Евгений Черняховский

Я думаю, что меня можно было бы назвать хорошим другом в одном узком аспекте – я внимателен к своим друзьям. Я довольно много думаю о том, как они живут, что они мыслят, говорят и пишут, почему поступают именно так, а не иначе… В дни подготовки к вечеру памяти Владимира Высоцкого позвонил человек, мне, несомненно, близкий – и в ходе двухчасового телефонного разговора подверг уничтожающей критике деятельность журнала «Радуга» - як-то кажуть, в цілому – а в особенности образ мыслей и поведения членов редколлегии журнала Сергея Черепанова и Владимира Каденко. Застигнутый звонком врасплох, я отвечал довольно вяло в том смысле, что «Радуга» - журнал не идеальный, что Каденко – далеко не ангел, не говоря уже, разумеется, о Черепанове; что к ним могут быть вопросы, и эти вопросы могут быть перед ними поставлены и обсуждены. «Но всё-таки – добавил я – будьте хоть немного пристрастны, ведь с этими людьми Вы связаны отношениями дружбы и доброго творческого сотрудничества, дискуссию имеет смысл всё же ограничить дружескими рамками…» В ответ мне было строго указано на то, что никакой дружбой здесь никогда и не пахло, что принципы незыблемы, священны и превалируют над отношениями, что теперь уже в сложившейся ситуации речь может идти только о полном личном разрыве и прекращении любых творческих контактов. Повесив трубку, я горестно задумался над тем, как мгновенно белое превращается в чёрное, как легко проникнуть в человеческий глаз кусочку стекла от того самого зеркала, которое разбили злые тролли в сказке Андерсена. Вот тогда я и начал обдумывать этот текст.

Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие – такова первая фраза гоголевского Городничего. Но сегодня этот бессмертный зачин будет трансформирован в монолог совершенно другого гоголевского героя. А именно – Собакевича.

Итак, я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие. Давно уже подмывало меня открыть нелицеприятную правду прямо в ваши бесстыжие глаза. И вот, наконец, настал этот час. Господа, я люто ненавижу вас. Ненавижу, как ненавидел Акакий Акакиевич чиновников, терзавших его своими издёвками, и воров, сорвавших с него шинель. Ненавижу, как несчастный Поприщин ненавидел тех, кто в психиатрической лечебнице лил воду ему на голову. Но сегодня, повторяю, я – Собакевич. И Терминатор одновременно.
Пожалуй, в наименьшей степени виновны передо мною те, кто в прошлом году несмываемо-позорно уклонились от участия в моём юбилее. Вот, например, сидит внешне респектабельный Валера Дружбинский. Но что скрывается за этой седой бородой, за этим высоким лбом и этим бархатным голосом? Прошлой весной он не только сам скрылся на Кипре, но и умчал туда свою супругу – поэтессу Наталью Филиппову. А мне, грешным делом, так хотелось, чтобы среди гостей присутствовал, повышая тем самым мой собственный рейтинг, если уж не нобелевский лауреат – то хотя бы лауреат престижной премии Юрия Долгорукого. Не в силах я позабыть и того, как в декабре 2004-го года мы решительно разошлись с Валерой Дружбинским в оценке политической ситуации на Украине. Есть ли смысл, господа, перешагивать через эдакую пропасть?
Или, скажем, сидящая неподалёку от меня Наталья Александровна Высоцкая. Казалось бы, достойный и благородный человек, профессор Национального Лингвистического университета, автор моей с детства любимой и практически настольной книги «Єдність множинного. Американська література кінця ХХ – початку ХХІ століть у контексті культурного плюралізму». Но и она прошлой весной предательски умотала в Казань… а сколько громких слов о дружбе было сказано прежде, сколько жарких клятв прозвучало! Вообще мне давно подозрительны эти её мотания по городам и весям, иногда по три-четыре раза в месяц. В ответ на прямые вопросы что-то там мяукает о конгрессах, симпозиумах, конференциях… Только очень наивный человек, господа, поверит этакой ерунде. Не сомневаюсь, что профессор Высоцкая на самом деле – банальная спекулянтка и мешочница. В одном месте купить, в другом – перепродать с выгодою для себя – это мы очень хорошо понимаем. Ейная же родная cестра Марина Высоцкая и вовсе в дни моего славного юбилея трусливо пребывала где-то в вышеупомянутых Соединённых Штатах Америки. Где и плавала в бассейне без медицинской справки. Короче, господа, предательство, обман и чёрная измена.
Другие же мои так называемые друзья на юбилее моём вроде бы присутствовали. Но при пристальном взгляде на этих людей гнев и зияющая пустота переполняют бедное моё сердце.
Вот, например, скромно сидит так называемый поэт Ян Таксюр. Многие годы, господа, я держал его за порядочного человека. Но каков же был мой ужас, когда в 2007 году Ян за моею спиной стакнулся с моей же покойной тёщей, которая, как кое-кто из присутствующих помнит, меня, прямо скажем, не жаловала. В результате абсолютно неожиданно для меня Ян Ильич Таксюр стал крёстным отцом моего четырнадцатилетнего сына. Сложное и очень неоднозначное чувство, которое я с тех пор испытываю к Яну, легко поймёт любой мужчина, внезапно узнавший, что у его сына, оказывается, совершенно другой отец.
А вот, пожалуйста, сидит и думает, что я о ней скажу, моя так называемая подруга Лида Потапова. А что можно сказать, глядя на эту очаровательную внешне почтенную матрону, мать и бабушку многочисленного семейства Потаповых? Лишь повторить с горечью слова её многолетнего друга из Иерусалима: «Нету у вас, Лида, ни доброты, ни сердца – а есть лишь одно непомерно раздутое самолюбие!» Естественно, её законный муж Анатолий Алексеевич Потапов, который всякий раз, когда ждёшь от него принципиальной позиции, молчит и улыбается – да вот и сейчас, господа! – стопроцентно разделяет ответственность за всё, что сделала и что не сделала его дражайшая супруга.
Кровь застывает в жилах, когда я скашиваю взгляд на сидящую неподалёку от меня Юлию Соколову, она же – синьорина Джулия Фальконе. А той крови, которую из меня выпила эта стервозная дамочка по ходу подготовки к Итальянскому и Русскому вечерам, хватило бы для переливания трём роженицам с кровотечением и двум раненым в бедренную артерию. Допустим, можно было бы ещё как-то примириться с нашими разногласиями по поводу творчества Валерия Абисаловича Гергиева – насколько своеобразно он трактует Пятую симфонию Чайковского и Пятнадцатую симфонию Шостаковича… Но вообразите себя, господа, на моём месте, когда в телефонной трубке звучит это хриплое и сиплое контральто: «Я опять заболела, это наверняка опять бронхит, приезжай, пожалуйста, и послушай меня. А заодно, Женечка, раз уж ты всё равно ко мне едешь, ты купи мне по дороге несколько пачек «Мальборо» в синей упаковке, ведь я даже до киоска добраться не могу, так мне херово…» Да Мессалина побледнеет перед эдаким бесстыдством и цинизмом! Вообще, глядя на ехидную, язвительную, из одних только острых углов состоящую Юлю, я горько ощущаю полнейший крах моей антиникотиновой пропаганды. И для моего профессионального престижа так это унизительно, так больно, что нет у меня сил говорить о ней далее…
Отдельно хочется сказать о присутствующем здесь Сергее Юрьевиче Черепанове, ухмыляющемся гнусно, как Мефистофель. Жалкая, ничтожная личность! К сожалению, он проживает в пределах моего участка, и профессиональный врачебный долг сурово повелевает мне до конца карьеры беспрекословно лечить его самого и бесконечно осточертевших мне членов его семьи, с их насморками и першениями в горле. Но почему я должен ещё и лечить его тёщу, к моему участку никакого отношения не имеющую?! При этом, господа, сам Черепанов тёщу не сильно-то и любит. И мне остаётся только догадываться, каких результатов её лечения он от меня ждёт. Но такие, как Сергей Юрьевич, в любом случае остаются в выигрыше. Чего стоит только его финансовая консультация, доверяя которой, я вложил заработанные многолетним непосильным трудом денежные средства – ни более, ни менее, чем в Укрпромбанк. И после ликвидации Укрпромбанка он, сочувствуя мне лицемерно и фальшиво, на голубом глазу предлагает мне помочь вернуть половину денег! И ты думаешь, Серёжа, что я не догадался, в чей карман пошла бы другая половина?! Но всё это, господа, меркнет по сравнению с тем печальным обстоятельством, что он заставляет меня несколько вечеров в неделю выгуливать его поганого барбоса. Кстати, такого же циничного и развратного, как его хозяин! Любая приехавшая из деревни веснушчатая девица могла бы рассчитывать в этой ситуации хоть на какое-то вознаграждение. Я же, терапевт высшей категории с почти тридцатилетним стажем работы, вынужден гулять этого кабыздоха абсолютно бесплатно. Может ли кто быть унижен более моего? Чьи сердца не содрогнутся при этом рассказе?
С душевной болью перехожу к присутствующему здесь Александру Ефимовичу Володарскому. Это не просто мой враг №1, это воистину сам враг рода человеческого. Многие знают, что он является моим родственником – и это обстоятельство компрометирует меня навеки. Но родство наше чисто формальное – общей крови у нас нет. Да и что у меня с этим прохиндеем может быть общего? Может быть, клуб Голохвастова? Клуб, где в течение 16 лет этот так называемый президент, которого никто и никогда не избирал, еженедельно безжалостно эксплуатировал несчастных авторов… Размеры гонораров, которые выплачивал нам этот кровосос – позвольте, господа, мне не озвучивать! Гораздо более щедро на рабовладельческих плантациях оплачивался труд негров – что может авторитетно подтвердить присутствующий здесь высококомпетентный в данном вопросе специалист, не буду показывать пальцем, кто! Воспоминания о работе с Володарским, как с редактором, вызывают у меня леденящий ужас. Вообразите, господа, редактора, который всякий раз начинает работу с автором неопытным и неискушённым с фельдфебельского рыка: «Я тебя сейчас прямо тут и урою, сука! Я тебя размажу, я тебя морально уничтожу!» Какая-то помесь Хичкока и Берии, Господи прости… С рыданиями воскрешаю в памяти своей тот страшный вечер в Доме Актёра, когда Володарский на глазах у многочисленной публики зверски меня избил под видом примерки пиджака. Почки мои болят до сих пор, горло моё перехватывает спазм, и я не могу говорить далее… А гнусный пасквиль под названием «Врач без границ, или как мы с Черняховским к нотариусу ходили» - который он безо всякого зазрения совести сочинил, прочёл на моём юбилее – и, несомненно, и сегодня не преминёт прочесть! А разнузданный моральный террор, которому он меня подверг за тихий интеллигентный отказ от пользования мобильным телефоном! Да я давно бы завёл мобилу, чтобы этот подлый гад успокоился – но я же знаю, что в этом случае подлый гад что-нибудь ещё обязательно придумает…
В заключение хочется сказать несколько резких, но справедливых слов о так называемых гостеприимных хозяевах сегодняшнего вечера.
Юрий Владиславович Ковальский. Главный редактор литературно-художественного журнала «Радуга». Кавалер ордена Дружбы по указу Президента Российской Федерации. А что кроется под этой звонкой словесной мишурой? Можно ли забыть фразу Ковальского на московском концерте в Центральном доме литераторов: «Тут перед вами выступают далеко не лучшие исполнители «Радуги»? А как он сказал на Русском вечере: «В следующий раз у нас, очевидно, будут балетные номера…» Ему-то что, он главный редактор, он сказанул и забыл – а мы теперь с Володарским и Черепановым вынуждены репетировать адажио из «Жизели»! А тот вечер, не помню уже какой именно, когда мы начали в 18.30, и на пике первого отделения в зал стали массово входить люди, которых пунктуальнейший Юрий Владиславович лично и любезно пригласил на 19 часов! Но вот чего, Юра, я Вам никогда не прощу - это телефонный звонок Черепанову: «Тут в редакции Черняховский напился как свинья, пьян мертвецки, вывози его отсюда на машине!» И это при том, что все, решительно все знают, что я не употребляю ни глотка спиртного! Слёзы горькой обиды душат меня…
Может быть, единственное светлое пятно в этой тёплой компании – это ответственный секретарь Галина Михайловна Биленко. Галя, в общем, девушка неплохая. Но и она должна бы понимать, каким позорным пятном на её репутацию ложится многолетняя служба в редакции такого сомнительного журнальчика.
Это всё я написал вчера. А ночью мне приснился Иосиф Виссарионович Сталин. Послушав текст, он вынул трубку изо рта, прокашлялся и сказал: «Никаких других гостей на ваш день рождения, товарищ Черняховский, у меня нэту!»
Придётся, как говорят простолюдины, обратно всех полюбить. Я требую продолжения банкета…