работники, одним словом.
- И что именно там надо делать?
- Не знаю, но сказали, что им нужна молодёжь.
- Да они хоть платят? А то скажут: «Благотворительность – богоугодное дело», - и всё такое прочее.
- Платят, да ещё как! Денег там немеряно. Кому удалось устроиться, те не в обиде. А особо отличившихся, говорят, в Штаты посылают на стажировку.
Лена засомневалась. Она настороженно относилась ко всяким фондам: в её сознании все они смахивали на секты, где надо рассказывать публике о своих проблемах, а затем петь хором. А потом оказывается, что всё это – не только ради света истинной веры, но, главным образом, ради впаривания отсталым украинским аборигенам какого-нибудь чудодейственного шампуня или спасительной зубной пасты. Так что продвинутым аборигенам не просто будет забито место в Царстве Небесном – они попадут туда с волосами без перхоти и с зубами без кариеса. Да, если это американцы, - так точно секта с какими-нибудь «преподобными старейшинами». Или наоборот…
- А почему они именно молодёжь набирают? Знаете, как бывает…
- Да, конечно, бывает, заманят в какой-нибудь бордель. Но говорят, что нет, приличная организация. Да в конце концов, Бог с ними, со Штатами. Здесь можно денег подзаработать, и побольше, чем в твоём модуле.
Лена продолжала сомневаться, но и интерес пробудился. В конце концов, она ничем не рискует.
- Ну и где же этот фонд? – с деланным безразличием спросила она.
Валентина Павловна, обрадовавшись, что смогла оказать хоть какую-то услугу, с энтузиазмом стала объяснять.

Сергей Бурлицын въезжал в Луганск со стороны Юбилейного. За окном автобуса проплывал привычный пейзаж: стилизованный охотничий камуфляж «Автогриля», павильоны самодовольно-изобильных «Эпицентра» и «Метро».
На следующий день после судьбоносного посещения “Open door” Сергей поехал домой, в Алчевск. Дома он заболел, причём непонятно чем: то ли загрипповал, то ли какой-то нервный срыв на него накатил. Наряду с высокой температурой, болезнь выражалась, главным образом, в сонливости – Сергей дремал сутками. Мобильный он, по примеру Наташи, отключил: не хотелось никого слышать. Кстати, она ему снилась в каком-то странном, запутанном сне.
Выйдя из сонного состояния, Сергей поговорил с родителями об эпизоде из раннего детства. Он спросил:
- А что это за история была с лошадью, когда мне было года два-три?
Родители опешили.
- А ты что, помнишь этот случай? – спросила мать.
- Да, какое-то смутное воспоминание, что-то вроде сна было недавно.
- И что же именно ты помнишь?
- Да так, смутные какие-то образы. Какой-то конь белый…
Сергей пожалел, что назвал коня белым. Выходило банально и напыщенно: раз конь, то непременно белый. И Ворошилов с шашкой наголо. Но оказалось, что он угадал.
Отец стал рассказывать:
- Ты сидел тогда во дворе, игрался. А мы с мамой рядом сидели на лавочке у подъезда. Вдруг, откуда ни возьмись – конь несётся! Да с телегой! Конь красивый такой, белый, глаза горят, телега громыхает. И откуда он взялся? Откуда сейчас в Алчевске кони? И – прямо на тебя! Мы вскочили, замерли – не успеем. А ты, как ни в чём не бывало, взглянул ему в глаза – и конь замер. Замер, как вкопанный. В двух шагах от тебя. Мы – к тебе, схватили тебя, мать рыдает, меня всего трясёт! Видно, Бог спас. Да, года два тебе было или три. Так же, Таня?
- Да, года два с половиной. Но как ты запомнил?
«Сам по себе случай, конечно, мощный, - думал Сергей, вспоминая рассказ родителей. – Да, сейчас не рассматривал бы эту блондинку, и в “Open door” не ходил бы. Пожалуй, уже б разложился… Но откуда они знают? Как они могли это знать? Как будто, они видели, наблюдали!.. Кто же меня тогда спас?» - этот вопрос почему-то вызвал страх, мороз пробежал по коже.
В душе Сергея поднималось что-то тёмное, непонятное, пугавшее его. Вырисовывалась какая-то правда, которую он не хотел знать. Если всё, что говорил мистер Боллес, правда, получается… «нет-нет!»… получается, что папа и мама – вовсе не его родители… «да нет же, не надо!»… А кто, кто на самом деле?
Бурлицын знал, что с его психикой не всё в порядке. Раньше вспыхивавшие изредка приступы внезапной, необъяснимой ненависти к родителям, особенно – к отцу, Сергей списывал на эдипов комплекс. Теперь же выходило, что это были интуитивные прозрения. Интуиция его оказывалась ещё сильнее, чем он думал.
Только он вошёл в квартиру, друзья набросились на него:
- Нафига телефон отключил, конспиратор!
- Ты знаешь, что Наташа пропала?
Сергей вздрогнул, как от удара.
- Что значит «пропала»?
- А то и значит, что поехала в гости к приятелю и исчезла. Не бойся, не к тебе.
- Сумочку её нашли, следы крови.
- Стоп-стоп! – прервал Сергей. – Неужели?... – и, спохватившись, замолчал. Высказать подозрения насчёт фонда? Тогда уже всё говорить, раскалываться полностью.
- Что «неужели»? – наехал на него Игорь. – Давай, продолжай!
- Да нет, это я…
- Что «я»? Говори!
- Погоди, - попытался встрять Дима.
- Нет, пусть он скажет, пусть закончит, что начал.
- Погоди, Игорь, дай я спрошу. Ты с ней после Нового года виделся?
- Нет.
- Кстати, а ты ходил по объявлению в этот фонд?
- Нет, не ходил.
Сергей ответил после секундного колебания, и это не укрылось от бдительного слуха будущего опера.
- Врёшь! – вновь наехал Игорь.
- Да не ходил я ни в какой фонд! Собирался пойти.
В этот раз вышло убедительнее.
- А Наташа, интересно, ходила? – спросил Дима.
- Наташа?.. Не знаю, - как бы рассеянно проговорил Сергей. Тень прежней догадки легла на его лицо. Он потёр пальцами лоб, потом висок, затем закусил большой палец, будто что-то соображая.
Вдруг он рванулся в коридор, натянул ботинки, надел куртку.
- Ты куда?
- Я сейчас! Я скоро приду.
- Да погоди ты! – попытался его остановить Игорь, но торопливые шаги Бурлицына уже гулко звучали в подъезде.
- Ну что ты скажешь? – спросил Игорь Диму.
- Странный он какой-то.
- Очень странный. Что-то он врёт, лукавит.
- Да, как будто что-то недоговаривает.
- И ты заметил, как он изменился в лице, когда ты про Наташу спросил?
- Да, он погрустнел как-то или растерялся. И посмотри, как рванул!
- Не нравится мне всё это, - подражая тону матёрого сыщика в киношном детективе, констатировал Кружлюк.

Сергей решительно давил на кнопку звонка фонда “Open door”.
- Вы к кому? – спросил охранник.
- К мистеру Боллесу.
- По какому вопросу?
- По личному.
- Как о вас доложить? – помедлив, спросил охранник. Выражение лица посетителя ему явно не нравилось.
- Сергей Викторович Бурлицын, - с язвительной вежливостью отчеканил посетитель.
Через несколько секунд дверь перед тайным принцем отворилась и охранник подобострастно пролебезил:
- Доктор Боллес ждёт вас, сэр.
Сергей ворвался в кабинет управляющего.
Майкл Боллес стоял у стола. Улыбка его была хоть и тревожной, но по-прежнему вежливой.
Зная, кто он, Бурлицын начал агрессивно, без предисловий:
- Что с Наташей Стеблинской?
- Прошу вас, мистер Бурлицын, - указал Боллес на кожаное кресло.
Но Сергей проигнорировал приглашающий жест управляющего.
- Она приходила к вам? Где она?
Он упёрся кулаками в полированную поверхность стола, всем видом выражая решимость выяснить истину. Мистер Боллес, напротив, стремился придать своему лицу выражение в высшей степени услужливой предупредительности.
- Да, Наталья Стеблинская проходила тестирование незадолго перед вами.
- Где она? Что вы с ней сделали? Я вас разоблачу! Я разрываю… если вы не скажете, я буду считать… я отказываюсь от обещаний!
Взгляд Сергея рыскал по кабинету, словно юноша надеялся увидеть пропавшую подругу в каком-нибудь углу. Бурлицын задержал взгляд на гравюре с кругами. Вдруг он возненавидел это изображение: ему показалось, что фигурка Наташи беспомощно простирает к нему руки из центра замысловатого лабиринта.
- Да не волнуйтесь вы так, Сергей, не переживайте! Уверяю вас, с Наташей всё хорошо.
- А сумочка, а кровь? Это что, инсценировка какая-то дурацкая?
- Да вы присядьте, выслушайте. Вы же не даёте мне слова сказать. Уверяю вас, всё не просто лучше, а гораздо лучше, чем вы думаете. Я сейчас всё объясню и даже предоставлю доказательства.
Сергей, сохраняя недоверчивость, опустился на гладкую мякоть кожаного кресла. Майкл Боллес сел на соседнее. Два кожаных кресла с высокими, загнутыми назад спинками стояли по обе стороны журнального столика, как нелепые твёрдые знаки в начале и в конце слова.

На совещании майор Ворчун пропесочил и Гутченко, и Колтуна, и Клименко из Жовтневого райотдела. Ему самому накануне втыкнул начальник областного угрозыска. Пропажа Стеблинской и пропажа Ярового на кольце Якира имели явно сходные признаки. Три дня назад пропал тромбонист оркестра областной филармонии Валерий Андреевич Яровой. Родители сообщили, что ему, якобы, предложили подработку не то в какой-то социологической фирме, не то в каком-то фонде. И он сказал, что ему нужно опросить хирурга Вайнера из 10-й поликлиники. Пошёл, и как в воду канул. Вчера сыскарь из Жовтневки капитан Клименко на пустыре у автостоянки, что на кольце Якира, обнаружил пакет с блокнотом и лужу крови. Это оказались вещи Ярового.
Дела Стеблинской и Ярового объединили, начальником бригады назначили Гутченко.
Трое сыскарей вышли из кабинета начальника мрачные и злые. Возражать против разноса было нечего. Наряду с досадой Виктор Васильевич ощущал что-то вроде охотничьего азарта: он чувствовал, что дело это непростое, что-то скрывается здесь очень серьёзное, может, и похлеще маньяка-одиночки.
- Кроме блокнота ничего больше не нашли? – спросил он Саню Клименко. – Никакой странной вещицы?
- Нашли оловянную подковку. Что-то вроде сувенира или талисмана.
Вот оно! На какую-то секту похоже, на каких-то изуверов, - охотничий инстинкт Гутченко разгорался. Сам он был убеждённым атеистом, мистику терпеть не мог и всяких святош в душе презирал.
- Покажи-ка мне эту подковку.
Виктор повертел в руках полиэтиленовый пакетик. Да, небольшая сувенирная подковка серебрилась, словно блесна. Видно, недорогая, ничего примечательного.
- Ладно, в комнату вещдоков сдай, - сказал он, отдавая пакетик. – Кстати, а что родители говорят – его подковка?
- Говорят, что никогда у него такой не видели. Хотя он был суеверен, любил всякие талисманы. Может, купил когда или кто-нибудь подарил на счастье. Да счастья-то подковка не принесла.
Возле кабинета Виктора Васильевича поджидал Кружлюк.
- Ну что, чай или кофе будем пить? – спросил опер практиканта, расположившись на своём потёртом кресле.
- Чаю, пожалуй, выпью.
- Ну и мне сделай чаю.
Кружлюк достал чашки, коробку с пакетиками «Гринфилда». Он знал не только, где находятся чай, чашки, водка и рюмки, - он был в курсе, что шеф любит крепкий чай, почти чифирь, поэтому ему нужно заваривать самое меньшее два пакетика, а то и три.
Виктор Васильевич рассеянно наблюдал, как капли из пакетиков падают в чашку с тёмно-коричневым чаем. Почему-то это напомнило ему киношный умняк, непременным атрибутом которого является бульканье тяжёлых капель по поверхности какой-нибудь лужи или канализации. Прихлёбывая чай, Гутченко слушал доклад Игоря.
Вадим Юрьевич Морозов – личность довольно известная в богемных кругах Луганска. Художник, закончил Харьковскую академию искусств. Официально нигде не работает и повседневную работу презирает. Выполняет частные заказы, а также творит для души и «для вечности». Между прочим, как бы профессиональный тусовщик: организовывает перформансы и хеппенинги. Более того: один из первопроходцев этого жанра в Луганске.
- А что это за херня такая? – спросил далёкий от жанров современного искусства Гутченко.
- А это, знаете, что-то типа «живых картин». Собираются несколько человек, наряжаются в нужные костюмы и изображают какую-нибудь известную картину.
- В общем, дурью маются, - подытожил Виктор Васильевич пояснения Кружлюка. - Ладно, есть что-нибудь особенное в этом Морозове?
- Самое особенное в нём то, что, по имеющимся сведениям, он внебрачный сын Вайнера.
- Вот это финт! – воскликнул Виктор, поперхнувшись чаем. Он даже не поверил в такую удачу: слишком быстро связываются ниточки. – Того самого? – на всякий случай уточнил он.
- Так точно.
В костёр охотничьего инстинкта подбросили охапку хвороста.
Интересная комбинация получается: Стеблинская идёт к этому… гению компьютерной расчленёнки – и пропадает. Яровой идёт к Вайнеру – и пропадает. Оказывается, что с месяц тому Руслан напросился на операцию к Вайнеру. А непосредственно перед пропажей Стеблинской поехал к какому-то странному художнику, который оказывается сыном хирурга. А кстати, и профессия у Вайнера подходящая. А у Фролова хобби весьма подходящее. Стой, стой, Виктор, не торопись. Этот Вайнер не то, чтобы большая шишка, но и не мелкая сошка. Когда-то в Верховный совет баллотировался, сейчас – депутат горсовета. С городским начальством дружит, да и с областным тоже. Амбиции у него, говорят, немалые, чуть ли не на министра здравоохранения. Ну, амбиции на хлеб не намажешь. Во всяком случае, личность в городе известная, тут просто так не подступишься.
- Ну так что, Виктор Васильевич, Вайнера брать будем? – нарушил ход его мыслей наивный вопрос курсанта.
- Тихо! – оторвался на него шеф. – Чапай думать будет!
Впрочем, думать пока больше нечего – надо почуть-чуть брать за жабры.
- Ты пока покопай ещё и Морозова, и Фролова, пожалуй, даже познакомься с ними. Ну не трынди, конечно, что ты луведешник и мой практикант. А о Вайнере пока забудь и тоже никому не трынди.
Амбициозным светилом хирургии Гутченко решил заняться сам, причём незамедлительно.