«Ничего не страшно, если ты не один…»

За свои девять десятилетий Марлен Мартынович никому никогда не завидовал. Поскольку, как говорит, зависть отравляет и разъедает душу и здоровье. Годы, по человеческим меркам, весьма почтенные, а фильмов всемирно знаменитый кинорежиссер Хуциев снял не много: 7 полнометражных игровых (из них 2 в соавторстве), один телефильм, один документальный. Столько же, семь, как помним, и у его друга А. Тарковского.

Как видим, наши великие, вне зависимости от возраста, не частят, работают основательно. Нам скажут: им мешал «советский режим», с его цензурой и чиновниками… Все так, но и не только так. Есть еще и умение держать творческую паузу, порой мучительную, не болтать и, если угодно, иметь в душе канонический образ Христа «Благое Молчание», даже, быть может, интуитивно.

Марлен Мартынович так поясняет, почему снял мало картин: «Режиссеры примеряют свои профессиональные качества к материалу. Я же, скорее, дилетант. Я занимаюсь этим любя, а не стремясь применить профессиональность. Сравнил бы свой процесс с работой писателя, который задумывает, вынашивает идею. Ищу, нахожу, на это уходит время. Я не страдаю от того, что снял мало».

Хуциев запомнился и остается мастером деликатного поэтичного кино, способным языком кинематографической пластики передавать тончайшие движения человеческой души, трепетные состояния сердца. Выпускник режиссерского факультета ВГИКа (1952 г., мастерская И. Савченко), работавший затем на Центральной киностудии детских и юношеских фильмов имени М. Горького, Одесской, Мосфильме, в Творческом объединении «Экран» Центрального телевидения, он, фактически становясь пророком нового кино, снимал шедевры, ставшие вехами в отечественном и мировом кино, «зарубками» и свидетельствами эпохи.
Народный артист СССР, лауреат Государственной премии СССР, кинорежиссер, сценарист, актер, театральный режиссер, профессор мастерской режиссуры игрового кино ВГИКа, президент Гильдии кинорежиссеров России со дня ее основания, М. Хуциев неоднократно избирался секретарем Союза Кинематографистов СССР, а также Московского и Российского СК.

Регалии впечатляют, однако Хуциев — художник любви, даже если речь ведет в контексте только что закончившейся страшной войны, как в щемящем фильме «Был месяц май», или в молодежной, весенней и счастливо-тревожной навылет картине по сценарию Г. Шпаликова, с чудесными диалогами, «Застава Ильича» («Мне двадцать лет»).

Родился будущий кинорежиссер и сценарист 4 октября 1925 г. в Тбилиси. Отец, Хуциев Мартын Леванович (1900–1937), коммунист с дореволюционным стажем, погиб в годы репрессий. Мать, Утенелишвили Нина Михайловна (1905–1957), была актрисой. Кому интересно узнать о членах семьи выдающегося режиссера, сообщим: супруга, Соловьева Ирина Семеновна, выпускница ВГИК, работала членом сценарной редколлегии киностудии имени Горького. Сын Игорь окончил режиссерский факультет ВГИКа, учился у М. Ромма и Л. Кулиджанова. Внучка, Нина Хуциева, окончила китайское отделение МГУ.

Уже первые фильмы Хуциева — «Весна на Заречной улице» (1956) и «Два Федора» (1958), отозвавшись в сердцах миллионов советских кинозрителей, били рекорды проката. «Весну» в первый же год посмотрело более 30 млн зрителей.

Кино немыслимо без музыки, обратим внимание, какая именно музыка звучит в первом фильме Хуциева: песня Б. Мокроусова на стихи А. Фатьянова «Когда весна придет, не знаю», которую мы теперь нередко напеваем все, по какому-то необъяснимому закону памяти, и соло на гитаре исполняет Петр Тодоровский, оператор фильма, фронтовик, друг Хуциева, который потом снимется в роли старшего лейтенанта Яковенко в ленте «Был месяц май». Режиссер счел важным и необходимым включить в «заречный» фильм и знаменитый довоенный фокстрот А. Полонского «Цветущий май», и замечательный «Школьный вальс» И. Дунаевского на стихи М. Матусовского, а главная героиня фильма, учительница, слушает по радио Второй фортепианный концерт С. Рахманинова. Занимательная и характеристичная «сумма звука», своеобразный звуковой весенний букет эпохи, описывающий и подсвечивающий душевное устройство героев фильма, задающий как камертон настрой всему народу, и так фиксирующийся в общей памяти, оставаясь и для новых поколений.

Хуциев, в принципе, противник нынешнего цифрового раскрашивания старых черно-белых лент. О новом, цветном виде картины «Весна на Заречной улице» ее автор говорит: «Мне, конечно, ближе черно-белая версия. Но согласился я на изменения по двум причинам: во-первых, я снова окунулся в производственный процесс, где мы решали все вопросы, вплоть до выбора материалов и цвета, а во-вторых, мне еще за это заплатили. Деньги, знаете, в наше время, имеют значение. Это сейчас я работаю, снимаю, у меня есть зарплата и прочее, а тогда мне это было особенно важно… Эта картина вдохновенно сделана и поставлена ВГИКовцами. "Весна на Заречной улице” — своеобразное воплощение ВГИКа в молодом кино того времени».

* * *

Хуциев не скрывает своей установки, что «создавать кино нужно, в первую очередь, от сердца, от души». «Во всех своих фильмах, начиная с "Заставы Ильича”, — говорит мастер, — я старался реализовывать идеи и свое представление о мире. Считаю я свое кино авторским? Да. При этом оно было популярным и, как мне кажется, понятным зрителю». Слова вполне подтверждены картинами Марлена Мартыновича.

У М. Хуциева — всегда было особое чутье на новые, молодые, если угодно, «весенние» лица, которыми он наполнял свои фильмы. Например, лента «Два Федора», одна из первых (или даже первая) честных картин о послевоенной жизни, стала актерским кинодебютом Василия Шукшина.

Уже в наши 2010-е Хуциев скажет в одном интервью: «У меня есть привычка снимать неизвестных актеров. Возможно, зрителю не мешает шлейф ролей, который тянется за популярными артистами, а мне даже очень. Я люблю снимать актера, про которого мне не все, а может, и вообще ничего неизвестно. Тогда он у меня отождествляется с персонажем, и я могу в процессе съемок его разгадать. Это чувство можно сравнить с чувством писателя, который не знает, куда сюжет приведет его героя. Единственным исключением из моего правила является картина "Послесловие”, где я снял знаменитого актера Ростислава Плятта. И знаете почему? Я просто думал, а чем я смогу привлечь зрителя к картине, где все действие происходит в квартире? И я очень рад, что Ростислав Янович согласился на участие».

Забегая вперед, скажем, «Послесловие» (1984) — камерная, для двух голосов, психологическая драма, по мотивам рассказа Юрия Пахомова «Тесть приехал», фильм о жизни «советской интеллигенции» периода заката советской «прекрасной эпохи», когда духовные ценности уже подменены эрзацами и имитацией, — «столичная жизнь на самоуничтожение», как говорит старший персонаж картины. «Кризисную» и разоблачающую подсветку вроде бы бытовому, но вполне пронзительному действию, разыгрываемому в ограниченном пространстве квартиры Р. Пляттом и А. Мягковым (тесть и зять), дает изобильно звучащая музыка Баха и Бетховена («Лунная соната»). Это фильм о совести и размышлениях о прошедшей, быстротекущей жизни.

* * *

Хуциев явил нашему кинематографу и зрителю и такого дебютанта как Николай Губенко. Дебютом Губенко, который потом как режиссер подарит нам фильм «Подранки» (1976), стала роль Николая Фокина в фильме Хуциева «Мне двадцать лет» (снят на рубеже 60-х, вышел на экраны в 1965-м как «Застава Ильча», первоначальный вариант был показан лишь в 1988-м).

Многие помнят: в этом фильме, светящемся сквозь майский грозовой дождь и рассказавшем о молодежи 1960-х, использовались документальные кадры вечеров поэзии в Политехническом музее, где участвуют поэты Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко, Булат Окуджава (с песней «Сентиментальный марш», про «комиссаров в пыльных шлемах», и весь зал подпевает), Григорий Поженян, Михаил Светлов, Римма Казакова, а Борис Слуцкий вдохновенно и трагично читает стихи павших на фронте Павла Когана и Михаила Кульчицкого. Уверяют, что сцену поэтического вечера в Политехническом музее предложила снять министр культуры Екатерина Фурцева.

Немало русской и советской поэтической классики читают на память и герои фильма, причем настолько уместно и причастно, что возникает полное ощущение их авторства, это становится, по сути, прямой речью персонажей.

Этот фильм тоже пронизан музыкой. В титрах композитором заявлен Николай Сидельников, однако постоянно звучит то русский фольклор (скажем, песня «Летят утки», которую вслед за хором с пластинки подхватывает героиня фильма, в исполнении Марианны Вертинской), то бардовская песня, то детские песни в исполнении Большого детского хора, то пафосные советские, во время «первомайской демонстрации трудящихся», то даже танцевальная барочная музыка на молодежной вечеринке, а затем и буги-вуги.

Кинолента подсвечена не только надеждой, «оттепелью», молодым упованием на грядущее счастье и вопрошанием «как жить», но и памятью о не столь давно завершившейся Великой войне, о ее великой и непостижимой жертве.

Спустя много лет кинокритика проблемно отметит: «Три главных героя фильма, три друга, держат на себе всю многоэтажную конструкцию сюжета. Это простые рабочие парни, вступающие в жизнь и желающие все понять, осмыслить, оценить, проверить. Они во многом сомневаются, но есть вещи для них незыблемые, святые — революция, война, любовь и дружба. Режиссер Хуциев — их старший товарищ, однако в это смутное время он растерян ничуть не меньше. Он не знает ответов на заданные вопросы. Не случайно в мистической сцене встречи ровесников (двадцатилетних отца и сына) герои только спрашивают друг друга и не отвечают».

Примечательно, что Хуциеву в 1965-м исполнилось 40 лет (в 1945-м двадцать), и к моменту выхода фильма он был на 20 лет, то есть вдвое старше главных героев фильма. Режиссер снял кино о разговоре поколений, словно с позиции молодых погибших на войне отцов, которые глядят из вечности и пытаются понять своих, выросших без них сыновей, «подранков», послевоенной безотцовщины, ставших уже ровесниками павших отцов и размышляющих о жизненных ценностях и будущем — частном и общем. За этим стоит и вопрошание молодых: правильно ли проживем в этой новой жизни, за которую отцы сложили миллионы своих жизней, сражаясь с фашизмом.

В эпизодических ролях фильма зрители увидели будущих звезд отечественной режиссуры: Андрея Тарковского, Александра Митта, Андрея Кончаловского.

В 1963 г. на совещании с деятелями культуры в Кремле об этом фильме, о финальном эпизоде — беседе погибшего отца с двадцатилетним сыном — высказался «известный доктор искусствоведения» Н. С. Хрущев: «Даже наиболее положительные из персонажей фильма — трое рабочих парней — не являются олицетворением нашей замечательной молодежи. Они показаны так, что не знают, как им жить и к чему стремиться. И это в наше время развернутого строительства коммунизма, освещенное идеями Программы Коммунистической партии! И вы хотите, чтобы мы поверили в правдивость такого эпизода? Никто не поверит! Все знают, что даже животные не бросают своих детенышей. Если щенка возьмут от собаки и бросят в воду, она сейчас же кинется его спасать, рискуя жизнью. Можно ли представить себе, чтобы отец не ответил на вопрос сына и не помог ему советом, как найти правильный путь в жизни? Вы что, хотите восстановить молодежь против старших поколений, поссорить их друг с другом, внести разлад в дружную советскую семью?..».

Хрущев почему-то понял картину ровно наоборот. Бывает. Но очень жаль.

В связи с резкой критикой Первым секретарем ЦК КПСС фильм был подвержен значительному цензурному редактированию — сокращению эпизодов, изменению ключевых сцен, правке текстов. Хуциев вспоминал: «Поправок в фильме было много. Я уже устал что-то доказывать, переснимать. Ведь я не делал заплатки, а переснимал заново целые сцены».

* * *

Подлинное — национально. Но и всемирно. Когда в Москву на Международный кинофестиваль со своей новой картиной «Восемь с половиной» приехал Феллини, он сразу попросил о встрече с Хуциевым, на которой сказал, что фильм «Мне двадцать лет» показался ему удивительно близким по духу.

Особыми узами и мотивами с фильмом «Мне двадцать лет» связана лирическая картина Хуциева «Июльский дождь» (1966). От войны, память о которой всегда носишь в сердце, не уйти: этот фильм заканчивается сценой традиционной встречи фронтовиков у Большого театра 9 мая (съемка 1964 г., когда День Победы еще не отмечался на государственном уровне). Автор словно делает прививку документального «дичка» к стволу игровой кинокартины, сращивая реальности. За этими кадрами звучит известная песня 1945-го года «Дорога на Берлин» М. Фрадкина на стихи Е. Долматовского.

Критики усматривают в этом фильме влияние «новой волны французского кинематографа», обращают внимание на звучащую в ленте музыку Баха. Кстати, Юрий Визбор, играющий одну из ролей, исполняет здесь свою песню «Спокойно, товарищ, спокойно…», а также «Песенку о пехоте» Окуджавы.

Нередко вспоминают стихотворение Б. Окуджавы, посвященное М. Хуциеву. На наш взгляд, оно действительно дает вполне внятный внутренний образ поколения уцелевших в Великой войне, «подраненных» войной на всю жизнь и несущих в себе войну «в еще более трудные мирные годы», и в этом сочинении просматривается влияние образности хуциевского кинематографа, слышен интонационный мелос Хуциева:

Мы приедем туда, приедем,

проедем — зови не зови —

вот по этим каменистым, по этим

осыпающимся дорогам любви.

Там мальчики гуляют, фасоня,

по августу, плавают в нем,

и пахнет песнями и фасолью,

красной солью и красным вином.

Перед чинарою голубою

поет Тинатин в окне,

и моя юность с моей любовью

перемешиваются во мне.

...Худосочные дети с Арбата,

вот мы едем, представь себе,

а арба под нами горбата,

и трава у вола на губе.

…..

И по синим горам, пусть не плавное,

будет длиться через мир и войну

путешествие наше самое главное

в ту неведомую страну.

И потом без лишнего слова,

дней последних не торопя,

мы откроем нашу родину снова,

но уже для самих себя.

Марлен Мартынович потом блестяще и, скажем, глубоко прокомментирует опус товарища-сопоколенника: «На Арбате я никогда не жил, а вот насчет худосочного он прав».

* * *

Лента Хуциева, с весенним же названием «Был месяц май» (по мотивам рассказа Г. Бакланова «Почем фунт лиха»), вышедшая в 1970-м, сразу стала в ряд шедевров, посвященных Великой Отечественной войне. Это, пожалуй, самый выдающийся фильм Марлена Хуциева, и одна из самых великих и пронзительных наших кинокартин о Великой войне. Действие происходит в 1945-м на немецком хуторе, где расквартирована небольшая группа советских военнослужащих. Фильм Хуциева, как, отметим, и все «военные» фильмы его друга П. Тодоровского, лишен батальных сцен. Это традиция рассказа о неотпускающей «войне внутри», а не войне снаружи. Важно привести суждение П. Тодоровского, имеющего прямое отношение и к творчеству его друга: «...Человек — это единственный предмет, будем так говорить, который подлежит рассмотрению. Самое интересное, что может быть в искусстве, — только человек: его характер, его переживания, его радости, мечтания, фантазии и прочее…».

Мы видим в фильме Хуциева войну без смертей на наших глазах. Война практически стихла, вчера всё гремело, а сегодня — ти-ши-на-а-а и цветущая природа, мирная жизнь на ферме бауэра. Непонятное опустошение и внутренняя, в каждом человеке, инерция движения войны. Ты уцелел и счастлив, но миллионы (ты еще не знаешь, что миллионы, но понимаешь, что немало) полегли, не дожили до победы. 

Молодые, полные сил фронтовики, сформировавшиеся в огне баталий и пережившие самые яркие, эмоциональные события жизни именно на войне, словно озираются в непостижимом пространстве «без войны»: была ли она? Да, была. Но где она теперь?

Куда ушла? А она и не ушла, и никогда не уйдет. Ею пронизан даже пепел узников, сожженных в печах концентрационных лагерей, которым удобрены окрестные поля.

Тодоровский был приглашен в фильм и как оператор, однако отказался, погруженный в собственную режиссуру. Снявшийся в своей военной форме и со своими боевыми наградами, он и в этом фильме друга исполняет пьесу на гитаре — вальс «Память цветов» итальянского композитора Ф. Росси. Значима здесь также музыка, сопровождающая документальные кадры постскриптума, где жители городов мира буднично, но вечно идут по своим улицам. Уже двадцать лет, как окончена самая жуткая война в истории человечества, но в мирной жизни тревожно и пронзительно, хоть и лирично, звучит соло трубы: оркестр Поля Мориа исполняет композицию «Mama» (1967) авторов Сонни Боно и Монти, в оркестровке Альфреда Шнитке.

* * *

Ленту Хуциева «Бесконечность», вышедшую в первые годы 1990-х, через девять лет после «Послесловия», называют философской притчей — «то ли историческая хроника, то ли фильм-эссе, размышление о России в потоке времени», он выпадает из ряда постсоветского кинематографа распада и разложения, чернухи и тошноты. В ней автор как звучание «бесконечности» использует ту же баховскую хоральную прелюдию, которую мы слышим в фильме А. Тарковского «Солярис».

Были, рассказывают, и многолетние, вымотавшие режиссера попытки снять «фильм своей жизни» — биографию Пушкина (так и не был снят; в 1990-е Хуциев сделал по своему сценарию радиоспектакль).

Несмотря на возраст, М. Хуциев и сегодня весьма приглашаем на международные кинофестивали, где ему всегда рады. И даже в новые проекты.

В комментариях с Венецианского международного кинофестиваля этого года А. Солнцева напомнила, что в фильме, спродюсированном художественным директором этого форума Альбертом Барберой «Венеция 70. Будущее. Перезагрузка», состоящем из полутораминутных фильмов 70 режиссеров со всего мира, есть три российских картины, которые сняли Алексей Федорченко, Алексей Герман-младший и Марлен Хуциев. М. Хуциев, рассказывает корреспондент, взяв материал собственного, долго снимаемого фильма о Чехове, смонтировал клип про то, как два русских классика, Толстой и Чехов, фотографируются, играют в шахматы и поднимают бокалы с шампанским с тостом «За кино!». Хуциева европейский зритель помнит: к нему на фестивале подходили, брали интервью, вспоминая его участие в фестивале 1965 г. с фильмом «Застава Ильича», получившим специальный приз жюри.

Сегодня Хуциев советует молодежи смотреть фильмы Владимира Наумова, Сергея Параджанова, Киры Муратовой, обоих Чухраев (мастер, к слову, больше любит творчество Чухрая-младшего). Мастер называет лучшими такие картины коллег, как «Служили два товарища», «Время, вперед!», «Рабочий поселок», «Тегеран-43», «Короткие встречи» и многие другие.

Он против ненормативной лексики на экране и, по его признанию, пожалуй, неожиданному для многих, предпочел бы советскую цензуру удушающей цензуре финансирования.

«От партийной еще можно как-то отбиться и местами обойти стороной. Мои фильмы подвергались жесточайшей цензуре, но мне давали работать, во мне были заинтересованы», — говорит Марлен Мартынович, словно для тех «умельцев», имя коим «легион», кто в каждый нынешний телесериал посреди якобы позитива и человеческой жизни вбрасывает ложку не то дегтя, не то еще какой отвратительной субстанции «зверской правды о совке».

Последние несколько десятков лет Хуциев снимает настолько редко, что для новых поколений кинозрителей практически отсутствует. А ведь совсем недавно, в 1990-е, после ретроспективы Хуциева в Италии восхищенные критики назвали его «русским Антониони».

Вообще, киноведы, любящие составлять обоймы, помещают Хуциева в ряд выдающихся мастеров мирового кино 1960-х — с Трюффо, Годаром, Вайдой, Форманом, Бертолуччи, однако и находясь в этом ряду, Хуциев стоит особняком. Автором любимых кинолент, уже не изымаемых из нашей национальной сердечной памяти. Режиссер А. Миндадзе считает М. Хуциева лучшим режиссером отечественного кинематографа. Не будем спорить.

И хотя сегодня некто даже выпустил книгу «Последняя застава: фильмы М. Хуциева "Застава Ильича” и "Июльский дождь” как источник для изучения исчезающей ментальности», все же не следует торопиться со столь скоропалительными выводами.

Последние слова, произносимые «тремя товарищами» в фильме «Мне двадцать лет» («Застава Ильича») на фоне кадров почетного караула, идущего по заснеженной Красной площади вдоль Кремлевской стены, по-прежнему дышат и прорастают сквозь бетон «ментального исчезновения»: «И я почему-то уверен: что бы ни произошло, мы будем вместе, всегда вместе. … Ничего не страшно, если ты не один, и у тебя есть, во что верить. … Я ведь очень дорожу тем, что … мы живем здесь, и нигде бы больше жить не смогли. И как бы иногда нам трудно ни приходилось, я знаю: ничего дороже у нас нет, это все наше, единственно возможное, и мы будем верны этому до конца. Я это знаю».

http://www.stoletie.ru/kultura/nichego_ne_strashno_jesli_ty_ne_odin_695.htm