Игорь КАРАМНОВ

ВЕЛИКОЕ РУССКОЕ(?) СЛОВО

Вопросительный знак после второго слова в заголовке статьи отнюдь не опечатка.

Почему? Да потому, что безосновательно называть слово и язык, на котором писались и

пишутся многочисленные литературные произведения от Москвы до самых до окраин, и

в ближнем и дальнем зарубежье, – русским. Правильнее будет – российским, словом и

языком, которые, если и имеют отношения к русскому, то такое же, как нынешнее Россий-

ское государство к государству Киевской Руси. А отношение это, ох какое отдалённое…

Словом «руський» во времена Киевской Руси обозначали простой народный язык в

противоположность письменному «славянскому» или, точнее, «старославянскому», кото-

рый появился в 9-м веке, когда Кирилл и Мефодий перевели греческий текст Библии.

Позже «руська мова» (да-да, именно, так, а не иначе) даже противопоставлялась

«московскому», а также неславянским языкам, на которых разговаривали соседние наро-

ды (в разные периоды – чудь, мурома, мещера, половцы, хазары, печенеги). Любопытно,

что украинский язык назывался «руським» аж до начала 18-го века. Что же произошло в

18-м веке? Названия «руський» и «російський» стали подменять друг друга и пошло-пое-

хало…

Фундамент этой подмены заложил царь Алексей Михайлович, который во второй

половине 17-го века, в отличие от своих предшественников провозгласил себя царём и го-

сударем не московским, но – российским и на географических картах вместо «Московии»

начало появляться слово «Россия». В 18-м веке цари теперь уже не московские, а санкт-

петербургские стали величать себя царями всея Руси, а язык Московии получил название

русского. Кстати, ныне на киевском телеканале «ТВІ» популярна песня «С чого почина-

лась Московія?», которую время от времени поют в кабаре «Зелёная лампа». Есть в этой

песне и строка – «…з крадіжкі святої Русі». Послушайте эту песню… Затраченного вре-

мени не пожалеете. Сайт – www.tvi.ua

Но вернёмся к письменному «старославянскому» языку, прямым потомком которо-

го и является нынешнее российское литературное слово. Язык этот, в основном, являлся

южноболгарским (солунским) языком. Сейчас этот древнеболгарский язык называют ста-

роболгарским. Он-то и был родным языком славянских просветителей Кирилла и Мефо-

дия и поэтому они и перевели на него греческий текст Библии, внеся в переводной текст

много новых, греческих слов или калек с греческого, так как своих явно не хватало. Об

этом молчали языковеды и историки времён Российской империи, так как было полити-

чески некорректным указывать на происхождение российского языка от языка другого

народа. А в атеистические годы тем более нельзя было широко озвучивать, что истоки го-

сударственного языка берут своё начало в Библии.

Став языком славянского православия старославянский язык получил также назва-

ние «церковнославянский». Кроме церкви, его использовали для составления документов,

ведения летописей, написания писем и художественных произведений. Однако большин-

ство людей его не понимали. Южноболгарские грамматические конструкции восприни-

мались плохо, поэтому для светских нужд потребители письменного языка (писари, пере-

писчики, летописцы, писатели) постепенно делали его более понятным, восприимчивым.

Уже «Слово о полку Игореве» в 12-м веке написано смесью старославянского и древнерусского (древнеукраинского) языков. Например, очевидно не воспринимая старо-

славянских форм прошедшего времени (бяше, сидяху), автор «Слова» приклал к ним ук-

раинские окончания – «ть», и получилось: бяшеть, сидяхуть, граяхуть, по типу – сидить,

летить, ідуть. Или такой пример из «Слова»: «Чи ли въспъти было… ». Видимо, автору бы-

ло не совсем понятно значение старославянской частицы «ли» и он усилил её украинским аналогом – «чи».

Тем не менее, в живой украинский язык славянская лексика проникла весьма нез-

начительно – по сравнению с российским, в котором она занимает не менее трети словаря,

а, если учитывать словообразовательные морфемы – более половины!

Рассмотрим, как говорится в таких случаях, примеры. Древние русские (древнеук-

раинские говоры) характеризовались полногласием: на месте южноболгарских звукосоче-

таний ра – , ла – , ре – , ле – звучало – оро – , – оло – , – ере – , – еле. А, именно: солод-

кий (по-староболгарскому – сладкий), полон (плен), середа (среда), морок (мрак). Как ви-

дим «совпадения» в болгарском и российском языках просто удивительные.

Болгарским звукосочетаниям в начале корня ра – , ла – отвечали древнерусские

ро – , ло – : робота (работа), рости (расти), уловлюю (улавливаю). На месте типичного

болгарского звукосочетания – жд – русичи (украинцы) имели – ж – : ворожнеча (вражда),

кожен (каждый). Болгарским суффиксам – ащ – , – ющ – отвечали украинские – ач –,

– юч – : виючий (воющий), спопеляючий (испепеляющий).

В российском языке уже со времён начала его формирования фигурировали чуж-

дые древнерусским диалектам слова и формы: время, сладкий, облако, средний, вредный,

любимый, избивать, восход, враг, единственный, дважды, охранять, храбрый, странный,

плен, каждый, между.

Славянизмы в украинском языке имеют в большинстве своём строгую стилисти-

ческую окраску: они, по словам специалистов-языковедов, воспринимаются как архаиз-

мы, часто с «церковным» уклоном. Живой украинский язык практически не принял сла-

вянизмы в свой словарь. Слов и словообразовательных морфем с явно выраженными юж-

нославянскими признаками в украинском немного: область, учитель…

Чем же объясняется столь глубокое проникновение старославянской лексики (и

частично грамматики и фонетики) в российский язык и неприятие её украинским? Навер-

ное, потому, что

«Лебедь-дым у созвездий не тает,

а над крышами – крылья вразлёт…

Не бессребряная, не святая

Русь моя никогда не умрёт».

Эти строки были написаны автором статьи, которую вы сейчас читаете, ещё до того, как изучение языковедческих исследований позволило дать обоснованный ответ на постав-

ленный вопрос. Но поэзия, как говорится, не подвела, да и не могла подвести, потому как

поэтическое познание всегда шло и будет идти впереди познания научного.

Советские языковеды старались не отвечать на поставленный вопрос прямо и ухо-

дили от реалий языка в реалии истории. Было констатировано, что впервые церковносла-

вянизмы проникли в диалекты восточных славян в 10-12-м веках, а затем, после падения

Византии и образования центра православия в Москве в 14-15-м веках, пришла их вторая

волна. Добавим к этому, что и первая, и вторая волна сопровождались усиленной миссио-

нерской работой священнослужителей и знати. Они несли веру, неразрывно связанную с её языком.

На первых порах принятие христианства и, соответственно, языка проходило не

гладко: насильно искоренялись старые обряды, предметы культа, возможно, даже письме-

на, связанные с поклонением языческим богам. Сменилось несколько поколений, пока

христианская вера, как и церковнославянская лексика, прочно вошли в жизнь формирую-

щегося российского народа из разноэтнических этносов.

Таким образом становится понятно, почему российский язык принял церковносла-

вянизмы, а украинский – нет. Ведь формирование народов и, соответственно, языков про-

исходило в разные периоды: ко времени прихода церковнославянского в Киевской Руси

уже сформировался народ со своим языком, на который иноязычные элементы даже на

протяжении веков взаимодействия не смогли оказать существенного влияния. На север от

Киевской Руси консолидация разноэтнических элементов происходила позже и под дав-

лением извне, сопровождавшимся прививанием веры и её языка.

К сожалению прививание веры и её языка в последние годы на территории России

получило новое развитие. В редколлегиях российских общественно-политических и лите-

ратурно-художественных журналов появились не только идеологи православия, но даже

и церковнослужители. Последние имеют такое влияние на редакционную политику жур-

налов, которое даже трудно сравнить с чем-либо.

Автору этой статьи пришлось непосредственно столкнуться с таким влиянием. Де-

ло было в январе 2011 года, когда я, будучи в Москве, предложил пять своих стихотворе-

ний из Крымской тетради редакции журнала «Москва». Редактор отдела поэзии, женщина

средних (скажем так) лет, прочитав при мне две строки первого стихотворения (Кто защи-

тник наш? Ты ли, Георгий, не с иконы и не креста?) сразу сказала: «Нет!». А вот строки

второго стихотворения (пенились волны и били гальку, как будто порог, алое солнце не ты ли нас полюбило, как Бог) редактриссе понравились. В общем, ни в коем случае чего-то неканонического. Я имею в виду, конечно, каноны Московской православной церкви. А мне так дорога последняя строфа первого стихотворения из Крымской тетради:

Вот ты мчишься в небе, как в поле,

над изгибом крыши дворца,

над невидимой колокольней,

где – как колокол – наши сердца.

Это снова о том самом Георгии, которого присвоил себе герб Москвы, красующий-

ся не только на правительственных учреждениях столицы России, но и на титульном лис-

те журнала «Москва». Неужели, Георгий, опутанный с ног до головы церковными канона-

ми, никогда уже не взлетит в небо на территории России?