Художник

     -Ну, вот и все! – старший лейтенант Петров придирчиво осмотрел себя в зеркало, закрывая то правый глаз, то левый. Независимо от того, что один из органов зрения закрывался, отображение из зазеркалья смотрело на Петрова по-прежнему зорко и пристально двумя глазами.  Двумя!  Ну, может быть, слегка отличающимися между собой цветом и размером. Но это, если хорошо присмотреться. Женя, остался доволен проделанной работой.  

    Петров,  будучи отпущенным с корабля на берег вчера вечером, вернулся к подъему флага совершенно разбитым. Даже его молодой организм не справлялся с усталостью. Если сказать, что Женя устал, это не сказать ничего!  Если сказать, что Женя не спал, это не сказать ничего! Женя любил! Женя любил всю ночь! Женя любил, как никогда!

Сегодня на корабле отчетно-выборное партийное собрание. А партийное собрание – это минимум три часа изнурительного томления под всевидящим взглядом непосредственного начальства. А все непосредственное начальство наверняка ночью  спало. Спало сладко и продолжительно, в отличие от старшего лейтенанта Жени Петрова. Да и вообще, разве может оно, это непосредственное начальство, любить, как любил сегодня Женя? На корабельном мероприятии должен был присутствовать НачПО дивизии капитан первого ранга Беседин – старый маразматик, которому, по мнению Петрова, давно уже пора на гражданку, в художественную самодеятельность. У НачПО и Петрова неприязнь обоюдная. Маленький, тщедушный Беседин невзлюбил Женю за его громадный рост и богатырское телосложение. Заснуть на партсобрании в присутствии партийного начальства Петров позволить себе не мог!

     Размышляя примерно так, старлей, закрывшись в каюте, искусно нарисовал себе глаза на закрытых веках. Женя еще раз внимательно осмотрел свою работу. Придраться было не к чему.  Аккуратно сложив фломастеры в коробку, Петров  вышел в коридор. Народ уже собирался в кают-компании.

     - Товарищи офицеры! – скомандовал ЗКПЧ.

В помещение вошел Беседин.

     - Товарищи офицеры, прошу садиться,-  ответил НачПО.

Старший лейтенант сел за стол, подпер голову руками и безвольно закрыл глаза, направив на начальство плод своего художественного творчества. Перед тем, как окончательно очутиться в царстве Морфея, Женя утвердительно проголосовал за повестку дня и за что-то еще.

     Собрание шло своим ходом. Заместитель командира долго рассказывал в докладе о неустанной и плодотворной работе партийной организации за отчетный период. О задачах, стоящих перед кораблем в целом и перед каждым коммунистом в отдельности. О материнской заботе родной партии и отеческом отношении политотдела дивизии  к офицерам-подводникам. А Женя бесстыже спал, спокойно и вдумчиво глядя на этот грешный мир умело нарисованными бутафорскими глазами.

     С самого начала политического форума на корабле от НачПо не ускользнул открытый, умный, порою, даже, сосредоточенный взгляд молодого офицера.

     - А ведь ошибался я в нем, - проскользнула мысль у Беседина…

      - Кто за то, чтобы признать работу парторганизации за истекший период удовлетворительной, прошу голосовать, - прозвучал голос зама.

Все, кроме мирно спящего Жени Петрова, подняли руки.

      - Петров, а Вы почему не голосуете? – удивленно спросил Беседин.

Петров молчал и смотрел на Беседина, подперев голову обеими руками, загадочно улыбался. Женя спал.

      - Петров, Вы что себе позволяете? – продолжал НачПО.

Старший лейтенант продолжал молча смотреть в глаза капитану первого ранга. Женя спал.

     - Товарищ старший лейтенант! - угрожающе обратился к Жене Беседин.

От этих слов Женька проснулся и поднялся из-за стола. Поднялся не открывая глаз.  Он пытался уловить нить беседы и лихорадочно соображал, что же предпринять.

     - Старший лейтенант Петров, товарищ капитан первого ранга.

     - О чем задумались, товарищ старший лейтенант?

     - О судьбах партии и народа, товарищ капитан первого ранга, - не моргая выпалил офицер. 

     - И к какому умозаключению пришли?

     - Нераздельная у нас судьба с партией, товарищ капитан первого ранга, нераздельная!

     - А почему не голосуете?  Или не считаете работу парторганизации удовлетворительной?

     - Так точно, не считаю, товарищ капитан первого ранга! - выпалил Петров и быстро поправился, - Считаю отличной!

     - Товарищи коммунисты, - обратился к присутствующим НачПО,-  забегая вперед, хочу предложить на должность секретаря первичной партийной организации вашего корабля перспективного и  политически подкованного офицера – старшего лейтенанта Петрова. Кто за данное предложение, прошу голосовать.

Женьку избрали единогласно!

 Опустившись на свое место, старлей наконец-то открыл глаза. Спать Петрову расхотелось.

     - Худ-дожник, блин! - улыбнулся командир Иванов,  проходя мимо Жени после партсобрания. 

Палата № 6

     Лейтенант Петров получил очередное воинское звание и квартиру. А если точнее, то комнату в коммунальной квартире, которую тут же окрестил «Палатой №:6». По аналогии с одноименным Чеховским рассказом. И было из-за чего:

во-первых - номер квартиры точно совпадал с номером «Палаты»,

во-вторых - в первой, самой ближней комнате квартиры, жил капитан медицинской службы Андрей Ефимович Рагин - полный тезка Чеховского Рагина,

ну, а в-третьих…

     В палате №6, вернее, в квартире №6, кроме Петрова и Рагина проживала Леночка Кукушкина, бывшая жена мичмана Кукушкина из экипажа капитана второго ранга Бочкарева - изрядно потрепанная дура, избалованная излишним вниманием холостых и временно холостякующих подводников. Развелись Кукушкины несколько месяцев назад. Квартира досталась Леночке, так как уезжать на материк она не собиралась. И Леночка, опьянев от изобилия молодых и здоровых мужиков и получив полную свободу, отрывалась по полной. Хотя и недавнее замужество особо не мешало ей этим заниматься.

     Женя Петров весь выходной день провозился с мебелью. Были куплены с рук  по дешевке и затащены на второй этаж: старый холодильник  «Саратов», полуразвалившийся диван, небольшой шаткий шкафчик со стеклянными дверцами, журнальный столик, два стула и маленький черно- белый  телевизор марки «Рассвет».

     Вечером, как и положено, собрав друзей, обмыли звание и отпраздновали новоселье. Леночка несколько раз делала безуспешные попытки завоевать сердце и крепкого старлея. Завоевать хотя бы на одну ночь, а там, как получится. Но Женя дышал к ней абсолютно ровно.

     - Я столько не выпью, - увидев Кукушкину впервые, подумал Женя Петров.

Потеряв всякий интерес к подвыпившей компании подводников, Леночка ушла к себе в комнату еще засветло. Петров же, проводив друзей, уснул богатырским сном на своем широком диване.

     - Женя! Женя! Женя! – толкала за широкое плечо спящего старшего лейтенанта Леночка Кукушкина, - Помоги! 

Петров, не понимая ничего спросонья, сел на край дивана и несколько раз мотнул головой туда-сюда, туда-сюда. В голове что-то громко зазвенело.

      - Три часа ночи, - мысленно отметил время старший лейтенант Петров, посмотрев на часы.

В голове послышались тяжелые равномерные удары. 

     - Перебрал вечером, - догадался Женя и прикрыл ручищами уши.

  Стук в голове стих, и наступила какая-то сказочно-зимняя тишина.  Петров убрал руки – стук возобновился. Поняв, что стучит и звенит не в голове, а в коридоре, Женя, шурша тапками по голому полу, вышел из комнаты. Под ногами валялись мелкие осколки зеркала, еще совсем недавно висевшего на входной двери. А сама входная дверь должна была вот-вот рассыпаться, так как кто-то очень нахальный и нехороший  сильно стучал в нее с внешней стороны. Леночка, с глазами полными животного ужаса, прошмыгнула к себе. Когда она приоткрывала дверь в свою комнату, старший лейтенант заметил молодого человека с точно такими же испуганными глазами, как и у Кукушкиной, который быстро-быстро одевался.

      - Доворковались, голубки, - злорадно подумал Петров, - вот дурдом!

И проколов ногу осколком стекла, закипая от справедливого негодования, решительно открыл входную дверь. Гости, а их было двое, видимо, совсем не ожидали увидеть старшего лейтенанта Женю Петрова перед собой. Громадного, в одних трусах, Женю Петрова.  Вчера изрядно выпившего, злого Женю Петрова, только что увидевшего разбитое зеркало, больно наколовшего ногу осколком и загородившего своей волосатой фигурой весь дверной проем. Совсем растерявшись, они смотрели на Петрова снизу вверх, широко раскрыв рты. Возмущенный старлей, был переполнен желанием внести так необходимую справедливость в решении вопроса о порче личного имущества. Он сильнейшим ударом с правой влепил в стену одного из гостей.  Второй, быстро сообразив, что договориться мирным путем не получится, развернулся и поскакал вниз по ступенькам. Женя, схватил лыжную палку, стоявшую вместе с лыжами у входной двери, перешагнул через поверженного хулигана и ринулся в погоню. Возмездие в виде рукоятки лыжной алюминиевой палки настигло хулигана на первом этаже, хлестко ударив по черепной коробке. Если бы в данный момент в этой коробке были мозги, то они наверняка бы вылетели  напрочь. Но мозгов к счастью не оказалось, и незваный гость благополучно, если можно так сказать, выскочил из подъезда.

     - Слишком приложился, - сморщился  Петров, - надо было бы понежнее. 

Моментально успокоившись, Женя поднялся к себе, добродушно пнув под бок еще не пришедшего в чувство первого гостя.

     Проснувшись утром, старлей  умылся, побрился, надел выглаженную еще вчера перед сном форму, когда в дверь постучали

     - Войдите, - дружелюбно пригласил Петров.

 Дверь открылась, и на пороге комнаты появился долговязый  милиционер с сержантскими погонами.

     - Разрешите? - совсем робко произнес страж порядка и вежливо снял форменную фуражку, - Извините, это вы Петров Евгений Николаевич?

     - Старший лейтенант Петров Евгений Николаевич, - подтвердил недоуменно Женя.

     - Извините, это вы ночью с хулиганами разбирались?

     - Я разбирался. - наконец-то вспомнил Петров про ночное происшествие, - Что-то не так?

     -Да нет, все нормально, - поспешил успокоить старшего лейтенанта долговязый сержант, - я бы, наверное, тоже так же… ну, это самое… если б ко мне…  - Не совсем связно, но очень эмоционально проговорил милиционер и продолжил: 

     - Евгений Николаевич, пожалуйста, пройдемте с нами в отделение для соблюдения кое-каких формальностей. 

     Женя Петров вышел из квартиры вслед за вежливым сержантом. У подъезда их поджидал милицейский «уазик». По дороге выяснилось, что второй гость, тот, который без мозгов, выкатился из подъезда прямо в руки наряда милиции, вызванного бдительными соседями. Первого привели в чувство у входной двери, составили протокол на месте происшествия и повезли оказывать первую медицинскую помощь. Тогда ночью Леночка Кукушкина упросила стражей порядка не тревожить благородный сон отважного старшего лейтенанта, поэтому за Женей явились утром. 

     Доехали быстро. У отделения милиции старлея поджидал следователь капитан Саня Беляев - хороший знакомый Петрова.

     - Привет, Женя, - протянул руку Беляев, - так это ты там геройствовал сегодня ночью? Браво! Но можно было бы и чуть помягче!

Но внимательно посмотрев на громадные Женины кулаки, улыбнулся и добавил:

- Хотя помягче, наверное,  было нельзя. Нельзя в принципе! 

     На подъем флага старший лейтенант опоздал, пришел часа через два после построения. Из милиции на корабль позвонили и предупредили.

     - Хорошо тебе, Петров, -  встретил Женю командир Иванов. - Тебя после ухода на пенсию в любой ресторан возьмут вышибалой!

     Вечером, подойдя к своей квартире, Женя с удивлением обнаружил новую, обитую кожей дверь, со стеклянным глазком, с новым дверным замком, с большой золотой цифрой «шесть» вверху и массивной дверной ручкой в виде головы  льва. Открыл возвратившийся с дежурства, улыбающийся доктор Рагин. Новое зеркало на двери пугало своей чистотой. О вчерашнем погроме напоминала лишь алюминиевая лыжная палка с загнутой, как кочерга, ручкой.

     - Женя, к тебе пришли, -  указал Рагин на кухню.

 Из-за стола встал крепкий мужчина.

     - Николай, - протянул он руку старшему лейтенанту, - Николай Ребров, командир буксира РБ-28. Вы уж, Евгений Николаевич, не сердитесь на моих матросиков. Молодость, дурость! Мы тут вам все исправили, починили. В отделении сказали, что если вы их простите, то и дела заводить на пацанов не будут.

     - Так я на них и не обижаюсь, а все, что хотел сказать, так сразу и сказал, - миролюбиво протянул Женя, глядя в новое зеркало.

     - Очень убедительно сказали, Евгений Николаевич, доходчиво, - улыбнулся Ребров, - тогда бумажку подпишите.

На тетрадном листочке в клеточку рукой опера Сани Беляева было написано: 

     - Женя, прощаешь?

     - Прощаю, Саша, - размашисто написал Петров.     

Казанцев

     - Женька! – услышал старший лейтенант знакомый голос, - Петров! Стой, я кому говорю? Женька!

Петров обернулся. Раскрыв рот в счастливой улыбке и расталкивая прохожих, его догонял Казанцев. Долговязый, родной Вовка Казанцев - друг детства, живший напротив в далекой отсюда Березовке и переехавший после девятого класса в Москву.

     - Привет, Казан! – сграбастав друга в объятия, радостно проговорил Женя. 

     - А ты зачем  из своей дыры в Мурманск вылез?

     - Домой еду, Вовка, в отпуск! Только с автономки. Билет в кармане. Через три часа самолет. 

     - В Березовку?

     - В Березовку!

     - Давно я, Жень, на родине не был! Веришь, по ночам снится.

     - Верю, Вова, верю!

     -  Впереди ресторанчик неплохой.  Заскочим на пару минут?

     Разместившись в дальнем углу у окна, заказали бутылочку коньячка. Друзья иногда перекидывались письмами, поэтому были в курсе дел друг друга. Казан, год назад окончив военно-морское училище в Питере, служил под Мурманском на малом противолодочном корабле «Скорый»

     - А помнишь, Вовка, как мы на урок математики летучих мышей принесли, вот визгу было!

     - А помнишь, Женька…

Офицеры пили коньяк и громко хохотали, вспоминая детство. Вдруг Казанцев резко замолчал и с жалким видом кролика, увидевшего удава, уставился на вошедшего в помещение ресторанчика мужчину.

      -Тс-с-с! – поднес палец к губам Вова, - закрой меня, Женя. Это мой комдив!

Но сообразив, что за широкими плечами Жени Петрова  его увидеть было практически невозможно,  Казан быстро успокоился и рассказал другу, что его связывало с командиром дивизиона малых противолодочных кораблей капитаном второго ранга Шабановым.

     Это произошло недели через три после прихода на корабль молодого лейтенанта Казанцева.  «Скорый» вышел в море на несколько суток для выполнения тактических и боевых задач. На борту вместе с экипажем находились флагманские специалисты и командир дивизиона. Вова добросовестно нес вахту и честно защищал Советскую Родину, заступая через каждые четыре часа на четыре. После очередной смены он отправился на отдых. В офицерском отсеке оставалась только одна свободная каюта – каюта комдива.

     - Казанцев, иди в каюту Шабанова, хоть выспишься по-человечески, - посоветовал командир.

Комдив, все это знали, предпочитал  отдыхать на ГКП в кресле. Наказав вахтенному матросу разбудить его через четыре часа и объяснив свои координаты, счастливый Казан, который практически не спал третьи сутки,  разместился на нижней койке каюты, вытянул ноги и стал проваливаться в сон.  Но полностью провалиться Вова не успел. Буквально, за дверью раздался громкий голос Шабанова. За короткое время службы в дивизионе Казанцев был наслышан о лютом характере начальника и его неадекватности. Попадаться на глаза комдиву сейчас было просто нельзя.  Выскочить через дверь из каюты - это все равно, что броситься под колеса груженого товарняка. Лейтенант молниеносно, словно сорвавшаяся боевая пружина автомата Калашникова, слетел с нижней и запрыгнул на верхнюю койку.  Койка второго яруса в неразложенном состоянии  приподнята ближней стороной градусов на тридцать-сорок, как в вагоне поезда, для того, чтобы находящиеся внизу сидели не сгибаясь. Казанцев, поджав длинные ноги, замер и тихо-тихо  задышал. Не прошло и двух секунд, как в каюту зашел Шабанов. Комдив улегся на нижний ярус и долго ворчал и ругался. Вовкино сердце колотилось так, что у корабельных акустиков возникли проблемы с аппаратурой. Чуть живому от ужаса лейтенанту оставалось только ждать.

Комдив уже храпел минут десять, а Вова все не решался приступить к действиям по эвакуации себя любимого из помещения. Тело затекло. Переселив страх, Казанцев шевельнулся. Койка предательски заскрипела. Шабанов храпеть перестал. В каюте повисла напряженная тишина.  И в этой тишине звонко стучало и билось бедное лейтенантское сердце. 

     Все последующие четыре часа Вова не спал. Любое его телодвижение сопровождалось скрипом койки. Руки и ноги затекли. Наступил момент, который больше всего боялся лейтенант Казанцев. В каюту без стука, как и инструктировал его Вова, вошел вахтенный матрос. В каюте темно, хоть глаз коли.  Иллюминаторы при нахождении корабля в море задраены.

     - Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант! - начал расталкивать спящего комдива ничего не подозревающий матрос, - У вас вахта.

Лежа на верхней полке, Казанцев не мог понять, от чего его больше трясет, от смеха или от страха.

     - Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! – продолжал скулить матрос.

     - Какой я тебе на хрен, лейтенант? Совсем охренел, твою мать! – зашумел разбуженным шершнем старый морской волк, - Во-о-он отсюда! Бего-о-ом, с-с-сука!

Испуганный матрос, по-видимому, хотел упасть в обморок, но передумал и устоял.  Крепкие ребята служат на малых противолодочных кораблях! Словно коршун в свою добычу, вцепился он в дверную ручку каюты, не в силах разжать посиневшие пальцы. 

     - Во-он! Ты меня не понял? Придурок! – орал и топал в ярости ногами проснувшийся комдив.

Вахтенного наконец-то смыло.  Смыло словно морской волной в шторм. Просто слизнуло, как корова языком. Был вахтенный - и нет вахтенного! Слизнуло вместе с дверной ручкой. Вову спасло то, что после этого обиженный Шабанов, матерясь и кряхтя, отправился в гальюн. Гальюн находился за перегородкой, поэтому, услышав характерные звуки, лейтенант пулей выскочил из каюты.   

     Казан закончил свой рассказ и, улыбаясь, глядел на друга. Петров хохотал, вытирая слезы и  разливая по стаканам третью бутылку коньяка. 

     Шабанова в ресторане уже не было. А на свой рейс Женька, конечно же, опоздал.

Изделие №2

      Ленивый солнечный луч медленно прополз по стене и 

остановился на Женькином лице. Петров проснулся и сладостно потянулся, не открывая глаз. Через раскрытое окно в комнату доносились и ласкали слух с детства знакомые звуки и голоса. Беззлобно лаял на кого-то Снежок – старый, лохматый пес непонятной породы.  Женька снял его в весенний паводок с проплывающей льдины еще маленьким щенком. Натужно скрипела лебедка колодца. Гулко  и протяжно звякнуло металлическое ведро.

    - Подводник на побывку приехал, - кому-то хвалился отец. Открыв глаза, Женька огляделся. На столе, как и всегда, стояла кружка с молоком. Легко вскочив с кровати, Петров опрокинул в себя содержимое кружки и вышел во двор.

     - Ой, Женечка проснулся, - услышал он голос матери, - молочка выпил?

     - Спасибо, мам!

      - Нормальные люди давно уже встали, а он все дрыхнет, лежебока, - наполняя водой бочку у колодца, проворчал отец. - Молочка-то еще не заслужил.

     - Ну не стыдно тебе, дурак старый, а? – качая головой, вступилась за сына мать, - Он многое чего заслужил. Натерпелся там, поди, под водой. Пусть отдыхает!

     - Дык,  а я и ничего, - пошел на попятную отец. - Я и говорю: пусть отдыхает. Конечно, пусть отдыхает.  В магазин за хлебушком сбегает и пусть отдыхает.

     Большие Женькины ступни легко погружались в густую, горячую дорожную пыль. В магазин Петров пошел босиком, надев только шорты и футболку. 

     - Женя приехал! - пропела продавщица  тетя Маша, облизывая накрашенные губы и убирая и губную помаду обратно на витрину, - Надолго ли ?

     - Недельки на две, теть Маш.

     - Заходи в гости. Катька выросла. Прямо королевна какая-то!

     Катька – это Марьиваннина   дочка. Катька - просто кровь с молоком! В этом году она окончила школу и поступила в институт. Катька нравилась старшему лейтенанту, и  Женя ждал, когда она подрастет. 

     Взяв буханку свежего хлеба и пару бутылок «Жигулевского», Петров расплатился. Он уже собрался уходить, когда его взгляд остановился на небольшой, невзрачного вида упаковке, завалявшейся на витрине среди промышленных товаров.  Это была продукция Баковского завода резиновых изделий по цене 2 копейки за штуку, непонятным образом оказавшаяся на прилавке сельпо. Да, да, да, это были презервативы, столь необходимые  инженеру группы автоматики и телемеханики  ГЭУ старшему лейтенанту Жене Петрову. Необходимые в больших количествах.

 В безрезультатных поисках Женя обошел все аптеки в районе, а тут на тебе, в родном селе. Бери – не хочу! Ради Бога, не подумайте, чего доброго, о Женькином гиперкобелизме, хотя  правда в этом и есть. Презервативы нужны были Петрову большей частью для сугубо профессиональной деятельности. Резиновые изделия натягивались на электронные датчики, находящиеся в сырых трюмных помещениях корабля, защищая тем самым эти датчики от конденсата и сырости. Но как это доходчиво объяснить тете Маше, может быть, будущей собственной теще? 

     - Теть Маш, а у вас много этих…, - Женя замялся, не зная, как  помягче сказать, и постучал по стеклу витрины над упаковкой пальцем,- Ну, вот этих самых?

     - Чего, чего тебе, Жень? – ласково вопросила будущая теща, уставившись на указательный Женькин палец. И тут же поменявшись в лице, поджала ярко накрашенные губы, – Вам презервативы, молодой человек?

     Петров поразился перемене в облике тети Маши и молча кивнул.

     -Вам сколько – один, два, а, может быть, четыре? - смерив Петрова презрительным взглядом, продолжала Марьивановна. 

    - Мне бы штук триста выдавил Женька, протягивая червонец.

    -Ско-о-о-ка? - чуть не поперхнулась тетя Маша, и лицо ее приобрело точно такой же невзрачный салатовый цвет, как и цвет упаковок с презервативами.

     -Штук триста, - обреченно проговорил Петров. Он вдруг отчетливо понял, что теперь уже никогда в этой жизни тетя Маша не станет его тещей.