Светлана Скорик. Рецензия на сборник Л.Некрасовской "Чай со звездой"


     Если постараться определить какую-то общую, главную тему нового поэтического сборника Людмилы Некрасовской «Чай со звездой» (Днепропетровск, 2010), тему, являющуюся камертоном для всех остальных тем этой книги, я бы сказала, что это «Одиночество». Но не то депрессивное одиночество, которое еще глубже вгоняет в тоску и черный ужас бытия, а то, которое помогает лучше познать окружающий мир и разобраться с собственной душой, а значит, учит жить и преодолевать внутренние и внешние кризисы наперекор всему.
     А кризисы эти, конечно, знакомы нам, и потому поэтический сборник Людмилы, несомненно, встретит самое широкое понимание у современного читателя. Одиночество от любви, одиночество от социальной и политической разобщенности страны, одиночество от национального самоопределения и – как у многих сильных поэтов – одиночество среди коллег. – Вот они, личины той депрессии, которая время от времени способна пригибать к земле даже самые гордые головы. Рассмотрим сначала ту пружину, которая движет логику событий в любовной лирике поэтессы.
     Как отражение психологических реалий и достоверности в постижении внутреннего мира семейных пар в любовных стихотворениях Л. Некрасовской несколько лирических героинь. Одна – счастливая, которой дано судьбой сказать: «И седины твоей не замечая,/ Шепчу, любя: «Командуй, капитан!», «Сколько в жизни должно быть хорошего,/ Чтобы ждать это снова и снова?», «Позвони друзьям, пригласи на чай,/ И поделимся нашим снадобьем», «Как же нежности дикая ягода / В этот сладкий июль вызревает?», «Хвала придумавшему баню,/ Где соли, травы и масла,/ Обернуты благоуханьем / Разгорячённые тела.../ И... упаду в твои объятья./ Что баня, если рядом ты!». Ее голос не очень слышен в общем хоре, потому что семейное счастье – в отличие от счастья пар молодых и пока только встречающихся, а не ведущих вместе семейный корабль, – молчаливо и не заявляет громко о себе. Но оно есть, и это внушает надежду всем, кто способен ждать и верить.
     У другой героини как раз ситуация ожидания, она способна «намечтать» себе «героя» («Я сочиняю тот букет,/ Который Вы не подарили»), но не всегда эти мечты способны уцелеть при столкновении с реальностью: «Я тебя придумала, как сказку./ А потом искала наяву» – и вот долгожданный объект встречен, но, увы, оказывается увлечен другой: «Что ж не сочинила я сначала / главное: чтоб ты любил меня?».
     Многие, кто оказывается в одиночестве, эмоционально замерзают («О пузатый кофейник озябшие грею ладошки,/ Но к чему прислонить бы промёрзшую душу мою?») и если не заболевают безысходной тоской и отчаянием («вскрывая конверт, убеждаешься: нет в нем известий,/ Только чёрная боль с неуёмной горчащей тоской,/ Да осколки часов, что случайно разбили мы вместе,/ Попытавшись напиться вдвоём из любови одной», «А секундная стрелка спешила к разлуке и смерти»), то окружают себя непробиваемой броней бесчувственности, ведь только так может выжить потерявший веру и силы: «В ампутации чувств я привыкла не видеть потерю», «Средь холодов зимы внезапен твой звонок,/ Рождающий во мне недоуменье.../ К чему теперь оно? За долгие года / Я научилась жить под чёрным небом,/ Мне дорог чёрный снег и чёрная вода,/ И весь мой мир, где так давно ты не был./ А он промёрз насквозь», «Ведь айсберг чувств былых он растопить не смог,/ Хотя грозил глобальным потепленьем... / Когда б ты понимал, как больно от весны / На широте несбывшихся желаний», «Не буди непокой. В чудеса я давненько не верю./ Мне милее размеренность мыслей, спокойствие книг». Что ж, каждый выживает по-своему, и это – далеко не худший способ. Главное в такой период – не замыкаться в себе, точнее – на себе, на своих проблемах, ощущать мир вокруг себя и пробовать в нем участвовать, – если не весенней песней надежды, то хотя бы песней созидания.
     Еще одна из лирических героинь сборника не одинока, но несчастлива в браке. «Мы рядом долгих тридцать лет./ Пора судьбе сказать «спасибо»,/ Ведь, как в аквариуме рыба,/ Считаю: зла и суши нет./ Подводный мир освоен мной,/ В нём главный козырь – постоянство./ Всегда заполнено пространство / Лишь отстоявшейся водой./ ...Не оттого ли по ночам,/ Когда луна сквозь линзу светит,/ Все тычусь в стенки: что за этим / Моим мирком? Что дальше там? / Хоть понимаю: не уплыть.../ Но всем устоям вопреки / К цунами я неравнодушна,/ Я не умею быть послушной,/ Не научилась есть с руки». Прекрасная развернутая метафора противостоит позиции отчаявшихся и оледеневших, считающих, что «цунами любви – только буря в стакане воды» и не имеет смысла. Для этой героини – имеет, пускай даже «цунами» будет мимолетным или вообще на расстоянии, так сказать, платоническим. Это ее способ выживать в эмоциональном «семейном одиночестве», и не будем никого судить.
     Тем не менее, очень по-человечески привлекательна позиция другой героини, очутившейся в такой же ситуации, когда в едином семейном «космосе» «Кружили потускневшие миры / По замкнутым орбитам одиночеств». Она прилагает все силы, чтобы возродить свое чувство и вызвать ответную любовь у мужа: «Давай представим благодать / Взаимной пылкости. Отныне / Тебе в бесчувственной пустыне / Я не позволю заплутать», «Пусть проклюнется в сердце весна! / Пусть очистится солнце от пятен!», «Если любишь меня – не молчи,/ Окунись в пылкой страсти стихию». Мы не можем предсказать, получится ли у нее это, но так хочется поверить в счастливый конец... Обратите внимание: мы уже переживаем за героиню, как за близкого, родного человека.
     Какими поэтическими средствами автор достигает столь сильного эффекта? Прежде всего, надо отметить, что Людмила – не просто повелитель метафор, она мастер самого сложного по техническому исполнению способу метафоризации – развернутой метафоры, один из примеров которого я воспроизвела выше. Еще один небезынтересный пример: «Мой уголок на удивленье пуст./ Он дремлет старичком уставшим. Жарко./ В портфеле заблудился том Петрарки./ Попробую стихи его на вкус./ И захлебнусь. И даже утону.../ С тех пор смакую строки вновь и вновь,/ Надеясь ощутить себя Лаурой». А вот совершенно изумительная по простоте и пронзительности сцена одиночества – теперь уже родительского: «Видно, скоро осень: разлетелись дети... / А гнездовье комнат синей грустью дышит... / Но о стены гулко бьётся тишина./ И молчат подолгу аист с аистихой,/ Часто на дорогу глядя из окна». А какая пейзажная лирика – посмотрите, автор же просто колдует словами: «Отпугнув темнотищу – голодную злую волчицу... / бельмами окон слепых,/ От неё закрываемых шёлковой кожицей шторок... / Лишь под утро, лакая реки почерневшую кровь,/ На востоке почует рассвета нечаянный запах» – что это как не поэтическая магия? Людмила словно шутя сыплет полные пригоршни «изюминок», полных цвета, света и даже аромата: «Есть память у воды, тепло у звука / И запах незабудок у души». Это литургия певучей, песенной природы: «Наберу в ведро перезвон дождя,/ Вскипячу грозой молодой июнь», и в некоторых из стихотворений напрямую слышатся народные русские мелодии: «Разве не цвести сирени белой? / Отчего же птица грустно пела? / Пела слёзно, будто отпевала,/ Чтобы о тебе я забывала», «Расписные сани готовь./ Пусть кружит метелью любовь».
     Тем не менее, есть в этом сборнике и так называемые «свободные стихи», несвязанные с рифмой; есть немного и других современных приемов: аллитерации («густота голубой тишины»); закольцовка плюс каламбур («Две устрицы больших блестящих глаз,/ И створки век... / Лишь устрицы. В вине горчит вина./ Да память нестерпимо солона» – видите, даже вкус!); аллюзии на классиков: «Не оттого, что он необходим,/ А потому, что рядом с ним другая» («Не потому, что от нее светло,/ Но оттого, что с ней не надо света» И. Анненский) и «Я Ваши чувства возвращаю», «Я молчанье тебе возвращала в почтовом конверте» («Я возвращаю Ваш портрет»), а также на Библию: «Чувства Ноев ковчег средь безбрежного моря в дожде»; использование редких, экзотических слов («Под горчащую взвесь угасающих ревербераций», «Безупречный аккорд анфилады Днепровских порогов»); составные или просто изобретательные эпитеты («уютнейший халатик / Расцветки девичьей мечты», «Глаз твоих лукавую окраску,/ Добрых слов шутливую канву,/ Губ и рук настойчивую нежность,/ Голоса густую теплоту»). Почему я сказала «немного и других»? Просто потому, что других не настолько много, чтобы они так же бросались в глаза, как развернутые метафоры. Поэтесса использует их по чуть-чуть, в малых дозах, как и ритмы «свободного стиха», чтобы показать, что и она свободно может управляться с новыми приемами в поэзии, что ее этим не смутишь. Но душа у нее поет все-таки четким, правильным, классическим стихом, основные достижения которого – стройность, ясность, метафоризация и афористичность. В данном сборнике, правда, афоризмов не много («Наивная, возвышенная дура,/ Придумавшая сказку про любовь», «Искусство создает стихотворенья – / И мир готов их истину признать», «Но жив поэт, пока жива его свобода,/ Ведь стих на поводке не стоит ничего»), но от этого он ничуть не хуже других сборников Л. Некрасовской, где их в избытке. Просто данный сборник дышит другим настроением и потому создавался другими средствами.
     А настроение, как я уже говорила, – преодоление кризисов. Вот личина еще одного – социально-политического: «не чувствуем общей страны», «Холодно в доме, в душе – будто продали братья», «Мы стали выбирать великих украинцев,/ Не ведая, чему отдать приоритет./ Но раздробились вновь по пунктам обитанья,/ По крови, языкам, по верам и делам./ Как горько, что достичь не можем пониманья: / Зачем опять дележ навязывают нам? / Зачем пересдавать на преданность экзамен»... Или вот – о «свежих указах», перевернувших представление о недавней истории нашего народа: «Грустно от них, постаревших, недужных,/ Что добровольцами шли на войну,/ Но, оказалось, и детям не нужных,/ Ибо не ту защищали страну», «И для того, чтобы слыть патриотом,/ Нужно немного: былое предать», «Когда б ты знал, ты б из могилы встал! / Велел считать сегодня президент / Того героем, кто в тебя стрелял!», «Не осквернив отеческих могил / Переписать историю нельзя», «Как внучку сказать,/ ... Что мы должны Отчизну защищать,/ Которая героев предала?». Да, действительно, нелегкий выбор для тех, кто служит в армии, ведь им поневоле придется задуматься, не ждет ли их – в случае чего – такое же отношение завтрашних поколений, т. е. вместо благодарности – топтание по исторической памяти. Абсолютно верное отражение сегодняшней ситуации в Украине – ситуации, в которой, в отличие от любовного одиночества, пилюлю даже нечем подсластить, потому здесь уже даже не до метафор. Голая, горькая, страшная правда, не нуждающаяся в обертке. Разве что в такой же не смешной, а страшной иронии: «Небо столько скопило дождя,/ Что грозит повсеместным потопом.../ А вот Киев заявит протест / И напомнит, что он – самостийный./ Что не стоит с высот нас пугать / Газом, кризисом или дождями./ Что нам эти угрозы? Нас – рать! / Мы и с небом управимся сами».
     А когда это противостояние, эта разобщенность осложняется еще и национальными мотивами («татарский», «русский», «еврейский» вопросы), кажется, что на человека надвигается абсолютно всеохватный катаклизм, не позволяющий надеяться найти хоть какой-то уголок в человеческих сферах жизнедеятельности, где можно было бы передохнуть и почувствовать себя не «одним из», а «вместе со всеми»: «Врастая в украинскую ментальность,/ Ты в самом главном, сердце, не греши: / Еврейство – мой оплот, национальность / При русском состоянии души./ Делить себя смогла бы я едва ли», «Мы столько раз друг с другом переспали,/ Что, видимо, давно один народ», «Пусть русский мой язык с еврейскими слезами / За Украину молится в стихах». Да и разве только в национальности дело? Люди настолько озверели – кто от вседозволенности, а кто, напротив, от безысходности, – что готовы ломать и крушить всякого, кто руководствуется иными духовными и моральными ценностями: «Наше поле с небес мне до боли хотелось увидеть,/ Белый танец садов с неземной высоты наблюдать./ Я не знала тогда, как же будут меня ненавидеть / За простое желание птицею в небе летать... / Но с родимой земли кверху камни в меня полетели,/ Ибо люди считали, что тяга к высотам – болезнь.../ И злорадством пропитаны сбивших меня голоса». Увы, и среди поэтов мало гармоничных, самодостаточных личностей, не нуждающихся в затаптывании других для того, чтобы поднять собственное реноме: «Ненаглядный мой город, в котором я так одинока», «А поэты всегда одиноки / Среди многих поэтов на свете», «Среди ста миллионов одиночеств / Найти стремясь источники тепла». Многие ли могут сказать: «Дух дружбы мне необходим./ И вопреки любым помехам / Я радуюсь друзей успехам / Ничуть не меньше, чем своим»?
Спасибо Людмиле за это прекрасное пожелание «духа дружбы» нам всем. И за то, что, как она показала, любить родной город и родную страну можно вопреки тому, что они с нами делают: «И болит душа дни и ноченьки: / Не любить тебя, окаянную,/ Нету сил моих, нету моченьки» («Украине») – все равно «И пока смеются дети, город наш не победить»!
     Закончить хочется стихотворением, слова из которого взяты в название сборника. Оно не просто одно из лучших в книге – органично стройное и прозрачное – и в то же время метафоричное, глубокое по смыслу; оно, что называется, прямое попадание в десятку в смысле сочетания лаконичности, ясности, содержательности и художественности: сразу «четыре в одном». Здесь удивительным образом соединяются воедино Бог и «старенький сторож в небесном саду», который «Гремел колотушкой, покрикивал грозно» и, нечаянно задев август, просыпал созревшие яблоки (образ августовских звездопадов). Как было не воспользоваться случаем и, стоя «на полотенце махровой травы», не собрать полную корзинку яблочных звезд? «Друзьям пригодится в суровую зиму./ Вы пили когда-нибудь чай со звездой?». Потрясающе, могу себе представить: когда-то пила чай с нарезанными дольками яблок, и без того совершенно особый вкус, но чтобы с «небесным ранетом»!..
     Что особенно приятно – волшебный чай предназначается для гостей. Прямо восточное сказочное гостеприимство. А если в каждом доме буду сберегать для хороших друзей не только жалобы и плохие новости, но и что-нибудь оптимистичное, ободряющее, что для сегодняшней жизни равнозначно сказочному, – насколько неодиноко нам станет в этом огромном, сложном, но прекрасном мире...
     Мой проснувшийся город разнежился в первых лучах,
     После долгой зимы потянулся проспектами к солнцу...
Как не потянуться изголодавшемуся по душевной лирике современнику к такой поэзии!


Светлана Скорик