Слово о поэтическом сборнике 

           Николая Тютюнника

           Молодость торопится к новым ощущениям, ускоряя приближение старости. Для старости приятнее  процесс возвращения к ощущениям молодости. В своей жизни я встречал немало людей, которые книгу начинают читать не с начала, а с конца. Как мне всегда казалось,- эта невинная читательская несдержанность – «знать наперёд» – на самом деле, суживает границы эстетического восприятия сюжета и частично «разрушает» единство произведения или, как говорят теоретики, созданное автором определённое  взаимоотношение частей  «модели мира». При этом ослабевает интрига – главная пружина событий в магическом пространстве  повествования. 

Книга Николая Григорьевича Тютюнника «Стежина в один слiд» в строгом литературном смысле не имеет конца.  Этот поэтический сборник нерифмованных стихов или рубленой прозы, иначе говоря – верлибров, лишь формально разделён автором на три составляющих его части: «рассветные верлибры», «полуденные верлибры» и «верлибры вечерние».    Художественная условность развёрнута в хронологическую последовательность жизни литературного героя и  осуществлена в духе своеобразной «бесконечности». Ход времени передаётся показом изменения качества возрастного отношения самого писателя к тем или иным предметам и  явлениям окружающей его действительности. Вчитываясь, мы наблюдаем эволюцию человеческого мироощущения от восхищённой непосредственности, отражённой  в сознании ребёнка при виде того, как  «Весело вищать колеса, на блискучих обіддях яких поприлипали яснолиці відбитки сонця...»   до глубоко философских обобщений, надлежащих статусу зрелого мужа, способного опоэтизировать «Небезпечне перехрестя», что так напоминает «святий хрест», или  задуматься над драматургией образа старого, больного дерева, что «вмирає як людина…і, як людина, жде тієї днини..»

Надо сказать, что несмотря на значительный массив и вес поэтических образов в «полуденных» и «вечерних» верлибрах,  безусловный эмоциональный приоритет, на мой взгляд, принадлежит стихотворениям «рассветного» цикла.

И писательская  мысль, и цепкая память, и  «всевидящее око» художника предельно сфокусированы на первой одной трети содержания книги, образуя интересную и редкую особенность внутренней композиционной структуры сборника – иллюзию иконной, обратной перспективы.  Сколько бы мы не перелистывали книгу, не перечитывали её, наше внимание неизбежно будет возвращаться  на «передний план» художественного триптиха, к главной его части, где рельефно и с любовью запечатлён «чарівний, милий серцю світанок життя».

Небезынтересна, в этой связи, вступительная оговорка к сборнику верлибров самого Николая Тютюнника:

«Давно розпочав книгу верлібрів (тобто неримованих віршів), вирішивши написати спочатку  «Світанкові…», потім «Полуденні…», а на  останок уже й «Надвечірні верлібри». Та ось уже й голова посивіла, і діти повиростали, і маленькі квіточки-онуки чи не щодня радують діда своїм щебетанням, а мені й досі здебільшого пишуться  саме «Світанкові…» Настільки світлим, чарівним і милим серцю був світанок мого життя.»

 Едва ли не силою ангельского обаяния и света озаряет  нас ненадуманное чистосердечное откровение художника. У редкого читателя не сожмётся сердце от сладостной ностальгической муки по утраченному раю детства. Не оттого ли так проникновенно и выразительно поёт Александр Таранец песню «Стежина» Платона Майбороды, на слова Андрея Малышко?!

                                «Чому сказати, сам не знаю,

                                Живе у серці стільки літ

                                Ота стежина в нашім краю,

                                Одним одна…

                                Одним одна біля воріт...»

Люди любят мифы о возможности счастья. Счастья не бытового, скорее –театрального; комфорта не телесного – душевного. Виктор Шкловский как-то, говоря о культовом антимифологическом  романе «Кентавр» Джона Апдайка, справедливо заметил: «Древняя родина мировоззрения человечества – мифология – не превращалась в миф, а становилась заменой реальности…»  Детству всегда сопутствует миф,облачённый в реальность. Архетипы малолетних героев Диккенса и Марка Твена, Горького и Шевченко, Катаева, Гайдара…или Льва Кассиля  и Николая Трублаини похожи, независимо от географических, временных, или иных границ и событий.  Но долгая тропинка детства когда-то заканчивается, и человек оказывается как бы не на своём месте. Конфликт возрастает по мере отслоения мифологического от реального. Художник мыслит сопоставлениями. Прошлое переосмысливается, а приобретаемый  жизненный опыт чаще всего не даёт надёжного ощущения комфорта в рамках новых возможностей, где символы чувств  вытесняются символами вещей. Поэт - это вообще человек, который всегда находится на пути к самому себе. Старость любит «переворачивать страницы  жизни» обратно – напоминает нам один из крупнейших исследователей  мировой литературы. Надо думать:  это касается не только старости…  «Если же я оглядываюсь порой на криницу, из которой пил  когда-то воду, и на  мою приветливую старую хату, – признаётся Александр Довженко в кратком наброске автобиографической повести «Зачарованная Десна», – и посылаю им в далёкое прошлое своё благословение, я совершаю ту лишь ошибку, какую совершают и будут совершать,  сколько и мир будет стоять, души художников всех эпох и народов, вспоминая незабываемые чары своего детства. Мир раскрывается перед ясными глазами первых лет познания, все впечатления бытия сливаются в бессмертную гармонию, человечную, драгоценную.»

Погружая читателя с головой в белопенные воды памяти детства, под чудодейственным наркозом высокой поэзии, Николай Тютюнник предоставляет ему возможность вернуться  в состояние счастья, не всегда безоблачное, но всегда воодушевлённое Надеждой, Верой и Любовью!  

Виталий СВИРИДОВ, 

член Межрегионального союза писателей,

лауреат литературной премии им. Б.Л. Горбатова

Публикацию подготовила Л.Цай