Платон Беседин

Всё чаще как мантра звучит мнение, что последние десять лет литературным миром правят деньги и pr, а потому чем кормят, то и читают. Попытки вдумчивого читателя ознакомиться с серьёзными некоммерческими книгами пресекаются на корню маркетинговыми пастырями, сменившими на жниве ментальной чистки политработников. В таком контексте изящным цветкам пробиться сквозь бездушный частокол авторских клонов почти невозможно.
Мнение это отчасти ошибочное по той простой причине, что данная ситуация не нова. Убедиться в этом можно, познакомившись с эссе Оруэлла «Воспоминания книготорговца». Прошло чуть меньше века - изменились лишь имена.
Однако доходит интеллектуальный «неформат» к читателю всё хуже. Он, будто в невесомости, замирает между складом/магазином и читающей публикой. Книги перестали быть носителем откровения, а писатели – жрецами. Теперь и то, и другое есть товар (кстати, не самый прибыльный), который требует маркетинговой поддержки и качественной дистрибуции.
«В невесомости» - повесть Александра Лозовского, и ситуация с ней сродни той, что изложена во вступлении. Она получила несколько премий и наград, но, к сожалению, массового читателя так и не обрела.
Книга вышла в украинском издательстве «Радуга». Её презентует одессит Михаил Жванецкий, земляк автора: «Не думал, что повесть моего давнего друга произведёт на меня такое впечатление. Прочтите. Это наши люди в ненашей жизни. Это наши дружеские связи, что разрывают авторов. Это наши супружеские связи, что разрывают героев. Это наш опыт и наш инстинкт. В общем, правы те, кто уехал, и правы те, кто остался. Счастливо. Из того, что осталось».
В повести нет лихих поворотов и фастфудовской чернухи. Рассказчик, уверенный в своём таланте, не огорошивает читателя модным action. Он выверенными мазками рисует портрет Наума Мееровича Сипитинера (написать легче, чем выговорить), доживающего старость в кругу близких и друзей. Во всяком случае, так он их называет.
Александр Лозовский пишет, будто рассказывает историю самому близкому другу, vis-à-vis, без гротеска и эвфемизмов, такой, как она есть. Это родство объединяет читателя, главного героя и автора в правильный треугольник творческого созидания.
События повести разворачиваются в Израиле. Сюда, ради будущего ребёнка и гипотетического счастья, уговаривает переехать Наума его жена Светочка, которой, впрочем, не сидится и на новом месте. Её родной (и приёмный Наума) сын находит невесту, женится и переезжает в США. Светочка следует за родным дитятей, оставляя в одиночестве чадо взрослое; ведь старики – те же дети, только хуже.
Общение с любимой женой теперь только через skype и полностью зависит от качества wi-fi сигнала. Наум остаётся без источников дохода, места жительства, с аденомой и вынужденным стремлением заново обрести себя.
Это стремление и составляет стержень повести, метафизика которой выдержана в духе классического экзистенциализма. Здесь и миросозерцание «постороннего» Мерсо, и надежда на возрождения Рокантена.
Не случайно местом действия выбран Израиль. Множество великих персоналий обрели себя на Земле Обетованной. Фигура Наума Сипитинера также во многом знаковая; не масштабом личности в историческом контексте, а хрестоматийным слепком эволюции человека от «твари дрожащей» до подобия Божьего.
Душевное опустошение Наума, как декорация, оттеняет разрушенный, брошенный город, раздираемый израильско-палестинским конфликтом. Попав в центр военного конфликта, который до этого он наблюдал лишь со стороны, Наум даёт ему совсем иную оценку, отличную от привычного позиционирования в СМИ. Кстати, сам автор, эмигрировав из Одессы, живёт в Израиле, поэтому знает и чувствует то, о чём пишет.
«Утратив всё, человек обретает свободу» - лейтмотив нового бытия Наума. Подобно библейским праотцам, он возводит себе жилище, учится общению, страдает от чиновников - (Лозовский, как и в других книгах, педантично исследует жизнь «наших людей в ненашей жизни») - ищет место в изменившемся девиационном мире, на который он, как космонавт из невесомости, взирает прорезавшимся «третьим глазом».
Без эзотерики в повести не обошлось. В стремлении найти себя - все средства хороши, а потому Наум ищет душевный приют в обществе, члены которого практикуют трансцендентальные полёты. Он способный ученик и достигает того мироощущения, которое в соответствующих брошюрах называется «нирваной». Прозрение приходит к Науму в самом конце, когда любовь отданная равна любви приобретённой.
Исходя из фабулы и антуража повести, логично было бы видеть в роли главного героя - подростка, но никак не пожилого человека. В этом и заключается авторский замысел, волею которого тихоня-пенсионер превращается в бунтаря, ищущего и идентифицирующего себя в новом мире. Даже любовь, на старости лет, у Наума, как у подростка - «шекспировская». В ней нет суицидального максималистского оттенка, но есть смерть духовная через смирение перед внешними обстоятельствами. Процесс обретения себя не имеет возрастной привязки, а является терзанием самой души, которая, по выражению святого, есть «ум, постигающий Бога».
Знаковые слова книги говорит сам Наум Сипитер: «Нелегко быть самим собой. И не каждому это удаётся».
Повесть «В невесомости» Александра Лозовского - альтернативная история повзрослевшего Холдена Колфилда. Вопрос же массового признания – работа маркетолога. Впрочем, книга Александра Лозовского не из тех, что теряются, застывая в невесомости, - она неизбежно находит своих читателей, как зеркало – жадно смотрящего.