Сергей Чупринин

Начало 90-х. Бостон. И Ludmila Shtern , добросердечно меня приютившая, созвала друзей, - конечно, только тех, кто родом из России. Очень, разумеется, разных, но особенно запомнилась одна гостья. Сразу же, едва за стол сели, у меня спросившая: «Неужели вы и теперь не хотите бежать из Совдепии?»

Я что-то отвечал, сначала полушутя, но и потом, когда оказалось, что в таком разговоре шутки плохи, безусловно не догоняя тот градус ненависти, с какою моя нечаянная собеседница говорила весь вечер, а говорила она только и исключительно о стране, ею покинутой тому уже лет двадцать назад. Попытки – и мои, и Людмилы – вернуться к стилистике мирного чаепития пресекались тотчас же, а мой вопрос, не собирается ли она навестить Россию, чтобы самой во всем удостовериться, вызвал едва не истерику. Нет! Никогда, ни при каких обстоятельствах, ни за что! Нет и нет!

- Но почему же тогда вы только о России и говорите? - спросил я, с непривычки ошалев от такого напора.

И вторая сценка, уже совсем недавняя. Франкфурт, и в компанию писателей, засевших на ночь глядя в местном ресторанчике, затесалась тоже бывшая соотечественница – одноклассница, что ли, кого-то из нас, не помню, да это и не важно. Важно лишь то, что, кратенько осветив свои достижения (действительно немалые – муж-немец, гражданство Германии, свое дело, и дети по-русски говорят едва-едва), милая эта, кажется, одноклассница мгновенно навязала нам дискуссию… Ну, конечно же, о Путине. Мы и сотой доли не видели тех (российских, прежде всего) телевизионных передач, из которых черпала она свое вдохновение. А тут… От нас требовали возвысить голос. Выйти на площадь. Ну, или хотя бы свалить.

- Послушайте, - торможу я ее. – Но ведь Россия для вас в глубоком плюсквампрфекте. Вы в нее никогда не вернетесь и детей своих туда не пустите, правда же?

- Да шла бы она лесом, - был мне ответ.

- Так почему же вы тогда не об Ангеле Меркель думаете и не о германских делах, а только о наших, вас в общем-то уже и не касающихся?

Не знаю, говорят ли, собравшись в кружок, американские китайцы только и исключительно об интригах в Политбюро ЦК КПК, а французские арабы о том, что творится, допустим, в Алжире. Но пожизненная завороженность Россией у тех, кого Бог догадал в ней родиться, истинно изумляет, так как - и пример Фейсбука здесь выразителен – ни о чем люди, вроде бы уже и укорененные в иной почве, не рассуждают с такой страстью, как о наших властителях, наших бедах, нашей литературе и нашей манере одеваться.

Не все, конечно, с ненавистью или с презрением. Часто с искренней душевной болью, как о семье, оставленной в беде, а то и со светлой ностальгической грустью.

Но отлипнуть, но освободиться от наваждения не может никто. Почти никто.

В общем… Снег подлетает к ночному окну, Вьюга дымится. Как мы с тобой угадали страну, Где нам родиться! Вьюжная. Ватная. Снежная вся. Давит на плечи. Но и представить другую нельзя Шубу, полегче (…) Но и представить другое нельзя Поле, поуже. Доблести, подлости, горе, семья, Зимы и дружбы.