Письмо № 4     

Сибирь.

Добрый день, Ника! Вы спрашиваете, как мои предки из Полтавской губернии попали в Сибирь. Наконец решил отправить вам  очередное послание, в котором попытаюсь хотя бы кратко рассказать о том, как мои предки  приехали осваивать Сибирь. Вы просили «без политики», но факты некуда деть. Буду излагать только факты. 

Большая часть Зауралья тогда была еще не освоена, и переселение на рубеже 19 и 20 веков практически считалось невозможным. А если таковое предпринималось, то до мест проживания добирались годами.  Для  государства, которое хоть и было заинтересовано в освоении этих земель, такое переселение считалось довольно  накладным.  Не только железных дорог, но и перекладных, как, например, в европейской части России, не было. 

Но с постройкой  «железки» многое изменилось. И потянулся народ на новые места. Донские,  кубанские казаки - для охраны  границ, крестьяне Полтавской, Черниговской губерний Малороссии  для заселения. Сдвинулись  со своих насиженных мест и народы Курской, Воронежской, Тамбовской губерний.  Тысячи людей прибывали в Сибирь  с надеждой добыть лучшую долю для детей и внуков Сначала все съезжались в Тобольск  и Тюкалинск.  Здесь их встречали и распределяли на поселение.

Вот так мои прадеды Тарас Тютюнник и  Петр Емец  с семьями  и попали в Сибирь Понятно, не от хорошей  жизни сорвались с насиженных мест  в поисках лучшей доли. В 1895 году они прибыли в пос. Ачаир, что  в 60 верстах от уездного города Омска.  К востоку вдоль ж.д. практически все было заселено, а вверх по Иртышу, до самых диких степей нынешнего Казахстана  существовало только два поселения. Это Усть-Заостровка и Ачаир .Но это практически опять же  были перевалочные пункты.

И вот в 1896 году в 40 верстах к западу переселенцы образовали поселения Некрасовка, Новоселье и Новая Русь (по- уличному - Брюхановка). Так изначально именовалась и моя родная деревня. Переселенцам нарезались угодья, но только мужскому полу. Дед Тарас с 4- мя сыновьями и дед Петр с 2-мя получили хорошие наделы земли. Работай - не ленись! Тем более, что государство поощряло переселенцев, выдало подъемные и льготные кредиты.  Так что мои деды по тем временам были справные мужики. 

К 1902 году в этих трех поселениях насчитывалось уже 650 дворов . В этом же году в селе Новоселье началось строительство церкви . 

Храм начали строить на пожертвования фонда  Александра ||| и на пожертвования поселенцев.  Жители Некрасовки  и Новой Руси возмутились  и отказались уплачивать взносы  на строительство церкви.  Поселок Новая Русь находилась в центре церковного прихода, и рядом с ними было еще два поселения Ефимовка и Михайловка. Так что по всем законам того времени храм полагалось строить в Новой Руси. Но  так,  как первоначально деньги выделялись фондом Александра |||,  а жители Новоселья  были выходцы из Воронежской  и Тамбовской губерний,  церковные власти приняли решение:  «Быть храму в Новоселье!».

 Малороссов  это возмутило. И со стороны украинцев началась буза: они отказались делать пожертвования на строительство церкви, а позже и на ее содержание. Церковь существовала  только на   пожертвования . А так, как жители Некрасовки и Новой Руси отказались это делать,  церковь находилась в плачевном состоянии. Притчу  и сторожам нужно платить, а казна  пустая. В разбор конфликта  вмешались  волостное  и уездное правления. Но жители стояли на своем. Одна из существенных причин конфликта -  службы велись на старо- русском языке, а большинство украинцев его не понимало. 

Все разрешилось, когда прислали нового священника, который хорошо знал свое дело. Для перемирия сторон он организовал крестный ход, а службу стал вести на двух языках. И он же и освятил наконец-то церковь.  До этого она не была освещена - не нашлось денег  даже на это.  

   
 Как жили переселенцы? Занимались земледелием, скотоводством. В Новой Руси было два масло- заводика.  Один частный, другой на общественных паях. Еще была небольшая лавка.   Вскоре построили ветряную мельницу. Она принадлежала на паях  моему прадеду Емец Петру и перешла потом по наследству его сыну Георгию. Почти сразу же открыли  двуклассную министерскую школу. 

Деревня в основном  состояла из мазанок, крытых соломой. Было и несколько  рубленых  изб, принадлежавших семье  Тютюнника. 

Во время коллективизации их отобрали. В одной открыли магазин, другую  оборудовали под контору, потом  под детские ясли.  Две других разобрали и соорудили клуб, который просуществовал до 1959 года.  Но  он был без фундамента, нижние венцы сгнили и его разобрали. Деревня лишилась культурного очага.  Летом  привозили кино, в роще вешали экран, а зрители шли со своими табуретками.  Танцы на поляне, посиделки у костра вплоть до 1966 года. Но я забежал вперед

      
Революция и гражданская воина не нарушили наш уклад жизни. Из воспоминаний старожилов, лихолетье обошло их стороной. Мобилизовали всего нескольких парней и мужиков, да иногда приезжали  колчаковцы за продуктами. Более непримиримые подались в урман (тайгу) партизанить…Кончилась гражданская война, и деревня по- прежнему   жила  своей  патриархальной жизнью, как бы смирившись  с новой властью . Но наступили и здесь перемены. Обложили продразверсткой  наиболее зажиточных.                                                                                                                                                                                                                                                                                             Начались выселения  и притеснения  не согласных. В списках жителей за 1922 год  значились из семьи Трофима Емец вдова Анна и пятеро ее детей. Есть в списках и семья Григория Тютюнника. Но уже нет  его сына Владимира с тремя детьми, записаны только  Роман и Настя.  А вот в списках за 1923 год их уже  тоже нет.   Бесследно исчезла и семья Григория.  Исчез и  Сергей, сын Евдокима Тютюнника. И только через несколько лет мы случайно встретились с его внучкой Мариной. Оказалось, что  он выжил. А все потому, что к фамилии Тютюнник прибавил одну букву в конце и одну убрал в середине и стал Тютюников.  Марина  и сейчас Тютюникова.  Вот так из- за двух букв разошлись пути- дороги  родни.     

Со слов мамы знаю о притеснениях властью деда Емец Георгия Петровича.  Он же являлся как бы  хозяином   артельной мельницы. А значит -  мироед.  Поэтому Георгий Петрович вернул обществу мельницу и свой дом.  Позже в его доме поселился другой дед по материнской линий Нечаев М. Г.  Тот же уехал в город  Омск, где приобрел  дом, который существует и поныне. В нем проживает моя двоюродная сестра. 

В деревне открыли  также школу  первой ступени.  На 1-е сентября 

1923 года там училось 87 учеников.  Учителями были Кобинь Тимофей Никифорович  и Елизавета Васильевна  - выходцы из Тамбовской губернии .  О дальнейшей судьбе их ничего  неизвестно.   
После них учителями работали Цырюльник  Петр Павлович и Ефросинья Георгиевна. Они учили моих родителей. Петр Павлович погиб на фронте  в Великую отечественную войну.   Моей первой учительницей была  еще Ефросинья Георгиевна.  А после нее учительствовал ее сын Евгений. В 1955 году он вернулся после службы  в армии, женился и с женой Надеждой проработали  в школе до пенсии.  

Школа  эта и до революции, и после гражданской войны, и перед войной, и  в мое, послевоенное время была только начальной.  В одной классной комнате сидело два класса: 1-3,  2-4. А восьмилетка находилась в соседней  деревне. И поэтому мы в зной,  дождь и снег шлепали до школы пешком.  Только с наступлением холодов выделялись сани розвальни с лошадьми и кучером, но это блаженство было только до середины марта.     А дальше опять своим ходом. Но никто не ныл, считали, что так нужно. 

Учебники были, тетради тоже. На газетах и амбарных книгах не писали.   Отсутствием учебников  и тетрадей не страдали. С первого  класса ходили в обязательной форме. Обучение велось на русском языке.  Вместе учились украинцы и русские,  латыши и немцы,  было также несколько казахов  и даже один «друг степей» калмык. Полный интернационал. Но это нисколько не отражалось на учебе и дружбе. 

Среди нас не было «москалей» и «хохлов»  или «фашистов», мы все были советские. Правда, не у всех были лады с русским,  ведь в семьях говорили на своём, каждому  - родном. Моя  бабка Настя, например, всегда нас приглашала «снідать». Она практически не знала русского. Но для детворы языкового барьера не  существовало, мы прекрасно ладили и понимали друг  друга. Так было и до войны и после.   Как жили после войны? Об этом  расскажу уже в следующем письме.