6
Но не будем о плохом. Скажем о хорошем (с придыханием) – о Поэзии. Вот уж где, казалось бы, можно развернуться. Поэтов нынче столько, что и не знаешь, куда плюнуть. Каждый мало-мальски рифмующий уже присваивает себе звание. Но коварство этого «особого способа организации речи» именно в кажущейся простоте, удободостигаемости конечного результата, в жанровом минимализме. Мы же все владеем языком, пишем, разговариваем. Ну, казалось бы, чиркнул походя восьмистишие или сонетик или верлибрик – достиг цели. Ан нет! Настоящие поэты – штучный товар, потому их, подлинных, так мало. Талант, да, тут отвертеться не получится – вот ключевое слово в определении подлинности поэта. И никакой литучёбой, никакими литинститутами не добьёшься значимого результата. Да, можно наловчиться более-менее складно рифмовать и держать ритм. Но если внутри человека пишущего стихи, нет Поэзии, если он не может увидеть те тончайшие нюансы бытия и поведать о них миру, то – доктор не поможет. Анализировать стихи, да вообще, творчество больших поэтов многократно сложнее, чем прозаические тексты. Их можно просто читать и – понимать. Но ещё должно быть соответствующее настроение, чтобы, прежде всего, прочувствовать, что хотел поведать автор.
Легко снять с полки книгу или найти в инете стихотворение, прочесть, сказать «о, классно!», забыть его, а потом (если зацепило) снова к нему вернуться. Вот когда не раз, не два, а постоянно возвращаешься к поэту, тогда становится ясно – он чего-то стоит, его можно записать в классики. Таким классиком стал для меня Борис Слуцкий, чей столетний юбилей был в 2019. А первое серьёзное с ним знакомство началось в далёком 1995 с трёхтомника избранного. С тех пор – навсегда. Поразило, как можно так просто, практически бытовым языком писать о вещах высшего порядка – чести и совести, человечности и долге. Не предавать себя, не юлить, не идти на компромиссы (хотя было участие в травле Пастернака, да, он до конца жизни носил этот крест), проживать жизнь в своих стихах. Возвращаться в своё военное прошлое, и подавать его эпизоды с такого откровенно неожиданного ракурса, что оторопь берёт: да мы же знали всё это, а бездумно прохо-дили мимо.
Возвращался я к Арсению Тарковскому, больше известному высококлассными переводами. Своих стихов у него не так много, но они стоят того, чтобы их перечитывать. Есть вещи высочайшего поэтического полёта, особенно – ранние. От-мечу Юрия Карабчиевского, его густую философскую лирику, очень близкую мне и понятную. Поскольку прочёл «ЖЗЛ» Захара Прилепина «Непохожие поэты…», постольку выборочно просмотрел Владимира Луговского и Бориса Корнилова, до Мариенгофа как-то не добрался. Второй поэт из перечисленного ряда подкупил есенинскими мотивами – чувственно-стью, бесшабашностью, трагической судьбой. Впрочем, в те времена становления советской власти в её мясорубку попа-дали поэты масштаба и поболее, вы знаете. Судьбы ломали, не оглядываясь – поэт ты или простой рабочий. Или нет – поэтам, литераторам доставалось по полной программе, они же на виду, беззащитные, а потому – первые в списки му-чеников. Подчитывал и поэтов-шестидесятников, конкретно – Роберта Рождественского, есть в нём определённое обая-ние, лирические светлота и доброта. Мимо современников тоже не проходил, но если и были некие зацепки, то – слиш-ком слабые. О Линор Горалик я упоминал. В некоторых стихах она очаровательна своей пост-вторичностью, однодневно-стью, перепевками по мотивам поэтов-обериутов и иже с ними. Вообще, может показаться, что я её ругал, нет, вы ошиб-лись, она мне очень даже импонирует, я же – любя , интересно же следить за болезнями роста необычного явления, коим я её считаю. Просто, многое из наболтанного ею, нужно было бы отшелушить, – очень уж много плевел. Всякое лыко д.б. в строку.
Есть поэты, от общения с которыми получаешь истинное эстетическое удовольствие. Вплотную подошёл и открыл для себя замечательного французского лирика Жака Превера. Сосед подкинул из макулатуры его книжицу избранного «Песня для вас», отлично иллюстрированную художниками Г.А.В.Трауготами. Найдите информацию об этой семье в инете – не пожалеете! Отдельный респект переводчикам за работу.
Да, так вот она – квинтэссенция лиризма! И необычный, свободный стиль, и умение несколькими штришками, практи-чески неуловимыми, так подать тему, что дыхание перехватывает. Притчевая иносказательность, взгляд печальный и глубокий, но не осуждающий, не проклинающий жизнь, а принимающий и мудрый, будто взгляд буддийского мудреца с высоты веры в лучшие качества человека, слегка затуманенный невидимой миру слезой. Испытываешь настоящее на-слаждение и надеешься, что не всё ещё потеряно в литературе, если были и будут такие тонко чувствующие представи-тели рода человеческого.

…
Жак Превер
 СМОТРИТЕЛЬ МАЯКА ОЧЕНЬ ЛЮБИТ ПТИЦ

Тысячи птиц летят на огонь
тысячи слепнут тысячи бьются
тысячами погибают птицы
тысячи трупиков остаются

И смотритель не может все это стерпеть
не может смотреть как гибнут его любимцы
Да пропади оно пропадом!
он говорит
И гасит маяк
И маяк не горит

А в море корабль налетает на риф
корабль плывущий из тропических стран
корабль везущий тысячи птиц
тысячи птиц из тропических стран
 Тысячи тонущих птиц


Борис Слуцкий
 ЛОШАДИ В ОКЕАНЕ

Лошади умеют плавать,
Но — не хорошо. Недалеко.
«Глория» — по-русски — значит «Слава»,-
Это вам запомнится легко.
Шёл корабль, своим названьем гордый,
Океан стараясь превозмочь.
В трюме, добрыми мотая мордами,
Тыща лощадей топталась день и ночь.
Тыща лошадей! Подков четыре тыщи!
Счастья все ж они не принесли.
Мина кораблю пробила днище
Далеко-далёко от земли.
Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.
Лошади поплыли просто так.
Что ж им было делать, бедным, если
Нету мест на лодках и плотах?
Плыл по океану рыжий остров.
В море в синем остров плыл гнедой.
И сперва казалось — плавать просто,
Океан казался им рекой.
Но не видно у реки той края,
На исходе лошадиных сил
Вдруг заржали кони, возражая
Тем, кто в океане их топил.
Кони шли на дно и ржали, ржали,
Все на дно покуда не пошли.
Вот и всё. А всё-таки мне жаль их —
Рыжих, не увидевших земли.



1-18.01.20