Сергей Соколов 

Не мальчик
От начальства нужно держаться подальше, и служить будет легче. Это давно усвоил старшина второй статьи Тириков машинист-турбинист, прослуживший в экипаже капитана первого ранга Иванова без малого два года. Не высовывался Тириков, а поэтому и не попадало ему под горячую руку. А поэтому и был старшина второй статьи на хорошем счету у начальства. Иногда и надо было бы этого Тирикова научить служить, как положено, вставить ему по самое не балуй. Да пока найдут его, пока то да се - остынут отцы-командиры. Так и дослужил бы матрос до демобилизации тихо и спокойно, если бы не один случай.
Лодка стояла в базе у пирса. Тириков заступил вахтенным кормовых отсеков. Ночь прошла без происшествий. Утром, получив приказ на сепарацию масла в турбинных отсеках, старшина второй статьи полез в трюм. Приготовив систему для очистки масла, открыв нужные клапана, Тириков собрался подняться на верхнюю палубу, чтобы включить рубильник сепаратора. Теснота в трюме, надо сказать, поразительная. Она и сделала свое грязное во всех отношениях дело. Неудачно повернувшись, вахтенный подвернул ногу и со всего размаха опустил свое бренное тело на выпирающий шток клапана. Шток, сантиметра три в диаметре и сантиметров тридцать в длину, обильно смазанный солидолом, легко вошел в Тирикова по самую рукоятку. Трык – треснули тонкие штаны РБ, натянутые на его ягодицах…
- Ой! – произнес машинист – турбинист, еще не вполне осознавая, что с ним произошло, - Ой! – повторил он, пытаясь подняться. Подняться не получилось. Не дала вывихнутая нога. Взявшись руками за трубопроводы над головой, Тириков попытался подтянуться. Шток с резьбой категорически не хотел покидать облюбованное место. Минут десять тщетно провозившись в одиночку, вахтенный стал звать на помощь.
Через полчаса он сорвал голос.
- Опять спрятался! – искал по кораблю старшину второй статьи командир отсека, ругаясь.
- Здесь он, товарищ капитан-лейтенант,- нашел Тирикова через два часа старшина команды, - че расселся? - злобно обратился он к нему.
Тириков не ответил. Он молча смотрел на своего непосредственного начальника, и от этого взгляда мичману становилось как-то не по себе.
- Товарищ капитан-лейтенант, - крикнул наверх старшина команды,- странный он какой-то!
Командир отсека спустился в трюм через пять минут. Визуальный осмотр в две пары глаз ничего не дал. Тириков, как петух на насесте, сидел на клапане, неотрывно глядя на командиров безумными глазами.
- Что случилось? – попытался еще раз наладить контакт с подчиненным командир отсека.
Вахтенный молча соединил большой и указательный пальцы левой руки, надел образовавшееся колечко на указательный палец правой и, развернувшись вполоборота, горестно посмотрел вниз.
Операцией по снятию старшины второй статьи Тирикова со штока клапана руководил сам командир БЧ-5. На счет – раз, два, три - под душераздирающий вопль, вахтенного сдернули со злополучной железяки.
- Да-а-а-а! – посмотрев на размеры штока, почесал лысину механик.
- Ого! - удивился командир отсека.
-Ни хрена себе! – только и смог сказать старшина команды трюмных.
Осмотр пострадавшего корабельным доктором не выявил каких- либо повреждений, кроме вывихнутой ноги. Ногу вправили, но на всякий случай Тирикова оставили в амбулатории на три дня.
-Смотри, аккуратней, – напутствовал старшину второй статьи Тирикова перед выпиской доктор, - ты уже не мальчик!

Сейф
Старшина команды турбинистов, тридцатилетний мичман Поляков, третий час проводил занятия с моряками срочной службы и с курсантами военно-морского училища, прикомандированными для прохождения практики. Занятия по теме «Боевые инструкции» проводились в восьмом отсеке на верхней палубе. Курсанты, делая умный вид, играли в «Морской бой». 60 «Преисподня
Поляков прекрасно видел это и, дабы не тревожить свою и без того расшатанную нервную систему, не обращал на них внимания. Для проведения занятий мичман, имея допуск к работе с секретными документами, получил в корабельной секретной части нужные бумаги с грифом «Секретно». К обеду, посеяв семена так необходимых подводникам знаний, Поляков направился к начальнику секретной части мичману Ковалевскому, чтобы сдать секреты. А тот то ли по забывчивости, то ли по разгильдяйству сошел куда-то с корабля. Старшина команды трюмных вернулся с документами в отсек и, не ходить же с ними весь день, закрыл их в металлическом сейфе, наглухо приваренном к палубе на БП-85. Начальник секретной части не появился и после обеда.
- Ну и пусть себе лежат, куда они денутся из подводной лодки, - подумал Поляков.
Мичман спускался в трюм отсека, когда нос с носом столкнулся со старшиной первой статьи Васей Гринкевичем. Гринкевич родом из Минска. Гринкевич – годок. И, как любой годок, он был больше озабочен не несением службы, а изготовлением дембельского альбома и дембельской формы.
Наверняка многие видели таких чудо-попугаев дембелей, распугивающих своим видом окрестных собак и кошек. Дошла эта мода и до подводников. А поскольку для изготовления поделок использовалось и, чего скрывать, при этом выводилось из строя различное корабельное оборудование, командиром был издан указ – ИЗЫМАТЬ и КАРАТЬ!
При виде старшины команды Вася что-то спрятал за спиной. Но это что-то выскочило из потных Васиных рук и с грохотом упало на пайолы. Поляков, поднял тяжелый альбом. Обложка альбома была сделана из плексигласа. Несколько дней назад большой лист плекса пропал с боевого поста. Попытки найти его успехом не увенчались.
-Та-а-ак! – многозначительно протянул мичман, - Та-а-а-а-ак!
Поднявшись на верхнюю палуба отсека, Поляков открыл сейф, в котором находились секретные документы, и положил туда же изъятый альбом.
- Завтра будем разбираться,- скорее сам себе сказал мичман.
Старшина первой статьи Гринкевич в два часа ночи заступал вахтенным кормовых отсеков. Мысль о том, что в сейфе лежит его альбом, его любовно оформленный и незаконно конфискованный альбом, не давала уснуть. Еле дождавшись положенного времени, сменив на боевом посту матроса Зурабова, годок стал ломать голову, думая, как возвернуть ценную вещь. Ни один ключ из собранной за полдня связки к сейфу не подходил. Не помогали и отмычки, сделанные из гвоздей и проволоки. Это только в книгах про преступников опытные медвежатники справляются с замками в считанные минуты. В каком-то фильме Гринкевич видел, как к дверце сейфа прижимали пустой стакан и что-то там слушали, шевеля в замочной скважине отмычкой. Вася тоже пытался расслышать это что-то, которое поможет ему открыть замок. Но кроме собственного сопенья к своему сожалению ничего не расслышал. Да, медвежатника из него не получилось. Время летело, а дело не делалось.
Гринкевич снял с пожарного щита лом,
- ЛО-24, - проговорил Вася, - лом обыкновенный, двадцать четыре миллиметра в диаметре. Против лома нет приема.
Но поддеть и открыть дверцу сейфа ему не удалось и ломом. Мокрый от пота, уставший и злой, старшина первой статьи сидел верхом на злополучном сейфе. Сбитые в кровь пальцы саднили. Одуревая от безысходности, Вася кувалдой стал колотить по ненавистному ящику. Сварка поддалась в одном месте. Это возобновило утраченные силы. Еще минут десять ударного труда кувалдой, и сейф оторвался. Взяв его подмышку, вахтенный турбинист ринулся в десятый отсек. Вася поднялся по трапу, открыл крышку верхнего люка и с силой швырнул сейф в воду, не выходя на палубу.
- Так не доставайся ты никому, - вслух произнес Гринкевич где-то прочитанную или услышанную фразу.
Старшина команды турбинистов, тридцатилетний мичман Поляков, схватился за сердце, когда утром, после подъема флага, спустился в восьмой отсек и не обнаружил там сейфа с секретными бумагами. Недолго думая, он доложил о случившемся командиру первого дивизиона, капитану третьего ранга Кравченко.
Построили весь личный состав турбинных отсеков и курсантов, облюбовавших их для жилья. Никто ничего не видел. Все подозрения пали на вахтенного турбиниста, старшину первой статьи Гринкевича. Тот, делал круглые глаза, которые, по его мнению, должны были говорить о полной его непричастности к случившемуся, прятал сбитые пальцы и ссылался на империалистов. Васю раскололи быстро. Когда Вася узнал, что в том злополучном сейфе, кроме его дорогого альбома, лежали секретные документы, что на лодку уже вызван целый взвод кинологов с собаками, что Васю все равно найдут по отпечаткам и по запаху и что Васина демобилизация отложится по этой причине на неопределенный срок, Вася признался и заплакал.
- Слушай, Серега, выручай! – обратился Кравченко за помощью к командиру третьего дивизиона, обрисовав ему в двух словах невеселую ситуацию, - У тебя же знакомые водолазы есть. Оформим это дело как осмотр винто-рулевой группы штатными легководолазами флотилии, чтобы никто ни о чем не догадался .
Для проведения осмотра винто-рулевой группы необходимо составить заявку за подписью командира БЧ-5. Пришлось обо всем докладывать механику. Механика словно ударили под дых. Он долго хватал влажным ртом воздух, как карась, только что снятый с крючка. При этом его маленькие глазки наливались кровью. Все это продолжалось минуты три- четыре. Командиры дивизионов даже успели пару раз переглянуться и пожать в недоумении плечами, может, убежать пока не поздно.
Но было поздно. Командир электромеханической части корабля, капитан второго ранга Фролов, изощренно ругаясь, схватил подчиненных обеими руками за горло. Каждого за свое. Наверное, механик их бы задушил, но рядом появился старпом.
- Александр Тихонович, уважаемый,- проворковал он, откровенно любуясь расправой, - нельзя же так обращаться со старшими офицерами.
Фролов с трудом разжал пальцы.
- Виноват, Иван Васильевич. Воспитываю.
- Ладно, воспитывай, - похлопал механика по плечу старпом, - только не переусердствуй. Скоро в моря.
Заявка была грамотно составлена, подписана, и Серега Мальцев - командир третьего дивизиона - отправился с поклоном к знакомым легководолазам.
- Вопрос не стоит выеденного яйца,- ответили знакомые легководолазы, - наливай!
Мальцев не один год служил на флоте, и на стол была выставлена трехлитровая банка спирта, налитая еще дрожащими руками командира БЧ-5, и с десяток банок консервов.
Уже к обеду катер с легководолазами стоял у борта лодки.
В вахтенный журнал записали о проведении работ по осмотру винто-рулевой группы. По кораблю дали положенные команды: « Мусор за борт не бросать!», «Винты не проворачивать!», «Баллоны гальюнов не продувать!», подняли сигнал о проведении легководолазных работ.
Молодой парень, облачившись в снаряжение, нырнул в ледяную воду. Как хвост за ним, в глубину потянулся страховочный трос. Частично успокоившись, с верхней палубы за всем этим наблюдал механик. Водолаз не показывался долго. Фролов занервничал.
- Не может найти, - объяснил механику руководитель спусков.
Наконец-то у борта показалась голова легководолаза. Ему помогли взобраться по штормтрапу на корпус. Сейфа в его руках не было.
- Муть, темнота! Ни хрена не видно! – доложил он, - Дно заилено, пару раз ластами махнул - вообще мрак!
Безрезультатно водолазы спускались еще и еще раз. Сейфа не было!
Первому эта идея пришла в голову Сереге Мальцеву: «Сейф был выброшен под утро, а точнее, в четыре часа утра. А это время отлива. Если в это же самое время бросить в море такой же сейф, предварительно привязав его веревкой, за борт…» Идею все одобрили. Точно такой же сейф имелся на пульте управления главной энергоустановкой корабля. Сейф демонтировали. К люку десятого отсека привязали капроновую веревку. Капитан третьего ранга Мальцев, заступивший на эти сутки вахтенным инженером-механиком, несколько раз проинструктировал дежурного по ГЭУ капитан-лейтенанта Геворкяна:
- Ровно в четыре часа утра привяжешь сейф и кинешь его с борта в море.
Рано утром в четыре часа пятнадцать минут комдив – три спустился на пульт ГЭУ, дабы проверить, как выполнено его приказание. Дежурный по главной энергетической установке корабля капитан-лейтенант Геворкян мирно спал за пультом, положив голову на сейф. Взглянув на часы, Мальцев судорожно выхватил ящик из-под головы спящего дежурного по ГЭУ и помчался в десятый отсек, извергая при этом в адрес Геворкяна страшные ругательства. Надежно привязанный, сейф плюхнулся в волны Баренцева моря.
Выйдя утром на подъем флага, Серега Мальцев заметил две человеческие фигуры на верхней палубе в районе десятого отсека. Заподозрив неладное, Мальцев бросился к ним. Он подоспел вовремя. Капитан-лейтенант Геворкян вместе с командиром первого дивизиона капитаном третьего ранга Кравченко, как завзятые рыбаки, держались за веревку, уходящую в море. И, как это явственно понял Серега Мальцев, готовы были в любую минуту сделать подсечку и вытащить улов на палубу.
-Клюет? – участливо спросил он.
«Рыбаки» выпустили веревку из рук и опустили головы.
- Че случилось, Саша? – уже не так весело продолжил Мальцев, обращаясь к Кравченко.
- Задница, Серега! Полная задница! В этом сейфе, - указал рукой на море командир первого дивизиона, - лежат секретные документы.
- Какие документы? В каком сейфе, Саша?
- В том, Серега, который ты выкинул за борт. Утром. Сегодня. Этот козел, - Кравченко с нескрываемым удовольствием врезал пинка Геворкяну и продолжил, - положил в него «Вахтенный журнал пульта ГЭУ». «Козел», поддакивая комдиву, виновато кивал головой и разводил руки в стороны.
Так или иначе, второй сейф нельзя было трогать до прибытия водолазов. Пришлось обо всем доложить механику. Быть может, с тех пор и ходит на базе легенда о страшном морском звере, показывающемся иногда из пучины и издающем ужасный то ли вой, то ли рев.
Водолаз вернулся на корабль с двумя сейфами. Правильно рассчитал Серега Мальцев. Оба сейфа покоились совершенно рядышком на морском дне, как два брата-близнеца
«Боевые инструкции» долго сушили, разглаживали утюгом. Книга стала в два раза толще, а значит, в два раза умнее. А вот вахтенный журнал пульта ГЭУ, объемом в пятьсот страниц и заполненный, как минимум, наполовину, переписывали всю автономку.

 Рыба треска
-Коля, к тебе зам идет, - предупредил по «Каштану» друга из восьмого отсека вахтенный БП-65 мичман Карканица, как только заместитель командира корабля по политической части скрылся в реакторном отсеке.
Капитан второго ранга Владимир Ильич Ляпин служил замполитом у командира Иванова три года. Маленький, юркий, горластый. Кстати, давно замечено, что горластость на флоте растет прямо пропорционально занимаемой должности и воинскому званию. Чем выше у офицера должность и звание, тем выше уровень этой самой горластости. Ляпин гордился своим именем и своим отчеством. Фамилия, правда, не очень, но, если присмотреться, всего какие-то две буквы поменять, и …
«Наш Ильич» - звали в экипаже Ляпина. Окончив политическое училище, он, прежде чем быть назначенным на лодку, несколько лет прослужил на какой-то береговой базе. Подводную лодку Ляпин боялся. Он уже присмотрел себе хорошее место на берегу в штабе флотилии и ждал приказа о назначении. Представление о присвоении ему очередного воинского звания капитана первого ранга было отправлено до этой автономки. Панически Ляпин боялся седьмого - реакторного отсека. Он буквально пробегал его, затаив дыхание еще за переборкой, и начинал дышать только в следующем отсеке. Проверку кормы Ляпин каждый раз приурочивал к банному дню. К субботе. После посещения кормовых отсеков, записав замечания в корабельный журнал «Осмотра корабля и проверки несения службы», Ляпин каждый раз стоял под душем и неистово отмывал невидимую грязь мочалкой.
Сегодня была суббота. Заместитель не остановился на БП-65, а попытался проскользнуть незамеченным в корму. Выждав еще минуту, Карканица, загадочно шевеля рыжими усами туда-сюда, туда-сюда, поднял с палубы небольшой сверток и стакан с водой. Осторожно открыв переборку, он заглянул в реакторный. Ляпина там уже не было. Быстро дойдя до середины отсека, мичман, развернув сверток, извлек из него размороженую треску, взятую перед заступлением на боевую смену у повара. Он положил рыбу в проходе и слегка полил ее водой из стакана. Придирчиво осмотрев натюрморт, мичман еще плеснул воды и вышел из отсека.
Заместитель командира корабля по политической части капитан второго ранга Ляпин, проверив корму, возвращался назад недовольный. Личный состав четко нес вахту. Замечаний не было. Набрав полные легкие воздуха в восьмом отсеке, Ляпин нырнул в реакторный. В седьмом он чуть было не поскользнулся, на что-то наступив. Пришлось остановиться. Ляпин не поверил своим глазам - на мокрой палубе отсека лежала свежая рыба. С трудом продолжая задерживать дыхание, как заправский дайвер под водой, Ляпин вытащил из кармана носовой платок, завернул в него треску и выбежал в шестой отсек. Кое-как переведя дух, он понюхал свою находку. Рыба пахла рыбой.
- Так! Что это? – размахивая рыбиной, как рапирой, перед лицом вахтенного БП-65, нервно закричал Ляпин.
- Рыба, Владимир Ильич, - четко ответил Карканица и уточнил, - треска!
- Так, так, та-ак! Как вы думаете, мичман, где я взял эту рыбу треску?
- Поймали где-нибудь, Владимир Ильич? – удивился Карканица.
- Я ее поймал в вашем отсеке! Что делала рыба треска в вашем отсеке? – продолжал зло плеваться Ляпин.
Вахтенный сделал удивленно виноватое лицо.
- Не может быть! Не может быть! Я же смотрел, я же не открывал этот чертов клапан! – взявшись за сердце, запричитал он.
- Та-ак! Какой вы клапан не открывали? – насторожился Ляпин
- Клапан системы промывки реакторного помещения забортной водой, - произнес мичман, сам удивляясь сказанной белиберде и вжимая голову в плечи, как старая черепаха в момент опасности.
Замполит побледнел, проглотив сказанное, выпучил глаза и прошептал, заикаясь от справедливого гнева:
- Вы понимаете хоть, что могло случиться из-за вашего разгильдяйства? Это же срыв боевой задачи! - замполит вдруг явственно представил, что этот клапан открылся в тот самый момент, когда он, Владимир Ильич Ляпин, был в отсеке. Замполит схватился за сердце, как и мичман Карканица, - Это же гибель всего личного состава корабля!
Брови на мужественном лице командира Иванова поползли вверх, как две большие мохнатые гусеницы кольчатого шелкопряда, когда он прочитал в журнале осмотра корабля запись, оставленную рукой инженера человеческих душ капитана второго ранга Ляпина.
-В седьмом отсеке из-за халатности и невнимания вахтенного первой боевой смены БП-65 старшины команды спецтрюмных мичмана Карканицы, через открытый клапан системы промывки реакторного помещения забортной водой, в подводную лодку заплыла рыба треска! - еще раз внимательно перечитывал командир Иванов, - Незнание материальной части и своих функциональных обязанностей вахтенными боевых постов ставят под удар выполнение лодкой боевой задачи.
- Дорогой ты мой Владимир Ильич! - пригласив Ляпина к себе в каюту, начал командир, - Твое вчерашнее замечание в журнале проверки корабля очень актуально. Но касается оно в первую очередь тебя, Володя. Тебя! Над тобой же все смеются. Обижайся - не обижайся, но до конца плавания все устройство подводной лодки ты мне сдашь лично. Разговор этот, поверь, останется между нами. И Карканицу не доставай, он хороший парень и специалист от Бога. По рукам?
- Та-ак! Товарищ мичман, - улыбаясь, произнес Ляпин Карканице, подойдя на следующий день на БП-65, - а не могли ли вы досконально познакомить меня с системой промывки реакторного помещения забортной водой?
- С удовольствием, Владимир Ильич, - ответил вахтенный, открывая переборку седьмого отсека, - прошу!

Так, так, та-ак!

Командир БЧ-2* внимательно читал объявление, вывешенное замполитом на верхней палубе пятого отсека.

Объявление
Сегодня, в воскресенье, 26 июня 1977 года, в кают-компании состоится собрание партийного актива корабля.

Повестка дня:
1. Повышение организации службы в период нахождения корабля в дальнем морском походе в свете решений ХХУ съезда ЦК КПСС.
2. Хорошее знание материальной части личным составом корабля – залог безаварийного плавания!

Приглашаются командиры боевых частей и начальники служб.
 Начало в19 .30
Второй вопрос повестки дня был тщательно заштрихован рукой капитана второго ранга Ляпина.
Рядом с корабельной кают-компанией располагается комната отдыха офицерского состава. Практически это одно помещение, разделенное наполовину стеклянной перегородкой. В комнате стоит мягкий диван и удобные кожаные кресла. Во всю стену красуется картина – большое летнее озеро с белыми лилиями и желтыми кувшинками. На переднем плане рыбацкая деревянная лодка, до половины заполненная водой, а на заднем - синеющий в утреннем тумане сосновый лес. На стенах комнаты висят разные цветочки, на полочках – аквариумы с разноцветными рыбками и клетки с волнистыми попугайчиками. Благодать!
Здесь подводники смотрят фильмы, играют в шахматы, в домино, в нарды в свободное от занятий и вахты время.
После ужина партийные активисты, рассевшись поудобнее в мягких креслах, ждали замполита.
- Товарищи офицеры! – скомандовал командир БЧ-2 капитан третьего ранга Колышкин, когда в кают-компанию вошел Ляпин.
- Та-ак! - Владимир Ильич внимательно осмотрел присутствующих, - так, так, та-ак! Механик здесь? – и, увидев командира электромеханической боевой части, одобрительно кивнул головой.

«Так» - это слово-паразит, от которого никак не мог отвязаться и которого очень стеснялся Ляпин. Но оно выскакивало практически каждый раз, когда замполит начинал новое предложение. Выскакивало само.
-Та-ак! – опять само выскочило слово-паразит, - всего год с небольшим отделяют нас от знаменательного события в нашей стране – от двадцать пятого съезда нашей великой…- начал Ляпин заранее подготовленную речь.
Активисты в мягких креслах, переваривая проглоченный ужин под убаюкивающий голос Ляпина и щебетание райских птиц, из последних сил боролись с накатывающими теплыми волнами сладкого сна.
- … особенно в период несения боевой вахты! – через сорок минут гордо закончил свое выступление заместитель командира.
- Та-ак! –раздался тихий, но достаточно внятный, чтобы его услышали все, голос в кают-компании, - так, так, та-ак!
Ляпин оторвал мудрый взгляд от конспекта и настороженно посмотрел на офицеров.
- Так! – тоже неожиданно вырвалось у зама слово-паразит.
-Так, так, та-к,- многозначительно отозвалось оно тут же эхом.
Все посмотрели в угол комнаты, где сидел командир БЧ-2. Именно оттуда исходил этот звук.
Колышкин, распустив слюни, как ребенок, мирно посапывал в мягком кресле. Видимо, почувствовав на себе пристальные взгляды офицеров, ракетчик проснулся.
-Та-ак! – опять все услышали тот же голос.
Колышкин вскочил и жестом профессионального шулера развел в стороны руки, широко растопырив при этом пальцы: «А ручки-то, они вот они!». Дескать, не я это!
- Так, так, та-ак! - продолжал издеваться кто-то над замом в кают-компании.
Командир БЧ-2 вздрогнул и обернулся назад. В клетке на полочке сидел, повернув голову набок, попугайчик ярко лимонного цвета.
- Та-ак! –строго произнес он.
Партийный актив чуть не умер от хохота. Народ просто повалился на пол, схватившись за животы.
- Так! Так, так, та-ак! –добавлял жару волнистый попугайчик.
- Собрание партийного актива закончилось на высокой ноте всеобщего патриотического подъема, - сделал собственноручно запись в отчете заместитель командира корабля по политической части капитан второго ранга Ляпин.
А слово-паразит от Ляпина отстало. Само. Как бабушка отговорила.

Леша Иванов
Лодка, успешно выполнив ракетные стрельбы, вернулась в базу для погрузки вооружения. Офицеры обедали. За командирским столом, вальяжно развалившись в кресле, сидел командир дивизии контр-адмирал Еремин. Было видно, что адмирал находится в хорошем расположении духа, что бывало крайне редко.
Серега Хромов - командир группы дистанционного управления ГЭУ, допивая компот, смотрел на комдива. Сереге скоро тридцать два. Звание капитан-лейтенанта, и никаких перспектив. Еремин старше Хромова всего на три года, а уже адмирал.
-Кто на что учился! – тихо проговорил сам себе каплей.
Вдруг Еремин разительно переменился в лице. Он поперхнулся и закашлял, а его глаза стали быстро принимать цвет, форму и размеры спасательных кругов КС-01. Взгляд адмирала был направлен вниз, на палубу коридора, ведущего в кают-компанию. У Хромова от этого взгляда напрочь перехватило дыхание.
-Нашелся! - сразу все понял он и выскочил из-за стола. Точно! По коридору, в направлении офицерской кают-компании, шел Леша Иванов. Тельник, любовно сшитый и подаренный Леше интендантом – полным Лешиным тезкой - был невыносимо грязным, масленые глазки привычно блестели, а за щеками у Леши было чего-то много.
- Кто это? – откашлявшись, наконец-то проговорил контр-адмирал Еремин.
- Это Леша Иванов, товарищ адмирал! – неуверенно произнес Хромов, сгребая в руку маленького декоративного хомячка, - хомяк.
Леша Иванов пропал три дня назад. Убежал из собственного дома, построенного для него капитан-лейтенантом Серегой Хромовым в хромовской каюте в шкафчике под стеклом. Лешу искали долго и безрезультатно. Серега уже свыкся с мыслью об утрате.
Хомяка он купил своему пятилетнему сыну год назад на рынке в Мурманске.
- Пап, а давай назовем его Лешей, - попросило чадо.
-А давай, - не сопротивлялся Хромов.
Когда Серегина семья уехала на материк в отпуск, Леша остался дома с хозяином. Через неделю подводная лодка, на которой служил Хромов, уходила в моря. В автономку.
В первый же вечер холостяцкой жизни к Хромову пришли друзья. Пили водку и пиво. Леша, сидя в небольшом стеклянном аквариуме, смотрел своими грустными маслеными глазками на это безобразие и тосковал.
- Серега, смотри, как грустно смотрит, - сказал захмелевший старший лейтенант Ничипуренко, - прямо в рот заглядывает. Может, пивка ему?
Друзья дружно закивали головами в знак полного согласия и взаимопонимания. Тут же была наполнена пробочка из-под пива и помещена в аквариум со словами: « Прости, брат, что забыли про тебя!». Леша жадно накинулся на пиво.
- Наш человек! – одобрительно кивнул Нечипуренко.
Через пару минут тара опустела. Леша встал на задние лапки и истерично забегал вдоль стенок аквариума, смешно перебирая по стеклу передними.
- Опять просит, - сделал вывод кто-то из присутствующих, наполняя пробку еще раз
- Довели мужика,- согласился Серега Хромов.
- Мы ему сейчас ерша сделаем, как настоящему мужчине,- пробасил Нечипуренко и выдавил в пробочку несколько капель водки из уже опорожненной бутылки.
Недопив содержимое, хомяк Леша неожиданно рухнул рядом с пробкой под всеобщий хохот подвыпивших подводников.
Спал хомячок минут сорок, а проснувшись, опять засуетился по аквариуму.
- Налейте, изверги! Похмелиться ведь просит! – перебирая пустые бутылки на столе, произнес Хромов.
Налили. Хомяк, понюхав пиво, отдернул голову от пробки и принялся умываться передними лапками. Но сидеть на задних ему было после выпитого трудновато, и Леша постоянно заваливался то на правый, то на левый бок.
- Может, че покрепче? Водочки ему, - неуверенно спросил Нечипуренко, - Перебрал, поди!
Но с этого дня хомяк с выпивкой завязал, а при запахе спиртного начинал тщательно и неистово умываться.
- Вот, неразумное животное, – удивлялся каплей - а поняло: алкоголь - яд!
Серега Хромов взял Лешу с собой в моря. Там к хомяку прилипла и фамилия. Когда увидели, как тщательно набивает Леша свои мешки за щеками подношениями – семечками, орешками, зерном - и несет все это к себе домой, подводники, не сговариваясь, стали звать хомячка Лешей Ивановым, в честь корабельного интенданта. Мичман Алексей Иванов был не против и часто носил тезке подарки. Хомяк стал третьим подводником на корабле с простой русской фамилией Иванов, после интенданта и командира Иванова. Леша Иванов усиленно морячил вместе с экипажем. Надо сказать, что к этому моменту за маленькими пушистыми плечами хомяка было уже два дальних морских похода, на что имелись бумага с печатью и подписью командира Иванова. Командир не раз ставил Лешу в пример личному составу корабля:
- Не пьет, не курит, по бабам не бегает! – повторял он и отчасти был прав, - Нос в чужие дела не сует, с начальством не спорит и не пререкается! Подумаешь, матчасть не знает, а кто из вас мне сможет сказать, что он знает корабль, а?
Все молчали, опустив головы. Молчали не потому, что плохо знали эту самую матчасть, а потому, что спорить в этот момент с командиром было себе дороже…
-Хомяк Леша Иванов, товарищ адмирал,- более четко и уверенно повторил Сергей Хромов, глядя на Еремина.
Комдив молчал. В воздухе кают-компании повисла напряженная тишина.
- Не пьет, не курит, по бабам не бегает, - для чего-то добавил Хромов слова командира, - с начальством не пререкается! Настоящий подводник!
Как речка после весеннего паводка возвращается в свое русло, так и глаза контр-адмирала постепенно заполнили свои глазницы.
- По бабам, говоришь, не бегает? – едва заметно улыбнулся Еремин, - А откуда он сейчас путь держит? Небось к крысе какой-нибудь ходил?
- Кастрированный он, товарищ адмирал,- тоже улыбнулся каплей.
- Ну, тогда настоящий подводник, пример для подражания!
Офицеры шумно загудели, заулыбались.
Судьба ничего не подозревающего Леши Иванова и, может быть, сама жизнь его были спасены.
Вернувшись домой после долгого отсутствия, Леша первым делом высыпал свои мешки с продуктами в закрома.
- Настоящий подводник, пример для подражания! – повторил контр-адмирал Еремин, проходя мимо каюты Сереги Мухина.

О поэзии
Штормило. Над океаном, штрихуя скупой морской пейзаж справа налево, справа налево, шел крупный мокрый снег. Лодка болталась в надводном положении второй час. Шум бьющей в борт волны и свист холодного ветра заставляли офицеров, находящихся на капитанском мостике, втянуть головы в плечи.

 - А мы сидим и просто курим…
Над океаном снег летит.
Мы перешли такие бури,
 Которых вам не перейти,

- запел, перекрикивая вой стихии, командир БЧ-2 капитан третьего ранга Колышкин,-

 Мы сквозь такие мчались беды,
Что отрывало от земли.
 Мы не попали в домоседы…

- Хорошие стихи пишете, Колышкин, - прокричал ему в самое ухо старший помощник командира, капитан первого ранга Зверев,- жизненные!
- Визбор, товарищ капитан первого ранга. - обернувшись, крикнул в ответ старпому командир БЧ-2, - Виз-бор!
- Что весь борт? А? Я говорю, стихи у вас хорошие, как художник, с натуры рисуете! Печататься надо начинать. Как в базу вернемся, я похлопочу.
Колышкин только кивнул. Кричать и декламировать Визбора ему расхотелось. А крупный мокрый снег штриховал скупой морской пейзаж справа налево, справа налево.


 Самогонщики
Каплей Саша Мухин ни о чем не думал. Он просто сидел на толчке. Сидел, полностью расслабившись. Мысли и думы его остановили свой бег и повисли, как сизый дым в прокуренной корабельной курилке. В гальюне воняло дерьмом и хлоркой. Осторожно, чтобы не стронуть застоявшиеся мысли и думы, Мухин встал и натянул брюки.
- Хорошо! – вслух произнес он.
Экипаж капитана первого ранга Иванова находился в казарме. Личный состав срочной службы сидел на занятиях в кубрике. Время близилось к вечеру. Каких-либо вахт и дежурств у Мухина на сегодня не намечалось, а это значит - после ужина море на замок!
- Хорошо! – повторил Саша.
Направившись было к выходу из гальюна, Мухин резко остановился и сильно втянул воздух носом несколько раз. Затем попятился и опять засопел носом.
- Что, токсикоманишь? – спросил, улыбаясь, капитан-лейтенант Серега Хромов, заходя в туалет.
- Серега, ну-ка, понюхай! - позвал товарища на помощь Саша, - Чем пахнет?
- Дерьмом и хлоркой, - ответил Хромов.
Но, принюхавшись, остановился и громко засопел носом.
-Кажись, спиртным! – подытожил он свои ощущения.
- Вот и я о чем! – согласился с мнением прибывшего эксперта Мухин.
Запах исходил из забитой кабины гальюна с надписью «НЕ РАБОТАЕТ!». Сняв с пожарного щита лом и топор, офицеры легко откупорили забитое помещение. На дучке стояли две алюминиевые фляги.
- Брага! – открыв одну, произнес Саша.
- Брага! - кивнул Серега.
Прикрыв дверь и вернув на место гвозди, ребята переглянулись.
- Начальству докладывать надо, - прошептал Мухин и почесал лысую голову.
- Надо! – горестно согласился Серега.
- Ведь выльют, гады!
- Выльют!
Правильная мысль созрела быстро.
- Василич,- обратился к боцману Саша Мухин, - фляга нужна, до завтра…
Одну флягу перелили в новую емкость, а оставшуюся брагу разлили пополам, дополнили водой из-под крана и оставили на месте. Флягу с брагой вынесли из казармы и засунули в снег, хорошенько прикопав. Благо снега на Севере зимой искать не надо. Вся операция заняла ровно тринадцать минут.
- Хорошо! – опять подытожил Мухин.
- Товарищ капитан второго ранга, - обратился Серега Хромов к заместителю командира по политической части Владимиру Ильичу Ляпину,- в гальюне обнаружены две фляги с брагой.
У казармы выстроили весь личный состав срочной службы. Офицеры и мичманы экипажа встали напротив, с отеческим укором глядя на неразумных подчиненных. Но две алюминиевые фляги, стоявшие перед строем, куда сильнее притягивали внимание как первых, так и вторых.
Ляпин долго и нудно говорил о вреде пьянства и алкоголизма вообще и на флоте в частности. Затем обе фляги были открыты и вылиты на обочину дороги в чистый и белый, как душа ребенка, снег. Снег потемнел, запузырился и превратился в уродливое вонючее месиво. Ох уж этот алкоголь!
Дождавшись, когда офицеры разойдутся по домам, Мухин и Хромов откопали свой тайник и поволокли брагу в поселок.
- У меня жена, дети, - закряхтел, тужась, Серега, - давай к тебе.
Мухин – закоренелый холостяк. Его маленькая квартирка была запущена до крайности. Офицеры, едва протиснувшись, занесли флягу на кухню.
- Сань,- спросил Хромов, - а ты самогон гнал когда-нибудь?
- Не гнал, но видел, как гонят. - с умным видом студента МГИМО ответил Мухин, протягивая Сереге металлический тазик,- Иди снегу набери.
Саша поставил двадцатилитровую выварку на электрическую плиту, покрытую толстым слоем пригоревшего жира, залил ковшом брагу, примостив как-то внутрь большую зеленую миску. Сверху вся конструкция была накрыта тазом, заполненным снегом.
- Процесс пошел! - довольно произнес Саша, включая плиту, - Только герметизировать надо.
Герметизировали соединение тазика с вываркой хлебным мякишем, вернее, хлебным твердышем, тщательно его разжевывая.
- Прямо корабельная испарительная установка! – оценил устройство Хромов.
Вскоре воздух кухни наполнился приятным спиртовым ароматом. В комнатке был освобожден от хлама целый угол. На столе, заботливо покрытом газетой, стояла открытая банка тушенки, кусок старой заплесневелой колбасы и два протертых стакана.
- Ну, чего там?- сглотнув подступившую слюну, спросил Серега и посмотрел на плиту. Снег в тазике давно растаял, и вода слегка парила.
В дверь неожиданно постучали. Глянув в мутный дверной «глазок»,Мухин увидел старлея Нечипуренко с бутылкой в мозолистых руках.
- Заходи, Коля, третьим будешь, - дружелюбно пригласил хозяин, открыв дверь.
- Орлы слетаются на запах, - недовольно проворчал на кухне Серега Хромов.
- Я со своим, - гордо парировал Нечипуренко и поставил на стол початую бутылку водки и стакан
Водку разлили.
- За флот! – предложил Саша.
- За подводный! – уточнил Серега.
Закусывали молча. Резкий хлопок на кухне заставил всех подняться с места. На плите пылал самогонный аппарат. Вернее, вспыхнул старый жир, покрывающий плиту толстым слоем. Борьба за живучесть – дело святое! Офицеры дружно приступили к тушению возникшего возгорания. Но мощный взрыв, да это был именно взрыв, раскидал подводников в разные стороны. В образовавшейся темноте слабо тлело висящее на стене полотенце. Из разбитого окна пахло зимой, и морозом.
- Что это было? – спросил ничего не понимающий Нечипуренко, - Что это долбануло?
Отделались легкими ожогами. Больше всех досталось старшему лейтенанту. На его голове не осталось ни одного волоска. Исчезло все, включая брови, ресницы и главную Колину гордость – черные густые усищи. Старлея словно опалили паяльной лампой.
- Вот и ходи после этого в гости к друзьям! - с ужасом глядя на себя в зеркало, сделал вывод Нечипуренко.

Преисподняя
Водка и деньги закончились почти одновременно. Деньги чуть раньше.Взяв со столика пустой графин, старший мичман Владимир Иванович Спицын на всякий случай заглянул в него правым глазом. Не подумайте, что левого глаза у Владимира Ивановича не было. Он был! Но был категорически закрыт. Уже около часа мичман не мог смотреть на этот мир двумя глазами одновременно. Когда Володя открывал левый глаз, автоматически закрывался правый. И наоборот - когда он с неимоверным волевым усилием поднимал тяжелое веко правого глаза, безнадежно закрывался левый. Чуда не произошло. Водка в графине не появилась. Владимир Иванович, глядя в горлышко, как в окуляр подзорной трубы, направил свой взгляд на дремавшего напротив за столиком мичмана Диму Кукина. Самодельная оптика сработала, и большие, влажные Димины губы оказались так близко к правому глазу Владимира Ивановича, что он с испугом отшатнулся и, задрав графин вверх, попытался рассмотреть старомодную люстру под потолком ресторанчика. Последняя капля водки, вылившись из посудины, затекла в открытый правый глаз старшего мичмана Спицына. Правый глаз закрылся, а левый почему-то не открывался.
- Зальют глаза, а потом буди их тут, - недовольно проворчала официантка, проходя мимо столика.
Чем отличается сильно выпивший подводник от сильно выпившего не подводника? А тем, что первый всегда может собрать свою волю в кулак. Сила воли старшего мичмана вытекала сквозь пальцы вместе с потом, рассыпалась по столу крупным морским песком, но все-таки была собрана в правый кулак, а левым Спицын захватил волю Димы Кукина за шиворот, вместе с самим Димой Кукиным. Мичманы не совсем ровным строем прошли в раздевалку через зал, не задев при этом ни одного столика. Владимир Иванович аккуратно застегнул свою шинель и помог застегнуться другу.
Спицын и Кукин жили на железе – на подводной лодке. Квартиры ни у того, ни у другого не было. Шли молча, нагнув по- бычьи головы, протыкая ими ледяную стену холодного январского ветра. Хмель улетучивался быстро.
- Стой! Раз-два! – окликнул Дима старшего мичмана, вытаскивая металлическую фляжку из внутреннего кармана шинели, - Уже дошли. По глоточку!
Подставив ветру спины, сделали по несколько хороших глотков спирта и занюхали холодным шерстяным рукавом.
Лодка стояла, прижавшись правым бортом к пирсу.
- Дима, поднимемся на ракетную палубу и спустимся через люк пятого отсека, чтобы не попасться на глаза начальству! - подняв указательный палец вверх, наставительным голосом более старшего и опытного товарища произнес Спицын и добавил, - Любая кривая короче прямой, проходящей мимо начальника.
Захмелевшему по-новой Кукину было, в принципе, все равно. Но он, делая вид, что внимательно слушает, утвердительно кивал вслед каждому слову старшего мичмана. Похлопав по плечу верхнего вахтенного, друзья аккуратно зашли по сходням на корпус лодки. Внизу парило январское море. Баренцево море.
- Иваныч, смотри, - кивнув вниз Дима, - прямо преисподняя!
- Не дай Бог! – помотал головой Владимир Иванович Спицын, посмотрев на воду.
Осторожно, чтобы не сорваться с ракетной палубы, добрались до люка. Спицын отдраил крышку и первым полез вниз, а за ним не спеша, кряхтя и матерясь, спускался Кукин.
Шел второй час ночи. Корабельный доктор капитан медицинской службы Кузнецов вместе с химиком-санитаром мичманом Дзюбой травили тараканов в жилом пятом отсеке. Травили дихлофосом, облачившись в белые халаты и противогазы ИП-46. Обычным аэрозольным дихлофосом, который доктор закупил в хозяйственном магазине. Чтобы не тратить времени, ожидая, когда давление баллончика выдавит всю отраву наружу, Костя вместе с мичманом, вооружившись красными аварийными топорами, разрубали баллончик с дихлофосом пополам. Личный состав из отсека выселили.
«Преисподняя» вертелось в голове у Владимира Ивановича оброненное Кукиным слово.
- Преисподняя! А кто там был? Кто сможет рассказать, что там? – размышлял вслух, спускаясь вниз, Спицын, - Оттуда не возвращаются.
Почувствовав под ногами твердь верхней палубы отсека, старший мичман неуклюже спрыгнул с трапа.
Вокруг висел едкий туман, резкий запах бил в нос. Владимир Иванович явно не узнавал помещение.
- Что это? Где это я? – облапили остановившееся вдруг смелое сердце подводника страшные догадки.
И когда из этого смрадного тумана выплыла мистическая фигура в белом, с совершенно лысой блестящей головой да еще с красным топором в руке и уставилась на Спицына огромными немигающими глазами, оставшиеся сомнения мигом пропали.
- Ну уж, не-ет! – произнес шепотом старший мичман и с ловкостью дикой обезьяны запрыгнул назад, на трап. Владимир Иванович выскочил наверх молча. В считанные секунды. Выскочил, вынеся на своих плечах, ничего не понимающего мичмана Кукина.
- Человек за бортом, - услышал крик верхнего вахтенного из переговорного устройства дежурный по кораблю капитан- лейтенант Саша Мухин, - человек за бортом!
- «Яйца», срочно, «яйца» за борт! - не стал вдаваться в подробности Мухин,- Слышишь меня, Карапетян, «яйца» за борт!
На той стороне «Каштана» слышался только вой ветра и чье-то сосредоточенное сопение.
- Верхний вахтенный! Карапетян! Ты меня слышишь? «Яйца» за борт!
- Зачем яйца за борт? - наконец-то разродилась громкоговорящая связь голосом старшего матроса Карапетяна.
- Шары спасательные за борт, идиот! - закипел Мухин И бросился к трапу.
Когда он выскочил наверх, Карапетян вместе с мичманом Кукиным уже вываживали Владимира Ивановича из ледяной шуги. Старший мичман только хлопал глазами, крепко ухватившись за «яйца».
После этого случая старший мичман Владимир Иванович Спицын пить перестал. Вот что значит сила воли настоящего подводника!

 Ирония судьбы, или с легким паром!
Начальник гарнизонной комендатуры, капитан третьего ранга Миша Крапивкин, походивший размерами на армейский КАМАз, мужичака, после встречи нового года крепко спал. Спал, как убитый, растопырив в стороны густые и жесткие, словно одежная щетка, усы. Жена с пятилетним сыном еще до праздников уехала к родственникам куда-то под Киев, оставив Мишу одного в полупустой однокомнатной квартире.
Провожать старый год Крапивкин начал еще с раннего утра тридцать первого декабря. А, может быть, и с тридцатого, или даже с двадцать девятого декабря - мужичака-то здоровый! Часа за полтора до наступления нового года к изрядно пьяному Мише пришли гости, но долго не задержались. И к двенадцатому удару кремлевских курантов капитан третьего ранга Крапивкин Михаил Петрович сладко посапывал в своей постели, раздетый и любовно уложенный. И не было такой силы в гарнизоне, которая смогла бы его разбудить в течение последующих нескольких часов.

Сменившись вечером 31 декабря после дежурства, мичман Женя Лукашин домой не торопился. Женю пригласили в баню. О том что он задержится на службе, свою жену - крупную, розовощекую красавицу Машу, Лукашин предупредил заранее.
- Служба – дело серьезное! - часто говорил Лукашин, подняв указательный палец. И Маша, как никто, это понимала.
-Не переживай, Лукашин, в Ленинград лететь никому не надо, свадьбы не намечается, а здесь до дома-то доведем, - посмеивались друзья.
Уже несколько лет подряд в новогодние праздники по телевизору крутили фильм Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или с легким паром!», и над Женькой, полным тезкой героя фильма, часто подшучивали. Баня была чудесная, да и парились с душой, по-взрослому. Пили пиво и шампанское. Догонялись спиртом. Вышли из бани уже в новом году. Пьяненькие, чистые и веселые.
- Лук-кашин, д-дойдешь, или пр-роводить? – неуверенно спросил кто-то.
- Д-дойду,- кивнул лысой головой Женя.
Жене идти до дома дальше всех. Нагнувшись навстречу новогодней метели и рыская от обочины к обочине, словно добросовестная легавая в поисках дичи, он потрусил по безлюдному поселку. А вдоль улицы стояли типовые дома, поразительно похожие друг на друга, как однояйцевые братья-близнецы…
- М-маша уже не ждет,- посмотрев на крайние темные окна знакомого строения, произнес вслух Лукашин, - и х-хорошо!
Женя вошел в подъезд, поднялся на второй этаж и оперся на дверную ручку, доставая ключи, Дверь оказалась незапертой.
- А ж-ждала! – прошептал Лукашин и на цыпочках, чтобы не разбудить жену, зашел в квартиру.
Не включая свет, Женя снял шинель, но зацепившись за что-то, с грохотом упал в прихожей, повалив на себя вешалку.
Маша не проснулась. В комнате было тихо. Пролежав несколько минут на полу, мичман чуть было не заснул. Лукашин с трудом заставил себя раздеться и забраться в постель, под бочок к жене. Прижавшись к большому теплому телу, мичман Женя Лукашин мгновенно уснул с доброй улыбкой на счастливом и слегка прыщеватом лице. И не было такой силы в гарнизоне, которая смогла бы его разбудить в течение последующих нескольких часов.
Время подходило к обеду, когда Миша Крвпивкин почти проснулся. Мише нестерпимо захотелось пить. О том, кто он и где он, Крапивкин еще не задумывался. Облизнув пересохшие губы, Миша с трудом разлепил глаза. Рядом что-то лежало, точнее, рядом кто-то спал. Сладко спал в его крепких объятиях! К начальнику комендатуры память и способность мыслить возвратились не сразу. Не сразу и не одновременно. Но возвратились.
-Кто это? Это не жена. Жена у родственников, – складывались в неровную цепочку рождающиеся в муках скупые мысли.
- Почему лысая? Наверное, без парика, - нашелся единственный, по мнению Крапивкина, ответ на собственный вопрос, поддающийся логическому объяснению.
- Почему небритая? – Миша уставился на отливающую синевой щетину на остром подбородке новогодней незнакомки. Пить расхотелось. Крапивкин не моргая смотрел на щетину. На последний вопрос логического ответа не было. Он, конечно, был. Был, чего греха таить, но всячески отвергался всем Мишиным существом.
Женя Лукашин проснулся от звенящей тишины, зависшей над ним Домокловым мечом. Женя открыл глаза. Буквально в десяти сантиметрах перед собой он увидел потное лицо коменданта гарнизона капитана третьего ранга Крапивкина. Знакомое усатое лицо, которое нельзя было спутать ни с каким другим. Улыбнувшись и мотнув головой, чтобы прогнать, прямо скажем, идиотское видение, Лукашин привычно ткнулся лбом в теплую грудь своей законной супруги. Но что-то было сегодня не так в этой обычно нежной, теплой и родной груди.
-Ты кто? – услышал Женя скрипучий бас Крапивкина над самым ухом и отчетливо почувствовал его горячее дыхание на своей лысине.
Мичман молниеносно вскочил с постели и прижался к стене. Как в кошмарном сне, Лукашин тянул на себя простыню, стесняясь своей наготы. Но от протрезвевшего комендантского взгляда не ускользнула деталь на Женькином теле, определяющая его половую принадлежность.
- Ни хрена себе! - удивился Крапивкин и с силой дернул простыню на себя.
Не пожелавший с ней расстаться мичман Лукашин, вновь оказался в объятиях коменданта.
- А Маша где? – наконец-то раскрыл рот ничего не понимающий Женя.
В дверь позвонили. Пользуясь замешательством в стане врага, Женька вырвался и помчался на кухню, одной рукой прикрывая ту самую деталь на своем тощем теле, увидев которую так удивился Миша Крапивкин, а другой совершенно противоположное место. Начальнику гарнизонной комендатуры ничего не оставалось, как подняться, надеть халат и, перешагивая через поваленные вещи, открыть входную дверь. В квартиру с бутылкой водки вошел Сашка Федоров, доктор из военного госпиталя и Мишин сосед.
- Привет, Петрович, с новым годом! - произнес Сашка, проскакивая под рукой Крапивкина на кухню, - По маленькой?
Но увидев обнаженного Женю Лукашина, который стоял у плиты с перепуганным видом разоблаченного любовника, прикрывался пустой замасленной сковородой, доктор осекся.
- Извини, Петрович, я не вовремя. - пробубнил он, поставив угощение на стол, - Зайду как-нибудь потом. В другой раз.
- Стой, Саша! - загородил ему проход Крапивкин, - Стой!
- Не, ребята, я в такие игры не играю!
- Я все сейчас тебе объясню, - настаивал Миша, - этого человека я совершенно не знаю…
- То есть ты спишь только с незнакомыми мужиками, и мне нечего опасаться? - с усмешкой перебил Федоров, но не ушел, а, плеснув водку в пустую кружку, выпил одним глотком.
- Не перебивай! Этого человека я совершенно не знаю, но очень хочу узнать кто он и что делает у меня в квартире в таком виде! - произнес Крапивкин, тоже наливая водку.
- Я мичман Женя Лукашин, - начал Женя. Он уже осмотрелся на незнакомой кухне. Удивился. Поразмыслил малость и понял в какую ситуацию попал, - я живу в квартире номер пять в доме номер тридцать четыре.
- Это квартира номер пять, но дом-то тридцать второй,- опять перебил говорившего Саша.
- Да перепутал! Перепутал я, мужики! Баня. Водка. Новый год! Женя Лукашин я. Женя Лукашин!
- С легким паром, значит! - подхватил Федоров.
- Ага! Ирония судьбы, так сказать, - радостно закивал головой Лукашин, - а выпить можно?
- Оденься, идиот!- улыбнулся Миша Крапивкин, накрывая на стол.
Женя Лукашин вернулся домой только поздно вечером в сопровождении коменданта гарнизона и доктора Федорова.
- Служба – дело серьезное! - подняв указательный палец, произнес при встрече с женой Лукашин.
И Маша, как никто, это поняла.
А начальника гарнизонной комендатуры капитана третьего ранга Мишу Крапивкина в гарнизоне с тех пор стали звать «Машей» - за глаза, разумеется.

Война
Проснувшись, старший лейтенант Коля Нечипуренко еще минут пять нежился на корабельной койке. Приятно, черт подери, вот так, не спеша проснуться. Проснуться и поваляться, вытянуть, расслабившись, свои ручки-ноженьки. Поваляться, а не бежать сломя голову по тревоге на свой боевой пост, сминая спросонья своим лбом трубопроводы и кабельные трассы. Сегодня суббота. Суббота - лучший день недели в море. Правда, он особо не отличается по расписанию от других дней. Суббота – банный день. На корабле чудесная парилка, сделанная еще на заводе. Напаришься с веничком и – ух в ванну с забортной водой из Баренцева моря! Ух! Все равно, что родился заново. А затем застелешь новые, хрустящие простыни-разухи, а старые выкинешь на хрен. Ляжешь. И будет тебе счастье! Примерно так рассуждал, потягиваясь в постели, Коля Нечипуренко. Примерно так рассуждал каждый подводник, от трюмного турбиниста до командира корабля, дожив до субботы. Коля встал и открыл ящик шкафчика. На дне ящика лежала зубная паста, зубная щетка и мыло. Такой зубной пасты, как у него, на корабле ни у кого не было. Пенящаяся! Японская! Spearmint! Нечипуренко выдавил два сантиметра пасты на щетку, набросил на плечо полотенце и направился в помещение для умывания. Там уже находился ИГА ГЭУ лейтенант Женя Петров.
- Привет, - буркнул Коля и зашел в гальюн, положив щетку на полочку под зеркалом.
Когда дверь за ним закрылась, Женя, давно поджидавший друга, взял его щетку и аккуратно скинул зубную пасту на мыльницу. Затем достал из кармана пакетик с красным молотым перцем, обильно засыпал его между щетинками зубной щетки и вернул пасту на место. Это была месть.
Двое суток назад уставший после дежурства Женя Петров, зашел в свою каюту и упал на свою собственную кровать. Упал со всего размаха и едва не потерял сознание, ударившись головой о свою собственную подушку. В Жениной подушке, тщательно и с любовью замаскированная, лежала пудовая гиря Нечипуренко. Взяв в руки спортивный снаряд, Петров отнес его хозяину.
- Твоя работа? – Женя поставил гирю перед Николаем.
- Я подумал, что ты перед сном разомнешься, - улыбнулся Нечипуренко.
Это был вызов.
- Я объявляю вам войну! – гордо и отчетливо произнес Петров и хлопнул переборкой у самого носа Коли.
Выйдя из гальюна, старлей приступил к водным процедурам. Когда он стал чистить зубы, то не сразу понял, отчего это вся ротовая полость начинает гореть огнем, и продолжал втирать перец в десна. Втирал долго и тщательно. Когда же пожар во рту разгорелся и достиг своего критического состояния, Нечипуренко выпучил глаза и уставился в зеркало. Там он и поймал веселый взгляд лейтенанта Петрова.
- Че-то не так, Коля? – участливо спросил тот.
- У-у-у-у-у-у! – взвыл Николай, припав ртом к водопроводному крану.
- Один – один, - подытожил Петров и с чувством выполненного долга покинул помещение.

- Саня, у тебя дрель есть? – после завтрака спросил Нечипуренко у командира группы дистанционного управления капитан-лейтенанта Сани Морозова.
- Есть. Электрическая, - ответил Морозов,- а тебе зачем?
- Мне нужна ручная, не ответил на вопрос Коля.
- У Мухина спроси, я у него когда-то видел, - подсказал каплей.
Вскочив с постели по тревоге, Женя Петров быстро натянул РБ и, всунув ноги в легкие флотские тапочки из перфорированной кожи, рванул с места, как застоявшийся молодой конь. Вернее, Женя хотел рвануть с места, как застоявшийся молодой конь, но его ноги, обутые в легкие флотские тапочки из перфорированной кожи, не сдвинулись с того самого места. Зато тело Жени Петрова уже подалось далеко вперед. Потеряв равновесие, лейтенант упал, больно ударившись головой о переборку. Тапочки были аккуратно и надежно прикручены к металлической палубе каюты. Прикручены каждый тремя шурупами. Женя, схватил один тапок руками и попытался его оторвать. Но попытка успехом не увенчалась. Из хорошей натуральной кожи делают подводникам тапочки! Петров для контроля дернул пару раз другой тапок и босиком, придерживая ушибленную голову, побежал на боевой пост.
- Полковник Кудасов нищ, господа! – увидев босые ноги Жени Петрова, сказал командир седьмого отсека лысый капитан-лейтенант Мухин.
Личный состав поста № 65 весело захохотал.
- Несомненно, это была работа Нечипуренко, - легко догадался Женя, - надо принимать кардинальные меры!
План действий был уже разработан до заступления смены на боевое дежурство. Петров решил подсыпать старшему лейтенанту слабительного во время чаепития. Корабельный доктор, капитан м/с службы Костя Кузнецов, без особых колебаний записался в союзники к Жене и выделил для этого десять таблеток пургена.
- Не многовато? - удивленно спросил Петров, глядя на целую горсть больших белых таблеток.
- В самый раз, пусть желудок себе прочистит, - одобрил доктор.
План вендетты был прост и жесток: после чаепития во время несения вахты на пульте ГЭУ, когда слабительное, проглоченное вражеской стороной, начнет свою профилактическую работу во вражеском желудке, Нечипуренко потребует себе замену. Петров позвонит Косте, и Костя займет гальюн пятого отсека. Женя тем временем должен будет уйти в первый отсек, предусмотрительно заняв гальюн, находящийся в нем. Остальные помещения, в которых старший лейтенант Нечипуренко мог бы совершить акт дефекации, в данный момент на корабле были закрыты.
- До связи, доктор, - подмигнул Петров Косте.
Прошло два часа после заступления на дежурство второй боевой смены. Системы и механизмы функционировали нормально, и офицеры накрывали на стол. На пульте пришло время пить чай. Засвистел закипевший электрочайник, звякнули кружки, а воздух наполнился пьянящим ароматом цейлонского чая. Женя с трудом растолок в Колиной кружке приготовленные таблетки. Разлили чай. Операторы пульта ГЭУ знали о готовящемся акте возмездия.
- Мужики, что-то чай у меня какой-то белый, - удивился Нечипуренко, заглянув в кружку, - че намешали-то?
- Коль, сгущенки добавили, - переглянувшись, ответили хором управленцы.
Прошел час с того самого момента, как Николай заглотил приготовленную наживку. Таблетки не действовали. Усевшись поудобнее, Коля задрал ноги на пульт «Кама» и просматривал Корабельный устав ВМФ. Но только внешне старший лейтенант выглядел спокойным. Внутри его молодого и здорового организма закипала буря. Нечипуренко уже минут пятнадцать с явной тревогой прислушивался к себе. До конца дежурства оставалось каких-то тридцать – сорок минут.
- Дотерплю, - мужественно скрипел зубами он.
- Пульт! Петров! – проговорил «Каштан» голосом командира первого дивизиона, - Дуй на БП-85. Неполадки на электрической схеме. Разберись!
- Есть разобраться! – ответил Женя в переговорное устройство и покинул помещение пульта ГЭУ, с сожалением разводя руки в стороны.
- Зарипов! Зарипов, твою мать! – уже пять минут безрезультатно вызывал себе замену Нечипуренко, связываясь с шестым отсеком, - Мичману Зарипову срочно прибыть на пульт «Кама»!
Чувствуя, что он попросту не дождется этого скотину – Зарипова, Коля, крепко придерживая себя сзади обеими руками, покинул боевой пост. Из третьего, приговаривая, как заклинание:
- Только не здесь, только не здесь! - он ринулся в первый отсек.
Ручка двери гальюна не поддавалась. В гальюне кто-то сидел! Добежать до пятого отсека старлей уже не мог.
- Откройте, с-суки! – заревел раненым буйволом Нечипуренко, - Откройте!
А в гальюне мирно сидел и думал о своей не в меру затянувшейся службе, старший помощник командира корабля по БУ капитан первого ранга Зверев. Наглый истерический крик старшего лейтенанта вывел старпома из себя:
- Это он меня, Зверева, сукой обозвал! А если бы на моем месте находился командир? - от справедливого негодования старпом даже покраснел. Натянув штаны, он решительно открыл дверь.
Минуте на двенадцатой после начала лекции «О культуре поведения личного состава на корабле в период нахождения в дальнем морском походе» Коля Нечипуренко окончательно устал бороться со своим организмом. Коле стало все равно. Он расслабился и перестал сучить ножками. Почуяв неладное, Зверев замолчал и вышел из отсека. Старпом никому не рассказал о случившемся. И никто бы не узнал, чем закончились эти боевые действия, если бы не сам Нечипуренко. Года через два, хорошо выпив в компании сослуживцев, Коля со смехом рассказал об этом случае.
- Два – два! - молча констатировал Петров.