Каждому своё

Уважаемая Людмила Евгеньевна!

Взяться за перо меня заставило удивление. Да, удивление, которое не даёт мне покоя после Вашего выступления в программе «Цена Победы» на радиостанции «Эхо Москвы».

Признаться, не в первый раз Вы меня так удивляете. То сравните россиян с «дикими, грязными, больными дикарями», то намекнёте, что мы вроде морлоков из Герберта Уэллса. Наверное, Вам мнится, что Вы в своём развитии ушли далеко вперёд. Что ж, пусть, не так это и важно. Есть вещи поважнее.

В программе «Цена Победы» Вы хвалите французов за то, что они «немцам сдали свою страну» и таким образом сохранили Париж, культуру, «своих уберегли на самом деле». И противопоставляете этим умным французам неразумных русских, которые почему-то свою страну не хотели сдавать. Из-за чего «страна была разрушена, народу погибло ужасное количество» …

Интересно, а как Вы себе это представляете? Сдали бы мы и Москву, и Ленинград, — и всё устроилось бы лучшим образом? Включая лично Вас и Ваших неарийских родителей?

Но давайте лучше про Францию. Для наглядности сосредоточимся на т.н. еврейском вопросе, «окончательное решение» которого распространялось и на евреев, живших в этой прекрасной стране или бежавших сюда из Германии, Австрии, Польши, Чехословакии.

Франция сдалась Гитлеру 22 июня 1940 года. Страна была поделена на оккупированную территорию и т.н. Zone libre — «свободную зону», где был установлен режим Виши во главе с маршалом Петеном.

Для начала педантичные немцы евреев переписали. Их оказалось 287 962 — 60% на оккупированной территории и 40% в «свободной зоне», где им жилось несколько легче, но ненамного.

Перечислю некоторые «блага», поученные евреями в результате сдачи Франции немцам. Сразу же была организована экспроприация богатых еврейских семей. Согласно статутам о евреях, принятым режимом Виши, евреи ограничивались в профессиях (им нельзя было работать учителями, журналистами, юристами и т. д.), в передвижении.

На оккупированной территории евреям были запрещены все виды предпринимательства. От них требовали обязательной продажи собственности без права распоряжаться полученными деньгами. Специально для евреев был введён комендантский час. Им нельзя было иметь радиоприемники, появляться в парках, на спортивных площадках. В магазин можно было приходить только раз в день, в течение одного определенного часа.

Как на оккупированной территории, так и в «свободной зоне» на евреев устраивали облавы и отправляли их в концентрационные лагеря. Статистику даже не буду приводить, потому что дело не в статистике, а в принципе. Скажу только, что существует такое понятие, как Холокост во Франции (Holocaust en France).Будете в тех местах, загляните хотя бы в Mémorial de la Shoah, там Вам всё расскажут подробно.

А знаете, Людмила Евгеньевна, что стало с маршалом Петеном, который сдал Францию Гитлеру, сам сотрудничал и соотечественников призывал сотрудничать с нацистами? Между прочим, благодаря ему в обиход и вошло слово «коллаборационизм». Так вот, в 1945 году французы приговорили Петена к смертной казни через расстрел, к общественному бесчестию и конфискации всего имущества (ввиду возраста — 89 лет — расстрел заменили на пожизненное заключение). Глупые какие-то французы, правда? Вы бы ему, наверное, памятник при жизни поставили. За сбережение культуры и прочий гуманизм.

Про то, как французские писатели — Сартр там, Симона де Бовуар — после войны чистили свои ряды от коллаборационистов, или про то, как мирные французские пейзане обривали головы женщинам, спавшим с немцами, лучше и не вспоминать.

… В юности я, «оболваненная советской пропагандой», представляла, как спасаю евреев от немцев, иногда — ценой собственной жизни. Сейчас у меня уже не такие романтичные фантазии. Тех, кто верит, что нацисты на оккупированных территориях вели себя исключительно культурно, я прямо на эти территории и отправляю. Чтобы воздалось им по вере их. Jedem das Seine, как было написано на воротах Бухенвальда. Каждому своё.

Хотя… хотя как представлю Вас в Париже под немцами, с желтой звездой на груди, становится не по себе. Но как иначе побудить Вас к честности суждений — не знаю.

Adieu!