Вирджиния Вульф
(перевод с английского Юрия Князева)

 НАСЛЕДИЕ

«Сюзи Миллер», прочитал Гильберт Кландон, подняв жемчужную брошь, что лежала среди колец и разных брошей на столике в гостиной его жены. «Сюзи Миллер, с любовью», – гласила надпись. Похоже, что Анжела не забыла даже Сюзи Миллер, своего секретаря. «Однако, как странно, – подумал Гильберт Кландон еще раз, – что она оставила все в таком порядке – по маленькому подарку каждому из ее друзей». Это выглядело так, будто она предвидела свою смерть. Но ведь она была совершенно здорова, когда выходила из дома в то утро, шесть недель тому назад, когда шагнула на мостовую на улице Пиккадилли, и проезжающая автомашина сбила ее.
Гильберт ждал Сюзи Миллер: он попросил ее прийти, понимая, что после стольких лет, что она находилась рядом с ними, это – подарок на память в знак уважения.
«И, все-таки, – продолжал рассуждать Гильберт Кландон, пока сидел в ожидании, – странно, что Анжела оставила все в таком порядке». Каждому из ее друзей был оставлен какой-нибудь маленький подарок – знак привязанности. Каждое кольцо, каждое ожерелье, каждая маленькая китайская коробочка – она была неравнодушна к маленьким коробочкам – были подписаны. И каждый предмет был памятен ему.
Гильберт дарил их Анжеле. Вот – финифть – дельфин с рубиновыми глазами, которым она залюбовалась на окраинной улочке в Венеции. Гильберт помнил даже ее восторженный возглас. Для него самого она не оставила ничего особенного, за исключением разве дневника. Пятнадцать тонких тетрадей в зеленой обложке лежали у него за спиной на письменном столе. Она вела дневник с момента женитьбы. Некоторые из их размолвок – он даже не мог назвать их ссорами – происходили именно из-за этого дневника.
Когда он входил и заставал ее пишущей, она захлопывала тетрадку или прикрывала записи рукой. «Нет, нет, нет! – слышал он всякий раз. – После того, как умру, тогда…»
Дневник ему достался как бы в наследство. Это была единственная вещь, которую они не поделили при жизни Анжелы. Гильберт не допускал мысли, что переживет супругу. Если бы тогда она остановилась на мгновение и подумала, что делает, сейчас была бы жива. Но, по словам водителя автомашины на дознании, она шагнула прямо на мостовую, не оставив ему шанса затормозить.
Размышления Гильберта были прерваны звуками голосов в приемной.
– Мисс Миллер, сэр, – сообщила горничная.
Вошла Сюзи. Никогда еще он не видел ее в слезах. Она выглядела ужасно расстроенной, и неудивительно – Анжела значила для нее гораздо больше, чем наниматель. Была ее другом. Для него же, Гильберта, подумал он пододвигая стул и предлагая ей сесть, она ни чем не отличалась от других женщин в подобной должности. Существовали тысячи Сюзи Миллер – бесцветные маленькие женщины в черном, с небольшими чемоданчиками для документов. Но Анжела с ее одаренностью и состраданием открыла в Сюзи Миллер все ее лучшие качества. Сюзи оказалась душевной, благоразумной, талантливой и самое главное – надежной. Ей можно было доверять.
Сперва Мисс Миллер была не в состоянии разговаривать. Она сидела, вытирая платочком глаза. Затем, сделав усилие, сказала: «Извините, мистер Кландон.» Он что-то тихо ответил. Конечно, он все понимал. Поведение Сюзи было естественным. Он мог понять, что значила для нее его супруга.
«Я была так счастлива здесь» – сказала Сюзи, осматривая комнату. Взгляд ее остановился на письменном столе позади Гильберта. Именно за этим столом они работали. Она и Анжела. Для Анжелы эта работа являлась частью обязанностей, какие выпадают жене видного политика. Она оказывала существеннейшую помощь супругу в его деятельности. Ему часто приходилось видеть жену и Сюзи, печатающих письма за этим столом. Анжела диктовала, Сюзи сидела за машинкой. Вне сомнения, мисс Миллер думала сейчас о том же. Все, что он должен был сделать – вручить ей брошь с дарственной надписью – подарок, вроде бы не совсем уместный в данной ситуации. Наверное, было б лучше завещать ей денежную сумму или даже пишущую машинку. Однако, надпись гласила: «Сюзи Миллер, с любовью ». И, взяв брошь, он вручил ее Сюзи с маленькой речью, обдуманной заранее. Сказал, знает, что подарок будет оценен. Анжела часто носила эту брошь… И Сюзи ответила, принимая ее, так, как будто готовила заранее слова благодарности. Да, она будет обладательницей достойной вещи. Брошь будет очень идти к черному ансамблю Сюзи, который, предположил Гильберт, у нее имеется. Сейчас на ней были черная блузка и черная юбка – обычная униформа для ее профессии.
И вдруг он осознал: у Сюзи – траур, своя трагедия. Ее брат, которому она уделяла много внимания, умер неделей раньше Анжелы. Случайно ли это было? Он не мог припомнить, хотя Анжела рассказывала об этом… Супруга, с ее удивительным чувством сострадания, была тогда ужасно расстроена.
Тем временем Сюзи Миллер поднялась со стула и стала надевать перчатки, понимая, что не следует быть назойливой. Однако он не мог позволить ей уйти, не сказав ничего о ее будущем. Каковы ее планы? Может ли он помочь ей чем-нибудь?
Сюзи пристально смотрела на стол, за которым они печатали письма, стол, на котором лежали дневники. И, видимо думая об утрате Анжелы, она не могла сразу ответить на его предложение о помощи. Казалось, в этот момент она не понимала, о чем идет речь.
Понимая ее состояние, он повторил: «Каковы Ваши планы, мисс Миллер?»
– Мои планы? О, здесь все в порядке, мистер Кландон! – воскликнула она. – Пожалуйста, не утруждайте себя заботой обо мне.
Он расценил ее слова как отказ от финансовой помощи. Было бы лучше, сообразил он, сделать подобное предложение в письменном виде. Все, что он мог сделать сейчас, пожимая ей руку, это сказать: «Помните, мисс Миллер, если возникнет ситуация, в которой я могу помочь Вам, посчитаю обязанным…» С этими словами он открыл дверь, и Сюзи, уже выходя, как будто ей в голову пришла мысль, на мгновение остановилась.
– Мистер Кландон, - сказала она, впервые глядя прямо ему в глаза. Его поразило выражение ее глаз, испытующее и полное сочувствия. – Если когда-нибудь Вам понадобится моя помощь, помните, я сделаю это ради Вашей жены…»
С этим она ушла. Ее слова и взгляд, сопровождавший их, были неожиданны.
Выглядело так, будто она была уверена, что потребуется ему. Удивительная, возможно безумная мысль пронзила его, когда он возвратился к столу: возможно, что все те годы, которые он едва ее замечал, она, как говорят писатели-романисты, питала страсть к нему? Гильберт глянул на свое отражение в зеркале. Ему – за пятьдесят, но он не мог не признать, что доволен видом представительного мужчины в зеркале.
«Бедная Сюзи Миллер» – проговорил он, улыбнувшись. Как бы ему хотелось разделить эту шутку со своей супругой! Инстинктивно он повернулся к дневнику.
«Гильберт, – прочитал он, открыв наугад страницу, – выглядит очень замечательно…» Похоже, она подтверждала его мысли, казалось говорила: «Ты очень привлекателен для женщин». Конечно, Сюзи Миллер тоже чувствовала это.
Он продолжал читать: «Как я горжусь быть его женой!» А он всегда гордился тем, что он – ее муж. Как часто, когда они ужинали где-нибудь, глядя на супругу, он говорил себе, что она здесь прелестнейшая из женщин.
Гильберт продолжал читать. В тот год он впервые баллотировался в Парламент. Они ездили по избирательному округу. «Когда Гильберт уходил с трибуны, аплодисменты были неистовые. Весь зал поднялся и запел: «Мы за этого замечательного доброго малого». Я была на седьмом небе».
Тогда она сидела на трибуне позади него. Он помнил и сейчас брошенный на него быстрый взгляд и блеснувшие в тот момент в ее глазах слезинки.
Гильберт перевернул несколько страниц. Их поездка в Венецию. Он хорошо помнил тот счастливый отпуск после выборов. «Во Флоренции мы кушали мороженое».
Его Анжела вела себя, как ребенок. Любила мороженое. «Гильберт поведал наиболее интересные моменты из истории Венеции, рассказал мне о дожах…» – писала она почерком школьницы. Он вспомнил, какой восторг испытывал от ее желание все изучать.
Она выглядела бы невежественной, если бы не ее обаяние. «А потом, – Гильберт продолжил чтение, – мы вернулись в Лондон. Я была так взволнована впечатлением, которое произвела на окружающих в своем свадебном платье!». Гильберт представил ее, сидящей рядом со старым сэром Эдвардом, представил, как она покоряет эту важную персону – его шефа. Он читал быстро, переживая сцену за сценой по отрывочным записям. «Ужинали в Палате Общин…». «На вечере в Лавгрове: «Сознаю ли я ответственность, как жена депутата, - спросила меня леди Л?»
По мере того, как проходили годы (он взял еще одну тетрадку с письменного стола) он все более и более погружался в свою работу, а она, конечно, все чаще и чаще оставалась одна… Для нее было большим огорчением отсутствие детей. «Как я хочу, – начиналась одна запись, – чтобы у Гильберта был сын!» Сам же он, как это ни странно, никогда сильно не сожалел об этом. Жизнь была такой наполненной, такой богатой событиями! В тот год он был назначен в Парламенте на должность. Пост был не очень высокий, но ее комментарий в дневнике гласил: « Я совершенно уверена сегодня, что он будет Премьер-министром». Да, если бы дела шли иначе, такое могло бы произойти. Тут Гильберт приостановил чтение, размышляя, что могло бы статься.
Политика – дело рискованное, он понимал это. Но игра еще не окончена. Не в пятьдесят!
Он пробежал глазами еще несколько страниц, полных маленьких пустяков, незначительных, счастливых ежедневных мелочей, составлявших ее жизнь. Взял еще одну тетрадку и раскрыл ее наугад. «Какая же я трусиха! Снова упускаю случай. Мне кажется, эгоистично беспокоить его моими собственными делишками. Он так много работает и
мы редко проводим вечера вместе…»
Что бы могла означать эта запись? А вот и объяснение – это относится к его работе в Восточном районе. «Наконец-то я набралась храбрости и поговорила с Гильбертом. Он был такой добрый, такой хороший. Не возражал». Гильберт помнил тот разговор. Она говорила, что чувствует себя совершенно бесполезной, что ей хочется иметь какую-нибудь свою работу. Он помнит как порозовело ее лицо, когда она, сидя в этом самом кресле, высказывала свое желание помогать другим. Он добродушно посмеялся тогда над ней. Разве ей недостаточно того, что она ухаживает за ним, за домом? Что ж, если такое времяпровождение ей необходимо, он, конечно, не возражает. Однако, где она видит себя? В какой организации или в каком Комитете? Только пусть даст обещание, что не заболеет.
Кажется, каждую среду она ходила в Белую церковь. Он, вспомнил, как ненавидел ее одеяние, которое она носила по этому случаю. Но она относилась к своим визитам очень серьезно. Дневник пестрел записями вроде таких: «Видела Мисс Джонс… У нее девять деток… Муж ее потерял при несчастном случае руку…Делаю все возможное в поисках работы для Лили».
Он пропускал страницы. Собственное его имя упоминалось не часто. Его интерес слабел. Некоторые отрывки не говорили ему ничего. Например: «У меня были свои возражения относительно социализма с Б. М.» Кто такой Б. М.? Инициалы расшифровать он не мог. Видимо, женщина, предположил он, с которой Анжела встретилась в одном из Комитетов.
« Б. М. резко говорил о правящих классах…Я возвращалась с митинга с Б. М. и пыталась разубедить его. Но он оказался твердолобым». То, что Б. М. мужчина – вне сомнения, один из тех «интеллектуалов», как они называют себя, энергичный, и, как выразилась Анжела, твердолобый… Она попросила его прийти и встретиться непременно. «Б.М. пришел к ужину. Они обменялись рукопожатиями с Мини!» Это замечание сделало еще один поворот в воображаемой им картине. Кажется, Б. М. равнодушен к горничным. – «обменялись рукопожатиями»! По-видимому, он из числа тех временных рабочих, что высказывают свою точку зрения в гостиных леди.
Гильберт знал этот тип людей, и ему явно не нравился этот негодяй, каким мог быть Б. М. Вот о нем упоминание снова. «Ходили с Б. М. к Лондонской цитадели…
Он говорил, что грядет революция… Высказывался, что мы живем в раю для глупцов».
Именно такой разговор должен был вести Б. М. – Гильберт как будто слышал его. Отчетливо представлял как он мог выглядеть: невысокий человечек с бородкой, в красном галстуке, одетый, как всегда они одеваются, в костюм из твида, человек из тех, что никогда в жизни не выполняют свою работу честно. Интересен ли он был Анжеле? «Б. М. рассказал мне очень неприятные вещи о…» Имя было старательно зачеркнуто. «Я сказала ему, что не хочу более слушать ничего оскорбительного о…» Снова имя было уничтожено. Не могло ли быть оно его собственным именем? Не потому ли Анжела так быстро закрывала страницу, когда он входил? Эта мысль усилила его растущую неприязнь к Б. М. Тот имел наглость обсуждать его, Гильберта, в этой самой комнате. Почему Анжела никогда не говорила о Б. М.? Скрывать что-то было ей не присуще. Она являла собой саму искренность.
Он перелистывал страницы, выискивая каждую запись, имевшую отношение к Б. М. «Б. М. поведал мне историю из своего детства. Его мамаша выдавала себя за… Когда я думаю о том, я не представляю себе жизни в такой роскоши… Три гинеи за одну шляпку!» Если бы она обсуждала подобную тему с ним, Гильбертом, вместо того, чтобы забивать свою бедную головку проблемами, слишком трудными для ее понимания?
Он посмотрел, что у нее за книги.. «Карл Маркс, грядущая революция». Инициалы Б. М., Б. М., Б. М. повторялись многократно. Но почему ни разу не фигурировало полное имя? Здесь было отступление от правил, нечто таинственное в использовании инициалов, что совсем не походило на Анжелу.
Называла ли она его открыто? Он продолжал читать. «Б. М. неожиданно пришел после обеда. К счастью, я была в доме одна». «К счастью». Почему к счастью? «Я была одна». Где был он в ту ночь? Он нашел в записной книжке дату. Вспомнил: званый ужин в Мансион Хаус! А Б. М. и Анжела провели вечер наедине. Он старался восстановить в памяти тот вечер. Ожидала ли она его возвращения? Все ли было в комнате, как обычно? Были ли на столе стаканы? Были ли сдвинуты плотнее стулья? Он ничего не мог вспомнить, совершенно ничего! Ничего, кроме своей речи за ужином в Мансион Хаус.
Ситуация, в целом, становилась для него все более и более не объяснимой. Его супруга одна принимала незнакомого мужчину. Возможно, в следующей тетрадке все разъяснится.
Поспешно схватил он последний из дневников. Последний, незаконченный ею по причине смерти. Здесь, на самой первой странице проклятый незнакомец появился вновь. «Обедали одни с Б. М… Он был очень возбужден. Стал говорить, что наступило время, когда мы уже понимаем друг друга… Я пыталась остановить его, но он не слушал. Он стал угрожать, если я не соглашусь,…» остальное было зачеркнуто. Вся страница была исписана словом «Египет, Египет, Египет» Из написанного ранее он не смог прочесть ни единого слова, но интерпретация зачеркнутого имела только один смысл: негодяй требовал от нее стать его любовницей. Одни в его доме! Гильберт Кландон ощутил резкий прилив крови к лицу. Он быстро пролистывал страницы. Каков же был ее ответ?
Инициалы исчезли. Сейчас читалось только «Он». «Он пришел опять. Я сказала ему, что не могу прийти к какому-либо решению…Умоляла оставить меня в покое».
Он принуждал ее прямо в их доме. Но, почему же она не рассказала об этом ему, Гильберту? Как могла она колебаться хоть на мгновение? Затем: «Я написала ему письмо». Дальше страницы оставались чистыми. Потом была запись: «Вот ответ на мое письмо». Затем еще несколько чистых страниц, а затем: «Он исполнил свою угрозу. После того…» Что наступило после того? Он переворачивал страницу за страницей. Все они были чистыми. Но вот в самый день до ее смерти следующая запись: «Хватит ли у меня мужества решиться на это?» Последняя запись. Гильберт Кландон выпустил из рук тетрадку. Он все отчетливо представил. Представил, как она стоит на тротуаре Пиккадилли. Глаза не мигают, кулаки сжаты. Машина приближается….
Такого вынести он уже не мог. Он должен знать правду. Он шагнул к телефону: «Мисс Миллер?» – Молчание. Потом он услышал чьи-то шаги в комнате. «Сюзи Миллер слушает», – наконец ответил ее голос.
– Кто такой, – загремел он, – этот Б. М.?
Он услышал слабое тиканье часов на ее каминной полке, затем долгий, глубокий вздох.
Наконец, она сказала: «Он был моим братом».
Так значит это – ее брат! Ее брат-самоубийца!
– Сэр, – услышал он вопрос Сюзи Миллер, – Вам нужно от меня какое-то объяснение?
– Не нужно! – закричал Гильберт Кландон. – Не нужно!
Ему досталось наследие. Жена рассказала ему правду. Она шагнула на мостовую, чтобы соединиться со своим любовником. Шагнула на мостовую, чтобы навсегда сбежать от НЕГО, Гильберта Кландона.