Из цикла «НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО И ВОПРЕКИ ВСЕМУ»

Досадно, что сам я немного успел,
но пусть повезет другому.
Выходит, и я напоследок спел:
«Мир вашему дому!»
 В.С. Высоцкий

О бедном гусаре замолвите слово

Старый символ мудрости – сова. Вряд ли сова умнее других птиц. Но старый символ остался, и осталась глубокая мысль, что мудрость – это не просто обширные знания, но прежде всего умение рассуждать.
Мне было 15 лет, когда я впервые встретился с Юрой Ененко. До этого я много хороших слов о нём слышал от отца. Он называл Юру первооткрывателем тайны псевдонима В.И. Даля – «Казак Луганский». Посетив Луганский архив, который тогда, в середине шестидесятых располагался в старинном доме возле памятника Ленину на Ленинской же улице, я своими глазами увидел доклады Даля-отца о «работных людях» из угольных копей. Юра ещё школьником был там, я видел его подписи в формулярах…
Человек, который был всегда впереди нас всех на 5, а то и 10 лет…
В студенческие годы он выделялся, но трудно сказать чем. Внешне – абсолютно ничем: ни одеждой, «ни ужимками и прыжками», ни постоянным мычанием под нос единственной фразы из Битлов КЭН БАЙ МИ ЛАВ… Он и круглым отличником не был, но знал больше фактов и притом не только тех, которые известны и имеются в учебниках. Его называли «индуктивной машиной», так как тогда уже были в моде разговоры о вычислительных машинах, которым надо на вход дать разные задачи, а на выходе получали бы точную систему объяснений и даже законов. Юра Ененко был звездой первой величины только что родившегося Ворошиловградского мединститута, несмотря на то, что из студентов его курса больше всего «вылупилось» разного рода профессоров и работников стола и стула медицинского истэблишмента…
Он обладал редким качеством людей умственного труда – логической культурой, то есть умением рассуждать обоснованно. К какой бы отрасли знания ни относилось то или иное положение, обсуждаемое с ним, он всегда находил достаточные основания, в силу которых оно принималось и считалось обоснованным. Фразерство и декларативность им не допускались с «младых ногтей».
Я помню многочасовые дискуссии с ним о Владимире Дале… Я пытался доказать, что к Луганску Даль никакого отношения не имеет, поскольку навсегда уехал отсюда вместе с родителями в возрасте 4 лет. Никогда потом он не возвращался сюда ни физически, ни мысленно – какой же это повод для увековечивания «выдающегося луганчанина»… Даже христианское имя свое – Владимир – он получил при крещении в г. Николаеве, здесь же, в Луганске, жил-был полу-датчанин-полу-немец Вольдемар-Христиан, грудной ребенок.… Другое дело отец его – Йоган-Христиан Даль. Он-то и является коренным луганчанином, потому что приехал до официального рождения города и прожил больше 10 лет в нем…. Юра отвечал, что факты значат много, но далеко не все. Владимир Даль, тогда в 60-е годы прошлого века, не пользовавшийся славой писателя, и известный только филологам, будет еще оценен по вкладу в русскую литературу и словесность. Так считал Юра Ененко. Найти неизвестные факты, раскрыть их значение, сложить из них систему и доказать, что В.И. Даль был несправедливо гоним черносотенными русофилами из-за своего западного происхождения, - вот задача, которую ставил пред собой молодой Юра Ененко. Это ему удалось (насколько это возможно осуществить, будучи литератором-любителем в глубокой периферии). Майя Бессараб и В.И. Порудоминский, издавшие книги о В.И. Дале, давали высокую оценку архивным изысканиям Юрия Ененко и были ему за это благодарны.
Однако, закончив обучение в медицинском институте, надо было становится врачом, и другого призвания для себя Юра не мыслил, кроме реанимации (оживления, дословно переводя с латыни). Работа любого врача в больнице для лечения рака, фактически, есть повседневное оживление и готовность к призрению. Более 30 лет своей недолгой жизни он отдал служению этой отрасли медицинских знаний.
Наши с Юрой пути разошлись и почти 20 лет мы работали далеко друг от друга. Однако случилось так, что я вернулся в родной «раковый корпус», с которого начинал свою карьеру, а Юрий Алексеевич Ененко был в нём главным врачом. Это были бурные «перестроечные» годы, когда, казалось, не было в распадающейся стране СССР более разрушенного учреждения, чем онкологический диспансер. Иного названия, чем «тюрьма народов», в тот период (а, впрочем, и сейчас) трудно было найти. Кстати, в городе Казани аналогичное раковое учреждение действительно располагалось в бывшей царской тюрьме, водитель троллейбуса кричал – «Остановка т-ю-у-р-м-а раковая»…
Запомнилась первая встреча после 20-летнего перерыва…. Юра выглядел, конечно, весьма представительно, но глаза сквозь позолоченные проволочки очков так же лучисто сверкали, и совершенно искренними были его поздравления по поводу защиты докторской диссертации… Недоумение его, что я вернулся, было подчеркнуто лаконичным движением рук – посмотри вокруг…. Затем он указал на какой-то предмет, явно неземного происхождения, похожего на крупный метеорит, из оплавленного бесформенного и ужасно ржавого железа. Лежал этот предмет на почетном месте его кабинета рядом с бюстом Владимира Даля…. Учитывая это, я сказал, что это вероятнее всего какой-то лунный-не-лунный, но камень космического происхождения. Закурив свою неизменную трубочку, с улыбкой, явно довольный произведенным эффектом, Юра мне поведал, что это есть кран или вентиль главной магистрали, снабжающей всю раковую больницу водой. На протяжении нескольких лет наблюдался необъяснимый перерасход воды, за что он подвергался суровой критике, а потом, наконец, причина была найдена. Кран превратился в такой весьма живописный предмет «неземного» происхождения, который Юра как художник не мог не сохранить для экспозиции.
Иногда после 6 часов вечера он работал в своем кабинете, наполненном ароматным дымом «Золотого руна» его трубочки. Только тогда можно было в спокойной обстановке побеседовать…
Вот, например, он подписывает многочисленные больничные листы сотрудников онкологического диспансера. «Посмотри, какая кипа!... Это – какой-то лазарет для медицинского персонала, все слабые и болезные. Я уже почти 30 лет здесь тружусь, и ни разу не брал больничного…», - ворчит он совсем беззлобно.
Тут же переходит на другую тему – «А знаешь ли ты, отчего умирают больные раком? То есть, как происходит сам процесс их умирания? В какое время суток это чаще бывает? Я несколько лет собираю материал, и уже получилась интересная статистика. Хочу оформить это в виде монографии, но времени катастрофически не хватает. Как ты думаешь, стоит эта проблема рассмотрения?». Я, как всегда, несу какую-то наукообразную чушь, на что он, обрывая меня на полуслове говорит, - «Вы там, в своих академиях только и знаете, что закрывать и не пущать, а сами ничего свежего столетиями не производите…»
Готовясь к очередной аттестации врачей, он советуется со мной: «Как ты думаешь, можно ли сделать так…. Я как главный онколог области являюсь на заседание аттестации терапевтов и спрашиваю всех врачей по основам онкологии. Если врачи любой категории не отвечают на вопросы студенческого уровня, то категории не присваивать. Понимаешь ли, уже просто невозможно работать – нет ни одного нового больного, у которого не было бы запущенного процесса. Мы все здесь, ведущие специалисты области, превращаемся в каких-то вуайеристов – подглядываем из-за занавески, как вокруг происходит уничтожение генофонда!» Это было в конце девяностых годов прошлого столетия, еще при Советской власти.
Умер Юра от той самой болезни, которую он без устали пытался победить всю свою жизнь. Причем коварство и страшная сущность рака сыграли с ним в смертельный блэк Джек – он в самом себе не распознал ранних проявлений, когда возможно успешное излечение. Его любимая латинская поговорка – Medicus, cure te ipsum (врач, излечи себя самого) – не сработала.
Юрий Алексеевич успел поработать государственным чиновником высокого ранга, был он и членом ЦК КПУ, и депутатом, и главным специалистом облздрава и так далее, но все эти позиции он никогда не использовал для своего блага, а слово «коррупция» вызывало у него гримасу, как от жесточайшей зубной боли. Его высокая нравственность окружающим казалась иррациональной – он строил свою карьеру вопреки своим интересам.
Конечно, он «сгорел, светя другим», и отдал больше, чем приобрел за мимолетные 56 лет своей жизни…. В последние отпущенные ему часы он просил своих коллег, призревавших за ним до последнего вздоха, чтобы они продлили ему жизнь до 4 ноября – 33-годовщины его свадьбы с Тамарой. Но сердце его остановилось 30 октября, за 5 дней до этого.
Много еще живых людей с гордостью произносит: «Я знал Юру (Юрия Алексеевича) Ененко», - и это – память народная!

Доктор медицинских наук, профессор Нестайко Олег Валентинович, 
выпускник Луганского медицинского института 1968-го года