Сама жизнь требует сегодня ответить  на основной вопрос, сформулированный Максимом Горькомим: «С кем вы, мастера культуры?» 

Сталин не выдержал: «Каста проклятая!»

— Давайте начнём, дорогой Станислав Юрьевич, с ключевого горьковского вопроса, о котором предварительно я вам уже говорил.

— Да, действительно, в 30-х годах ХХ века Горький задал вопрос: «С кем вы, мастера культуры?» И, я думаю, этот вопрос будет актуален, пока продолжается история народов, цивилизаций, история культуры. Не только на материках и в отдельных странах, но также в наших душах и сердцах.

Осмелюсь утверждать: мастер культуры, употребляя горьковское определение, не может жить в отрыве от истории своей страны. Вот не может он быть самостоятельным и независимым от веков прошедших, от традиций сложившихся, от катаклизмов исторических, которые живут в памяти народной и передаются из поколения в поколение.

— Вы впечатляюще заявили эту тему в своём автобиографическом двухтомнике «Поэзия. Судьба. Россия», который я считаю одним из самых замечательных свидетельств советского времени. После множества читательских откликов, включённых сюда, двухтомник превратился уже в трёхтомник и, насколько я знаю, не единожды переиздавался.

— Это так. Но осмысление прожитого и пережитого я не прекращаю. Сейчас усиленно работаю над книгой о «шестидесятниках»...

— Очень интересно! Определение это — «шестидесятники» — стало не столько хронологическим (люди 60-х годов прошлого века), сколько социологическим. Употребляемым, как правило, не ко всем, кто в те 1960-е жил, а только к представителям литературы и искусства, причём определённой направленности. Самые громкие имена — в поэзии: Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Булат Окуджава...

— Можно и добавлять: Роберт Рождественский, Борис Слуцкий, Александр Межиров, Давид Самойлов. Всех их я хорошо знал, со всеми общался и даже вместе выступал. Вернувшись в Москву из Сибири, где после окончания МГУ три года проработал в районной газете и дышал совсем другим воздухом, я оказался именно в этой довольно специфической среде. Возможность быстрого эстрадного успеха и меня увлекла. Ведь, скажем, моя строка «Добро должно быть с кулаками» сразу широко разошлась и стала цитируемой, обсуждаемой.

Однако через некоторое время я от этих поэтов отошёл.

— И что же стало причиной?

— Прежде всего начал понимать несправедливость бурной славы, достававшейся лишь этой узкой группе лиц. Тогда, когда рядом работали другие таланты, не меньшие, но искусственно замалчиваемые или нагло принижаемые. Да и отношение моё к содержанию творчества тех и других стало меняться. Я разглядел, где истинная глубина и народность, а где — фразёрство и показуха...

— Ощутили свою близость больше к другим?

— В том-то и дело! Сперва по творчеству, а потом, как ни удивительно, и по происхождению.

— Это каким же образом?

— Не разбирался специально — само собой стало бросаться в глаза. Все новые мои друзья оказались, что называется, рабоче-крестьянской косточкой. Николай Рубцов и Анатолий Передреев, Василий Шукшин и Фёдор Сухов, Николай Тряпкин и Василий Белов — всё крестьянские сыновья. И рабочий навык приобрели, и почти все служили в армии...

— У прежних ваших, столичных кумиров иначе?

— Да, эти — не из простонародья. Как на подбор, из семей или партийных работников, или чекистов, или крупных чиновников. Отпечаток «избранности» был. Помню, Андрюша Вознесенский даже изобрёл для самовеличания «своих»: «Мы — творяне!» Под дворян ладил: дескать, особые. И Окуджава провозглашал: «Я — дворянин арбатского двора». Ну а позднее с удовольствием начали самоименоваться «элитой». Сталин однажды заслуженно и точно их предков припечатал.

— Что вы имеете в виду?

— Когда во время войны часть правительства переехала в резервную столицу — город Куйбышев (нынешняя Самара), начальники вздумали там обустраивать отдельные школы для своих детишек. Дабы не смешивать их с «простыми». Сталину доложили об этом, и он, не выдержав, с отвращением изрёк: «Каста проклятая!» Он-то сам был из простонародья и, в отличие от некоторых, этого не забывал и не стеснялся.

У них к предательству таинственная страсть

— Насколько важно для поэта или любого другого мастера культуры быть во всех испытаниях со своим народом, о чём писали и Пушкин, и Некрасов, и Анна Ахматова?

— Исключительно важно. Я вот сейчас, работая над темой «шестидесятников», всё более убеждаюсь в том, какую роковую, зловещую роль сыграли они в уничтожении Советской власти и Советского Союза — своей Родины.

— Увы, в общем и целом, я думаю, это уже достаточно известно.

— Не всё, ох, далеко не всё! Тайна сия велика есть. Как-то Горбачёв обронил нечаянно: мол, всего я вам никогда не скажу. Скрывают и будут скрывать многое очень тщательно. А наша задача — докапываться всё-таки до правды их чёрных дел. Хотите знать, как я назову свою новую книгу?

— Конечно, хочу.

— «К предательству таинственная страсть». Это из стихотворения Беллы Ахмадулиной, которая сама отметила такую особенность своих друзей. Правда, она подразумевала лишь предательство в личных отношениях — в любви, дружбе, быту и т.п.

— Василий Аксёнов, исходя из этого, напишет позднее книгу, оказавшуюся его последней: «Таинственная страсть». А телевизионщики под тем же названием сняли «жареный» сериал…

— «Жареного» в их личных отношениях было так много, что вполне хватит на несколько сериалов. Но беда в том, что «таинственная страсть» к предательству распространилась у них на весь образ жизни, на основное занятие и, самое главное, на отношение к своему народу и родной стране.

Евтушенко славил Сталина, что отразилось в первом сборнике его стихов. Даже про «врачей-отравителей», то есть на тему борьбы с космополитизмом, поспешил он написать, вызвав изумление в еврейском семействе, где прочитал этот свой опус.

Но вождь вскоре умер, и юный Евгений Александрович с готовностью выдаёт антисталинское «Наследники Сталина», а потом ещё и ещё в том же духе. По мере того, как политическая линия жизни менялась, он прославил Хрущёва, прославил Горбачёва, затем Ельцина…

— Когда конъюнктуру счёл особенно подходящей, написал «Казанский университет» — поэму о Ленине.

— А как же! В то время на все лады повторял: «Мои деды делали революцию, а я буду её защищать. Если умру, то считайте меня коммунистом». О Ленине и Вознесенский написал свою поэму «Лонжюмо», и Коротич, представьте себе, тоже отметился поэмой — «Ленин, том 54-й», а Олжас Сулейменов выдал «В апреле, именно в апреле»…

— Окуджава воспевал «комиссаров в пыльных шлемах», но пробил час — и предал их. Все они или почти все фактически предали революционное прошлое своих отцов, героическое прошлое, когда те ещё не стали «кастой проклятой».

— Предали, это факт. Первый свой сборник Окуджава выпустил в моей родной Калуге, поскольку в Калужской области он учительствовал, окончив пединститут. Открывался его сборник большим циклом стихов о Ленине, в верности которому Булат Шалвович горячо клялся. Особенно противно было после этого читать его «перестроечные» стихи, где он издевается над государством, управляемым кухарками.

— Как у них принято, извращая ленинскую мысль?

— Ну, конечно. Ленин ставил задачу научить миллионы так называемых простых людей, будь то хоть кухарка, управлять государством. И надо же признать, что в Советской стране это реально осуществлялось. Но враги, внешние и внутренние, были одержимы целью такую страну разрушить. К сожалению величайшему, те «мастера культуры», про которых я сейчас говорю (по крайней мере, большинство их), встроились в ряды разрушителей.

— Каждый по-своему?

— Да, но одинаково прибегая к хамелеонству, маскировке, двурушничеству, скрывая, кому и чему на самом деле принадлежит их душа.

От «комиссаров в пыльных шлемах» — к «американской мечте»

— Сейчас, во время работы над книгой о «шестидесятниках», раскрываете вы что-либо новое для себя?

— Раскрываю. Вот, например, в 1963 году много шума было, когда Евтушенко сразу в трёх странах — во Франции, Англии и Германии — опубликовал своё сочинение «Автобиография рано созревшего человека». Он потом в лакейских письмах каялся перед Хрущёвым: дескать, занесло, нечистая сила попутала.

Но от Хрущёва, да и от всей страны, постарались тогда скрыть, что было и ещё одно издание этой «Автобиографии» — американское. Причём предисловие к нему написал не кто-нибудь, а сам Аллен Даллес, глава ЦРУ и злейший враг нашей страны. Он давал Евтушенко весьма лестную характеристику как представителю нового литературного поколения в Советской России, на которое США могут возлагать самые смелые свои надежды.

— А где нашлось это издание?

— Тут целая история. Мне сперва сообщили только одно: что издание такое существует и хранится оно в каком-то полусекретном архиве, откуда выдают его лишь гражданам США.

— Чем объяснить необычную таинственность?

— Может быть, современные хозяева Штатов не хотят лишний раз демонстрировать, каким образом завербовывалась «пятая колонна» в Советском Союзе. Тем более что здесь видно личное участие начальника всемогущей спецслужбы, которое обычно скрывается.

— И как вам удалось до этого текста добраться?

— Через хорошего знакомого, имеющего американское гражданство. Он заплатил там положенные деньги и прислал мне ксерокопию. Какие-нибудь страницы в будущей своей книге я, наверное, воспроизведу.

— Вот он, их предательский путь — от «комиссаров в пыльных шлемах» к «американской мечте», к упоённому обожествлению Запада и всего западного, к готовности служить самым лютым врагам Родины. И результатом такого служения стала гибель великой державы. А они рванули в любимые страны, и прежде всего — в заветные Штаты.

— Одно из названий, которым в обиходе их нарекли уже с самого начала, звучало именно так: «штатники». Были они ещё и «детьми Арбата», «детьми ХХ съезда». Ну а мы — «деревенщики», «почвенники»: нам родная почва была дорога. Потому мы Родину и не покинули — не уехал никто из моих литературных друзей. Их же, уехавших за рубеж, не перечтёшь! Говорит кое о чём?

— Говорит. Я был поражён, как быстро отбыл в США тот же Евтушенко. Он ведь сразу после переворота в августе 1991-го организовывал захват Союза писателей, который вы вместе с Юрием Васильевичем Бондаревым и другими товарищами самоотверженно обороняли. Судя по всему, претендовал в будущем командовать писательским Союзом…

— Верно, верно! Он уж и кабинет себе там присматривал. А знаете, почему вдруг намерение изменил?

— Не знаю, но интересно узнать.

— Другой соблазн перевесил. Одновременно ведомство Козырева (российский МИД) оформляло дипломатические паспорта ему и его домочадцам. Потому что поступило приглашение из США, которым Евтушенко гарантировались и бесплатное путешествие по Штатам, и поездка на Гавайи, и много чего ещё сладостного и приятного. Видимо, это была форма расплаты за его услуги ЦРУ и прочим деликатным ведомствам США, которые в долгу теперь не остались. Вот и покатил в Америку…

— До чего легко типажи эти расставались и расстаются со своей страной!

— Ныне их уже больше, пожалуй, там, «за бугром», или имеющих двойное гражданство и готовых, как они выражаются, «свалить» в любой момент.

— И по-прежнему их там обхаживают, а они стараются, конечно, изо всех сил угождать. Разве не об этом свидетельствует, скажем, присуждение Нобелевской премии Светлане Алексиевич — за её русофобское и антисоветское сочинительство? Стремясь «соответствовать», она немедленно заявила в интервью «Деловому Петербургу», что «понимает» мотивы необандеровцев, убивших украинского писателя Олеся Бузину, и допускает на время запрет русского языка на Украине, чтобы «сцементировать нацию».

— О кровной связи с Родиной, которую для меня всегда немыслимо было порвать, я ещё в 1970-е годы написал стихотворение, и его сразу же напечатал тогдашний главный редактор «Комсомольской правды» Валерий Ганичев. Начиналось оно так:

Непонятно, как можно покинуть

Эту землю и эту страну,

Душу вывернуть, память отринуть,

И любовь позабыть,и войну.

Нет, не то чтобы я образцовый

Гражданин или там патриот —

Просто призрачный сад на Садовой,

Бор сосновый да сумрак лиловый,

Тёмный берег да шрам пустяковый —

Это всё лишь со мною уйдёт…

Между прочим, это стихотворение прочитал в то время и отметил, даже откликнулся на него великий русский композитор Георгий Васильевич Свиридов, с чего и началась наша многолетняя дружба.

Как же воспитывать патриотизм?

— По существу, мы говорим сейчас о чувстве патриотизма. Было время, начиная с горбачёвской «катастройки», когда само слово «патриотизм» сделали у нас чуть ли не бранным. Достаточно вспомнить, как назойливо повторялось и повторялось, в том числе на властном верху, что патриотизм — это последнее прибежище негодяев.

Теперь пластинку сменили. Патриотизм, можно сказать, введён в официоз и даже в моду, стал расхожим и казённым понятием. Однако ничто вас при этом не смущает?

— Смущает многое, а особенно — кричащая противоречивость того, что приходится видеть и слышать. Для ясности приведу хотя бы два факта.

В канун президентских выборов действующий глава государства на массовом митинге встречается с избирателями. И с чего же начинает он свою речь? Со стихов Есенина!

Если крикнет рать святая:

«Кинь ты Русь, живи в раю!»

Я скажу: «Не надо рая,

Дайте родину мою».

Сильный ораторский ход?

— Сильный, ничего не скажешь.

— Люди воспринимают кандидата на очередной президентский срок вместе с Есениным и через Есенина. Думают: «Вот настоящий патриот».

Но через какое-то время этот же президент приходит поздравить с юбилеем «правозащитницу» Людмилу Алексееву и вручает ей награду, а позднее посещает её похороны. Спрашивается: за что такие почести человеку, который всю жизнь положил на борьбу с нашей страной? Ведь в последний момент выяснилось, что она не захотела даже быть похороненной «в этой стране» и место ей уготовано на Арлингтонском кладбище в Вашингтоне. Как заслуженному ветерану «холодной войны», активной участницей которой она была на стороне США.

— Выходит, так.

— Именно так! Но совместимо ли это с воспитанием патриотизма в России, к чему власть ныне вовсю призывает?

Несовместимо и много чего ещё. Например, Ельцин-центр, превозносящий одного из главных разрушителей Советской страны и возводящий хулу на всё наше советское прошлое. Теперь такое же заведение, вслед за Екатеринбургом, рвутся устроить и в Москве. У нас иногда вроде бы официально осуждают «декоммунизацию», которая развернулась на Украине. Но сами-то занимаются тем же, в разнообразных проявлениях!

Я одно время записывал антисоветские и русофобские выходки, то и дело звучащие по официальному радио и телевидению. Не одна толстая тетрадка набралась! А радио «Эхо Москвы», которое финансирует «Газпром», — кого оно взращивает? Слушая их, поневоле можно стать ненавистником своей Родины. Наверное, власть надеется эту братию приручить, а я считаю, что у них ненависть ко всему русскому и советскому иррациональная.

— Они регулярно проводят и свои так называемые «Дилетантские чтения», посвящённые нашей истории. Недавно отличился здесь писатель Дмитрий Быков.

— Как же, слышал! Опять аналогия сталинизма и фашизма. Даже по Быкову получается, что уничтожение евреев началось не в Германии, а… в Советском Союзе. Власов же — истинный герой, и ему обязательно должна быть посвящена книга в серии «Жизнь замечательных людей».

— С упорством маньяков выворачивают всю нашу историю наизнанку. Предателей делают героями, а подлинных героев мажут грязью или замалчивают. Холокост не забыт, но не очень-то говорят о тех, кто спасал и спас еврейский народ от полного уничтожения. Наоборот, ещё и перекладывают вину с больной головы на здоровую…

— О, как мне хочется дать свой расширенный ответ всем этим «быковым»! Надо всё-таки собраться и написать. Здесь я обязательно сошлюсь на документальное свидетельство писателя Василия Гроссмана, который, будучи военным корреспондентом, вместе с нашими войсками в числе первых вошёл в освобождённый от фашистов концлагерь Треблинка. Потом, буквально по горячим следам, он напишет потрясающий очерк «Треблинский ад», выпущенный и отдельной книжкой, памятной мне ещё с той, военной поры.

Так вот что, кроме всего прочего, засвидетельствовал Гроссман, особо подчеркнув это. Когда еврейских юношей, обречённых на смерть, загоняли в газовые камеры, они шли туда с песней «Широка страна моя родная» и с возгласами «Сталин отомстит!».

Вправе ли извращать такое Дмитрий Быков или кто угодно ещё?

— Понятно, что никто не вправе.

— Значит, они совершают преступление, за которое ответ им держать не только перед живыми, но и перед мёртвыми. Перед правдой истории.

Беседовал Виктор КОЖЕМЯКО