Марианна Гончарова


Динь-ди-линь в пижаме
Или как понять китайцев

Просыпаться ни свет ни заря – плохая привычка. Но иногда оправдывается.
Вот совсем недавно. Включаю рано утром телевизор. А там…Показывают: сидит такой меленький хрупкий аккуратненький мужичонок в оранжевой пижамке, несколько суховатый, заторможенный с утомленным оливковым лицом… Монах из самого Китая! У нас на нашем местном телевидении! Сам! Ух ты! Чего вдруг? А с ним наш переводчик, тоже вроде из монахов, лысый, косит под китайца. И вот ведущая с гордостью объявляет мне (а кому же еще в субботу в семь утра?), что к нам в город по специальному приглашению, специальным рейсом, специально, чтобы участвовать в этой передаче (и специально, чтоб я это посмотрела и глубоко задумалась о человеческой природе Востока) прибыл настоятель одного из Китайских горных монастырей, господин, не помню, допустим, Динь-ди-линь, для обмена опытом. Каким именно опытом, ведущая не сообщила. Китайчик сидит как куколка шелкопряда, и даже не шевелится, как будто ему все равно, и не его сейчас приветствуют, и не его расхваливают. Ведущая звонким утренним голоском спрашивает, мол, глубокоуважаемый господин Динь-ди-линь, а не покажете ли какое-нибудь самое простое упражнение нашим телезрителям, чтобы они могли сохранить энергию и бодрость духа на весь день… Настоятель наконец кивнул, верней, медленно опустил и поднял веки, не произнеся ни слова, и ка-ак показа-ал! А чего ж не показать, правильно? Медленно уложил ручки под аккуратный животик, уютно поджал коленочки поудобнее, взглянул на ведущую с глубокой признательностью, счастливо вздохнул и закрыл глаза. Посопел еще чуток, поерзал, покряхтел, удобно усаживаясь. И все. Уснул. Сидит и спит. Тихо-тихо. И все ждут. И те, что в кадре. И те, что за кадром. И те, что у экрана телевизора — то есть, я. (В это время по другим программам уже музыкальные и юмористические передачи начались, это только я сижу просветляюсь) Камера недоуменно поразглядывала его и так и сяк, перевела вопросительно объектив с настоятеля на ведущую, а на ней уже лица нет, верней есть, но выражение лица совсем неконтролируемое, она видимо в этот момент в микрофон в своем ухе режиссера выслушивала, как правильно вопросы ставить специально прибывшим гостям по специальным приглашениям специальным рейсом. Камера с непониманием потом на переводчика, мол, ну?! А тот уже привставать начал, то ли ноги уносить, то ли этого спящего красавца целовать, а то и пнуть, чтобы проснулся, но поколебавшись немного, объяснил, что это… это такое специальное состояние, когда монах прогоняет через себя космическую энергию… Не-е-ет, это он не спи-и-ит, — убеждает меня, недоверчивую, монах, — ну что вы. Он же специально к вам на передачу специальным рейсом прилетел. Как же он спать может.
А как-как?! Думаю, притомился в дороге — дорога-то не близкая, из Китая в Карпаты: быстрые сборы, долгие проводы, горькие слезы, то да се… Вот и устал, бедолага. Словом, все десять минут, этот дяденька сладко прокунял под потрясенным взглядом камеры да под тихие вялые разговоры ведущей и переводчика. И когда ведущая заканчивала этот сюжет, мол у нас в гостях…, настоятель все еще блаженно подремывал, свистя носом, и глаза не открыл, чтоб с народом попрощаться…
Кстати, его потом на другие программы приглашали, чтоб специальный рейс хоть чуть-чуть окупить, он и там доспал, болезный. За дополнительный гонорар. Вечером улетал к себе – наверняка вздремнул и в самолете. Так что домой в свой монастырь вернулся действительно полный энергии, взбодренный и отдохнувший.
Нет, никогда нам не понять китайцев.

Злой воробей
или
Как понять японцев.

А знаете, как мы отличаем японцев от корейцев или от китайцев? Ну во-первых, они таки отличаются. А во-вторых, по скорости. Как автомобили. Вот смотрите. У японцев отпуск маленький — им ведь некогда отдыхать, им пахать надо, думать, мозгами шевелить. За всю планету. У нас, землян, вся надежда теперь на них, на японцев. И отпускают их всего на семь дней. Поэтому приезжая куда-нибудь, они сбиваются в организованные японские кучки, надевают одинаковые кепочки и, даже не отдыхая, побросав свои клунки в отеле «Черемош», как побегут строем осматривать достопримечательности!!! Мелко дробно и радостно топоча, без конца улыбаясь лучезарными японскими фарфоровыми улыбками, они носятся со скоростью новой спортивной «Хонды», быстро фотографируя на бегу все, что мелькает слева и справа: храмы, крепости, памятники, горы, коров, гуцулов и ту самую конкретную хату, где родилась и жила в детстве и юности народная артистка СССР певица София Ротару. А их главный японский сенсей всегда держит в руке белый флажок с оранжевым кружком высоко-высоко, чтоб все японцы на флажок ориентировались и не потерялись в этой варварской стране лентяев и бездельников, где отпуск, праздники и выходные чуть ли не весь круглый год, а главная забава — спать посреди города в палатках и там же планировать счастливое будущее.
Японцы жить спешат. Я однажды заметила, что известная японская пианистка Тамико сан играла «Ноктюрн» Шопена почти в два раза быстрей, чем его играют все великие пианисты мира. Наверное, потому что в отпуск спешила.
У них даже стихи короткие – некогда по древу растекаться.
Ох и загадочные люди!
Хотя один наш знакомый доморощенный переводчик с японского Саша Огай считает, что он-то наконец понял, в чем суть таинственного японского народа. Понял через японскую поэзию. Мы просто валялись от смеха, когда читали его переводы с японского на украинский:
Лито. Лыше чуты
Як в садку
Хрупак грызе цыбулю…

Мой сын в ответном слове решил ударить по распутице Сашиных измышлений своими собственными стихами, и в какой-то сирый зимний понедельник написал такое, правда, уже на русском языке:
Выпал снег.
Собаки рады.
А воробей опять сидит злой…
Тонко.
Но не по-японски. Нет.
Никогда мы не поймем японцев. Нечего и браться.


Корейский вождь прапорщик Козубчик
или как понять корейцев

Тут у нас на таможне как-то груз задержали подозрительный из Румынии. В большом трейлере в коробке из-под румынского холодильника оказались упакованные как шпроты в банку пятнадцать корейцев небольшого размера. Живые живехонькие, глаза блестят, правда немножко помятые. Вышли такие одинаковые, испуганные, а куда попали, понять не могут. Пока разобрались, кто такие, откуда, пока переводчика нашли – ведь как-то корейский язык в нашей местности не очень распространен, знаете ли. Словом, пока суд да дело, а уже ночь, а их надо покормить и где-то приютить. Потому что Румынская сторона их принять обратно отказывается. Даже в складированном виде в коробке из-под их отечественного холодильника. Мол, мы про них и слыхом не слыхивали. Нам их и даром не надо. Говорят, сдайте их куда-нибудь. В мединститут сдайте! На опыты! Им легко шутить, этим румынским таможенникам. Эти корейцы теперь не их головная боль, хотя они же их и проморгали. А у нас, скажу я вам, такой дружелюбный край, что ни тюрьмы, ни камер заключения, ни даже вытрезвителя, ни каких-либо других мест лишения свободы и не предусмотрено. На таможне есть какая-то там комнатка, где можно одного-двух шпионов часок попугать для острастки, мол, говори пароли, явки, адреса и чеши на все четыре стороны… А других помещений и нету. А что у нас тут резидентам воровать? Рецепт производства соевых батончиков или слова песни «Червона рута» что ли… У нас здесь никаких секретов ни от кого. Приезжай, смотри, учись. Только с паспортом.
Начальник таможни нашей местной дядя Федя Мостовской, говорит, куда мне этих, к себе домой что ли везти. Так супруга моя, Ирина Игнатьевна, недовольна будет, заругается… Она мне еще тот случай не простила, когда я домой латышскую резидентку ночевать привел. Пьяную.
А корейцы стоят беззаботно, жмурятся. Он им, мол, ну вы хлопцы нашли куда ехать без надлежащих документов. Ни языка не знаете, ни наших традиций. Например, такую традицию, что собаки у нас это не еда, а друг, товарищ и сослуживец. Так говорил Мостовской глядя, как корейцы оживились и радостно загалдели, рассматривая нашего таможенного спаниеля, известного в округе нюхача, крупного специалиста по поиску наркотиков. Плотного упитанного такого спаниеля по кличке Косяк.
Позвонил Мостовской начальнику местного ГАИ Штайну.
— Штайн, а, Штайн, — сладким голосом говорит Мостовской, — Карьерный рост интересует тебя? Хочешь задержание на себя записать? Тут у меня пятнадцать корейцев, нелегалов. Давай, оформи на себя арест, и доложи по начальству…
Штайн как обрадовался, как стал дырочки ковырять для новых звездочек и для ордена. Шутка ли, в нашем-то спокойном районе и целых пятнадцать иностранных шпионов. — Правда, не крупных — предупредил Мостовской.
Штайн совсем от радости забылся, пригнал автобус на таможню, загрузил драгоценных для карьерного роста корейцев, повез к себе в отделение, оформил на них всякие бумаги… А что с ними дальше делать, задумался только глубокой ночью. А они вопросительно на него смотрят, мол, дядя, мы ж пленные, нас же кормить надо… И спать мы хотим давно, утомились мы в дороге.
А в нашем ГАИ — это знают все — большое хозяйство: административные здания, гаражи, мастерские, даже баня – сауна. И есть небольшой зверинец. У нас же горы вокруг, леса. Инспектора ГАИ часто находят по дороге звериных детенышей, замаялись их пристраивать, вот и соорудили свой зверинец. Там у них есть два медведя Шуба и Шапка. Ну так сложилось, что чьи-то планы, связанные с медвежатами, не осуществились, но имена остались. Потом, козочка пятнистая лесная Ляля, волчонок Шайтан, рысь Маруся, ребята из капкана ее вытащили, и особая страсть завхоза ГАИ прапорщика Козубчика, очень много разнообразных голубей в специальном теплом здании на случай холодной зимы и с высоченной голубятней для тренировок и полетов.
Так вот, решил Штайн, пока не найдут управу на корейцев, пока он благодарность от начальства не получит в выковырянные дырочки на кителе, поселить их в зверинце, в зимнем помещении для голубей.
Правда, тут запротестовал Козубчик, мол, ты что?! Они ж всеядные, эти корейцы. Они же лучшие экземпляры голубей моих съедят. А голубь, это же… Это же, знаешь что?! Это же птица мира!!!
— А мои корейцы, — возражал Штайн, — они что, войны хотят?! Это ж наши, можно сказать, братья! Они мирные, работу приехали искать.
— Работу?! Завтра получат они работу! — мстительно потер руки Козубчик. Но голубей пересчитал и предупредил через переводчика, что голубей всех в лицо знает, и если хоть один пропадет, он самолично всех корейцев расстреляет. За баней. Перспектива погибнуть так позорно, не на поле брани за великую идею чучхе ( Это такой марксизм-ленинизм. По версии Северной Кореи), а где-то на задворках Черновицкого ГАИ, за баней, несколько поубавила гастрономические фантазии маленьких корейских шпионов, тем более, из соседнего турецкого ресторана им привезли ужин за счет заведения.
Не даром, мой сын, когда был маленьким и наивным, рассказывал, что милиционер это такой дядя, который забирает еду у богатых и отдает ее бедным. Не знаю, как все милиционеры, но прапорщик Козубчик очень даже соответствовал этому определению.
На следующее утро в ГАИ закрутилось — весна, предвыборная компания, пробки, ДТП — и стало не до корейцев. Как-то все, включая карьериста Штайна, о них позабыли, только вот Козубчик взял на себя ответственность, поскольку они жили во вверенном ему зверинце. Каждый день с утра, добывая корм для животных, он заботился и о том, чтобы корейцы тоже были сыты. Весна была холодная, и тогда он выпросил для своих маленьких братьев куртки с надписью «Вневедомственная охрана»
Корейцы милиционеров не различали — милиционеры ведь все на одно лицо и на одну толщину. (Я, между прочим, тоже милиционеров не различаю. Разве только по количеству звездочек на погонах) А вот Козубчика корейцы знали в лицо и любили. За его о них заботу они строили вокруг ГАИ стену. Очень трудолюбивые оказались шпионы, бегали как муравьи и за два дня возвели высоченный забор, который у нас и до ныне называется Великой Корейской Стеной.
Но терпение не безгранично. Ну что это такое – в зверинце живут медведи, коза, рысь, волчонок, голуби и… пятнадцать корейцев… Не по человечески. Козубчик всем надоел просьбами о своих корейцах: то им холодно, то у них вдруг животы у всех разболелись, то праздник национальный корейский, то экскурсию им надо организовать…
А они две недели шныряют по территории за Козубчиком и работу просят. Слова выучили: «Козупцик, давайработа, давайработа, давайработа». А вечерами сидят у себя в голубятнике и поют свои национальные жизнеутверждающие корейские песни про великого многоуважаемого и горячо любимого вождя Ким Чен Ира.
И в сауну так просто теперь уставшим ГАИшникам не сунуться – там корейцы хозяйничают, стирают, моются. И во дворе ГАИ они шмыгают туда-сюда с метлами и совками, убирают. И в гараже они же машины моют. И главное ошибиться невозможно, они все пятнадцать всего на три имени откликаются: если не Ли, то Пак, если не Пак, то Ким. Все. Других имен в Корее просто нет.
Тут уже слух пошел и дошел до Киевского начальства, и пришел приказ, немедленно навести порядок и гнать корейцев, хоть и дружественных, но без документов, из нашей страны в три шеи.
Легко сказать, гнать. А куда?
Стали думать, куда их девать без документов. Уголовный розыск не берет. Таможня назад не принимает. Посольство Северной Кореи молчит. Ну куда их?!
А начальство кричит каждый день по телефону, угрожает. Тут не то, что повышения, как бы с работы не сняли! Испугался Штайн.
Словом, вывезли их бедных на другую таможню, на границе с Молдавией… Тихонько ночью выпихнули на нейтральную полосу, они еще сопротивлялись, идти не хотели, прощальные лозунги кричали хором во славу их горячо любимого многоуважаемого корейского вождя прапорщика Козубчика.
Но потом пошли гурьбой в своих куртках вневедомственной охраны, куда глаза глядят, размахивая торбами с сухим пайком, на дорожку Козубчиком приготовленным.
Недавно знакомые музыканты звонили нам из Молдовы. Говорят, что так у них наконец жизнь налаживается, такое бурное строительство началось, чистота на улицах, порядок, деревья сажают. Красота.
Не обошлось тут, думаю я, без знакомых корейских шпионов, это точно они…
Они трудяги хоть куда… Трудятся, заметьте, не ради славы. А просто ради жизни.
Да. Не понять нам корейцев. Не понять.
Вообще, говорят же, восток дело тонкое…