ЕВГЕНИЯ БИЛЬЧЕНКО

Невыносимое давление молчания и страха, охватившее наших бедных людей. Невыносимое давление молчания ученого, которого, как Виктора Ароновича Малахова, вытеснили за границу, или, как меня, вытеснили из ученых советов. Школа Малахова - это школа антифашизма. Школа Петра Толочко - это школа истории. Что делать мне, если вся русистика славянского средневековья, которую я так любила, и вся философия диалога, которую я так почитала, и все левые идеи по антиглобализму, которые меня так интересуют, - это ничто в свете современного тренда науки, резко ставшей "национальной"?

Украинистика за последние пять лет не просто просочилась повсюду: она из невинной этнографии переросла в идеологию украинства, нахально занявшая освободившуюся нишу марксизма-ленинизма. Но она даже хуже. Потому что в ней нет диалектики, нет ничего академического, что выгодно отличает метод Маркса.

Школа того, что раньше называлось критицизмом, трезвостью по отношению к патологиям массового сознания, пробивается через меня в чужих работах, тайных беседах, подпольных редакциях. Школа все равно живет, живет под спудом черновой дневниковой деятельности, упаданиями вокруг меня тех, кто, стоя на свету научной славы, сам ничего сделать не в состоянии. Школа поэзии живет в стихах "под меня", но с обязательной победой славных котигорошек над плохими "русскими". Живет в студентах. Живет в лицах тех, кто, выжав из меня продвижение, мысли, славу - теперь делает вид, что не знает этого "врага народа".

Ужасно - и вдвойне ужасно в день рождения поэта Юрия Крыжановского - осознавать, что дело, в которое он так наивно и светло верил, объединяя вокруг себя диаметрально противоположных людей (как он писал, "бело-синий и помаранчевый, мы с тобой народ"), это дело исдохло. Исдохло движение под названием "киевская контркультура". Самое вольнолюбивое и хиппианское из возможных, возмущавшееся малейшему насилию системы, веселое братство анархистов - оно превратилось в неофашистскую свору этой системы. Бывшие романтики стали лакеями режима.Те, кто был против всякой власти, ныне истово служат власти новой, припудрившись протестом против "врагов народа". Ругать "Российскую империю" в центре русофобского государства, которое за это раздает награды, - наверно, это очень контркультурно. Такая стилистика подзаборной мочи. Я не знаю, что думает лидер левого движения молодежи Тарас Липольц, глядя, как его потомки лижут ультраправым и нацистам.

Так я ехала в метро и думала: "Зачем я живу? Исписываю тонны бумаги ради счастья прочесть лекцию трем студентам. Делаю это днями, потому что выступать на пленарках, где моральные сволочи желают смерти советскому поколению, - невыносимо. Невыносимо молчать и терпеть всё это, невыносимо загонять свою жизнь внутрь себя, чтобы никто не узнал, чтобы никто не пострадал, чтобы они потом не сказали, что это неправда, что это хайп".

Так я думала, метро ехало, и вдруг над головой раздался веселый мужской голос: "Женя Бильченко, спасибо за стихи". Поднимаю голову - яркий молодой мужчина, явно киевский, хипстерски модный, крепкий. Это был ответ на мое "зачем я так живу, если двери Европы уже открыты и меня там ждут".

Я знаю, что этот мужчина читает мои посты так же, как читают их те, что, сгорая от ненависти доносят на меня, как читают и те, кому доносят. Да, меня часто узнают на улицах. Подходит мой народ в лице тяжело дышущих тетушек, прячущих лица в воротник, улыбчивых мужичков, красивых парней, печальных священников, рук, тычущих через окошко сигареты, глаз, мечущихся в поисках того, кто выразит, разделит и громко произнесет: "Страх, изыди".

Общество молчащих, забитых воплями фашипатриотов до полусмерти. Как тебя много. Я не лучший твой сын, мой народ, мне тоже страшно. Я просто могу чуть громче, пока они меня терпят. Твой скоморох, твой поэт, твой философ, земля русская, мать городов, Киев. Какая нафиг Европа? Когда меня умные люди, журналисты, политики спрашивают: "Почему вы еще здесь?", а я отвечаю: "Я Родину люблю", - они не верят. Глаза вверх ползут. Только не подумайте, что я хвастаюсь собой. Наоборот: ощущаю себя ничтожеством порой и трусом.

Потому я делаю эти стихи, проекты. Я знаю, что добрая половина украинских поэтов - в ужасе от моих взглядов. Знаю, что те, кто сегодня берет из моих рук реализацию, завтра построится в очереди на подписантов доносов и предательств. Таковы люди. Их портит квартирный вопрос и иллюзия под названием "я - самый талантливый чувак в мире, все средства хороши".

Я еще подумала, что Россию они ненавидят именно за то, что она сильная. Как они ненавидят меня, когда я супротив ремесла банальных рифм выхожу с Батюшкой Языком за спиной.

Спасибо за это "спасибо". Будем жить, летчики.