Вячеслав Лопушной

НОЧЬЮ Я ПОЗВОНИЛ АЛЕКСАНДРУ БЛОКУ

Это случилось на исходе 20-го века… Ночью я позвонил Александру Блоку. На другом конце…столетия Поэт взял трубку: «Вас слушают…» Я поздоровался и назвался. И Александр Александрович вспомнил меня! Оказывается, он читал моё стихотворение 70-х годов, навеянное его строками! В них я восторженно увидел не что иное, как мировое научное открытие, высказанное…раньше знаменитого ученого, приоритет которого никто и никогда не подвергал сомнению. «Любопытное стихотворение» – сказал Поэт. «Только, сделайте одолжение, милейший, больше его не печатайте в том виде: боюсь, оно слишком несовершенно …Так чем могу служить?»
Я совсем разволновался и начал сбивчиво излагать свою просьбу: Наши поэты вышли на площадь…Их задержали… В общем, попросил вступиться. И Блок обещал помочь!.. Наутро я напрочь забыл, против чего выступали поэты. Да и не помню, чтобы они вообще когда-либо выходили на площадь, кроме, как в день рождения Пушкина…Но когда пересказывал всё это Валентину Махалову, кузбасскому мэтру и своему крестному отцу в поэзии,...волосы мои продолжали шевелиться, а кожа - кирзаветь. Но он воспринял сие вполне серьезно: «Коль скоро ты разговаривал с Блоком, это какой-то знак. Садись, пиши немедля…»
И всё же я не случайно обратился за поддержкой, именно, к Блоку. Человеку, который умел сострадать, как никто другой. Ведь это он с горечью заметил сто лет назад: «… а в желтых окнах засмеются, что этих нищих провели»… Иногда свежо эта строка звучит и сегодня, не правда ли? Но о том – не здесь…Блок писал, что с болью «слышит, как рушится старый мир». К слову, я всегда подозревал, что его «Двенадцать» никакое не восторженное признание революции, а… великий памфлет на неё. Достаточно вспомнить, какой сарказм он вкладывает в сценку собрания в публичном доме или в эти фразы: «мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем», «с офицерами гуляла, шоколад «Миньон» жрала» … Но главное, Блок для меня – один из тех посланцев Бога на Земле, кому и в самом деле «чье-то солнце вручено». Впрочем, восторгаться им – не ново. Тем более, что выше и талантливее других это сделала Марина Цветаева: «Вседержитель моей души!»… Его стихи потрясают меня тем, прежде всего, как невероятно много «глухих тайн» доверил ему Господь. Именно он открыл то, что может повторить про себя каждый чувствующий человек: «В моей душе лежит сокровище, и ключ поручен только мне…»
Но, прежде, чем продолжить о главном, с чего начал, – о фантастическом предвидении Поэта, неудержимо хочется поведать смешную историю о том, как строки Александр Блока однажды недурно…накормили меня. Это случилось в Алма-Ата летом 85-го… Мне тогда выпало по службе поблаженствовать там – на курсах Госстроя Союза –целый месяц. Большую часть слушателей курсов составили представители наших среднеазиатских республик – географическая близость, – и о них у меня остались самые добрые воспоминания. Как-то мы сидели в чайхане, ужинали. Аккурат, в это самое время партия запретила народу пить. И тут всё было чин-чинарем: на столах – никаких бутылок и графинов. Горячительную влагу разносили исключительно в чайничках… Повеселели. Наша компания, конечно, была не без прекрасной половины. И я скаламбурил, используя строчку Блока, в какой нечаянно мне забрезжил восточный колорит: «…я послал тебе чёрную розу в бокале золотого, как небо, аи»… Кстати, ещё раньше меня занимало: что за диковинный напиток «аи» послал поэт героине стиха? Начал искать. В советских словарях ничего не обнаружил. Углубился в дореволюционные, и – вот оно слово! – нашел. Оказывается, это особый сорт шампанского из винограда деревушки Аи (Ауе - по-французски) – провинции, конечно же, Шампань… Когда в 80-м году я впервые оказался в Париже, то пытался отыскать заветную бутылочку. Без колебаний выложил бы за неё свои скудные франки. Но эти «тёмные» французы только плечами пожимали. Может быть, я не с теми общался или они Блока не читали?… Но снова о той строчке. Один дотошный коллега попытался меня поправить: правильно, мол, не «золотого, как небо», а «как солнце». Само собой, говорю, «как солнце» здесь вполне напрашивается. Но ведь Блок – не Хайям или Низами: небо по-другому мог видеть. Поспорили. Мне замаячило нечто. И не остановила восточная же мудрость, нелестно говорящая об обоих спорящих. А спор всем загорелось разрешить немедленно. Опущу детали, как мы, не слишком трезвые советские граждане, ходили по домам столицы Казахстана и убеждали хозяев – вот картинка-то! – непрошеным визитерам непременно нужно дать порыться в полном собрании сочинений Блока… И представьте, один старичок проникся и вынес-таки нам искомое! В результате, мне до конца курсов был обеспечен…дармовой плов с «сопровождением», тот изумительный плов, какой умеют готовить только наши среднеазиаты. И как я не отказывался, в смущении пытаясь обратить в шутку наш спор, мне не позволили участвовать в складчине. Вот вам и «прикладное» значение поэзии…
Но пора уже вернуться к своему сумасшедшему захлёбу длиною в полжизни: к тому непостижимому откровению Поэта, что не перестает меня волновать, никак не отпускает многие годы. Уже сказал в начале, что когда-то меня пронзила догадка, что Блок зашифровал в своем стихотворении великое научное открытие. Возможно, – мне это неизвестно – у моей догадки были и есть сочувствующие. А, может быть, кто-то улыбнётся и покачает головой… Мистическое ли это предвидение, не знаю: я так и не успел спросить об этом Поэта. Но, судите сами, вот эти строки из стихотворения «Моей матери», написанного – дата здесь очень важна ¬– 4-го декабря 1904 года:

«…Мы провидели светлые цели
В отдаленных краях лабиринта.
Нам казалось: мы кратко блуждали.
Нет, мы прожили долгие жизни.
Воротились и нас не узнали,
И не встретили в милой отчизне.
И никто не спросил о планете,
Где мы близились к юности вечной.
Пусть погибнут безумные дети
За стезёй ослепительно млечной!…»

Опускаю другие, может быть, не столь убедительные строки, но какие тоже можно истолковать в пользу моей версии. Так что же это, как не гениальное поэтическое предвосхищение одного из постулатов теории относительности – о замедлении времени в космических полетах? Той самой теории, начала которой Эйнштейн вынес впервые на публику только в 1906 году! Если можно «алгеброй гармонию поверить», то разве нельзя – наоборот? Так неужели ему кто-то доставил из России малоизвестный журнал «Вопросы жизни» №6 за 1905 г., где, как я раскопал, впервые были напечатаны эти стихи? И ученому оставалось только найти формулы… Не знаю, насколько Альберт Германыч был знаком с русским языком. Физик, правда, нашей лирики не был лишен: позднее, живя в Штатах, он, по свидетельству очевидцев, тепло приятельствовал с женой скульптора Коненкова. Эти супруги тоже жили тогда в США. Но ведь это случилось много лет спустя… Ну, ладно, насчет плагиата, возможно, меня и занесло. Но что делать с датами, какие так близки! Нечто такое уже носилось в воздухе. И пересеклось? И состоялось!
Сдается мне, что и неисправимый материалист теперь ощутит, что поэзия, это не только тайна велика есть, но и сила крылатая – невиданная и непознанная! А разве мы не вправе гордиться, что вот этот взлёт в занебесье совершил не кто-нибудь, а русский поэт. Прорыв, рядом с коим и поставить нечего… И всё-таки…просто не могу закончить здесь ничем иным, как заключительными строчками из своего давнего – того самого – несовершенного стиха:

… Поэты на Земле – пророки,
Вселенский – Александр Блок!

г.Кемерово, 2000г.