Классическая формулировка гласит, что профессиональная драматургия требует от автора приверженности строгой дисциплине, обострённого чувства собственного достоинства, стремления к точности изображения, а также смелости смотреть правде в глаза. Отметим, что эти свойства безусловно должны быть присущи и профессионалам военного искусства — офицерам. Офицер и литератор-сатирик, автор пьес и инженер Анатолий Юрченко, чья драматургия не только публиковалась, но и прошла испытание зрительским успехом, чьи рассказы и афоризмы печатались во многих советских, украинских и российских изданиях, а конструкторские разработки, к которым он причастен, работали на повышение боеготовности Ракетных войск стратегического назначения, что называется, по долгу службы совмещает в себе все эти необходимые качества, а потому успешен, оставаясь в относительной тени рядом с капризным источником света под названием «слава». «Почему, что откуда приходило и к чему вело, как складывались те или иные обстоятельства жизни и творчества?» — на эти и другие вопросы автор отвечает с офицерской точностью и прямотой, соединенными с драматургической выстроенностью и писательской многомерностью.

Кому они нужны, инженеры и писатели?..

— И всё-таки первый вопрос — кто Вы, Анатолий Петрович? Наша первая встреча состоялась в 2009 году на съезде Конгресса литераторов Украины, когда его главой после трагической гибели Юрия Каплана был избран Александр Корж…

— Не только Корж, не скромничайте, Владимир Давыдович. Вместе с Коржом были избраны сопредседателями Валерий Басыров, и Вы…

— Тогда при знакомстве Вы назвались журналистом. В работе съезде принимали участие как литератор, представитель Кировоградской областной организации. Потом я узнал, что вы офицер…

— Запаса. В 1994-м снял погоны и, понимая, что в стране с рушащейся экономикой инженеры никому и даром не нужны… Нет, давайте всё же улыбнёмся для начала. Представьте себе: в сорок шесть лет я стал пенсионером! Позади — целая жизнь. Но ведь ещё целая жизнь — впереди! Ещё столько можно успеть! Написать всё, что ещё не успел написать! И тут — девяностые! Промышленность, сельское хозяйство шли на дно… Но при этом газет развелось!.. И чуть не каждая кричала, как хорошо стало жить! Потому что мы, наконец, обрели независимость (надо полагать, от здравого смысла, в первую очередь). Что «ещё немного, ещё чуть-чуть» — и всё будет, как в Европе… Всё ещё на волне «столько можно успеть» я написал большую подборку рассказов, опубликовал её в кировоградской, но при этом всеукраинской (и «толстой») газете «Забава», понял, что главное — не просто «успеть», а успеть найти работу, которая бы кормила. И ушёл — благо был у меня и второй диплом — в журналистику. И вовремя! Очень скоро моей почти полуторамиллионной военной пенсии (да-да, я был пенсионером-миллионером!) — в купонах, как вы понимаете, к тому же выплачиваемых нерегулярно, — стало хватать только на хлеб и воду…

— Но из литературы не ушли! Сегодня Вы не только журналист, но и прозаик, сатирик, драматург, поэт…

— Вот так сразу и поэт?

— А разве не Вы на фестивале «Славянские традиции» в 2012 году читали свои стихи?

— Так ведь это был праздник! Десятки литераторов из разных стран. Открытый поэтический конкурс! Народ толпой побежал записываться на выступление! Тут я и подумал — а почему бы и мне не получить свою каплю удовольствия?..

— Получили?

— В общем, да. Мне тоже аплодировали. Правда, никаким дипломом не наградили… Словом, ещё раз дали понять: не фиг (улыбается) состязаться с настоящим поэтами…

— Тем не менее, на том же фестивале в номинации «Драматургия»…

— Да. Моя «Большая Вера», кстати, единственная из моих пьес не комедия, получила и награду от жюри, и первое место в конкурсе зрительских симпатий…

Вот бы, подумал я, и другим пьесам такой же зрительский успех! Между прочим, Вы были первым, кто поздравил меня с победой…

— И всё же — кто Вы? Каковы Ваши приоритеты в жизни и творчестве?

— Я человек, который смеётся — не по Гюго, надеюсь. Я далёк от того, чтобы надувать щёки и изображать из себя великого деятеля литературы! Просто человек, который смеётся и хочет, чтобы другие смеялись тоже. От людей, которые относятся к себе слишком серьёзно, носятся с собой, простите за украинизм, как дурень с писаною торбой, нужно бежать во все лопатки. Смех — великий дар, который дан человеку, и если человечество разучится смеяться, нам всем каюк.

— Как при этом Вам удавалось и удаётся сегодня, когда Вы возглавили Кировоградскую организацию, избраны в Правления Конгресса и Межрегионального союза писателей, совмещать разные жанры и разные сферы деятельности?

— Шутя — жанр обязывает! Как инженер я, конечно, стихов не писал. Как конструктор стоял, как и все, за кульманом, разрабатывал технические условия, инструкции по эксплуатации, всё то, чего требовала «Единая система конструкторской документации». И если в свободное время писал что-то другое, то, наверное, «забывал», что я инженер. Хотя и доводилось слышать, что пишу не как выпускник филфака. Что, впрочем, звучало как похвала. Вот, мол, не филолог — а пишет! И «у вас золотое перо» тоже довелось слышать. Для филологов замечу, что всю жизнь занимался самообразованием и в этой области. Слава богу, приходилось и смех слышать — когда читал свои рассказы на публике или их читали при мне. И получать по носу: рассказ, мол, хорош, но публиковать его нельзя, потому что… «кое-где этого не одобрят». Всякое бывало. Сейчас, когда нужно что-то сделать в интересах организации — делаю, но спешу вернуться к недописанному. Растопыренной ладонью точечный удар не нанести: чтобы забить гвоздь, нужен молоток. Поэтому стараюсь уметь вовремя переключаться.

—А какими были Ваши первые литературные опыты?

— Полагаю, как у многих. В юности, когда начинают играть гормоны, думаю, всех влечёт сочинительство. А дальше — как кому повезёт. Для одних этот факт остаётся эпизодом. Для других становится болезнью. Для кого-то «высокой», как у Пастернака. Для кого-то — постыдной болезнью графомании… А причина, наверное, в том, что ритмическая и рифмованная речь обладает почти гипнотическим воздействием. Почему? Сидят в наших генах шаманские пляски у первобытного костра? Или это ритм нашего сердца и дыхания? Ритм закатов и восходов? А каждый восход солнца — это рифма к предыдущему восходу? И поэтами, наверное, становятся те, в чьих генах этот код сильнее, чем у других…

— То есть, и у Вас творчество начиналось со стихов?

— Первой моей газетной публикацией действительно было стихотворение. Небольшое.  Очень простенькое:

Ширь несохнущих площадей, разлетевшихся в хороводе,

Пятна жёлтые фонарей на сереющем небосводе.

Вновь осенняя Воркута для меня опускает ночи…

В Воркуте, моём родном городе, центр действительно обрамлён четырьмя площадями и соединяющими их улицами. Разве что слово «ширь» — некоторая метафора. Конечно, я не побежал сразу с этим стихотворением в газету. В середине 1960-х, когда я заканчивал школу, у кого-то в городе родилась идея создать школьную академию наук. Я сразу записался на математику, журналистику и зачем-то на геологию, которую скоро и бросил. А в редакции газеты «Заполярье», к своему удивлению, прижился. Нами, «будущими журналистами», занимался замечательный сотрудник! Он как-то сказал мне: «Мы все тут несостоявшиеся поэты». И вот однажды… Впрочем, тут мне впору процитировать Михаила Задорнова: внимание — сейчас будет смешно! Однажды, разговор как раз шёл о стихах, я неожиданно для самого себя достал из кармана свою «Ширь несохнущих площадей». «А это можно опубликовать?» Он посмотрел. «Пожалуй, можно, только нужно на машинке перепечатать». И убежал в машбюро. Вернувшись, начал читать внимательнее. И вдруг: «А это что — вновь осенняя Воркута для меня опускает ноги?!» Машинистка приняла мою букву «ч» за «г»… Увы, в чистописании я в школе не блистал…

Потом были первые журналистские опыты. По заданию редакции сделал интервью, репортаж с матча по хоккею с мячом, написал первый очерк… Потом окончил школу, уехал в Пермь поступать в военный ВУЗ ракетных войск стратегического назначения (РВСН), учиться на инженера. Всё отчётливее понимал, что мои поэтические опусы — дилетантство. Впрочем, нет, первое чего-то стоящее стихотворение написалось на четвёртом курсе — «Маленькая баллада о положительном герое»:

Он всех победил, он вошёл в это царство,

И меч его горек был, словно лекарство,

И, словно финал виртуознейшей пьесы,

Уже созревал поцелуй для принцессы.

Там солнце в зените застыло навечно

И словно на миг задремали беспечно

Заснувшие замертво люди и звери…

Здесь отчётлива звукопись — сквозное «с» и «з», словно звон в ушах от мёртвой тишины. Дело в том, что на каникулах после второго курса я прочитал толковую книгу о теории и практике стихосложения — «для самоуважения» (я ведь потом и диплом журналиста получил «для самоуважения»: если меня и без диплома публикуют в газетах, это не значит, что ничему учиться уже не нужно). Наверное, что-то осталось. В подсознании. Стихотворение рождалось само. И развивалось по своей собственной логике: «положительный герой» так и не нашёл принцессу… И финал:

Что наших несчастий приливы-отливы?

Конец перепишут, он будет счастливым.

Не злиться, не плакать герою пристало,

А в новую сказку тащиться устало.

Сегодня думаю — не сонное ли царство эпохи застоя изобразил я ненароком? Но если серьёзно, полагаю, это был первый шаг к ставшему для меня главным жанру сатиры. Точнее — шажок. На первое место в то время вышло другое. На пятом курсе в научных трудах нашего ВУЗа была опубликована моя первая статья. Соавторская, конечно. Идея принадлежала научному руководителю — Павлу Ивановичу Иванову, начальнику кафедры «Системы автоматического управления». Но перевёл идею в дифференциальные уравнения, сделал все расчёты и написал статью — я. Зато Павел Иванович собственноручно промоделировал полученный результат на аналоговой ЭВМ — мне осталось только снять осциллограммы. Впереди была заводская практика — между прочим, в Киеве, сытом и вальяжном после полуголодной пролетарской Перми. Потом — дипломное проектирование, защита и практическое становление в профессии. Но в 1974-м меня «пробило» на сатиру и юмор. И это тоже целая история. В чём-то грустная, в чём-то забавная…

У каждого под шляпой — свой театр, и драмы там похлеще театральных…

Анатолий Юрченко

— И как всё происходило? Как говорил герой фильма, «ступенчато»?

— В часть я пришёл на должность инженера цеха горизонтальных испытаний межконтинентальных баллистических ракет. Горизонтальных — потому что испытания систем управления ракеты проводились в «лежачем» положении. Скоро стал начальником расчёта, старшим инженером… Если ракеты, в протоколах испытаний которых стояла моя подпись, отправлялись на учебно-боевые пуски, то благополучно уходили с пускового стола и поражали цель «в колышек». Словом, становление состоялось, а работа стала привычной рутиной. Мечтал о кандидатской диссертации, а получил… Впрочем, все офицеры, стремившиеся к научной карьере, проходили через это. Я написал ещё одну научную статью для трудов ВУЗа, ухитрился сдать два экзамена кандидатского минимума.

Но мои просьбы о переводе в родной ВУЗ или о направлении в адъюнктуру получали отказ. У меня начало зашкаливать артериальное давление — то выше нормы, то много ниже. Я попал в госпиталь. Начальник неврологического отделения даже показал меня… психиатру. Но тот отмахнулся — не наш пациент. Такой грустный юмор.

Тем не менее, при выписке начальник отделения напутствовал меня таким образом: смени, дескать, приоритеты. Иначе здоровая идея может превратиться в навязчивую…

— И вы решили начать писать?

— Нет. Всё произошло как-то, само собой. Меня с детства приводила в восторг юмористическая литература. Ильф и Петров. О.Генри. Марк Твен… Я выписывал журналы «Крокодил», болгарский «Стыршел», казанский «Чаян», «Литературную газету» — с её «Клубом 12 стульев»… Читал, смеялся, но никогда не думал, что сам начну писать в этом жанре. И вдруг однажды, уже после госпиталя, мне пришла в голову идея юмористического рассказа. И я его написал. Предложил ближайшей к гарнизону районной газете. По здравому размышлению подписался псевдонимом: если моё стремление в науку не приветствуется, то и литературные опыты вряд ли будут встречены иначе. И потом на протяжении долгих лет подписывался только псевдонимом. И никогда не бил себя в грудь — это я, я написал!  Делал исключения только для публицистики и театральных рецензий: раз называю фамилии конкретных людей — нечего самому за псевдонимы прятаться…

Возглавлял газету замечательный редактор по фамилии Владыкин, который кроме журналистики очень любил литературу, лелеял литературную страницу. И с большим пиететом относился ко всем пишущим. Рассказ был опубликован. В «нулевых» годах, заполняя анкету для энциклопедии «Биография.ру», я назвал эту газету как издание, в котором дебютировал в качестве сатирика и юмориста. С тех пор в «Историческом календаре Кировоградщины» регулярно появляется именно эта информация. Хотя на самом деле я настоящим дебютом считаю публикации 1974 года в «Крокодиле» и «Литературной газете». На первый гонорар из «Крокодила» даже купил себе замшевые туфли, потом так их и называл — «туфли из крокодиловой кожи». А вскоре мои рассказы начал брать и отдел сатиры и юмора радиостанции «Маяк». Помните — «С добрым утром, с добрым утром и с хорошим днём»? Правда, в программу «С добрым утром» я не попал ни разу. Но у них в течение недели выходили три юмористических выпуска по вечерам.

— С тех пор инженерная работа, воинская служба и литературное творчество шагали у вас рука об руку?

— Пожалуй, да. И это было здорово! На работе я делал всё, что обязан, но где-то в подсознании «варились» идеи новых юмористических рассказов. Заступал начальником караула или дежурным по части, а в уме обкатывал придуманную шутку, чтобы она выстреливала как пуля. Писал что-то и для районки. Тут опять по Задорнову: дальше будет смешно. Мой друг, такой же инженер цеха, увлёкся поэтическими переводами. Тоже начал публиковаться. И однажды предложил: давай будем вместе писать для Владыкина басни. Мне стало интересно. Мы придумали коллективный псевдоним, написали несколько басен, опубликовали, но тут мне пришла в голову идея нового творения — «Баран-руководитель», делиться которой с соавтором не захотелось. Я написал, придумал третий псевдоним, отправил в газету. Басню опубликовали — и разразился скандал: в казармах газета пошла по рукам, бойцы в главном персонаже опознали… командира части. Но вся слава досталась не мне. Из-за путаницы с псевдонимами в особый отдел вызвали моего друга. Конечно, он меня не сдал (думаю, и Владыкин никого из нас «не сдавал», впрочем, особисты как-то ухитряются добывать информацию и сами), но после «разъяснительной беседы» пообещал больше басен не писать. На том и завершилась карьера потенциальных Эзопа и Лафонтена…

— А каким был путь от рассказов до пьес?

— О, пьесы пришли намного позже. В 1976-м я всё-таки вырвался из закрытого гарнизона. Ожидал, что поеду в НИИ Ракетных войск: и личное дело уже лежало там, и кадровиком был бывший сослуживец, но… не срослось. К счастью, предложили мне должность инженера-конструктора в Кировограде, в отдельном конструкторско-технологическом бюро РВСН. Паллиатив… но приемлемый. Знаете, так получалось, что я жил по принципу, согласно которому каждые четыре-шесть лет надо менять сферу деятельности. Ну, если не сфера деятельности, то хотя бы должность, а с ней и круг обязанностей, действительно менялись.

А ещё, по этому принципу, желательно иметь хобби, которое при необходимости могло бы стать новой профессией.

— То есть, и став конструктором, Вы продолжали писать?

— Однажды попробовав, трудно остановиться. Хотя сам процесс писания у меня вызывает скорее зубовный скрежет (может быть, и у Достоевского было то же самое — потому и предпочитал диктовать свои романы?), но мне нравится придумывать — сюжеты, неожиданные повороты… И неожиданные концовки. Этим я, наверное, от О.Генри «заразился», и ничего не поделаешь. Разве что стараюсь, чтобы это всё-таки был не рассказ О.Генри, а мой.

— А скажем, Чехов, с которым вам «стоять почти что рядом» — он на «Ч», а вы на «Ю», от него чем «заразились»?

— Спасибо, оценил иронию. Если и «заразился», то в меньшей степени. Хотя многое из того, что он написал (особенно как Чехонте), читаю с восторгом. Марк Твена готов поставить на пьедестал за единственную фразу… угадаете за какую? О том, что шутка рождается тогда, когда встречаются две мысли, которые прежде не были даже знакомы друг с другом. Нет, я мог бы назвать многих, газетной полосы не хватит, поэтому просто повторю: продолжал писать.

Появлялись новые публикации в «Литературной газете» и в «Крокодиле», в программах «Маяка», а потом — в «Перце», других украинских изданиях, имеющих отделы сатиры и юмора. Это, понятно, уже в переводах. Познакомился и старался дружить с кировоградскими литераторами. В частности, с поэтами Владимиром Базилевским и Валерием Гончаренко, увы, уже давно покойным. А в один прекрасный день Вера Монастырская, которая заведовала отделом культуры в «Кировоградской правде», предложила мне попробовать себя в жанре театральных рецензий… Кстати, многое из того, что мог бы сейчас рассказать, я положил, не буквально, конечно, в основу комедии «Оксюморон», которую можно прочитать в электронном читальном зале библиотеки имени Чижевского. Кое над кем позволил себе слегка посмеяться… Над собой, конечно, тоже… Но к Монастырской — только с пиететом. В какой-то момент я её в пьесе просто отправил в отпуск — чтобы мой «лирический герой» в комической сцене общался с другим персонажем. Ушла она из жизни трагически — дежурила по номеру в типографии, была так называемой «свежей головой». В те времена в типографиях стояли ещё линотипы, дышать было нечем, а она пришла с повышенным давлением… Умерла, как настоящий журналист, — на работе. Я ей благодарен за то, что подтолкнула к новому для меня жанру. Нет, что такое театральная рецензия, я себе представлял — читал всё-таки много. Но какие-то моменты заставили вновь вернуться к самообразованию. Зато теперь и пошутить могу: ребята, ведь и Бернард Шоу так же начинал — сначала писал рецензии, пока не понял, что и сам может писать пьесы. В 1987-м стал не только автором периодики. В Днепропетровске, в издательстве «Проминь», вышла книга «Тени комнаты смеха» — коллективный сборник сатиры и юмора, как шутили в те времена, «братская могила», в которой нашлось место и моей подборке рассказов. Книга быстро стала библиографической редкостью (я с большим трудом добыл один экземпляр), но на сайтах многих библиотек её присутствие в фондах обозначено и сегодня.

Конструктор из меня тоже получился. Бывало, подсказывая коллеге инженерное решение, рисовал фрагмент электрической схемы на обратной стороне спичечного коробка, прямо в курилке. Желание вернуться в Альма-матер или учиться в адъюнктуре ушло. У меня и без того была творческая работа, и я видел её результаты. Да и — как говорится, элементарно, Ватсон! — надо было семью кормить… Стал ведущим конструктором на одном из направлений работы ОКТБ — специализированные комплексы на базе электронно-вычислительной техники с программно-аппаратной реализацией заданных функций. Над созданием самого крупного из них работали два ОКТБ, подразделение программистов академии имени Можайского и четыре завода. Да ещё несколько предприятий оборонной промышленности выступали соисполнителями. По командировкам тогда помотался досыта…

Но и орденом за конструкторские разработки горжусь. А если в дороге настигала идея юмористического рассказа, случалось, и в самолёте писал, на колене, на перроне, в ожидании электрички, на остановке междугороднего автобуса…

Всё начать «с нуля» отваживаются только единицы…

— А что Вам дала работа в газете?

— Прежде всего — испортила перо. Не шучу. В жанре сатиры и юмора я, пожалуй, остался всё тем же — всё-таки, у меня была своя юмористическая страница, я писал для неё, кроме того, старался привлечь известных авторов. Сначала познакомился с Павлом Хмарой, он тогда возглавлял отдел сатиры и юмора «Литературной газеты». Замечательный иронический поэт. И прекрасный человек… увы, надо добавить «был». В очередной свой приезд в Москву я с ним созвонился, договорились о встрече в редакции, согласовали время… Приезжаю, вхожу в вестибюль, и вдруг навстречу бросается какая-то женщина. «Вы такой-то?» — «Да. А откуда Вы меня знаете?» — «Как же нам не знать известного юмориста, вы ведь у нас печатались! Хмара очень просил, чтобы вы его дождались!»

— Вы по-прежнему подписывались псевдонимом?

— Уже нет. В конце 1980-х — начале 1990-х был период в несколько лет, когда я совсем не писал. Потом внутренний голос опять потребовал: пиши. Я начал с нуля. Отказался от псевдонима. Пообещал себе, что никогда и никому не скажу, что, дескать, я тот самый, который… С нуля — значит с нуля. Если рассказ хорош — его и так опубликуют. Нет — никакие «старые заслуги» не помогут. И прошёл «с нуля» ту же дорогу, что и в самом начале. Сначала — стихи. Но тут уже могу сказать, что два или три десятка достойных публикации стихотворений я написал. Потом — юмор: афоризмы, рассказы, а потом меня и в анекдоты занесло, некоторые и в питерских изданиях публиковались. Один из них мне даже потом прислали в редакцию (мы как раз конкурс анекдотов объявили) как анекдот «из народа».

Так вот. Потом, когда Хмара подъехал, я ему рассказал, как меня встретили. Он тонко улыбнулся. «Так ведь это я им позвонил». Понял, что опоздает — и позвонил… Забавно это или нет, но оказалось, что Хмара, как и я, подполковник запаса. Так получилось, что во время нашего с ним разговора в редакцию «ЛГ» зашёл Борис Крутиер. На мой взгляд — самый блестящий афорист современности, превзошедший самого Станислава Ежи Леца. Познакомились. Оказалось — и он подполковник запаса! Хмара охотно поделился со мной адресами и телефонами авторов «ЛГ». И, вернувшись в Кировоград, я засел за телефон. Тем, к кому не дозвонился, написал письма. Так, благодаря Хмаре, начал формироваться круг «моих» авторов.

— Я тоже с большим уважением отношусь к этому человеку.

— И знаю, и помню. Когда Павел Феликсович ушёл из жизни, эту грустную новость мне сообщил Борис Крутиер: похороны тогда-то, прощание там-то. Даже мысль мелькнула: было бы советское время, когда билет на самолёт до Москвы стоил всего двадцать пять рублей, а в день уходило несколько рейсов… Я поделился печальным известием с Вами, и Вы попросили меня написать что-то вроде некролога для сайта «Свой вариант». Некрологи надо писать быстро, не откладывая. Была суббота, выходной день, и с утра я засел за работу дома. Но… жизнь такая чёртова штука, что часто умудряется поставить трагическое и смешное рядом! Не успел я написать и несколько строк, как погас свет. Во всём районе. Минут двадцать ноутбук мог бы работать от батареи. Однако я знал по опыту, что устранение таких аварий может затягиваться до поздней ночи, поэтому сунул ноутбук в дипломат и поехал в редакцию. И вот тут впору смеяться (хотя и с грустью): оказалось, в спешке забыл очки. Ну не обратно же ехать! Выставил размер шрифта чуть ли не втрое больше обычного, чтобы без очков читался. Перед отправкой, когда текст был уже вычитан, вернул шрифт к стандартному размеру. А Вы тогда добавили к моему материалу памяти Хмары очень хорошую подборку его стихов…

— Да… Светлая память.  Но вернёмся к более жизнерадостному: кто вошёл в круг авторов Вашей юмористической страницы?

— Газета позиционировала себя как всеукраинское издание. И мне хотелось, чтобы в ней публиковались авторы, уже имеющие имя. А знакомясь с теми, кого хотел привлечь к сотрудничеству, попутно делал какие-то открытия и для себя. Прекрасный поэт-сатирик Семён Пивоваров, феодосиец, автор знаменитых «Сатиропусов», тоже, кстати, оказался подполковником запаса. Позже, бывая в Феодосии, не раз общался с Семёном Михайловичем воочию.

С Орловым — не с тем, который «Альтист Данилов», и не с тем, который Орлуша, а с замечательным поэтом из Симферополя, мы общались по телефону. Он мне и книжку свою прислал — «Еврейское счастье». С дарственной надписью: «Дарю вам кусочек еврейского счастья — мне счастья другого не выдали власти». Подарок как бы обязывал… и я решил написать рецензию. Получилось что-то… «вроде рецензии». Ну и поиронизировал я от души. Что-то про «тех» и «этих». И что достаётся в книжке и «тем», и «этим». Ох, думал, не обиделся бы автор… Нет, не обиделся: «Анатолий Петрович, как вы замечательно написали!»

С харьковчанином, блестящим юмористом-прозаиком Савелием Цыпиным — переписывались. После своего 60-летия он прислал мне интереснейшее письмо: как прошёл его творческий вечер, какое поздравление прислали ему из Габрово, из Дома сатиры и юмора!.. А следующее письмо — уже в иной тональности: «Веду свой творческий вечер, а боль такая… думаю, только бы на сцене не потерять сознание». Рак, операция… И — слишком поздно… Я тогда отреагировал грустным афоризмом: «Если юмор и продлевает жизнь, то не автору». Через несколько лет, общаясь с Анатолием Трушкиным, процитировал ему эту фразу. «Ну, — протянул Трушкин, — мне кажется, где-то что-то похожее уже было…» Я развёл руками: что ж, никто не застрахован…

Будучи в Питере, познакомился с Константином Мелиханом, автором невероятно знаменитых в своё время миниатюр о джентльменах и дамах. «Должен ли джентльмен уступить место даме… если на коленях у него сидит другая дама?» Мне показалось, что в тот период, когда мы познакомились, он уже несколько отстранялся от жанра сатиры и юмора. Но вокруг него, в тех изданиях, с которыми он сотрудничал, группировались очень интересные питерские юмористы. Наконец, публиковались «у меня» и известные карикатуристы. Назову хотя бы Владимира Милейко (Санкт-Петербург) и Юрия Кособукина (Киев).

— Вернёмся к вашему «испортила перо»? Если не в юморе, то где… в драматургии?..

— Пожалуй, в драматургии — тоже нет. Пьеса — это диалоги. А они мне всегда удавались. Я и многие рассказы писал в форме диалогов — как своего рода микроскопические пьесы. Случалось, штатные рецензенты, работающие в редакциях газет, отвечали и в таком духе: рассказ, дескать, редакцию не заинтересовал, но диалоги написаны мастерски. В газете мало вести колонку или страницу юмора, мало писать для неё, это для сегодняшних изданий, за редким исключением, слишком большая роскошь — держать сотрудника, который занимается только литературой. Надо писать и журналистские материалы. А для меня главный принцип в литературе, сформулированный очень давно и не мной, — пиши только тогда, когда не можешь не писать: когда в голове уже сложился образ рассказа, когда шутка нанизывается на шутку, а слова рвутся на бумагу. Если сейчас, сию минуту, не напишу — умру. Отложишь на потом — потеряешь всё: и образ, и шутки, и настроение. Помню, готовили презентацию очередного альманаха, времени, как всегда, в обрез, надо решать оргвопросы, пресс-релиз написать, а у меня… «потный вал вдохновения»! Деваться некуда… Написал рассказ. На одном дыхании. На презентации и прочитал — радуясь, что слышу смех именно там, где он и должен был звучать… Через месяц его татарский «Чаян» опубликовал. Юмор интернационален! А в газете всё иначе. Хочешь или не хочешь, можешь или не можешь — пиши. И очень часто — «в номер», «через час 100 строчек должны стоять в полосе», «мы не можем задержать отправку в типографию»… И писать, конечно же, надо хорошо. Но это уже совсем иной стиль — газетный.

«Порчу пера» заметил, когда меня потянуло в серьёзную прозу, навыков которой, как в юморе, у меня, конечно, не было. Раз поймал себя на том, что пишу по-журналистски — словно газетный очерк, другой раз… Ну а потом — пришлось ломать себя. Кардинально перестраивать стиль, выработанный газетой. Так называемых серьёзных рассказов (хотя я в каждый из них тоже стремился добавить хотя бы крупицу юмора) у меня не много. Но на книжку хватило бы. Они становились финалистами (шорт-лист), номинантами (лонг-лист) и победителями международных литературных конкурсов. И публиковались…

Книг много. А читать нечего…

Анатолий Юрченко

— Один из юмористов как-то заметил: «Книг много. А читать нечего». Что, по-Вашему, происходит с литературой сегодня?

— Прежде всего: разрушена система, которая служила питательной почвой для литературы. Где они, штатные газетные или журнальные рецензенты, обязанные читать все рукописи, приходящие в редакцию, и отвечать авторам? Их выгнали в первую очередь — нерентабельно! Это и для авторов, пробивающихся в печать, большая потеря. Попробуйте послать рукопись — вам ответят? Лишь в крайне редком случае. «Редакция ведёт переписку с читателями только на страницах газеты» — не мной придумано.

Второе. Чем стала издательская система? На Западе, где, казалось бы, бал правит исключительно чистоган, продолжают существовать издательства, содержащие штат редакторов и корректоров. Стивен Кинг в каждой книге пишет слова благодарности «своему» редактору. А у нас… Попробуйте принести рукопись в любое среднеарифметическое издательство, а их сегодня море… Был у меня друг — талантливый художник Георгий Топников. Питерец, блокадник, которого жизнь занесла в Кировоград. Человек, как принято говорить, интересной судьбы — я о нём когда-то очерк написал, его и сейчас, думаю, можно найти в Интернете. В какой-то момент «повело» его в жанр карикатуры. На том и сдружились. А однажды подходит ко мне наш коммерческий директор. «Анатолий Петрович, не могли бы Вы комикс придумать — они сейчас нарасхват». — «Могу попробовать». — «А нарисовать?» — «Если комикс получится — найду». Придумал. Созвонился с Топниковым. Он с таким энтузиазмом взялся за дело!.. Я, когда увидел результат, ахнул: какой комикс получился!.. А потом у нашего «коммерсанта» что-то «не вышло». Ну… я рукой махнул. А Топников расстроился и пошёл по издательствам. И был прав: работа того стоила. В каждом издательстве ахали, восхищались… И, как вы думаете, что говорили? «С таким-то тиражом вам это будет стоить столько-то, а если тираж будет больше — ещё дороже». В конце концов я, как лицо причастное и косвенно виновное, задействовал, как говорится, журналистские контакты — и комикс опубликовали. Не в издательстве — в другой газете, которая, во-первых, могла себе это позволить, во-вторых, выходила в цвете. Хоть что-то… Есть и у нас издательства, способные платить авторам, а не паразитировать на честолюбии амбициозных литераторов, готовых отдать собственные деньги, лишь бы увидеть своё имя на обложке. И есть авторы, публикующиеся в таких издательствах и, надо полагать, зарабатывающие на этом достаточно, чтобы жить и писать. Вышел бы Топников (светлая ему память) на такое издательство — и, глядишь, судьба комикса сложилась бы иначе.

Понятно, что и в издательствах, платящих авторам, может издаваться макулатура. Но… ведь издательство заранее знает, что и на ней заработает. Заранее рассчитывает на читателя с дурным вкусом. И в издательствах, берущих с авторов деньги, может выйти достойная книга. Но что дальше? С тиражом-то в 100-200 экземпляров?.. К услугам амбициозных авторов существуют десятки (сотни) литературных сайтов. Тот же «самиздат», только электронный. И авторов, и произведений на них — море разливанное. Как хорошему произведению не утонуть в этом море?..

— «Никто ничего не знает, никому ничего не надо», — так говорил мой старший товарищ о ситуации в стране, добавляя третий постулат: «Не пойман — не вор». Актуальности эта формула не потеряла. К сожалению. А возвращаясь к литературе, спрошу: «Что дало Вам членство в Конгрессе литераторов и Межрегиональном союзе писателе»?

— Знаете, я очень давно стал членом союза журналистов. И полагал, что для «самоуважения» хватит членства и в одной творческой организации. В Национальный союз писателей Украины, во всяком случае, заявлений о приёме не подавал и не собирался. Востребован ли ты, публикуют ли тебя — это не от членства зависит. Но когда Анатолий Крымский, талантливый поэт, создавая при поддержке Юрия Каплана Кировоградскую областную организацию, пригласил и меня вступить в Конгресс, эта идея показалась мне интересной. Каплан — имя! Не только прекрасный поэт, но и замечательный организатор литературного процесса. Крымский — тоже интересный автор.

Потом Вы предложили мне вступить в МСПУ. «А почему бы и нет?» — сказал себе я. Конгресс литераторов, а затем и Межрегиональный союз невероятно расширили мой круг общения — сколько авторов и просто интересных людей! Не могу не назвать Коржа, Ларису Скорик, Наталью Околитенко, Дмитрия Стуса, Марата Страковского, Александра Ермакова (Киев), Басырова (Крым), Некрасовскую (Днепропетровск, переименованный в Днепр) и всю плеяду днепровских литераторов, Светлану Скорик, недавно наречённую Председателем Земного Шара (Запорожье), Эсмиру Травину и Данилова-Абросимова (Харьков), одессита Главацкого вместе с его земляками, Наталию Морозову-Мавроди и Ивана Нечипорука, недавно ставших Знаменосцами ПредЗемШара, других луганчан, Леонида Борозенцева (Винница) и… многих-многих-многих. Наконец, киевлянин Анатолий Мозжухин, он же Аналдр — как я досадую, что по-настоящему познакомился с ним только в прошлом, 2016 году…

Подводя итоги, главное знать, что они не подведут…

— Знакомство и общение с хорошими людьми, талантливыми коллегами — это один из важных жизненных итогов. А какие творческие итоги хотелось бы отметить?

— Будем надеяться, итоги только предварительные. Тот, кому они любопытны, может заглянуть в электронный читальный зал библиотеки имени Чижевского. Там же и наши альманахи — «Литературная Кировоградщина». Пьеса «Большая Вера» была экранизирована Кировоградской телерадиокомпанией. Трагикомедия «Лишь тот достоин жизни и свободы…» в 2016-м поставлена в Луцке. Естественно, в украинском переводе, соавтором которого стал Павел Босый, режиссёр-постановщик и художник спектакля. Это парафраз «Фауста» Гёте. Причём, заметьте, у Гёте — трагедия, у меня — трагикомедия, как говорится, «положение обязывает». Парафраз — вещь не новая, но я как бы оглядывался на авторитет Григория Горина: «Чума на оба ваши дома» — это вроде бы «Ромео и Джульетта», но уже не Шекспир. А «Тот самый Мюнхгаузен» — и вовсе не Распе, а Горин. И я трагедию Гёте весьма основательно «прочитал заново». Человек и власть, власть и народ (а отсюда мостик к «лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идёт за них на бой…») стали главной темой пьесы, и, судя по рецензиям, её удалось донести до зрителя. Для этого я сделал Вагнера (у Гёте — фигура проходная, не главная), адъюнкта Фауста, его антиподом. И если Мефистофель соблазняет Фауста радостями жизни (а это благодатная почва для комедийных решений), то Вагнера искушает вседозволенностью власти. Спектакль можно увидеть не только на сцене, но и в Интернете, на «ютубе». А русскоязычная версия, заново переработанная в этом году и получившая название «Играем „Фауста”» (или «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно?»), представлена, как и другие пьесы, на моей авторской странице в читальном зале библиотеки.

Забавна судьба самой первой моей комедии — «Комета без расписания». Она была опубликована в «Забаве» в 2000-м и упомянута в «Биографии.ру». Но название — переврано! Словно его по испорченному телефону диктовали: «Комета без расписания, комедия» — «Что-что?» — «Комедия, говорю!» — «Ага, понятно! Комедия без расписания!» Так с той поры и пошло: театры признают, что она заслуживает постановки, но режиссёра для неё пока не нашлось ни в одном. Будем верить, что «пока»… Ну и немало произведений рассыпано в периодике разных лет… В общем, есть время разбрасывать камни, а время собирать… посмотрим.

— А собрать в единую книжку лучшие журналистские очерки?..

— Не знаю… Думаю, есть такие, но — не ушло ли их время? Оно меняется стремительно… Есть ещё не написанные произведения. Есть начатая пьеса, которую я отложил ради «Фауста». Но о ненаписанном, как известно, говорить не стоит. А совсем недавно попробовал себя в совершенно новом жанре — вот об этом нужно поговорить обязательно!

Хороша «Вики»… Но не очень

— Интересно! В каком же качестве Вы себя ещё не пробовали?

— Энциклопедиста. То есть, я не хотел бы уйти в этот жанр надолго, тем более навсегда. Но результат, тем не менее, хотел бы увидеть. А толчком стало знакомство с Анатолием Мозжухиным. Это удивительный человек!

Конструктор, изобретатель, творческие находки которого защищены авторскими свидетельствами и патентами нескольких государств, академик Академии инженерных наук Украины, обладатель наград Национальной академии наук. Заслуженный машиностроитель Украины. И «Миротворец славянского мира» — медаль Президиума Европейского форума мира, присуждённая в 2015 году. Да ещё поэт. И публицист, и философ! Его книга «Власть» читается с огромным интересом. Я и сам думал о сути власти — и в афоризмах что-то отразилось, и в рассказах, и в пьесе. Но до сказанного Мозжухиным мне, как говорится, расти и расти. Почему этой книги нет на полках ВСЕХ ведущих библиотек, включая областные? Почему вокруг неё нет резонанса? Почему её не изучают в вузах — как когда-то изучали дисциплины марксистско-ленинской теории? Пусть хотя бы факультативно…

Понимаю, что вопросы риторические. Леонид Вышеславский, ПредЗемШара, получивший этот титул из рук Григория Петникова, преемника Велемира Хлебникова, в 2001 году нарёк Мозжухина первым (!) Знаменосцем Председателей Земного Шара! Я полюбопытствовал — заглянул в «Википедию». Хлебников — есть. Петников, Вышеславский, Юрий Каплан, преемник Вышеславского, – тоже есть.  Есть статья «Председатель Земного Шара». Статьи «Знаменосец Председателей Земного Шара» нет. Нелогично! Я посоветовался с Мозжухиным. Он согласился: неплохо бы. Благо к тому времени, по праву, данному ему Вышеславским, нарёк Знаменосцами Председателей Земного Шара ещё 13 человек. И я понял, что… инициатива наказуема — не самому же Мозжухину о себе писать! А «Википедия» открыта для всех желающих. На несколько дней засел за правила создания вики-текстов. Не в плане стилистики — литератор и журналист по определению должен владеть различными стилями речи. Вникал, как в статье формируются разделы и подразделы, ссылки, указания на источники…

К тому времени на фестивале «Звезда Рождества» в Запорожье Мозжухина избрали новым ПредЗемШара — ведь трагически погибший Каплан не успел никому передать этот титул. И для начала я сделал вставку в статью «Председатель Земного Шара» — добавил Мозжухина. Получилось. Окрылённый (не боги всё-таки горшки обжигают), создал статью «Знаменосец Председателей Земного Шара». Следом планировал написать статьи о каждом Знаменосце, названном в статье. Подумывал и о статье «Власть» — о книге Анатолия Мозжухина. Сделал паузу на пару месяцев — ни моя вставка, ни статья «Знаменосец» из «Википедии» за это время не вылетели — и написал статью «Мозжухин». Представьте себе, уже через сутки-двое она была из «Википедии» выброшена!

Заодно разбушевавшийся «цензор» выкинул статью «Знаменосец», на которую я сделал ссылку, и мою вставку в статью «Председатель Земного Шара». Почему? Кто этот «вершитель судеб», который решает — «быть статье или не быть»? Анатолий Мозжухин, сподвижник Вышеславского и Каплана, новоизбранный Председатель Земного Шара, знаковая фигура современного литературного процесса, выброшен из уважаемого энциклопедического издания. За что? Может быть, для редакторов «Вики» такое отношение — возможность компенсировать собственную творческую несостоятельность, отомстить судьбе, доказать свою значимость? Повлиять на них трудно, я знаю. Да и как? Ещё раз сказать, что герой статьи достоин «Википедии»? Чтобы услышать в ответ обидное и для себя, и для человека, о котором ты написал, «А я так не считаю»?

— Может быть, в этом — ещё одна грань ответа на вопрос, что происходит с литературным процессом сегодня?

— Может быть. О любом только что снятом фильме (особенно голливудском), даже самом посредственном, в «Википедии» тут же появляется статья. А тут… Получается, никому не нужны сегодня ни литература, ни литераторы?.. Кроме самих литераторов. Да ещё издательств — если они на этом могут заработать… Смотрите, Евтушенко умер, поэт с именем которого была связана целая эпоха, — а многие ли средства массовой информации это заметили?.. Есть ещё одно предположение — и очень горькое. Литература и литературный процесс (а теперь уже и Интернет) превращены (не нами, конечно!) в поле борьбы «идеологий», противостояния политик и горе-политиков. И, соответственно, находятся «исполнители», готовые ничтоже сумняшеся выполнить «заказ» власти.

Цитирую один из интернет-источников: Вышеславский — «скончался при подозрительных обстоятельствах, возможно, от побоев». Всё! Неуважительно как-то в отношении замечательного поэта, имя которого крымские астрономы присвоили одной из новооткрытых малых планет. А здесь… понимай, как хочешь. В пивной избили как последнего забулдыгу? Дома, в бытовой драке? Злобные недоброжелатели за углом подстерегли? У Мозжухина, в одной из книг, пропагандирующих идеи Общества Председателей Земного Шара, подробно описан последний день Вышеславского. Дана убедительная версия его гибели, не вызывающая оскорбительных для памяти поэта домыслов и предположений. Там же: Юрий Каплан — «убит, титул не передал никому». И опять точка. Значит, ставим крест на звании ПредЗемШара?..

«Изгнание» написанных мной статей из «Википедии» Анатолий Мозжухин воспринял как ярко выраженное противодействие высоким идеям Общества Председателей Земного Шара. Как отчётливое стремление растоптать его идеалы, мечту о прекрасном мире без насилия и войн. И о новом, счастливом человеке в этом мире. Власти не нужны ни эти идеалы, ни прекрасный мир, ни новый человек… Ещё один перл из того же источника: существуют две версии списка Председателей Земного Шара. При этом, в одной из них нет Вышеславского и Каплана. О как! Мало противостояния «идеологий» — так нужно ещё и литераторов лбами столкнуть?.. А ведь нам нечего делить. Мы обязаны умножать — доброту, порядочность, дружбу, культуру…

— Как противостоять этому?

— Прежде всего — говорить об этом, не замалчивать. Создавать общественное мнение, способное противодействовать разжиганию межнациональной, межрегиональной, межлитературной и любой другой розни. Если не услышат — кричать. Вслед за Хлебниковым:

«Только мы, свернув ваши три года войны

В один завиток грозной трубы, поём и кричим… 

…

Эго-э! Кто с нами?

Кто нам товарищ и друг?

Эго-э! Кто за нами?»

— И… смеяться?

— Если получится. Как в моей миниатюре-притче «Смех в конце тоннеля»:

«…И тогда все начали смеяться! Громко и радостно! Ну… разве что немножко истерически…»

Классик как-то заметил, что только весёлость является наличной монетой счастья, всё остальное — кредитные билеты. Анатолий Петрович Юрченко, готовящийся отметить в этом году свой юбилей, человек весёлый и жизнелюбивый, готовый делиться своим виденьем мира с другими. Его монеты счастья рассыпаны в книгах, пьесах, афоризмах… Но смогут ли читатели и зрители воспользоваться этим, конвертировав свои кредитные билеты в счастье мирного неба и доброй улыбки, большой вопрос. Жизнь нынче невесёлая. Но Юрченко надеется. А мы ему верим.

Беседовал Владимир Спектор

Владимир Давыдович Спектор