Владимир Петрушенко 

И вновь знакомый маршрут Рубежное – Станица Луганская. Сегодня я еще на автостанции познакомился с Николаем Сергеевичем. Он из Луганска, но хочет переехать в наш город. Мне как журналисту интересно узнать, как «там»? Одни называют это свободной Новороссией и гордятся, другие удрученно и мрачно именуют свое место жительства «банановой республикой». В автобусе сел рядом с переселенцем, поменявшись местами с миловидной девушкой, которая мое предложение восприняла с удовольствием: впереди и у окна ей будет интереснее... Она едет в город Счастье. Есть у нас такой город. Счастливая, можно только позавидовать… Это горькая шутка: и этот город до сих пор обстреливается. 

Николаю Сергеевичу лет под шестьдесят. Вежлив. Малословен. Если что-то и говорит, то слова сразу обдают глубокой грустью и безысходностью. И как к нему пробиться со своей авоськой заготовленных вопросов? Николай Сергеевич не очень оправдывает мои надежды. Все время смотрит в окно, как будто по убегающим вдаль деревьям и домам пытается определить: сможет ли этот город стать ему родным, или зря он все это затеял? Едем молча в полудреме час… два… На блокпосту с основательной проверкой (это когда надо всем выходить на улицу и ждать с полчаса, пока «пробьют» по компьютеру паспорта), наконец-то, решаю узнать причину его грусти. 

–   Что-то не ладится с пропиской, наверное? Как-то Вы не в восторге, мягко говоря, от нашего города? 

–   Да, не в нем дело. Я просто все пытаюсь уехать, уехать… от себя. 

И Николай Сергеевич рассказал все - таки мне свою историю. 

В Первомайске, где он жил с семьей в четырехэтажном доме, была у него неплохая работа и нормальная зарплата по нашим временам. Но вначале войны (2014 год) дом разбомбили. Да, собственно, весь Первомайск сейчас представляет собой жалкое зрелище – многие дома разрушены. Мина угодила прямо в их подъезд. Николай Сергеевич был в дальней командировке… Ему сообщили… Приехал на второй день после обстрела. 

–   Подошел к разбитому дому, – вспоминает он, – стал подниматься по лестнице на второй этаж. Теперь он заканчивался… небом. Комната наша была наполовину целая… 

Николай Сергеевич прервался. Снова отвернулся к окну и, уже не глядя на меня, продолжил. 

– Я не смог потом жить в своем городе, ноги каждый день приносили меня к моему дому, хотя я жил уже на другой улице. Я снова и снова поднимался по лестнице в свою квартиру. Там я нашел вещи жены, дочки, рисунки в альбоме внука. Альбом не сгорел, представляете. Так, концы опалило… И под детской кроватью на другой день нашел пожарную машинку. Сама такая желтая, а бак красный, и лестница красная… Внуку Андрюше подарил ее на шесть лет… Я, когда по лестнице поднимался, то слышал голоса. Не поверите… 

Поднимаюсь на второй этаж и вдруг - голос дочери, просит в аптеку для матери за лекарством сходить. Оборачиваюсь – нигде никого. А то Андрюша спрашивает: «Дедушка, зачем ты машинку забрал, ты же мне ее подарил…». И чувствую, что он – за моей спиной. И руку поднял со сжатым кулачком. Это у нас жест такой приветствия. Я когда учил его буквам, то показывал кулак и говорил: на букву «К» – кулак. Я дед Коля – «К»… Оборачиваюсь – и снова на лестнице никого нет… 

Переехал в Луганск. Все нормально. Голоса пропали. Но вот лифт поломался. А я живу там на седьмом этаже. Я стал по лестнице подниматься…  И снова: «Дедушка, машинку пожарную привези…». 

Мне посоветовал знакомый в ваш город съездить, у вас хороший психологический центр. У нас там вообще нигде нет психологической помощи. Обратился в Рубежное. Замечательный человек там, в центре… психолог. Константин… – Николай Сергеевич снова задумался. Я подсказываю: «Константин Адаменко. Это в центральной городской больнице, я знаю…». 

– Я прожил год в Луганске, – продолжил рассказ Николай Сергеевич, – вот теперь в ваш город думаю убежать…  Но, наверное, не убегу. От себя бегу. Надо в жизни принимать волевые решения. Вовремя. Уехать надо  было  сразу. Зять-то уехал. Целехонький теперь. Но он уже и был в разводе с дочкой.  Может, даже вернусь в Первомайск потом. Такое ощущение, что я предал своих…  Так что, не в вашем городе дело. У вас как раз все нормально. И квартиры небом не заканчиваются. 

Люди в салоне автобуса дружно засуетились. Подъезжаем к КПВВ. Все выглядывают в окна: где же сегодня заканчивается хвост очереди? Я жму руку Николаю Сергеевичу и прошу: «Только Вы в Первомайск пока не ездите. Врач, наверное, тоже запретил Вам ездить туда?» Николай Сергеевич не ответил. Опять задумался. Печальные глаза смотрят в никуда. Как будто, снова поднимается по лестнице на взорванный войной свой второй этаж… 

Приближалось время сдавать в редакцию материал о переселенцах. А я еще не определился даже с темой, о чем писать. В Рубежном в центральной городской больнице сейчас  находится переселенка из Донецка. У нее осколочные ранения.  Вот, другой вариант – можно написать о хирурге – замечательная женщина, прекрасный специалист, приехавшая к нам из зоны АТО. Она работает в Северодонецке, а живет в микрорайоне «Южный»… Думаю, выбираю, и вдруг – звонок. Сначала не понял, кто… Человек сбивчиво, не представившись, рассказывает.  И, по контексту я начинаю понимать, что мне звонит Николай Сергеевич... 

Он в Первомайске?! Все-таки поехал в разрушенный город. Все-таки решил снова прийти в свой дом, подняться по лестнице на второй этаж в свою полусгоревшую квартиру. Я слушаю Николая Сергеевича. Кое-что записываю, включил и диктофон. В итоге получилось продолжение драматического рассказа. 

Первомайск 

Николай Сергеевич остановился у своего подъезда. На стене большими буквами красной краской написано: «Здание в опасном аварийном состоянии!». Не то чтобы его остановило это предостережение (с некоторых пор он перестал бояться и смерти), а просто он решил пока не подниматься по лестнице, переждать, передохнуть. Достал из походного рюкзака детскую игрушку – пожарную машинку: сама желтая, а бак и лестница красная. В его новом доме в Луганске, когда он поднимался по лестнице, голос погибшего внука просил вернуть ему машинку. И теперь Николай Сергеевич думал: поддаться на просьбу голоса, положить машинку на место под детскую кроватку, где он ее нашел, или все-таки оставить себе, как память о внуке? Закурил… 

К подъезду подошла женщина, среднего возраста, в темном платке, приблизилась ко входу, который был наполовину закрыт покосившейся и держащейся на одной петле деревянной дверью. И тут она заметила сидящего недалеко, просто на бордюре, курящего седого мужчину. 

– Вы здесь жили? Пришли к кому-то? – Вторую часть вопроса она произнесла так, словно не к дому пришел человек, а на кладбище. 

Николай Сергеевич только кивнул головой. Ничего не ответил. 

–   А в какой Вы квартире жили? – Все-таки решила разговорить молчуна незнакомка. 

–   В двадцать третьей. Там все погибли… 

Женщина понимающе и сочувственно кивнула головой. Да, дедушка с бабушкой и дочь их. А потом спохватилась: 

–   Как все?! Мальчик маленький-то нашелся в детском приюте, его при взрыве в квартире не было. Андрюша… Андрюшей зовут.  Это же целая история. В больнице был,  и дедушку считали погибшим… –  Женщина продолжала рассказывать, а мужчина, похоже, ее уже не слышал. Он схватил машинку, стал запихивать ее в рюкзак. Не ловко это у него получалось. Руки дрожали. Когда все-таки удалось, – подбежал к женщине, обнял ее и по-детски заплакал: 

–   Где? Какой адрес приюта?! 

Опешившая женщина сбивчиво рассказала, что теперь мальчик уже, говорят,  в школе-интернате  № 4, для детей-сирот и детей, лишенных родительского попечения. Это на Курчатова, кажется… 

Через мгновение Николай Сергеевич уже бежал к остановке. Его сознание, как лодка без весел, просто поплыло по течению. По течению реки с названием «жизнь!». Он остановился, зачем-то снял свой рюкзак, поставил у ног. Потом спохватился, закинул его снова за спину и снова побежал. Побежал! В рюкзаке громко брякали металлические вещи, ложки, миска.  Но, веселее и звонче всех ударяла его по спине детская игрушка – желтая пожарная машинка, с красной лестницей. 

* * * 

Представитель Красного Креста вошла в комнату младшей группы школы-интерната в сопровождении директора учреждения Натальи Петровны. 

–   Здесь у нас ребята от пяти до восьми лет. Особенно тяжелый вот этот ребенок, – директор показала рукой на сидевшего в углу мальчика. 

Он держал в руках машинку, теребил ее на весу, но не смотрел на нее. Взгляд его упирался в противоположную стену и гас. Машина выскользнула из слабых рук и упала на пол. От стука, как от выстрела, ребенок вздрогнул и посмотрел на подошедших к нему женщин. 

–   Он совсем не разговаривает, – добавила директор интерната. – Сколько мы ни  пытались с ним заговорить – ни в какую. Хотя все понимает,  –  умный ребёнок. Только иногда плачет. Как взрослый плачет. Слезы текут по щекам, и все.  Ни голоса, ни всхлипывания. 

Гостья провела рукой по голове мальчугана и почти вскрикнула от неожиданности. 

–   Да ведь у него седина! 

Она по-матерински обняла мальчика и спросила: 

–   А как зовут маму? А папу? Где ты жил? Кто твои родители? Может быть, бабушку помнишь или дедушку? Как зовут маму…,  папу…,  дедушку?.. 

В большом зале школы-интерната часть детей младшей группы играли на полу, на красивом ковре, багровом, с желтыми симметричными квадратами и кругами. Некоторые дети сидели вдоль стены на лавочке. Две девочки, лет шести, стояли у окна, вглядываясь в проходящих мимо здания чужих женщин, похожих на мам. 

Войдя в коридор, Николай Сергеевич рванулся было сразу и дальше в зал, но полная пожилая воспитательница в белом медицинском халате, надетом поверх простенького домашнего халатика, всплеснула от ужаса руками и буквально заголосила: «Мужчина! Вы куда! Там же дети. Разуйтесь немедленно. На вас же смотреть страшно, там все стерильно! Вы с ума сошли! 

Вошедший в коридор только скользнул   молящим  взглядом   и тут же рухнул на колени и, стараясь не касаться нового ковра своими пыльными туфлями, пошел к лавочке, на которой сидел мальчик с машинкой в руках. Он шел на коленях, глядя в одну точку – в лицо внука.  Торопливо продвигаясь  на коленях, он  смотрел на Андрюшу сквозь  слезы, застилавшие его глаза, отчего его желанное видение приобретало расплывчатые очертания родного человечка. 

Мальчуган, к которому приближался по ковру дед Коля, поднял сначала правую руку, сжатую в кулачок, потом подбежал к деду и обнял его своими ручонками крепко-крепко, продолжая громко и радостно восклицать: «Коля, Коля, дедушка Коля!» 

Воспитательница всплеснула руками – Надо же, заговорил! 

* * * 

Последний раз в этот день Николай Сергеевич позвонил поздно вечером. Снова много, радостно и эмоционально повторял, как он нашел Андрюшу. А потом добавил, что теперь с ним переедет в наш город Рубежное. 

Но это уже другая история.