Уже в первой повести «Малыш наказан» он предстал хорошим стилистом и потому стал лауреатом премии «Дебют». А вскоре — финалистом «Национального бестселлера». И наконец, с огромным томом жизнеописания «Катаев» Сергей Шаргунов завоевал высший балл в интернет-голосовании. Огромное жюри премии «Большая книга» вручило ему серебряную награду в полтора миллиона.
Его книга «Катаев» — это искреннее влюбленное повествование о целой эпохе литературных гигантов, чьи судьбы были не столь благополучны, как у романиста Катаева. С восхищением Шаргунов воскрешает для читателей мир личных страстей знаменитого романиста. И этот огонь чувств придает его произведениям огромный успех у читателей.
Нашей сегодняшней читающей публике безусловно интереснее талант нашего современника, выдумщика, смело размышляющего обо всем мире.
На обложке книги «СВОИ» он представлен с темпераментным размахом ШАР-ГУНОВ. Какой мощный игровой намек на значительноcть! Он — шар гуннов, старинных завоевателей пространств. Мир давно забыл их, а Шаргунов стал завоевателем собственного успеха. Для него наступило время мировой известности.
Париж, Париж…
— Сергей Александрович, ваш премиальный успех завершился личным участием в Парижской книжной ярмарке. Чему там порадовалась ваша душа?
— Парижское книжное торжество — для меня огромнейшее событие. Множество участников — и молодых, и знаменитых. Ошеломила радостная новость: моя «Книга без фотографий» уже переведена на французский. И ее первые французские читатели пришли познакомиться с автором. Переведена и моя другая книга «1993».
— Французскому читателю на этом книжном торжестве было не до вашего «Катаева», куда интереснее молодой, живой, теплый, общительный московский автор Сергей Шаргунов.
— В Париже меня порадовало живое любопытство к русским авторам. Да и ко мне выстраивались очереди подписать мою книгу. Я выступал в библиотеке, в университете.
— У французов не пропал старинный интерес к книге — произведению издательского искусства?
— Меня удивило и обрадовало настроение публики: в Европе снова становится модной бумажная книга. Во Франции в каждом, даже маленьком городе, есть и библиотеки, и книжные магазины. По-моему, очень радостно, если книги окружают тебя дома с самого детства.
— Для любознательного человека даже в шуршании страниц есть что-то колдовское.
— А мне интересно все, что впитала в себя книжка: даже отпечатки сковороды на ней, засохшие давние травинки на страницах. А еще интереснее какие-нибудь пометки читателей. Для меня все это имеет особую магию. Сейчас внимание к русской литературе огромное. Я привез в Париж новую книгу «СВОИ». Меня порадовало намерение перевести ее на французский. Недавно я подписал договор на этот перевод. Во Франции вышла любопытная книжка о русских современных писателях — «Молодые и бешеные». Не отношу себя ни к молодым, ни к бешеным. Но там и мне посвящена глава — о моей жизни. Автор — Моника Слодзян.
У Шаргунова книжка очень занятная, дышит остротой наблюдений, темпераментом и сердечностью зреющих обобщений… Откуда-то, чуть ли не с небес, влетает в быстрорастущий текст суждение, словно слетевшее с небес: «Жизнь озарена, а ты подслеповат».
Духовные корни писателя
— К вам, Сергей, это замечание отнести невозможно. Ваш лирический герой, очень похожий на вас, одарен внутренним зрением. Очевидно, этим качеством вас наградил ваш отец, личность глубинного мышления.
— Отец — проповедник, он находит слова, обращенные к сердцу каждого прихожанина. Уже сорок лет своего пастырского священнического служения отец Александр принимает исповеди, отчаяние, просьбы приходящих в храм.
А может быть, надо вспомнить и раннюю мистическую одаренность отца. Когда на фронте убили его отца, моего деда, он, малыш, играл на полу в избе в войну и вдруг заплакал, закричал: «Папку убили, папку убили!»
…Он закончил институт иностранных языков с отличием. Был переводчиком. А еще раньше его исключили из Свердловского университета с журфака за стихотворение, в котором угадывали какую-то особую политику. Папа даже успел поступить в Литературный институт. Дружил с Рубцовым.
— Он к тому времени уже был женат?
— Он женился в 24 года, они с мамой ровесники, год спустя уверовали и крестились…
Наша семья, я это чувствую, дала мне особую закваску в отношении к ближнему, да и ко всем людям. Признаюсь, не ради хвастовства, с детства во мне заложена внутренняя ответственность, и она не дает мне успокоиться.
— В общении с ровесниками, вероятно, вас сопровождала некая настороженность одноклассников — «попович»?
— Да, я отличался от других. У меня есть рассказ «Поповичи». В детях из такой семьи ощутимо сопереживание другому. Именно поэтому в своей ежедневной работе стараюсь помогать другим людям.
Эта унаследованная особенность в характере Шаргунова вызывает в читателе повышенное доверие к его произведениям. Книгу «СВОИ» читаешь с ожиданием нового откровения писателя. Многие его суждения несут в себе некое колдовство: обыденное, ежечасное он умеет преподнести тонко, изобретательно, ярко…
— Ваш рассказ о собственном предизбирательном опыте полон внутреннего напряжения и драматизма. Вы предугадывали возможные каверзы со стороны ваших охранников. Мне, требовательному читателю и вашему единомышленнику, иногда не хватало в вашем тексте острой публицистики. Во имя чего вы, талантливый литератор, устремлялись в парламент? Не загубит ли в этой борьбе писатель свое дарование?
— В художественном тексте я не стремлюсь включать свои общественно-политические декларации. Во всех государственных делах мне важнее всего справедливость. Находясь в Государственной Думе, я всегда стремлюсь поступать по совести. Наверное, по этой причине в двадцать семь лет меня вышибли с выборов. И все же годы спустя я туда попал — оставаясь собой и не теряя независимость. Убежден: будучи нормальным человеком, можно и там не скурвиться, не потерять лица. Стараюсь помогать конкретным людям. Счастлив, что уже помог множеству людей.
— Неужели руководящие государственные умы не угадывают активно наступающую деградацию страны?
— Все подобное совершается по принципу: после нас хоть потоп. Хочется призвать на выручку души Гоголя и Щедрина. К счастью, литература у нас еще не потеряла своего читателя. Куда бы писатели ни приезжали — всюду собираются люди. Они ждут от них чего-то пророческого. В их душах прорастает тревожный вопрос: «Что же нас ждет?» Кроме нефти и газа, у России есть еще и литература. Каждый год у нас появляется пять-семь хороших книг.
— А у Шаргунова, азартного современного прозаика, вероятно, уже зреет новый замысел?
— Готовлю книгу разговоров с современными классиками. Мне посчастливилось пообщаться с Искандером, с Евтушенко, с Распутиным, с Бондаревым, с Мамлеевым… И пишется новый роман.
О любимом Ване и о второй жене
— Прекрасны ваши замыслы и книги хороши. А мне сейчас доставило радость ваше тонкое обручальное кольцо на пальце. Познакомьте нас со своей новой избранницей.
— Сначала поделюсь своей драгоценной радостью — у меня растет сын Ванечка от первого брака с Аней Козловой. Мы с ней познакомились еще в университете. Я уже выпускник с дипломом, а она студентка факультета журналистики. Хорошо, что мы сохранили добрые отношения и после расставания. У нее очевидный талант, острота и резкость ума.
Хоть мы и разошлись, я стараюсь почти каждый день видеть своего сына Ванечку. Ему исполнилось уже 12 лет.
— Какие творческие склонности обнаруживает сын?
— Ваня — эрудит. Увлеченно интересуется историей и постоянно меня притягивает к своему познанию. Азартно постигает страсти дворцовых переворотов. Тестирует на тему Древней Руси, Российской империи, Советского Союза…
— Проклюнулся ли в нем интерес к творчеству?
— Еще в шесть лет Ваня написал на обложке: «Тетрадь для рассказов поэта Ивана Шаргунова». И первый Ванин опус назывался «Ноч ужосов». Меня радует его живой, пытливый ум. Очень бойкий мальчик. Спортом увлекается и очень любит футбол. Уже вратарь отменный.
— Поразительно: успешный писатель и депутат парламента породнился с наследницей великого Льва…
— Я очень люблю Настю. В радостном изумлении из моей души выплеснулся рассказ «Ты моя находка». Мы познакомились с ней в Ясной Поляне. Там шла запись «Войны и мира» для канала «Культура». Одним из чтецов Толстого был я. В нижней комнате сидела необъяснимо прекрасная девушка и разрезала лимонный пирог. Я ощущал в ней некое золотистое свечение. Признаюсь: Настя мне понравилась с первого взгляда.
Все мы, нынешние, прикованы к Интернету. Дома стал тихонько выяснять: не присутствует ли она в Сети и как ее там найти. Я нашел ее через Фейсбук. И получил от нее легкую оплеуху: «Как однотипны, банальны современные ухажеры!» Но тем не менее мы стали переписываться. А через некоторое время встретились… Поженились через год. И отправились на берег Дона в свадебное путешествие — рыбачить и рассекать на лодочке…
— Вы познакомили ее с вашей первой женой Аней?
— Они познакомились сами на дне рождения у писателя Снегирева. И мне радостно: Настя стала подругой моего сына. Когда мы с Ваней идем куда-то по приглашению, он интересуется: будет ли Настя? Он полюбил с ней общаться. Так что нас всех связывают прекрасные отношения.
В движении есть жизнь
— Сергей Александрович, что вы делаете, чтобы сохранить подольше свое ощущение мужского достоинства и приумножить свою выносливость и боеспособность?
— Стремлюсь больше двигаться. В Думе стараюсь не пользоваться лифтом — иду к себе на седьмой этаж по лестнице, даже иногда по несколько раз в день. А дома у меня есть беговая дорожка.
— У вас огромная квартира?
— Обыкновенная. Дорожка стоит скромно в углу. Но больше я люблю гулять по улицам, вырываться на природу…
— В последние годы в нашей литературной повседневности удалось ли вам обнаружить книги, достойные обогатить своим присутствием нашу классику своим глубоким постижением личности современного человека или исторического лица?
— Не берусь судить о достижениях своих современников. Скажу о своем намерении: внутренне готовлюсь написать книгу, которая станет книгой всей моей жизни. Даже премированным книгам не хватает свежих красок и проникновенного внимания к характерам и к жизнеописанию самого времени. Литература — это язык. К сожалению, даже в хороших книгах время уползает, не зафиксированное писателем. Время летуче. Как схватить, оседлать его кровоток, сохранить литературную жизнеспособность? Вот задача.
— Наши классики умели передать дух времени. Вспомним, у них появлялись герои, которых они в жизни не встречали. Жизнетворная одаренность сама одухотворяла новых персонажей. Это признак непостижимого человекотворчества.
— Это верно. Но согласитесь, литература все-таки растет: «Когда б вы знали, из какого сора/растут стихи, не ведая стыда…» Накапливаются представления, впечатления, многое домысливается. Литературный дар во многом таинственный. Он позволяет уловить характеры и передать их жизнеспособность.
— Ваши новые обязанности резко изменили ваш образ жизни. Но одаренный человек в кольце жизненных коллизий дозревает и предстает перед восприятием других.
— Мне в жизни все важно. И взросление в семье священника, и поездки в «горячие точки», и огромное количество встреч с людьми — все это наполняет меня, а потом, преображенно, и мою прозу. Современной прозе не хватает красок. Литература — это прежде всего язык, соединение изобразительного и повествовательного, это еще и не зафиксированное Время. Как поймать и связать в произведении персонаж с временем, породившим? Как оседлать этот поток? Литература для меня высшее наслаждение.
Самые близкие
— О ваших благородных родителях я узнала из вашей новой книги «СВОИ». Хочется услышать от вас о их самочувствии.
— Я молюсь за них. Мой папа продолжает служить в церкви. Себя не щадит, но это для него главное дело жизни. К тому же он преподает в семинарии. Пишет проповеди. И не может иначе.
— При чтении проповедей отца вы ощущаете стилевые особенности этих сочинений? Ведь настоящие молитвы ритмичны и отточены по звуку.
— Отец с молодости одарен чувством стиха. Пишет стихи легко и вдохновенно. Но сейчас свою мудрость и поэтическое чувство слова он воплощает в религиозных текстах. Его проповеди очень поэтичны. И это во многом на меня повлияло. Чувствую огромное благое влияние моих родителей на меня, на мои эмоции и размышления. У папы прекрасные изящные стихи, в которых уже прорастало зерно тайны, и чудесные переводы Каммингса, Китса и других поэтов… Я написал большой рассказ о Замоскворечье, где таинственным образом пересеклись линии судеб моих родителей. Мама родилась в писательской семье, жила в писательском доме в Лаврушинском переулке, а папа всю жизнь провел на Большой Ордынке. Это таинственное пространство, где я ощущаю себя причастным к этому счастью.
— Предки вашей мамы тоже оставили свой след в культуре?
— Брат моей бабушки, писательницы Валерии Герасимовой, — режиссер Сергей Герасимов, а еще есть в роду удивительный Владимир Русанов, арктический путешественник. Мой главный принцип — отвечать за себя. Проживать свою судьбу.
— Жена Настя — пра-пра-правнучка Льва Николаевича Толстого?
— Она филолог, доктор наук, специалист по русской прозе и особенно Набокову. Настя мой первый читатель, придирчивый и чуткий.
В новой книге Шаргунова «СВОИ» навсегда поселилась радость осуществленных надежд на счастливую семью. Самые драгоценные впечатления на меня произвел рассказ Сергея Шаргунова «Мой батюшка». Каждая ступень восхождения отца к своему мудрому божественному служению Всевышнему умиротворяет и наполняет читательское сердце радостью, что есть такой одухотворенный человек на земле.
Финальная строфа философского стихотворения о. Александра Шаргунова вдохновлена пронзительным осознанием своей человеческой доли:
И там, где звезды, надо мной
Летает тень моя в смятенье.
И потому освобожденье.
Беседовала Наталья ДАРДЫКИНА
Источник: газета "Московский комсомолец" №27716 от 28 июня 2018
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.