Татьяна Янковская

 
Учат нас и грамоте
И письму,
А не могут выучить
 Ничему.
 
С.Я. Маршак, «Кот и лодыри»
 
Йожик моет раму
Удивительно, что, осознавая важность языка для формирования личности, сегодня детей в России учат родному языку, как иностранцев. Русский язык лишают простоты и логики, которые в нём заложены. Через схемы слов, предлагаемые в букварях до того, как ребёнок научился читать, с ранних лет закладываются будущие ошибки; неоправданная сложность обучения порождает нелюбовь к своему языку, поощряет замену русских слов иностранными. 
Звуковая запись слова в первом классе – зачем? Ведь русский ребёнок впитывает звучание слов родного языка с молоком матери! Здесь нет проблем с чтением, как в английском, где, как гласит шутка, пишется «Ливерпуль», а читается «Манчестер». Из дискуссии в сети: «В США так много дислексиков, потому что им трудно найти логику в произношении слов too, door, blood. Или почему в Pacific ocean все три буквы “с” звучат по-разному». Поэтому английскому языку необходима транскрипция. Я научилась читать в пять лет, спрашивая у мамы, как пишется та или иная буква, не различая букву и звук. В этом решающее отличие русского языка! В сам процесс чтения по-русски заложена логика, развивающая у ребёнка здравый смысл и предрасположенность к поиску простых решений – качества, полезные во всех сферах деятельности. 
Судя по современным букварям, с самого начала обучения первоклассников чтению и письму много времени тратят на фонетические разборы по искусственно усложнённому алгоритму. Дети пишут «йожик», «салавей» и т.п. и запоминают это; столько раз повторяют, что в слове «рысь» три звука, что потом и на письме забывают про мягкий знак. Способ преподнесения материала должен быть максимально кратким, ясным и логичным. Именно так построен букварь 1956 года, созданный коллективом научных сотрудников Академии педагогических наук и учителей школ Москвы и Ленинграда, под редакцией академика И.Ф. Свадковского. «Исторической особенностью отечественного языкознания было единство академической науки – и средней школы. Начиная с А.Х. Востокова, Ф.И. Буслаева, И.И. Срезневского, ученые-лингвисты были авторами школьных учебников и сами учили детей», – пишет лингвист, доктор наук Л.Б. Парубченко[1]. Куда это делось сегодня? «Почему уже 30 лет к этим проблемам не подпускают опытных практиков-педагогов, авторитетных ученых из МГУ, СПбГУ и пр., имеющих учёные степени и опыт работы в сфере педагогики, философии образования, физиологии, возрастной психологии, социологии образования, медицинской антропологии, когнитивной философии и др.?» – спрашивает кандидат философских наук, педагог И.Н. Каланчина[2]. Почему нельзя обновить и использовать букварь, по которому успешно учились дети в 1950-е годы? Потому что сегодня «мама мыла раму» будет расценено как гендерная дискриминация?
Большинство нынешних букварей основано на идеях развивающего обучения Д.Б. Эльконина – В.В. Давыдова и Л.В. Занкова. Здесь речь не о теории, а о воплощении её на практике. Один из заявленных принципов – обучение на высоком уровне трудности. В мире, где всё взаимосвязано, это напоминает мне шоковую терапию, которую «капитализм катастроф» (определение Наоми Кляйн)[3] применяет для разрушения экономики конкурентов: природные, техногенные либо искусственно созданные катастрофы используются, чтобы сломать психику народа, а потом – «делай с ним, что хошь».
Другой принцип: в изучении программного материала идти вперёд быстрым темпом. Из статьи Парубченко в «Учительской газете»[4]: «Ещё одно “достижение” методики Занкова – т.н. “переслаивание” материала, когда в 1-м классе сегодня изучается существительное, завтра – глагол, послезавтра – прилагательное, а послепослезавтра – опять существительное. В результате ни того, ни другого, ни третьего… Спешка, лихорадочность дёргают ребёнка, разрушают его цельность, ломают психику». Это напоминает мне эксперименты в области корпоративного управления (КУ) – т.н. multitasking. Мой начальник в GE (General Electric) говорил мне: «Нас учили делать много дел одновременно, постоянно переключаться. Ничего, что не выполнишь работу на 100%, зато сделаешь больше». В результате сроки не соблюдаются, дело не доводится до конца. Получается не меньше, да лучше, а больше, но хуже и дороже. Это заведомая установка на брак и недоделки, а в школе – на недоучек. Читаю в «Российской газете»: «Сегодня дети не выполняют все задания по очереди – они могут всё делать одновременно... Это своего рода управляемый хаос, в котором они привыкли жить, поэтому и выстраивать образовательный контент надо в соответствии с форматом мышления современных ребят»[5]. Сомневаюсь, что нынешние дети сплошь юлии цезари. Установка на хаос в головах школьников – куда уж откровенней! Но кто этим хаосом будет управлять?
Ещё один постулат развивающего обучения: осознание школьниками процесса чтения. «Младшие школьники с самого начала усваивают теоретические основы русского письма и овладевают орфографическими умениями. Они рассматривают букву как знак фонемы, а не звука. Буква выступает для детей как средство реализации при письме, отношения между значением морфемы и её фонемной формы, которое в устной речи реализуется посредством звуков. Выделение и первоначальный анализ этого отношения… должны составлять содержание первых учебных задач, решаемых младшими школьниками», – пишут на сайте «Инфоурок»[6]. Т.е., на старте запутывают детей, мешая успешному овладению языком, который окружает их с рождения! Навязанный реформаторами подход не только препятствует получению систематических знаний, но и подавляет интуицию, инициативу, выкорчёвывает задатки логического мышления. «Всякая теоретическая мысль, высказанная преждевременно, связывает ученика и лишает его свободного сознания, получая вид предрассудка», – писал ещё Ф.И. Буслаев[7]. 
О букварях много написано специалистами и обеспокоенными родителями. Я просмотрела несколько букварей и учебников русского языка для 1 класса. Специалисты скажут своё слово, но с точки зрения здравого смысла часть заданий кажется бессмысленной тратой времени – например, перечислить буквы, в названии которых есть звук э, звук а и сосчитать, сколько их. В букваре Журовой есть хорошие тексты из русской детской классики, но многие упражнения воскрешают в памяти перекладывание Каем льдинок в чертогах Снежной королевы. Букварь Андриановой изобилует схемами для изображения звуков, слов, предложений, надуманными заданиями – чистоговорки, эхо и т.п. Зачем это первоклассникам? Задача школы на первом этапе – быстро научить детей читать и писать, благо русский язык это позволяет, и переходить к изучению грамматики и чтению лучших произведений русской литературы, что поможет не только с грамотностью, но и с воспитанием.
Вспомним, что мы читали в начальной школе. Вот стихотворение Сурикова о мальчике, катавшемся с горки на санках и оказавшемся в сугробе: 
…И друзья-мальчишки,
Стоя надо мной,
Весело хохочут
Над моей бедой.
Всё лицо и руки
Залепил мне снег…
Мне в сугробе горе,
А ребятам смех!
Вместе со стихами ребёнок впитывает здоровое восприятие ситуации, которых много будет в жизни каждого, – можно обойтись без похода к школьному психологу! 
А знакомое всем «шалун уж заморозил пальчик, ему и больно, и смешно» – мостик в уникальную русскую смеховую культуру, когда может быть смешно и страшно одновременно. Этот отрывок из «Евгения Онегина» особенно рьяно подвергается нападкам из-за строк «бразды пушистые взрывая, летит кибитка удалая». Детям непонятно? Ну так объясните! Приобщение к поэзии, хорошей литературе идёт через обучение. 
Герой учебника Репкина робот Сам Самыч пишет: знайу, умейу, думайу, пробуйу. Детям предлагается работать с такими изображениями слов, как т’от’а, й’олка, й’ест, кл’уква. Зачем? Кто-то думает, что ребёнок, знающий буквы, не сможет прочесть слово «тётя»? В отзывах – крик души репетитора: «Ни в коем случае не отдавайте детей в школу, где учат… по этому “учебнику”! Эта квазинаучная абракадабра не обеспечивает ребёнку грамотности и любви к языку, а главное – не стыкуется ни с одним другим учебником и справочником». А старый добрый букварь 1956 года легко и быстро обучал чтению и письму, хотя авторы не забыли ни йотированные гласные, ни роль мягкого знака, ни специфику правописания гласных после шипящих – но лишь настолько, насколько это необходимо первоклассникам. Информация, не погребённая в дебрях «инновационного» мусора, легко усваивалась. 
Недавняя новость: «Счётная палата будет разбираться со школьной неуспешностью»[8]. Говорит директор Департамента аудита образования, науки и инноваций Счётной палаты Светлана Меркушина: «В первую очередь, мы хотим оценить масштаб проблемы и определить основные факторы, которые способствуют школьной неуспешности… Наибольший интерес представляет применение эконометрических методов анализа данных – влияния отдельных факторов школьной неуспешности на те или иные критерии, выбранные как показатели неуспешности, и построение однофакторных или многофакторных моделей». Т.е., речь не идёт об обучении и воспитании – дети всего лишь служат базой данных для построения эконометрических моделей и оправданием для освоения фондов. 
Куда это приведёт, могу предположить: двадцать лет назад большинство абитуриентов одного из нью-йоркских университетов, записавшихся на программу подготовки школьных учителей математики и информатики, не могли умножить десятичную дробь на 10. А в первые годы после переезда в США я, сдавая очередной отчёт начальству, слышала: «Ты пишешь лучше, чем 90% выпускников американских школ (вариант: инженеров)». Позднее я входила в группу сотрудников (единственная неамериканка среди них), кто визировал документы, связанные с производством, и находила в них столько ошибок, что секретарша потребовала, чтобы мне приносили все тексты на проверку до их утверждения и введения в оборот. Мой английский не был совершенен, в Союзе я изучала немецкий и французский, но у меня были хорошие базовые знания и умение учиться. 
 
С рынка на Bazaar
Любопытная закономерность: именно госчиновники, по должности своей призванные блюсти высокие стандарты в русском языке, зачастую выступают против любой попытки своих коллег и специалистов этому способствовать. Точно так же многие профессиональные филологи наиболее оптимистичны в отношении способности языка справиться с попытками его замусорить и грамматически переформатировать. Обоснован ли такой оптимизм? 
Е.Л. Куксова и Ю.С. Блажевич пишут[9], что в силу меняющихся социолингвистических и политических ситуаций подавляющее большинство населения Земли вынуждено использовать для коммуникации более одного языка: родной и второй официальный в стране проживания, родной и государственный, и т.д. Тесный контакт между двумя языками может закончиться полным исчезновением одного из них, отмечают они. Так что серьёзные изменения, произошедшие в русском языке в последние годы, отнюдь не безобидны! Переводчик, который много лет по заказу американской международной фирмы переводит тексты с английского и французского языка на русский и украинский, сказал мне, что из-за обилия англицизмов во французском языке сегодня невозможно переводить с него без знания английского.
Ошибочно частое сравнение современного нашествия английского языка с тем, что русские аристократы в XIX веке говорили по-французски, – ведь тогда подавляющее большинство населения продолжало говорить по-русски, а те, кто «знал грамоте», читали только по-русски, за исключением верхушки общества. Теперь же у всех есть телевизор и интернет, из которых несётся пиджин-инглиш вперемежку с исковерканным русским. Полноценная русская речь стала редкостью. Сегодня всё чаще можно видеть неуверенность в правильности произнесения слов у литераторов, историков, политиков, журналистов, причём это феномен недавний, раньше я таких колебаний не замечала. Сможет ли выжить язык, если грамотных его носителей не останется?
Язык – это рынок, инструмент регионального и мирового объединения в экономические кластеры, и как государства, так и мировые столпы экономики вкладывают большие деньги в распространение своего языка и искоренение языка конкурента. Он является также интегрирующим инструментом культуры и системы ценностей. Уверенность в том, что язык сам отбросит лишнее, – то же самое, что мантра «рынок всё решит» в экономике. Но рынком манипулируют те, в чьих руках деньги и власть. Совсем не случайно в странах СНГ планомерно вымывается русский язык, который объединял население Российской империи, а в СССР ещё и способствовал распространению и процветанию национальных культур. Учитывая, какая борьба ведётся во многих странах мира против использования русского языка (например, компания Амазон ограничила возможность продажи книг на русском языке[10]) и как мало заботятся о его выживании на родине (в библиотеке сервиса Сторител в России в 2020 году насчитывалось более 20 тысяч книг на русском языке и 50 тысяч на английском[11]), силы на сегодняшний день неравны. Без грамотного владения историческим региональным языком в странах бывшего СССР не будет необходимого уровня образования, а значит, не будет специалистов, способных развивать современные технологии. Потеряв русский язык, малые народности, населяющие традиционный российский ареал, могут лишиться и своего языка. 
Согласно опросу фонда «Общественное мнение» в октябре 2020 года[12], опечатки в СМИ и ошибки в устной речи замечают 21% опрошенных, из них часто замечают 48% респондентов, а раздражаются из-за ошибок 24%. Значит, значительный сегмент «рынка» заинтересован в поддержке культуры речи! Журналист, филолог, телеведущая Марина Королёва много лет ведёт программы и рубрики, посвящённые русскому языку, и издала три книги. О запросе на грамотность свидетельствует и популярность канала «Училка vs ТВ» Татьяны Гартман, хотя она и сама порой допускает ошибки. Нужен именно систематический подход для выработки программы преподавания и защиты языка. Это важно и для тех, кто волею судеб живёт в других странах, но связан с русской культурой.
Нередко эмигранты даже бережней хранят язык и традиции. Когда на концерте слёта «Синий троллейбус» в США, проходившего в большом частном кемпинге, владелец решил в качестве бонуса угостить публику попкорном, «наши люди» быстро потребовали выключить машину, от которой шёл раздражающий запах горячего масла, да и дети, до того смотревшие на сцену, начали шуметь и мусорить, получив пакетики с сомнительным лакомством. В России же теперь неизменно призывают народ «запастись попкорном» – и в прямом, и в переносном смысле. Знаковой для клуба «Синий троллейбус» стала песня Анны Гринберг на стихи Ирины Акс:
Что стоит нам в жизни особо беречь,
Ища в ней священной основы,
Давай сохраним нашу русскую речь,
Великое русское слово.
 
Сколько в мире Голландий и Казахстанов
Чрезмерное увлечение англицизмами, неправильные ударения – это раны не смертельные, они поддаются лечению. Но когда новые слова русского языка образуются с английскими суффиксами (нравибельность, киргизинг), а из всего богатства русских суффиксов, о любви к которым писал Александр Генис[13], остаётся только «к» – контролька, домашка, предложка, фундаменталка и т.п. – и коренным образом меняются правила согласования слов в предложении, языку наносятся серьёзные травмы. 
Когда станет обычным делом говорить и писать «на Северном и Южном Уралах», в «Западной и Восточной Сибирях» и, господи прости, «в Киевской и Московской Русях» – это может быть смертельным для русского языка, а значит, русской истории, о чём предупреждал Мандельштам[14]. Сегодня русский язык упорно толкают на этот путь. 
Помните, как Стрекоза из басни Крылова кайфовала летом, когда «под каждым ей листком был готов и стол, и дом»? А потом – «с зимой холодной нужда, голод настаёт». Сегодня это исправили бы на «были готовы и стол, и дом» и «нужда, голод настают». Или строчка из шлягера 50-х годов «Сероглазая»: «Люблю твой взгляд, улыбку, звонкий смех». Сегодняшние редакторы изменят это на «твои взгляд, улыбку, звонкий смех». Но это противоречит речевым традициям и правилам русского языка! 
Загляните в «Справочник по правописанию и стилистике» Розенталя[15], где есть разделы о согласовании сказуемого с однородными подлежащими, об определении при существительных – однородных членах, о двух определениях при одном существительном, и т.д., и т.п. Правила просты, понятны и сопровождаются примерами, которые в прах разбивают все эти «мои авторские коллаж и графическая обработка», «низкие спрос и цены на газ», «сопровождается сильными удушьем и конвульсиями», «страдает маниями величия и преследования», «произошли несколько перестрелок», «жёлтые резиновые утка с утёнком», «так и не вошли в наши плоть и кровь» (примеры взяты из российских газет, журналов, сайтов). А ведь всегда говорили «вошли в мою (нашу) плоть и кровь»! Далее: «у него развились острая дыхательная и сердечная недостаточности», «годы, вобравшие в себя его и мою эмиграции», «восстановление половой, гендерной, расовой, групповой справедливостей», «игровую, продуктивные, познавательно-исследовательскую деятельности» – так в газетах. А в пьесе «Баня» Маяковского читаем: «Мы хотим отдохнуть после государственной и общественной деятельности». Значит, при переиздании это изменят на «деятельностей»? Или: «двух исторически наиболее развитых провинций страны – Северной и Южной Голландий» (газета «Взгляд»). Но в Википедии читаем: «Южная и Северная Голландия — это лишь две из двенадцати провинций нынешних Нидерландов». Так существуют ли единые правила согласования, как это было раньше? На практике ошибочный первый вариант уже становится приоритетным. Значит, «оппозиционная грамматика» вытесняет традиционную? Но когда грамматической нормой становится «между восточной и западной Украинами», «в северном и южном Казахстанах», русский язык перестаёт быть правдивым и свободным, а значит, утрачивает своё величие и могущество. Сегодня меня бы поправили: утрачивает свои величие и могущество. 
Откуда взялось это насилие над языком? Возможно ли, что это связано с компьютерной правкой или с подгонкой под ЕГЭ? Упрощение и искажение норм повлекло за собой укоренение многих ошибок – например, теперь сплошь и рядом разбивают запятой составные союзы, такие как прежде чем, потому что, ставят запятую перед «как» в значении «в качестве», путая со сравнительным оборотом. 
Сделаны первые шаги в сторону своеобразной политкорректности: глаголы «садиться» и «кончать» приобрели в последние годы негативную окраску и почти перестали употребляться. Есть множество пословиц и идиом со вторым глаголом: кончил дело – гуляй смело; всё хорошо, что хорошо кончается; осталось начать и кончить; плохо кончит и т.п. Теперь скажут: закончит, заканчивается. Но почему? Потому что у этого слова есть жаргонное значение и для кого-то оно затмевает все остальные? Вспоминается история с домработницей, которая отчитывалась перед хозяевами о покупках на базаре, и под конец, потупившись и краснея, сказала: «И два десятка их». Точно так же теперь не принято говорить «садитесь», а только «присаживайтесь», потому что в чьём-то ущербном воображении сесть можно только в тюрьму (хотя и о приговорённом могут сказать, что он «присел» на два года). Почему люди с тюремным кругозором, извращённым воображением и неразвитой речью становятся законодателями стандартов языка? Читаем у Пушкина в «Моцарте и Сальери»: «Ах, Моцарт, Моцарт! Когда же мне не до тебя? Садись». Неужели сегодня это исправили бы на «присаживайся»?! А как насчёт песни «Я так хочу, чтобы лето не кончалось»? 
На ум приходят апокалиптические прогнозы, но не хочется быть Кассандрой – тем более, что по натуре я оптимистка.
 
Простые средства
Русскому языку нужно вернуть его правдивость и свободу. В первую очередь необходимо определить источники систематического, разрушительного «наезда» на язык. А иначе получится, как с изучением проблемы продажи наркотиков в американских школах. Автор исследования пришёл к выводу, что дети покупают наркотики у других детей. «А те где берут?» – резонно поинтересовалась ведущая телеканала c-Span. «А это мы не изучали», – не моргнув глазом ответил грантоед. 
Для поднятия грамотности носителей русского языка необходимо систематизировать типичные ошибки и предупреждать их, начиная со школы, а для взрослых создать систему их исправления. Важна правильная постановка задачи, тогда будет ясно, какими средствами её решать. Тренинги, школы и мастер-классы, повышающие уровень владения родной речью, принесли бы огромную пользу.   Необходимо понять, что вызывает изменения русского словообразования, грамматики и повальное распространение англицизмов (речь не идёт о необходимой технической терминологии и обозначении новых понятий!). Нужны не запреты, а контрмеры, вроде курсов повышения квалификации работников СМИ. Для теле- и радиожурналистов, для политиков и чиновников, для всех, кто по долгу службы публично «работает языком», нужно проводить короткие языковые курсы, концентрируясь на наиболее распространённых ошибках – ударение, склонение числительных, степени сравнения прилагательных, основы согласования слов в предложении, наиболее часто употребляемая специальная терминология и топонимы. Это резко поднимет культуру речи! Как перед началом работы в лаборатории или на производстве проводится инструктаж по технике безопасности, так же необходим инструктаж для дикторов, лекторов, воспитателей, преподавателей, чиновников и т.п. Речевая «техника безопасности» должна стать обязательной частью их подготовки. Можно было бы выдавать лицензии на вещание при условии, что сотрудники пройдут обучение/тренинг по грамотной русской речи, снабдить их словарями и справочниками. И, конечно, сделать такое обучение доступным для всех желающих – как коренных жителей, так и иммигрантов.
Новое – это хорошо забытое старое. Был отличный словарь ударений для работников радио и телевидения. Почему бы не переиздать? Теперь приходится слышать неправильное ударение в самых простых и распространённых словах – приня́ть, нача́ть и производных от них. Часто приходится слышать гро́теск, та́бу, плодоно́сить, ходата́йство, кажи́мость, приго́ршня, при́быть, намере́ние, вы правы́, Сергий Радоне́жский; путают шаба́ш и ша́баш, забыли, как изначально звучало выражение «в каждой шутке есть доля правды» – список можно продолжить. Практически никто сегодня не говорит флюорогра́фия, церковно-прихо́дская, на кру́ги своя, хотя словари по-прежнему дают традиционное ударение, – всё потому, что из-за отсутствия стандартов «сбит прицел», по выражению Максима Кронгауза. То же самое с правописанием. Самые образованные люди всё чаще пишут удвоенное «н» в словах мороженое, бешеный, раненый, квашеная, жареная. А злополучное «пироженое»? А «обезбаливать» и «узаканивать», когда все знают проверочные слова «боль» и «закон»? Недопустимо, когда чиновники высшего ранга говорят «НАТО сделало обещание», «ограничения в отношении России используются целыми рядами государств», «нежели чем» и т.п. Ведь их ошибки подхватывают миллионы! Сделать умение говорить грамотно модным и популярным было бы благодарной задачей.
Среди русскоязычных иммигрантов в США хуже всего, как правило, говорят по-русски те, кто плохо владеет и английским. Безграмотные люди, сверх меры засоряющие речь иностранными словами, забывают родной язык. В США я встречала таких, кто после двадцати лет проживания здесь разучился писать по-русски. Но для них это не критично, они живут в англоязычной стране. А для России вопросы «как это по-русски» в публичном поле отнюдь не безобидны – забывание языка уже начало происходить. 
 
Напутствие классиков
Писатели, педагоги, корифеи науки и культуры России много писали об образовании и первостепенном месте в нём русского языка. Я приведу высказывания двух из них, в чьей судьбе и творениях ярко проявилась национальная самобытность.
Валерий Гаврилин: «Наши русские гении дрались за русский язык, а тут появляются альмеи[16], корёжат его, и им аплодируют… Настоящий художник в своём народе выступает от имени всего человечества, и во всем человечестве — от имени своего народа».
Василий Шукшин: «Мы из всех исторических катастроф вынесли и сохранили в чистоте великий русский язык, он передан нам нашими дедами и отцами. Уверуй, что всё было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наше страдание — не отдавай всего этого за понюх табаку. Мы умели жить. Помни это. Будь человеком»[17].
 
Нью-Йорк, 2021 г.